Шёлк

Телефон разрывался от звонков все утро, равно как и моя голова – от похмельной боли. Причем такой, словно мне в череп одновременно забивали несколько гвоздей, да еще и немного помогали дрелью. Кто и за что меня так наказывает, интересно? В первые несколько минут я даже не могла понять, где нахожусь, какие сейчас год, месяц и время суток. А ещё – почему я чувствую человеческое тепло рядом с собой, если с тобой мы не виделись больше двух недель (наверное). Глаза я открывать не хотела, опасаясь новой волны недовольства собственного мозга, и без того находившегося в шоке. А моя память забрасывала меня все дальше в прострацию. На ощупь все же пришлось дотянуться до надоедливого смартфона, чтобы для хотя бы небольшого шажка к успокоению сбросить этот чертов агрессивный звонок. Подействовало. В помещении воцарилась тишина. И только спустя несколько секунд, с тихим стоном у меня получилось приоткрыть глаза и сфокусировать несчастные зрачки на экране мобильника. Увиденное меня не прельстило – от тебя было двенадцать пропущенных, и это только за последний час. А время уже переваливало за обеденное и плавно приближалось к вечернему. Нужно будет тебе перезвонить. Единственное, что вызвало легкое облечение – это осознание того, что я нахожусь в своей спальне. Правда, совершенно обнаженной. И только теперь до моего тормознутого на данный момент сознания начало доходить, что я, вероятно, попала в нелепую неурядицу. Наконец я додумалась посмотреть в сторону своего правого плеча, на котором кто-то столь комфортно расположился. - Ебаный в рот, - прошептала я, вздрогнув и постаравшись не перейти на крик. Кто бы ни организовывал мне сюрприз на Старый Новый год, он более чем удался. Я вытащила руку, дотянулась до пачки сигарет на тумбочке и закурила задрожавшими пальцами, на пару секунд зажмурившись в надежде, что та, кого я увидела – всего лишь проекция похмельного сна. У меня в постели спала Алиса. Та самая рыжеволосая бестия, из-за которой меня еще с восемнадцати лет знали во всех полицейских участках Уфы, потому что мы постоянно попадали в неприятности. Которая смеялась так звонко, что от этого, казалось, могли потрескаться стекла. Которая играла мне Бетховена после пар в училище. С которой мы напивались и накуривались травкой на крышах высоток, пока ноги не откажут, а потом горланили песни Цоя и Нирваны. С которой нас кучу раз чуть не застукали с поличным ее родители, когда мы занимались сексом у нее дома. Которая по ночам приходила ко мне на работу на радио и, как маленький ребенок, выпрашивала разрешения посидеть за пультом. Которая после каждой нашей ссоры пополняла свою коллекцию любовниц и любовников, за счет чего успела перетрахаться с половиной Башкирии. В которую я была по уши влюблена, но ее же при этом до дрожи ненавидела и готова была бесконечно крыть многоэтажными ругательствами. Как бы то ни было, мы с ней были вместе почти до самого моего переезда в Москву. Воспоминания о юности торкнули сильнее, чем головная боль. Нехуевый подарочек спустя пятнадцать лет. Вот только вспомнить бы вчерашний вечер. Хотя, преувеличивать глупо – большая часть вечеринки мне запомнилась во всех подробностях. Это была обычная афтепати после выступления. Мы уютной компанией собрались в гостях у одного из наших звукорежиссеров, и все шло прекрасно: мы выпивали и спокойно общались (о работе и не только). Но в определенный момент ребятам захотелось раскуриться, и они решили пригласить знакомого, который может привезти качественную травку. Тот ответил, что приедет с подругой из Питера, которая прилетела в гости на несколько дней. Мы дали добро, забыв спросить, что именно за подруга – это и стало