I just want to see you.

             Кроме одного дня..         Вечер после какого-то собрания, может это и вовсе было развлекательное мероприятие как и вчера. Но не такое интересное. Например тогда мы всей группой делали фигурки из полимерной глины, смотрели мультфильм и смеялись во весь голос с шуток одного из старших. Он был высоким, бледным, может и страшным. Нет, не страшным, а напрягающим. Белые волосы, собранные в неровный хвост, глаза красного оттенка. И эта улыбка. Да, она пугала больше всего. Широкая, губы ниточкой сложенные, белые, как футболка у Чуи, губы. В них словно крови не было. Даже пигмента или мяса. Чуя подумал, что это грим. Что-то типо Нима*, но у него не было белых перчаток, костюма с черно-белыми полосками, да и говорил он много. Странный, даже не представился. А когда его спросили об этом, то отнекивался типичными вопросами «А зачем это вам?», это раздражало. Весь такой неизвестный. Невиданный. Да таких полной! На, вся старшая  и половина среднего этажа!         — Чуя? Все хорошо? Ты как-то задумался. — Знакомьтесь – это Ширасэ. Сосед по комнате Чуи.         На удивление он нормальный. Не шумный, не ненормальный, уравновешенный, даже прибраться умеет, в отличие от Чуи. Ну что? За него всегда все делали горничные, которые его ненавидели. А Ширасэ все сам. Чуть позже узналось, что он то тут, с трёх лет. И так как он весь такой приличный, его называют «Позовной». Кто такие «позовные»? Это те, которых заселяют к новеньким, которые старше, чем обычно завозят. Это уже «Младшие». Ну или как их прозвали в интернате – отсталые. Чуя был одним из них. Можно сказать рекорд. Но нет. Была еще до него девочка, которая несколько лет назад закончила обучение. Пришла она в это заведение в шестнадцать лет. И через два года закончила. Еще было четыре человека старше его, но об этом позже.         — А? Да, все хорошо. Я просто задумался. — Говорил рыжий мальчик со смехом и неловкостью. Все же Ширасэ что-то рассказывал, а Чуя прослушал. — Прости пожалуйста, я просто устал.       — Да ты не устал. Точно же что-то произошло. Обычно наш Чуя со всеми разговаривает и все обсуждает, каким бы уставшим он не был. А это что?       — Это я. Просто задумался, все. Зная тебя, ты сейчас спросишь, что-то типо: О чем задумался? А я отвечу. О сегодняшнем дне. Все как будто прошло за доли секунды. Или я был не в форме. Ничего вспомнить не могу и понять.         — Наверное ты все же устал. Может приляжешь? — Хотел предложить Ширасэ, но вспомнил про дополнительные Чуи. Ему их назначили из-за неумения пользоваться способностью в таком возрасте. Она была очень сильной. — Ой, прости, я забыл. Может погуляешь один день?       — У тебя видимо совсем крыша поехала. Прогулять урок только на истории. А на практике невозможно. Тебя или найдут или жестоко накажут. Сам же знаешь.       — А если сказать, что тебе стало плохо? Тебя конечно поведут к доктору, но тебе не кажется, что это будет во благо? Как раз скажут из-за чего это.       — Ага, скорее всего дадут волшебное лекарство и скажут идти на урок. — Сердито произнёс Чуя, стукнул друга по плечу, уходя от него в другую сторону, так как там кабинет.         Ширасэ ничего не ответил и не сказал. Просто нервно вздохнул и отправился в комнату в надежде, что Чуя не упадёт в обморок по пути или на занятии.         Рыжий прошёл мимо охраны и спортивного зала. Сел на лавочку у двери в кабинет и стал ждать учителя. До занятия ещё десять минут. Зная преподавателя, он никогда не опаздывает и всегда приходит раньше, чем это необходимо. Но сегодня учитель сломался. Его не было через пять минут после звонка. Ладно. С каждым может приключиться беда или проблемка. Подождём. Его и не было спустя десять минут. Тут Чуя стал сомневаться, что пришёл на нужное место. Сходил несколько раз к расписанию и столько же раз дёрнул ручку третьего кабинета. Проверил спортзал и лабораторию. Пусто. Абсолютно никого нет на нулевом этаже. Творилось что-то странное. Чуя подошёл к охране, но и там не было Оды Сакуноске, который всегда там стоял. На часах у ворот было время за полночь. Неужели он так задумался? Может уснул. Ведь занятие начинается в восемь сорок, а сейчас больше двенадцати. Он где-то был четыре часа. Но где?       