heart of gold

Как оказалось, Хёнджин не ошибся насчет тайны, которой являлся Феликс. После обеда разговаривать с Ли стало намного труднее. Было очевидно, что он испугался. Встречи в коридоре превратились в Феликса, исчезающего за углами, красные волосы — в мелькающее пятно. Наушники теперь стали неотъемлемой частью его аутфита. Хёнджину удалось поговорить с ним несколько раз, но общение уже не было прежним. Стены Феликса вновь стали выше, чем когда-либо, эмоции были надёжно скрыты за ними, так отличаясь от той экспрессии, которую Хёнджин видел в Феликсе, когда весь его мир был сосредоточен на нём. Казалось, с тех пор прошло так много времени. Так давно Хёнджин и Феликс не встречались взглядами за обеденным столом. Так давно каждый голос, каждое лицо и каждый человек не теряли значение. Так давно Хёнджин не был к Феликсу ближе, чем кто-либо. Всё это делало Феликса ещё более загадочным. Хёнджин знал, что ему есть что скрывать; он знал, что Феликс явно боролся с эмоциями, знал, что Ли не любил связывать себя обязательствами, но тайну стало намного труднее узнать, когда страх Феликса захватил его полностью. Стены теперь были баррикадами, и у Хёнджина не было достаточно высоких лестниц, чтобы подняться вновь. Небесно-голубое исчезло и сменилось только тёмной одеждой Феликса, смертельным блеском в его глазах и постоянным хмурым выражением лица, которое, как знал Хёнджин, не принадлежало ему, но Ли настаивал на его сохранении. Это начинало влиять на Хёнджина больше, чем следовало, и он знал, что заставляет людей волноваться. Он никогда не думал, что это зайдет настолько далеко, что он будет загнан в угол Чаном случайным утром во вторник. — Хёнджинни, — полусонный Хван собирал свои учебники, когда мягкий голос скользнул через дверь. Хёнджин поднял глаза и увидел Чана, оперевшегося о дверной косяк, с растрёпанными волосами и опухшим после сна лицом. — О, привет, хён, — сказал Хёнджин, подвинувшись на кровати, чтобы Чан сел рядом с ним. — Ты рано встал. И правда. Обычно Чан спал в школьные дни, вставая так поздно, что мог проспать весь день. Хёнджин редко сталкивался с ним по утрам в будни. — Знаю, — мягко улыбнулся Чан, взъерошив большой рукой волосы Хёнджина, когда устроился рядом с ним на кровати. — Я уже приготовил тебе ланч. — Что? Ты не должен этого делать! — Хёнджин вскочил с кровати. — Я всегда сам готовлю себе, возвращайся спать! — Все в порядке, малыш, — Чан быстро обхватил рукой запястье Хёнджина, усаживая того обратно на кровать. — Я хотел поговорить с тобой сегодня утром и не хотел, чтобы ты ушел без обеда. Хёнджин сглотнул и кивнул, устраиваясь на кровати и пытаясь мысленно подготовиться к разговору, который, как он знал, должен был состояться. — Ох, ладно. В чём дело? Чан глянул на Хёнджина так, будто это было очевидно, будто он был уверен, что Хван точно знает, о чем они говорят. — Да ладно, Хёнджин, ты же знаешь, что я не настолько глуп. Это насчёт того парня. Ты так рассеян в последнее время. Я боюсь, что он тебя расстроил. — Что? Нет! — младший повысил голос прежде, чем смог остановить себя. Грудь будто сжали в тисках, дыхание остановилось. Они едва начали разговаривать, а он уже кричал. Он ненавидел себя за то, что так легко заводился, ненавидел за то, что иногда был настолько чувствителен, что это вводило его в панику. К счастью, Чан был в курсе этого. Он знал Хёнджина лучше него самого, поэтому точно понимал, что делать. — Эй, всё в порядке, успокойся, — сказал он тихим и успокаивающим голосом, осторожно притягивая Хвана к себе и обнимая сильными руками за плечи. — Прости, если я неправ. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, малыш. — Я знаю. Извини, — Хёнджин заставил себя сделать глубокий вдох, вдыхая успокаивающий аромат Чана, пока уговаривал себя успокоиться. — Обещаю, Феликс не делает ничего плохого, мы даже почти не разговариваем больше. Хван слышал сокрушение в собственном голосе. Чувствовал, как жалостливый взгляд Чана сверлит его голову. — Это то, что тебя расстраивает, малыш? У вас что, ничего не вышло? — Нет… Это… Это не так, — сказал Хёнджин, заикаясь, поскольку изо всех сил пытался придумать, что ответить. — Это на самом деле трудно объяснить. Феликс… Он… Он действительно замкнут. И обычно я бы понял намёк и оставил его в покое, но сейчас не могу сделать этого. В нём есть что-то. Мне потребовалась целая вечность, чтобы заставить его хоть немного открыться, а теперь он так напуган, что избегает меня. Я очень беспокоюсь за него. Хёнджин буквально слышал, как Чан думает над этим. Он знал, что Чан хотел сделать классическую родительскую вещь и сказать Хёнджину, что он, вероятно, просто драматизирует, но и Чан, и Хёнджин знали, что это не так. Процесс принятия Хёнджина многому научил Чана; он научил его замечать, когда дети не в порядке, и дал понять, что Хёнджин был слишком хорошо обучен тому, как распознать человека, нуждающегося в помощи. Если Хёнджин увидел что-то в Феликсе, то он, вероятно, был прав, и Чан знал, что было бы глупо игнорировать это. — Что именно ты хочешь сказать, Хёнджин? — наконец спросил Чан, отпуская Хвана, чтобы они могли смотреть друг другу в лицо, но всё еще крепко сжимая его ладони. — Как ты думаешь, что всё-таки происходит с Феликсом? — Не знаю, в этом-то и проблема, — сказал Хёнджин. — Когда я был ребенком в окружении других детей, мне было намного легче читать людей, но Феликс старше. Он так хорошо скрывается, что я не могу этого объяснить и порой даже сомневаюсь в себе. — Значит, у него есть опыт скрываться? — спросил Чан, его брови нахмурились, когда он обдумывал слова Хёнджина и то, что именно они могли означать. — Очень большой опыт, хён, — сказал Хёнджин так уверенно, что Чан не мог не поверить ему. — Он знает, что не стоит связывать себя обязательствами, вступать в какие-либо группы или клубы и сближаться с людьми. Однажды за обедом он был так похож на обычного ребёнка, что на следующий день начал избегать меня, осознав, что совершил ошибку. Он знает, что делает, и поэтому я не могу понять, что с ним происходит. Лицо Чана тревожно вытянулось, а его большой палец неосознанно выводил круги на руке Хёнджина. — Хорошо, вот что мы собираемся сделать, — Хёнджин навострил уши, готовый слушать. — Я знаю, что это будет трудно, но я не хочу торопиться. Как ты думаешь, есть ли какой-нибудь способ пригласить его сюда? Я кое-что знаю о признаках опасности, мы сможем взглянуть вместе. Хёнджин прикусил губу. — Я правда не знаю, хён. В последнее время Феликс очень отдалился, и он, вероятно, знает лучше, стоит ли подпускать людей таким образом. — Скажи, что это для школьной работы или что-то в этом роде, — сказал Чан. — Даже если это всего на пять минут, посмотри, сможешь ли ты привести его сюда. Или, если получится, попробуй напроситься к нему домой. Хотя, если проблема именно в этом, можешь отбросить это. — Я сделаю всё, что в моих силах, — выдохнул Хёнджин. Его глаза опустились на несколько секунд, прежде чем он вновь обратил взгляд к Чану. — Спасибо тебе большое, хён, ты даже не представляешь, что это значит для меня. — Не нужно благодарить меня за это, малыш, — улыбнулся Чан, притягивая Хёнджина в объятия. — Ты такой хороший человек, присматриваешь за ним. Как и ты, я всегда буду здесь, чтобы помочь тебе. — Люблю тебя, хён, — приглушённо произнес Хёнджин, уткнувшись носом в грудь Чана. — Я тоже тебя люблю, — Чан прижался губами к голове Хёнджина, задержавшись на мгновение, прежде чем осторожно отстраниться, позволяя младшему закончить сбор вещей. — А теперь иди и возьми свой обед, я отнесу твою сумку вниз. — Хорошо, спасибо, — сказал Хёнджин, после чего покинул комнату, спускаясь вниз, чтобы взять свой ланч с кухонного стола. — Пока, хён, — протянул Хван, забирая свою сумку у Чана и уходя, помахав рукой. Дядя наблюдал за ним с нежной улыбкой на лице, когда тот выходил за дверь.