роковым обстоятельством. К слову, курить я отказалась. «Ну что, Рамазанова, тряхнем стариной?» - поприветствовал меня звонкий голос, приобретший спустя годы лёгкую хрипотцу. «Игнатьева, я рада тебя видеть, но иди в задницу» - отвечаю насмешливо, но внутри содрогаюсь от воспоминаний. Разговаривали мы очень много. Про истории из прошлого, про то, как у обеих сложилась жизнь. Но и не меньше она меня провоцировала – так мы и переспали. Головная боль мешала мне понять, жалею ли я об этом. Хотя, скорее всего, я жалела. Ведь у меня есть ты. С каждой секундой мне все больше становилось стыдно тебе звонить, ибо врать я никогда не умела, а правда причинит тебе боль, даже если ты поверишь, что Алису я уже точно не люблю. Дерьмовая ситуация. Я докурила сигарету, затушила бычок в пепельницу и с тяжелым вздохом опустилась обратно на подушку. В этот момент Алиса заворочалась и открыла глаза. - Если бы сушняк был человеком, я бы дала ему с ноги по морде, - слегка охрипшим голосом пробормотала она, протерев глаза и взглянув на меня. - И тебе доброе утро, - не менее угрюмо ответила я. - Дашь сигарету? – потянувшись, спросила Алиса. - У тебя в сумочке оставались, сама вчера говорила. - А ты не слишком гостеприимна, я смотрю. Хоть бы водички принесла, - она демонстративно нахмурилась и надула губы. - Игнатьева, отвали. Мне тоже хреново. И мы не по моей инициативе здесь оказались, если помнишь. - Так я тебя не принуждала. Если бы ты реально не хотела – отказалась бы. Дай угадаю, у тебя кто-то есть, да? – теперь она игриво прищурила глаза и улыбнулась. Она напоминала любопытную мамашу, которая безуспешно пытается выспросить про личную жизнь у своей дочери-подростка. Странно, что у нее сейчас вообще хватает энергии так себя вести. - Да. Поэтому тебе здесь лучше не задерживаться. - Зачем так сурово? – Алиса усмехнулась. Её заигрывания бесили меня даже больше, чем моё состояние. - Затем, что я не хочу из-за тебя рушить отношения. А если хочешь пить – налей себе воды на кухне. - Ладно, сейчас вернусь, - она вздохнула, встала с кровати и, обмотавшись пододеяльником, направилась на кухню. «Да можешь не возвращаться» - подумалось мне, и я снова закурила. Впрочем, не стану отрицать, что определенную теплоту к Алисе я испытывала. Если бы не она, моя юность не была бы столь яркой. И, какой бы она не была ебанутой оторвой, холодной рассудительности и наблюдательности в ней было не меньше. Но важно осознавать, что с тех пор утекло много воды, и прошлое должно оставаться там, где ему место. Сейчас меня больше волновала ты. Я надеялась, что ты звонила так много раз, только потому что я не была в состоянии отвечать, а не из-за того, что с тобой случилось что-то непоправимое. Через несколько минут раздался звонок в дверь. И вот теперь я забыла о своем отвратительном самочувствии, потому что, учитывая обороты, которые так резко приняла ситуация, сейчас будет еще хуже, только не физически (и, вероятно, не мне). Я быстро встала с постели, надела на себя трусы и футболку и поспешила в прихожую. Когда я посмотрела в дверной глазок, мои опасения подтвердились: за дверью стояла ты, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. - Ты кого-то ждала? – послышался удивленный голос Игнатьевой, которая была уже на пути обратно в спальню. - Замолчи, пожалуйста, и вернись в комнату, - пролепетала я. - Слушаюсь, босс, - произнесла Алиса с ироничной усмешкой и проскользнула к месту нашего пробуждения. Я, щёлкнув замком, открыла дверь. Меня слегка обдало жаром от волнения. С одной стороны, сложно было описать, как мне было приятно тебя видеть, а с другой – было очевидно, что то, что увидишь ты, может рассорить нас раз и