Поднявшись на второй этаж, Чуя обнаружил полную тишину. Обычно в это время какая-то та комната не спит. Но нет. Рыжий прошёл к своей комнате, где по идее должен был быть Ширасэ. Мальчик дёрнул ручку двери. Та была закрыта. Точно. У Ширасэ есть привычка – запирать дверь на ночь. Значит ключ у Чуи неподалёку. Проверив все карманы, он опешил. Нет. Ключей нет. Неужели он оставил их в комнате?  Да не может быть такого. Он точно помнит, что у него были ключи. Он запирал комнату сам, когда они с Ширасэ шли на ужин. Больше он не возвращался. Прошло минут пять, после чего он понял почему сейчас так поздно и у него нет ключей. Он в сознании. Иногда у него бывает это из-за сильных нервов. Он поглощает себя полностью и его сознание захватывает дух, для которого Чуя дом. Значит и дух неподалёку. Пройдя чуть дальше по зданию, духа он так и не нашёл. Подхватился парень только к часу ночи. Милый мужчина, которого он называет духом может управлять Чуей сейчас. Возможно он слушает урок вместо него. Да, скорее всего так. Но как тогда он призвал его? Название этому явлению не было . Рассказать боится, а в книгах про это не написано. Поразмыслив какое-то время, Чуя побежал на верх. По всем этажам заново. А что если он сделал что-то плохое? Мальчик не знает, что творится с его телом сейчас. Он не знает, что происходит сию секунду. Его это сильно напрягает. И даже пугает. Ноги начинают болеть из-за нагрузки. Но почему? Это же его душа. Он не может чувствовать боль. Или все же может? Чуя влетел в стену, с характерным звуком. Больно. Очень больно. Он сломал нос. Кровь идет. И по ощущениям не только из носа. Но он терпит. Не плачет. Хоть слезы уже и на пороге. Чуя, увидев силуэт какого-то человека в дали, подбежал со всех ног. Сейчас его ничего не волнует. Ему хочется ныть, стонать от боли во всем теле. Хочется прижаться к кому-то, как он это делал с мамой. Но вместо крепких объятий и нежных фраз, он получил сильную пощёчину. Настолько сильную, что вся щека, и немного висок были красными. Чуя поднял свою руку, чтобы прикоснуться к красной щеке, и убрать кровь, которая капает на глаз. Но его руку отмахнули.       — Ты в своём уме?! — Кричал мужчина лет пятидесяти. Голос был строгим и невыносимым. — Ты совсем головой своей не думаешь? — И снова пощёчина. Только уже по другой щеке. Та заливалась кровью намного сильнее. А только что зыкрывшиеся ранки, открылись.         На крик по среди ночи собрался народ. Больше его сверстников, но старшие тоже были. Чуя не мог поднять на них взгляд. Ему было стыдно. Хоть он и не понимал за что сейчас так с ним. В глазах будто темнеет и с каждой секундой все больше.         — Разве ты не знаешь, что уже давно отбой? Что нельзя шуметь в такое время! — Мужчина долго кричал на него, но Чуя не реагировал. Даже наоборот. Поднял глаза и смотрел на него с кривой улыбкой. На что тот взбесился еще больше. — Поглядите на него! Он еще и улыбается! — Хлоп! Еще один удар по мордашке рыжего мальчика. — Да как тебе не—!! — Хотел продолжить, и еще раз ударить сенсей, но его остановила чья то рука, что коснулась его плеча.         — Достаточно, Абэ. Ты сейчас доведёшь мальчика до потери сознания. У него ушло много крови. Не нужно так строго с новичками. — Проговорил, довольно высокий парень. Он был старше Чуи. Это точно. Лицо чем-то знакомое. Будто он где-то его видел, но не помнит где. Из-за крови, что льётся ему прямо на глаза, он не успел разглядеть его лица до того, как потеряет сознание.  