***

В течение всего учебного дня Хёнджин думал о том, как он мог бы заставить Феликса встретиться с Чаном. Он был уверен, что нашел ответы. Чан был ответственным взрослым человеком с опытом, который приобрёл благодаря социальным работникам и при усыновлении ребенка, и достаточным количеством доброты, которой ему хватило бы на всю жизнь. Если кто и мог достучаться до Феликса, так это он. Но это означало, что он должен был каким-то образом встретиться с Феликсом, и Хёнджин не знал, как устроить это. Феликс был достаточно хитер, чтобы постоянно увиливать от Хвана, и это только всё усложняло, не говоря уже о том, чтобы уговорить Ли прийти в дом Хёнджина. Но Хван был полон решимости, поэтому, к большому огорчению Сынмина, большую часть своих занятий провёл, вертя в руках карандаш и придумывая идеи. Они варьировались от заманивания Феликса австралийским происхождением Чана до простого похищения. Он не решился ни на то, ни на другое. Итак, можно с уверенностью сказать, что Хёнджин завершил тот день с огромной кучей ничего. Ему даже не удалось поговорить с Феликсом, не говоря уже о похищении, и всё это тяготило его. — Ты уверен, что с тобой всё в порядке? — спросил Сынмин в пятый раз, когда они с Хёнджином к вечеру начали выходить из школы. — Ты не ходишь в танцевальную студию в нерабочие дни, если не испытываешь стресса. — В том-то и дело, Минни, — вздохнул Хёнджин, игнорируя обеспокоенный взгляд, которым, как он чувствовал, его сверлили сбоку. — Я хожу туда, чтобы избавиться от стресса, и сегодня мне это нужно. — Ты можешь поговорить об этом со мной, если хочешь, — не колеблясь, предложил Сынмин, широко раскрыв глаза, что говорило о том, что он действительно хочет помочь. Хёнджин снова вздохнул, потянув за руку Сынмина и остановив его за поворотом одного из коридоров. — Я ценю это, Мин, очень ценю, — сказал Хёнджин, сжимая руку друга, пока тот просто смотрел на него теми же щенячьими глазами. — Но я говорил с Чан-хёном сегодня утром, я действительно просто хочу потанцевать сейчас. Ты сделал всё, что мог, правда. — Я… Раз ты действительно уверен, — Сынмин прикусил губу, его глаза изучали каждый дюйм лица Хёнджина, прежде чем он сдался. — Ты точно в порядке? Хотя… Ты можешь сказать мне, если нет. Я могу сказать остальным, чтобы они не говорили о Феликсе, если это то, что тебе ну- — Минни, — прервал Хёнджин, честно говоря, с трудом удерживаясь от воркования, когда Сынмин внезапно вздрогнул, чтобы взглянуть на друга после осознания того, что бредит. — Я правда в порядке, даю слово. Тебе не нужно ничего делать, я просто рад, что ты здесь. — Я тоже рад, что ты со мной, Хёнджинни, — сказал Сынмин, притягивая Хёнджина в объятия прежде, чем тот отстранится. — Ты напишешь мне позже, да? Когда вернёшься из студии. — Конечно, — сказал Хёнджин, прежде чем легонько толкнуть Кима в плечо. — А теперь иди домой! Отдохни немного! Дай своему большому мозгу перерыв. — Прошу прощения, мистер, — парировал Сынмин, с важным видом удаляясь по коридору, в то время как Хёнджин смеялся, следуя за ним. — Мой большой мозг не нуждается в перерыве, в отличие от твоих двух извилин. С этими словами он ткнул Хёнджина в голову, Хван завопил, толкнув в ответ, но Ким смог увернуться. Хихикая, он выбежал из школы и ушёл в противоположном направлении от танцевальной студии, одаривая Хёнджина озорной улыбкой через плечо. — Увидимся позже, неудачник, — крикнул он. — Не танцуй слишком усердно! — Не читай так много, у тебя уже глаза вываливаются! — крикнул в ответ Хёнджин, и Сынмин так драматично закатил глаза, что Хван мог видеть всё это даже на расстоянии. Он должен был признать, что это вызвало улыбку на его лице и достаточно энергии, чтобы продержаться то время, в течение которого он будет добираться до студии. Хван со вздохом подошёл к двери, решив отвлечься от мыслей о Феликсе и готовясь на несколько часов погрузиться