навсегда. - Земфир, ну наконец-то, - ты с улыбкой бросилась мне на шею и пылко поцеловала меня. – Извини, что так врываюсь, просто ты со вчерашнего вечера на звонки не отвечаешь. Я боялась, что что-то случилось. - Слушай, да, прости. Я не выгоняю, но сейчас совсем неудачный момент для общения. Давай мы встретимся позже, и я тебе все расскажу. Хорошо? – я сама не замечала, как быстро говорю, и как пристыженно смотрю на тебя исподлобья. Я чувствовала себя провинившейся пятиклассницей. Жаль только, что провинилась я отнюдь не на уровне десятилетнего ребенка. - Что произошло? – твои глаза моментально стали встревоженными. - Ничего. Давай потом, ладно? – странно было слышать собственную интонацию – мне самой было не очень понятно, пыталась ли я оправдаться, или же это выглядело так, словно я агрессивно тебя спроваживаю. Но ты посмотрела в сторону спальни. Из прихожей очень красноречиво виднелся край кровати, на котором сидела Алиса, обернутая в пододеяльник, и пила минералку из бутылки. Заметив твой взгляд, она улыбнулась и снисходительно произнесла: - Деточка, не вини её. При встрече старых друзей такое бывает. Это не измена, - в этот момент мне захотелось её придушить за то, что не умеет держать язык за зубами, когда это требуется. - Надо же. Тогда не буду мешать, - твой тон стал стальным и нарочито равнодушным (в такой манере я слышала тебя впервые), и ты уже собиралась развернуться и начать спускаться, но я взяла тебя за руку. - Дай мне самой тебе все объяснить. - Набери, когда закончишь ностальгировать, - ты высвободила руку и толкнула дверь в мою сторону. Прежде чем она захлопнулась, я успела увидеть, как ты быстрым шагом направилась вниз по лестнице. Могу поклясться, что никогда не чувствовала себя такой мразью, как в тот момент. Меня заклинило на несколько секунд. Я просто, не шевелясь, стояла на пороге и пялилась в дверь, переваривая произошедшее. Мой ступор прервала Алиса: - Так тебя на молоденьких потянуло? Она красивая. - Иди нахуй, - прикрикнула я, вернувшись в комнату и выхватив из рук Игнатьевой бутылку с водой. От нескольких глотков минералки мне стало чуть лучше, и я снова прилегла в постель. Мысли и эмоции путались – возможно, только это позволяло мне сохранять внешнюю адекватность и не запустить в мою нынешнюю непроизвольную «гостью» какую-нибудь тяжелую вазу. Было безумно тяжело. Ощущение непоправимой потери подкрадывалось слишком скользко и противно. - Ой, да ладно тебе. По-любому она сегодня пойдет напиться с горя, перепихнется с кем-нибудь тебе в отместку, а потом простит, и вы помиритесь. Вспомни нас в юности. - Не сравнивай её с собой. - Если она блондиночка с лицом Бемби, то это не делает её ангелом во плоти. Она бы тогда не стала спать со взрослой и знаменитой женщиной вроде тебя. Или ты реально думаешь, что она с тобой от искренних чувств? - Ты, блять, понятия не имеешь, о чем говоришь. - Ну, вот сколько ей лет? - Через пару месяцев будет двадцать. - О, ты отиралась возле филфака, чтобы с ней познакомиться? – Алиса залилась смехом. - Игнатьева, ты нихуя не меняешься: как была конченой стервой, так и осталась. - Может быть. А вот с каких пор ты такая зануда, страдающая подростковой наивностью, мне вообще непонятно. - Людям свойственно взрослеть и учиться думать о чувствах других. Хотя да, тебе с твоим эгоцентризмом это никогда не было знакомо. Я начинаю припоминать, почему мы с тобой расстались. - «Думать о чувствах других» - она насмешливо меня передразнила. – Если бы ты реально думала о её чувствах, то не стала бы с ней связываться. Она слишком юная и не вывезет твой характер, ты сама прекрасно это знаешь. Вот здесь Игнатьева полоснула по больному, потому