***

        Не казалось ли вам, что мы живем ради чего-то нам дорогого? Что будет в будущем. Может к годам тридцати, сорока, а у некоторых этот момент может наступить и при рождении.         Ты только родился, а уже знаешь, что хочешь от жизни. Возможно это вбили вам в голову в самом раннем детстве. Вы рождены для чего-то. Вас родили не для счастья, а для каких-то собственных намерений.         Чаще всего такие дети полностью противоположны, тому, что от них хотят. А некоторым некуда деваться и они сами себя убеждают, что это нужно и это его предназначение.         У человека нет предназначения. Он живёт, чтобы умереть. Смерть – то, что ждёт вас в конце. Вы все равно умрёте. Какой смысл жить ради чего-то, что точно наступит через несколько лет.         В этом Дазай себя убеждал лет с пяти. Он не видел ничего прекрасного в этой жизни. Его убеждают, что следует потерпеть. Обязательно в жизнь будут белые полосы. Не только чёрные. Но жизнь Дазая темна. Как ночь без звёзд и луны. А с тучами. Тучи – то, что перекрывает всё светлое и хорошее.         Осаму рассуждал об этом, дремля. Он уже спал, а мысли его не покидали. Пролежав в кровати не малое время, парень встал и решил сходить за водой. Будет шумно. Есть шансы разбудить Кадзу и Акио. А если так произойдёт, то не видать ему спокойной ночи. Будет опять шум. На что придут воспитатели. Как они раздражали мальчика. Это что-то с чем-то.         Решившись взять стакан воды, Осаму как на зло наступил на скрипящую часть пола. Почему именно его кровать..       Но никто не проснулся. Это немного не радовать. Холодная струя воды попала с его горячее, от просони, горло. Жаль, что льда нет. Было бы еще лучше.       Не успев подумать о больничной койке, где-то внизу раздался громкий звук. Будто что-то упало. А что? Загадка.       На звук отозвались соседи по комнате и стали расспрашивать Дазая, что он такое уронил. Юноша всего лишь пожал плечами и вышел из комнаты, прямо в ночной одежде. Она была ему сильно мала, но удобная. Осаму прошел в коридор к лестнице на звук. Там стоял маленький рыжий мальчик,  а на него кричал учитель, как понял Дазай. Может это даже уборщик. Но вид важный.         — Ты в своём уме?! Ты совсем головой своей не думаешь? — Кричал он громко. Отметил Дазай, смотря на красную щеку, как понял, от удара. А еще у него с головы стекала кровь.       Раздался еще один шлепок. Вторая щека горела. Осаму не понимал из-за чего на парня так въелись. Может это сенсей его так об стену? Почему об стену? Там были капли крови и дорожка от нее к рыжему, маленькому парню.         Дальше шатен не вслушивался в крики. Он смотрел на грозного Достоевского за спиной мужчины. Тот смотрел на рыжего сожалением. Такой холодный человек наконец-то что-то почувствовал? Да и еще к этой сопле. Дазая аж в жар от злости швырнуло. То есть, когда Дазай всячески ему помогал, угрожал, он и взгляда не поднял! А какой-то мелкий ударился и все! Федор растаял.         Едва мужчина хотел ударить мальчика еще раз, его руку удержала другая рука. Сильнее в несколько раз. Этого заметно из далека не было, но сжал руку он не слабо.         — Достаточно, Абэ. Ты сейчас доведёшь мальчика до потери сознания. У него ушло много крови. Не нужно так строго с новичками. — Строго и важно произнёс высокий, чем-то знакомый парень для Чуи.       Абэ-Сенсей отдернул руку, фыркнул в след и удалился в комнату для персонала, пока Чуя начал терять сознание. Глаза окончательно закрылись, а он повалился вперед, прямо на Федора. Тот не растерялся и взял его на руки.       — Разошлись все по комнатам! — Рявкнул старший, — Чтобы все лежали в своих кроватях и спали, пока отнесу мальчика в медпункт. Проверю каждую комнату. — Рычал Достоевский.       Все разбежались, кроме Осаму. Его не пугал Федор. По крайней мере не так сильно, как всех. Он подошёл к приятелю и неодобрительно посмотрел на него.       — Чего тебе? — Спросил старший, шагая на свой этаж. Там находился медпункт. — А значит когда я чуть не погиб, ты не обратил внимания и просто ушел. А как он ударился, так все. Кто он?         — Ты ведь всегда хотел умереть. Разве нет? Я и не мешал. — Хмыкнул парень, стучась в кабинет медсестры.       — Ты так и не ответил на мой вопрос. Кто он? Что он такое, раз смог растопить твоё ледяное сердце. — Рычал разъяренный Дазай, смотря на Чую, как на соперника.         — Это Чуя. Фамилии не помню. Может даже не знаю. А ты на меня не рычи. Я могу не только угрожать. — 6наигранно улыбнулся Достоевский и вошел в кабинет, как услышал короткое: «Войдите».         — Господи! Что с ним? — Подбежала молодая девушка, лет двадцати. Взяла беднягу с рук старшего и уложила на кушетку. — Осаму, бинты и ватку достань. Федор, достань перекись и зелёнку. — Она уже намочила чистую тряпку, ополоснула ее под тёплой водой. Убирая кровь с лица мальчика, она заметила залившиеся пятна на щеках мальчика, подняла свой грозный взгляд, но продолжала вытирать его. — Кто его так? Требую полную историю. — Забрав перекись и зелёнку у старшего из парней и стала обрабатывать раны, первым делом перекисью, а потом уже мелкие зелёнкой, заклеив пластырем. А вот с разбитой головой она не знала что делать. Она всего лишь ученица…         — Ну первым пришел вроде я. — Рассматривая красивое и бледное лицо младшего, произнес Дазай. — Вышел я на сильный стук. Не знаю как ты не услышала, так вот. Как я понял он ударился головой об стену. Там была его кровь. А после его стал отчитывать какой-то мужчина. Лет пятнадцать. Честно не помню за что, но он его два раза ударил и кричал.       — Абэ–Сенсей. — Вмешался Федор. — Он его отчитывал за шум ночью. И то что он не в кровати. Если бы не я, то он бы и остался там лежать. Может успел бы умереть. — Пожал плечами парень и уселся рядом с Чуей.         — Нужно будет сообщить директору. — Девушка обработала все ранки и приступила к большой шишке, из которой не могла остановиться кровь. — Нужно сделать рентген и привести его в сознание. Этим займётся уже больница. — Набрав номер скорой, она ждала ответа.       — Можно с ним поехать? — Спросил Федор, на что услышал фырк Осаму. Тот лишь усмехнулся и погладил по голове.       — К сожалению нет. Вы ему не родственники. У него брат есть в этом интернате. Написано в медицинской карте. Но кто это не сказано. Что очень странно. Обычно выписывают всю родовую.       — А кто его родители?       — Этого я уже сказать не могу. Если Чуя скажет, то узнаете. А сейчас попрошу вас идти в комнаты. Сейчас будет суматоха. — Сказала девушка и выпроводила их из лазарета*.         Всю дорогу парни молчали. Дазай пришел в свою комнату,  а Федор, как и обещал, проверил все комнаты. На удивление все спали. Ну или часть притворлась. Хотя бы не шумно. Внушил себе Федор. Дойдя до своей комнаты, не раздеваясь, лег на кровать и уснул. Все же Чуечка тяжёлый для своего возраста. Очень тяжёлый. Дост-кун не слаб. Это он знает точно. Он носил на себе даже учителей, когда это необходимо. Но чтобы маленький, хрупкий Чуя показался ему тяжёлым…тут точно что-то не так.  