в музыку. К сожалению, было невероятно сложно отвлечься от всех мыслей о Феликсе, когда Феликс, к большому удивлению Хёнджина, был прямо перед ним в этот самый момент. Хёнджин последовал за звуками музыки, раздающейся по всей студии, и они привели его в одно из боковых помещений, где звучала песня, а свет каскадом падал на стоящего посреди комнаты Феликса, который сейчас казался таким потрясающим. Хёнджин судорожно вздохнул. Феликс танцевал под жёсткую и быструю песню, его движения были резкими и сильными, так что волосы взлетали, а лицо буквально рычало. Его руки и ноги двигались с такой точностью, что Хёнджин пребывал в изумлении. Ли потянулся вверх на пике песни и опустился вниз с более медленными нотами; его тело оживляло всю песню, когда он танцевал в такт и двигался в ритме, придавая значение каждой эмоции, кружащейся по комнате. Феликс двигался как по волшебству. Хёнджин не мог не замереть в дверном проеме, его рот был открыт, а глаза блестели, пока неотрывно следили за каждым крошечным движением Феликса. Хван не смог бы отвести взгляд, даже если бы захотел. Песня была брутальной и яростной, и всё же Хёнджин был впечатлён. Феликс танцевал под неё так, что весь мир вокруг него исчезал. Точно так же, как тогда, когда парни встретились глазами за обеденным столом. С тех пор Хёнджин усердно старался воспроизвести это чувство. Он пытался раствориться в мире, чтобы оказаться в прекрасном месте, в глазах Феликса, но не мог. Он пытался объяснить это Чану, в надежде, что его дядя сможет использовать это в песне, но Чан только понимающе улыбнулся и сказал Хёнджину, что у него уже есть много таких песен. Песен, которые он написал о своей собственной любви. И если для Хёнджина это не расставило всё на свои места, он не знал, что будет. Поэтому он, не в силах думать о последствиях, застыл в дверном проеме, наблюдая за Феликсом и ни за чем другим. Весь его мир стал ничем, кроме парня с красными волосами и вечной грацией. С угасанием тихих нот и великолепно выполненным медленным спуском на пол, песня закончилась, и Феликс прекратил свою рутину; единственным, что продолжало движения, была тяжело вздымающаяся грудь. Тогда Хёнджин внезапно осознал, что он творит. Он быстро попытался выскользнуть за дверь, но его сердце почти остановилась в тот момент, когда голова Феликса резко поднялась, и они встретились глазами в зеркале; тревожность билась в груди Хёнджина, но не так сильно, чтобы заставить его бежать, когда ледяной взгляд Феликса врезался в него. Пролетело несколько мгновений, только звук дыхания парней наполнял комнату. Казалось, прошли часы, прежде чем Феликс, наконец, пошевелился, отвернувшись от Хёнджина, чтобы потереть руками лицо, после чего снова повернулся к нему и посмотрел на него по-настоящему, а не через зеркало. Феликс был одет в свободную чёрную футболку и мешковатые серые спортивные штаны с красным граффити по бокам. Обувь оказалась лёгкими чёрными кроссовками, а ногти стали ярко-розовыми. Его непослушная чёлка была заколота тремя длинными блестящими серебряными заколками с бабочками на концах. Заколки на самом деле не должны были соответствовать остальной одежде Феликса, но у Ли как-то вышло осуществить это. На лице не было косметики, кожа сверкала от пота вместо блёсток, а двойные веки моргали без подводки. Его веснушки были видны, по-особому красиво сияя, когда отражались в зеркале — всё еще одна из самых очаровательных особенностей Феликса, несмотря на все смелые решения и красочные элементы, которые он использовал для своих аутфитов. Прошло много времени, прежде чем они заговорили. Хёнджин тоже чувствовал на себе взгляд Феликса, пробегающий по его растрепанным волосам, чёрной майке и светло-голубым тренировочным штанам, в которые Хёнджин переоделся в конце учебного дня. Пристальный взгляд Феликса, казалось, дрогнул на тренировочных штанах, его глаза остановились