что была права. Я с самого начала боялась сближаться с тобой и предупреждала тебя тысячу раз. И вот теперь ты напоролась на собственное согласие остаться рядом. Но о твоей вине здесь не может быть и речи. А привилегия Алисы в данном случае была лишь в том, что она слишком хорошо меня знала даже тогда, когда я сама этим знанием не обладала, правда, это все осталось в закромах девяностых. - Ты можешь собраться и уйти? – я бросила на нее взгляд, который, как мне показалось, смог бы продемонстрировать все мое раздражение. - Может, хоть похмелимся? - видимо, не вышло. Интонация у нее была такая, будто я ничего не сказала до этого. – Я видела у тебя пиво в холодильнике, когда доставала минералку. - Алис, перестань. Не делай вид, что сейчас нихуя не случилось. - Пока ты страдаешь с бодуна, ты её не вернешь. Приди хотя бы в нормальное состояние, а потом будешь думать, как помириться. Я же зла тебе не желаю. - Да, и поэтому ты подлила масла в огонь. - Конечно, а к тебе в постель я попала насильственным образом. Если уж говоришь про взросление, то отвечай за то, что делаешь, - она снова хлебнула воды, а затем ушла обратно на кухню. Я последовала за Алисой. Спорить было бесполезно. Злилась я, очевидно, не на Игнатьеву, а на правдивость её слов. И на себя, разумеется, потому что из-за собственного безрассудства я рисковала потерять (если уже не потеряла) единственного человека, у которого был шанс всколыхнуть во мне хоть какие-то светлые чувства впервые за долгое время (и ты этим шансом прекрасно воспользовалась). Я полная дура, что уж здесь говорить. Оставалось лишь надеяться, что ты не попадешь в неприятности, пока меня нет рядом. На эмоциях всегда можно натворить кучу глупостей, об этом я знаю, как никто другой. Единственное, чему я была рада (как ни странно), так это тому, что похмелье высасывало из меня силы – иначе я бы уже разрыдалась или разбила что-нибудь. Но раскисать, отдаваясь излишней сентиментальности, мне в данный момент совершенно не хотелось (при Алисе, во всяком случае). - Расскажи, кто она такая, - с легкой требовательностью произнесла Игнатьева, сев за стол и закурив долгожданную сигарету. - А какая тебе разница? – я достала пивные кружки, разлила светлое пиво и тоже присела на стул. - Ну, у вас явно непростая история, иначе ты бы так не переживала из-за смазливой малолетки. - Не называй её так. - Ну вот, видишь? Опять, - Алиса усмехнулась и сделала глоток из бокала. - Ладно, хрен с тобой. Мы и правда сошлись очень странным образом, - я вздохнула и глотнула пива. Организм от этого словно расцвёл – все же идея похмелиться была толковой. - Мне кажется, с тобой по-другому и не бывает. Давай рассказывай. - Это будет долго. - Я никуда не тороплюсь. - Я заметила, - я кинула на Игнатьеву укоризненный взгляд, на что она лишь закатила глаза в ответ. – Не вздумай ничего растрепать журналистам. - Рамазанова, иди в задницу. Я адекватнее, чем ты думаешь. - Когда ты впервые сказала то же самое, мы ночевали в участке. - Не начинай. Нам было по восемнадцать. Я непроизвольно вспомнила ту историю и рассмеялась. Алиса тоже прыснула от хохота. В тот вечер мы напились домашним вином, которое делал её папа. Пойло было сладкое, как компот, но давало по голове с первого стакана. Разумеется, бутылку Игнатьева выкрала, и нам потом обеим влетело за это. И все было бы очень безобидно, если бы это был единственный наш проступок. Мы пили на гаражах в центре города и, когда алкоголь закончился, а эффект опьянения в полной мере заявил о себе, Алисе в голову пришла ебанутая идея: она предложила вынести каких-нибудь мелочей из музыкального магазина неподалеку. Когда я наотрез отказалась, покрутив пальцем у виска, Игнатьева стала меня уверять, что все под контролем. Я зачем-то согласилась. Благо, мы не успели взять ничего, кроме нескольких медиаторов. Нас поймали прямо на выходе, а через десять минут приехала милиция. И после фразы участкового «Ну что, будем оформляться, девочки» мы до утра просидели в обезьяннике, пока не удалось дозвониться до родителей. Пиздюлей мы обе отхватили знатных. И нас чудом не отчислили из училища. - У меня тогда отец повесил замок на шкафчик с алкоголем, - усмехаясь, вспомнила Игнатьева. - А меня брат называл уголовницей, - ответила я с улыбкой. - Твоя блондиночка, наверное, тоже творит подобную хрень? - Нет, ей намного сложнее, чем нам. - Родители держат на привязи? - Почти. Там отчим – большая шишка. Её чуть насильно не выдали замуж за одного мажора. Благодаря этому мы и познакомились. - Тебя наняли петь на свадьбе? – произнося этот вопрос, Алиса чуть не поперхнулась пивом. Её реакцию можно было понять. - К счастью, нет. Она оттуда сбежала, а перед этим прямо у алтаря призналась всем, что она лесбиянка. Отчим её выгнал из дома за это. Тем же вечером я её обнаружила у себя во дворе с бутылкой водки. Она сидела на тротуаре и рыдала. Мне её стало жалко, я подошла и спросила, нужна ли помощь. Она попросила зарядник одолжить. И уже здесь она мне все рассказала. Я обалдела, когда услышала всю историю. - И ты, что, решила её приютить, как бездомного котенка? – лицо Алисы недоверчиво скривилось. - Нет, она потом к подруге уехала, но общаться мы не перестали. Сейчас она снимает квартиру и работает. Она в принципе умная и самостоятельная не по годам. - А это не про нее случайно в новостях писали пару месяцев назад? Я просто натыкалась на что-то подобное в интернете. - Да, про нее. - Офигеть. Она, получается, с отцом помирилась в итоге? - Они сделали вид, что помирились, чтобы замять скандал в СМИ. Она даже смогла денег с него срубить. Но ей тяжко пришлось. Там отчим реально ебанутый. - Блин, если честно, я уже готова была в тебе разочароваться, когда её увидела. Но, если верить всей этой истории, у тебя хороший вкус. А в сексе она как? - Игнатьева, а не дохуя ли ты любопытная? – меня слегка разозлил её вопрос, но при воспоминании о том, как мы с тобой проводили время, у меня непроизвольно вырвалась улыбка. - Ясно, - Алиса иронично прищурилась. – А теперь звони ей и извиняйся. - Мне кажется, она не ответит, - осознание того, что случилось утром, болезненно свалилось на голову. Я сделала несколько больших глотков пива и вздохнула. - Не попробуешь, не узнаешь. А если вообще не позвонишь, она будет думать, что тебе наплевать. - Она знает, что это не так, как бы я себя ни вела. - И поэтому она тебя не выслушала и убежала. - Ладно, ты права. Я взяла телефон и дрожащими (то ли от похмелья, то ли от волнения) руками набрала твой номер. После пары длинных гудков послышалась череда коротких. Ты сбросила. Я позвонила ещё раз, но всё повторилось. После этого мне стало ещё более мерзко от самой себя. И отношение к Алисе в данный момент было двойственное – с одной стороны, она виновник этой ситуации не меньше, чем я, а с другой – я была ей благодарна за понимание. После нашего разговора даже возникло ощущение, что пятнадцати лет разлуки не существовало, лишь отношения сменились на преимущественно дружеские. Да и она была первым человеком, которому я смогла рассказать историю знакомства с тобой, пусть даже скомкано. Но я все еще пребывала в шоке от собственного поступка. Раньше мне и в голову не приходило, что я могу тебе изменить. Впрочем, не знаю, в полной ли мере это измена. Возможно, Игнатьева была права, и к мимолетному порыву не нужно относиться так