на несколько секунд, прежде чем подобие улыбки мелькнуло на его лице. Вот тогда-то Хёнджин и понял. Любимый цвет Феликса. Это придало Хвану смелости наконец заговорить. — Эй, — сказал он, отчаянно надеясь, что на этот раз не спугнёт Феликса. — Прости, что… Наблюдал за тобой. Губы Феликса снова дрогнули, и это так сильно отличалось от страха, который Хёнджин привык постоянно видеть на его лице. — Всё в порядке. Я понял, что это лишь вопрос времени, когда я столкнусь с тобой где-нибудь. — Следил за мной? Интересно, как долго ты сможешь избегать меня? — при этих словах Хёнджин позволил тревожной улыбке вспыхнуть на его лице, но оба могли сказать, что он был полусерьёзен. Голова Феликса наклонилась — Ли выглядел почти виновато. — Да… извини за это, — сказал он, протягивая руку, чтобы потереть затылок. — Я, вроде как… Я порой становлюсь… Потешным… Рядом с людьми… Иногда. Это была ложь. Хёнджин мог сказать это. Феликс не смешил людей, потому что был таким, он лишь казался чудаковатым, потому что был изолирован, потому что было что-то, что заставляло его держать людей на расстоянии. Ему было, что скрывать. Намного легче держать что-то в тайне, когда нет никого, кто мог бы порыться в ней. Но Хёнджин не пытался докричаться до Феликса. Он знал, что это только отпугнет его снова, поэтому просто позволил своей улыбке стать шире и сделал шаг к мальчику со звёздами в глазах. — Всё в порядке, — сказал он. — Тебе не нужно убегать от меня. Не тогда, когда я определённо могу тебя обогнать. Хёнджину не нужно было смотреть в зеркало, чтобы видеть сияющее на своём лице озорство. Феликс не смог удержаться от ответной улыбки, когда фыркнул. — Только потому, что я не одарен такими длинными ногами, как у тебя, — сказал Феликс, маленькая часть волос выпала из его заколок и упала на лицо, когда он мотнул головой. Глаза Хёнджина остановились на красной пряди. — Может быть, у тебя они и не длинные, но танцуют довольно хорошо, — Хёнджин сделал ещё один шаг вперёд. Взгляд Феликса следовал за ним, когда пальцы Хвана поднялись, нежно касаясь лица Феликса и заправляя волосы за ухо. Феликс едва осмеливался дышать рядом с рукой Хёнджина, такой близкой к нему. — Обычно я извиняюсь, когда наблюдаю за тобой так, но на этот раз не хочу. Это было невероятно, Феликс. Феликс попытался опустить взгляд, но рука Хёнджина, всё ещё находившаяся в воздухе, схватила задыхающегося Ли за подбородок и подняла его голову. Хёнджин с трудом мог поверить в то, что он делал. Он держал лицо Феликса в своей ладони — так много тепла на коже. И Феликс позволял ему. Во взгляде Ли был явный страх, невидимая преграда над его глазами, которая мешала Хёнджину видеть слишком много. Но это самый близкий контакт, который был у парней за последние недели. — Ты действительно талантлив, солнце, — сказал Хёнджин почти шепотом. Феликс вздрогнул, смотря на него мёртвым взглядом. Это было минимальное, едва заметное движение, но все же дрожь. В глазах Феликса появилась новая печаль, слепая паника, которая контролировала едва сдерживаемый страх в его следующих словах: — Как ты можешь называть меня солнцем, когда сам очевидно являешься небом? С этими словами его пальцы задели ткань голубых спортивных штанов Хёнджина. Прикосновение было таким лёгким и нежным, что Хёнджин почувствовал, как его сердце остановилось, грудь сжимало с каждой секундой, и всё вокруг вновь потеряло своё значение. И вот тогда Хёнджин понял. Феликс бежал от Хёнджина не потому, что бежал от всех. От Хёнджина он убегал, потому что чувствовал то же самое. Хёнджин был одержим Феликсом с самого начала, был очарован его красотой, его сердцем и всеми чудесами, которые его окружали. И Феликс чувствовал то же самое. Волшебный огонек мелькал в его глазах. Хёнджин видел это. Хёнджин узнал его. Феликс почувствовал искру. Именно это заставило Феликса бежать так далеко. Заставило бояться. Было