серьезно. Как бы то ни было, это не отменяет того, что тебе больно. И больно из-за меня. Любые извинения померкнут на таком неприятном фоне. С Алисой мы общались почти до десяти вечера. Я успела в подробностях рассказать ей о том, как у нас с тобой развивались отношения, и из каких историй мы друг друга вытаскивали. Она в ответ с десяток раз мне декларировала то, как мне с тобой повезло, и что мне ни в коем случае нельзя тебя упустить, иначе я «заебу саму себя своим депрессняком». Параллельно с этим она тоже делилась со мной историями о своих многочисленных романах, некоторые из которых были вполне захватывающими (иначе это была бы не Игнатьева). И также я по-прежнему безуспешно пыталась до тебя дозвониться, и мой уставший за сегодня слух каждый раз напарывался на отстраненные гудки. И с каждым разом я волновалась за тебя все больше. Конечно, игнорировать меня ты могла от обиды, но ведь дело могло быть не только в этом – не исключено, что с тобой что-то случилось, и ты не можешь выйти на связь. - Хочешь, помогу? – спросила Алиса после моего очередного насилия над несчастным смартфоном. - Каким образом? – я недоверчиво посмотрела на неё и закурила. - Мы можем узнать, где она находится. У меня есть приятель из ФСБ, могу с ним связаться, если нужно. - Мне кажется, это совсем чересчур. Я хочу помириться, а не выслеживать. И вообще, откуда ты знаешь людей из спецслужб? - Ну, скажем так: ты же помнишь, с кем я вчера к вам приехала? Мы с ним занимаемся одним и тем же бизнесом. Только я толкаю товар покрепче и в более крупных масштабах. Так что, если бы у меня не было надежной крыши, меня бы уже давно посадили лет на двадцать. Я, кстати, поэтому и живу в Питере. Там очень наваристое место. - Блять, Игнатьева, - мне стало трагично-смешно. – Я бы сказала, что я удивлена, но это будет неправда. Не было профессий легальнее? - Не у всех так хорошо складывается музыкальная карьера, как у тебя. Вот мне и пришлось найти другой способ хорошо зарабатывать. - Не жалеешь об этом? - Было бы, о чем. Это же легкие деньги. И в органах меня не трогают. Среди них даже есть мои покупатели, - я действительно не знала, как реагировать. То, что Алиса этим занимается, ни капельки не удивляло, учитывая её безбашенность. Но криминала я чаще всего побаивалась, особенно с такими серьезными оборотами. А ещё я противник тяжелых наркотиков. - У меня слов нет. Ты хоть сама ни на чем не сидишь? - Юзать собственный товар было бы непрофессионально. Так что просто балуюсь травкой иногда. - А с музыкой у тебя как? - Иногда играю и пишу что-нибудь в свободное время. Но это только для себя. Разговор ненадолго зашел в тупик, поэтому следующие минут десять мы просто курили, запивая сигаретные затяжки остатками пива. Неловким молчанием эту паузу назвать было нельзя, потому что это просто был момент сосредоточения на собственных мыслях. Алиса засмотрелась в окно, а я все еще сверлила взглядом телефон. Когда он зазвонил, а на дисплее засветилось твое имя, я сначала подумала, что это пьяная галлюцинация. Игнатьева моментально это заметила: - Не тупи. Бери трубку. И я взяла. Но услышала не тебя, а гнусавый и низкий мужской голос. Меня настолько переполнили переживания, что запомнились лишь самые информативные обрывки: «Ваш номер был единственным, доступным для быстрого набора… Ваша подруга попала в ДТП, она сейчас в реанимации… Нет, посещать её нельзя, вы не родственник» Алиса уехала к себе в отель. Я сразу же собралась и вызвала такси в больницу. Главное, о чем я успела подумать перед отъездом, - это то, что, возможно, своевременное обращение в ФСБ помогло бы предотвратить этот пиздец. Чувство вины кольнуло меня с новой силой.