так много вещей, с которыми Ли должен был столкнуться, так много он должен был скрывать, и в довершение всего он не должен был хотеть открыться кому-то. Хёнджин заставил Феликса чувствовать себя в безопасности… И это однозначно пугало его. Но всё это не имело значения. Ничто из этого не имело значения, когда кончики пальцев Хёнджина так нежно касались лица Феликса, и весь мир вокруг них исчез. Руки Феликса двинулись к талии Хёнджина, подрагивая от страха. Слабо, но достаточно, чтобы Хёнджин почувствовал это, позволяя ладоням Феликса опуститься на его бедра, пока парни смотрели друг на друга. — Неба не видно без солнца, Феликс, — прошептал Хёнджин, и его слова лёгким ветерком коснулись лица Феликса. — Ты… Как ты думаешь, может быть, мы нужны друг другу? Феликс выдохнул, его лицо исказилось от испуга, но на этот раз Ли не отстранился. Он был практически бескостным под прикосновениями Хёнджина, всё ещё дрожащим и мягким, но таким цельным и реальным, что Хёнджин не мог отпустить. Этот Феликс так отличался от того, кого он видел раньше. Тёмного, опасного мальчика, который крался по школьным коридорам, больше не было. Размытое пятно за поворотом и беглец исчезли. Теперь Феликс был прямо перед Хёнджином. Он всё ещё оставался загадкой, и Хвану ещё так много нужно было узнать, но ответы, которые он искал, больше не казались такими важными, когда парни были друг у друга, когда их связь мерцала в крошечном пространстве между ними. Это всё, что было нужно Хёнджину. — Я не знаю, что в тебе такого особенного, Хёнджин, — начал говорить Феликс, его глубокий, почти беззвучный голос звучал, как рай в воздухе. — Но ты пробуждаешь моё желание открыться. Ты заставляешь меня хотеть рассказать тебе всё. Это пугает меня, Хёнджин. Так сильно пугает. — Тебе не нужно бояться, — Хёнджин переместил свои руки так, чтобы они обе обхватили лицо Феликса, его большие пальцы нежно погладили щеки парня. — Я никогда не сделаю тебе больно. Не буду судить тебя. Я просто хочу тебе помочь. Слово «помощь» произвело эффект, которого не должно было быть. Феликс, казалось, пришёл в себя. Всё его тело вздрогнуло, и он отступил назад в мгновение ока. Руки обоих упали, и Феликс уставился на Хёнджина так, будто он был монстром, загоняющим ребенка в угол в его комнате ночью. — Прости, — сказал Феликс, закрывая рукой рот и отчаянно мотая головой. — Прости, Хёнджин. Ты мне нравишься, правда, но я не могу позволить тебе помочь мне. Я просто не могу. Мне жаль. Хёнджин моргнул, ощущение собственного тела постепенно приходило к нему, пока он пропускал через себя весь мир, в спешке возвращающийся к нему. Феликс почти плакал к тому времени, как Хёнджин пришел в себя. Паника накалила воздух, когда Хёнджин быстро шагнул вперёд, чтобы убрать руки Феликса от его лица, и мягко шикнул на него. — Эй, всё в порядке, Феликс, всё в порядке, — сказал Хёнджин, его большие руки практически скрывали запястья Феликса. — Я не собираюсь заставлять тебя что-либо делать, хорошо? Тебе не нужно ничего говорить. Просто успокойся, ничего страшного. Феликс, казалось, поддался этому, его подавленный взгляд смягчился до чего-то более нежного, и он снова обмяк в руках Хёнджина. Его голова поникла, когда он сделал глубокий вдох. — Прости, — сказал он. — Я знаю, что сбиваю тебя с толку. Знаю, что во мне есть вещи, которые тебя интересуют. Мне жаль, что ты беспокоишься обо мне. — Не извиняйся, — сказал Хёнджин без колебаний. Ободряющая улыбка появилась на его лице, когда Феликс осторожно поднял свой взгляд, чтобы посмотреть на него. — Всё, чего я хочу, это чтобы ты был в порядке, солнце. Феликс тоже улыбнулся после слова «солнце». Волнение блеснуло в ярком свете, когда он сжал руки Хёнджина вновь, но его тело заметно расслабилось. — И если ты хорошо себя чувствуешь… — Хёнджин хитро тянул слова, позволив своим глазам скользнуть к Феликсу. — Хочешь потанцевать?