***

        Глаза открылись. Смутно, но видно, что он не в своей комнате. Встать не может. Голова слишком тяжёлая. Тело ватное. Первое, что бы хотел сказать Накахара: «Где я?», но не мог. Рот не открывался. Да и думать было сложно. Несмотря на свое положение, он еще и возмущался. Что-то мычал. Единственное на что были силы. На звуки из палаты подбежала медсестра. Не школьная. Точно. Волосы и глаза другого оттенка.       Все что помнит Чуя, это как его ударил какой-то мужчина. Дальше все будто в тумане. Какие-то крики. А. Точно. Еще жгучая боль на двух щеках. Скорее от пощёчин. И высокий парень, сзади мужчины. Потом все чернело и очень болела голова.         — О, ты очнулся. — Старушка, по имени Эмéли странно улыбнулась и что-то вколола. Чуя ощутил боль от иглы, а после и жидкость, которая текла в вены. Чуя заезжал на весь этаж. Голова резко закружилась. А старушка обеспокоено посмотрела на парня. — Промахнулась что ли.         У Чуи глаза на мокром месте. Неприятно.       Он редко был в больницах. И ни разу не было такого, что ему что-то насильно тыкали в руку. Да хоть куда. Был только один раз. Когда он был в больнице с Кое. У него в руку была капельница.       На крик мальчика подошли другие медсестры. А Эмели вытаскивала иглу из ручки. Чуя всхлипнул.         — Неужели ни разу не ставили уколы? — Спросила старушка, когда отошли медсестры. — А, да. Ты же не можешь сейчас говорить. Тогда поговорим чуть позже. — Она погладила Чую по голове и вышла из палаты.         Сейчас он мог поворачивать голову и, хотя бы, рот открыть. Но говорить не мог все так же. Глава уже не болела. Это успокаивало.       Ближе к вечеру к нему подошёл лечащий врач. Осмотрел, заставил заговорить, получалось это с трудом, но доктор объяснил, что Чуя повредил немного связки. И неделю будет хрипло говорить.       Накахара возмущённо, но тихо, с хрипотой спросил из-за чего? Он же вроде головой только ударился. Мистер объяснил, что Чуя рано стал мычать и тем более кричать. А еще в машине скорой помощи, Чуя сильно и долго кричал без сознания. Вроде ответа организма.       Чуя не все понял, но смирился. Дали стакан молока на ночь, сообщили о выписке завтра вечером и ушли, оставив мальчишку одного скучать. Но не пришлось. К нему через силу заявился Федор на несколько минут. Ему все же разрешили не на долго. Ну не мог он днем. Учёба.         — Чуя? — Достоевский подошёл к его койке, где на ней лежал Чуя. Он сел рядом с мальчиком. — Как ты себя чувствуешь?       Мальчик опешил. Чего это он пришел? Виделись же всего один раз на распределении.       — Хорошо. — Тихо сказал Чуя и улыбнулся через силу.       — А. Точно. У тебя наверное вопрос почему я тут? — Он будто прочитал мысли мальчика. Ну или это слишком очевидно? Нет, не очевидно. Или очевидно? Размышлял Чуя, но все же кивнул, в знак согласия на вопрос. — Ты вчера упал на меня. Я дотощил тебя до медпункта. Все это время я сильно волновался. Прости, что только сейчас пришел. — Федор немного улыбнулся и хмыкнул.       — Спасибо. — Тепло ответил мальчик, перебирая одеяло. Ему было приятно, что за ним заботятся.       — Не стоит. Тебе сказали когда выпишут?       — Завтра. — Почти не слышно произнес Чуя. — Вечером.       — Хорошо. Я тебя заберу. Тут не далеко. Можем по пути прогуляться. Как ты на это смотришь? — Ждя ответ на вопрос, он увидел невыпитое молоко. Достоевский усмехнулся. Сам ведь не любит молоко. А особенно больничное, с отвратительной пенкой.       — Хорошо. — Чуя улыбнулся. Щеки набрались розовой краской, а глаза выражали благодарность.       — Что ж, малыш. Мне придётся тебя покинуть. Врачиха уже сверлит меня взглядом. — Потрепав юношу по голове, он вышел, под разливной смех Чуи, когда Достоевского стукнули по голове, ща задержку. Смеяться было так же больно, но терпимо. Дальше смех превратился в кашель. Дышать было сложно..         Вечером Чуя вышел из больницы с диагнозом: Потеря крови и повреждение связок. Чуя не сильно в этом разбирался, но ему вроде делали переливание. Неужели так много он потерял? Ответ нашел себя сам. Вся его одежда была в крови. Пришлось попросить Федора принести ему одежду. А ту выбросить. На Чуе была далеко не его штаны и кофта. Они были слегка большими. Ну как слегка. На два размера больше.       — Чья. На. Мне. Одежда!? — Уже в который раз спрашивает мальчик, все так же хрипло. Но вроде стало лучше.       — Чуя, я не могу тебе этого сказать. Ты или разозлился или не поймёшь кто это. — Закатил глаза Федор.       — Я уже зол. — Прошипел Чуя.       — Заметно. Ах..— Дост-кун вздохнул, решившись сказать. — Одежда Осаму Дазая. Он старше тебя на три года. Может слышал о нем. За одеждой твоей я сходить не успел. Первое, что попалось подруку.  Ты, блин, позвонил, когда я уже выходил. Откуда у тебя вообще мой номер?       — У персонала больницы выпросил. Знал бы ты, какой скандал я закатил. Там все чуть в обморок не падали. — Чуя ухмыльнулся и взял старшего за руку. Дальше была дорога. Он опять задумался он представители «отдам одежду», но решил спросить чуть позже.       — А откуда у больницы мой номер? — Федор удивлённо посмотрел на Чую. То он удивился из-за номера, то из-за руки. Наверное и то и то. Но ручка Чуи такая маленькая и нежная!       — Сначала  как я понял они позвонили директору,  а уже потом через него достали номер. — Посмотрев по сторонам, Чуя повел удивлённого старшего через дорогу. — Это настолько удивительно? — Чуя не поднимал своего холодного взгляда.       Глазки Чуи всегда напоминали озера, реки, океаны, да в основном воду. Но сейчас она застыла. Ледяные глаза смотрели на интернат. А снаружи он выглядел намного больше, чем внутри. А еще какой-то дополнительный корпус. Нет, не школьный, а другой.       — Нет. Не удивительно. — Федор тихо посмеялся в ладошку, но не отпустил руку Чуи, когда тот этого хотел. Малый даже против не был. Ну и славно. — Это корпус персонала. Там спят учителя. Что-то типо общежития. А еще там иногда ночуют родители. Что-то типо отеля и общежития одновременно. Но внутри красиво. Я тебя как-нибудь пропущу туда. — Пообещал старший.         Какую-то минуту они промолчали. .       — Что ты делал у Дазая? — Безэмоционально спросил Чуя, чтобы Федя не подумал чего лишнего.         — Зашел к нему, чтобы он сходил со мной за тобой. Все же он подбадривал меня. И помог с билетами. Так что спасибо не забудь сказать.         — Конечно. — Сказал Чуя, входя в комнату.       Там уже напуганный Ширасэ наткнулся на Чую, заключив его в крепкие объятия. Ему было стыдно, что он спал в это время, пока Чую доводили до такого состояния. Ничего конечно такого не произошло, но отсутствие три дня повлияли на его отношения с ним. А про учёбу молчу. Ему придётся нагонять прошедшее.         — Прости.. — Извинился мальчик, как только Чуя взглянул на него льдом.       — Не извиняйся. Ты не виноват. — Убедил его Чуя и обнял.       Достоевский на это смотрел скептически. А еще было забавным, что он и не знал, что ощущает. Неужели любовь с первого взгляда? Его никогда не интересовали парни. А особенно дети. Он вроде в педофилы не нанимался. Но смотря на его улыбку, слушая смех, трогая его маленькие ручки, он не знал куда себя деть. Хотелось прижать его сильнее к себе. Поцеловать в аккуратный носик. В конце концов быть с ним рядом.       — Федь. Мне же можно так обращаться к тебе? — Хриплым голосом спросил мальчик.       — Можешь обращаться как хочешь. Я буду не против любого прозвища. Ты что-то хотел?       — Да, вернуть одежду Дазаю. Она ему наверное нужна. — Побеспокоился Чуя. Наверное он не хотел отдавать футболку. Она была красного цвета, длинная, да и пахла чудесно. Какой-то порошок, может он с кофе или шоколадом. Или этот Дазай это любит, что футболка пропиталась запахом. А еще какая-то туалетная вода. Чуя не понимал зачем этим пользоваться. Но теперь кажется понял.       Интерес к этому типу все больше и больше. Может он ростом с Чую. Хотя нет. Одежда слишком большая. Федор сказал, что он чуть старше меня. Ему наверное пятнадцать. Может четырнадцать. Скорее всего волосы светлые. Глаза карие. Это точно. Ростом, ну…сто пятьдесят. Нет. Сто шестьдесят. Так больше подходило. Улыбка добрая, а пахнет от него шоколадом..       Пока Чуя размышлял над видом парня, что дал ему одежду, не заметил, что тот стоит в проёме.       — Не надо возвращать. Мне она все равно мала. — Фыркнул Осаму и презрительно посмотрел на юнца. Маленький для десяти лет. — Ты какой-то мелкий. Тебе не шесть? — Склонил голову в бок и подошёл ближе к Чуе.       Вообще не то, что Чуя представлял себе. Волосы тёмные. Скорее тёмный шоколад. Карие глаза. Единственное, что совпадает. Рост под сто шестьдесят пять. Может меньше. Злая и недовольная улыбка. Скорее издевательская. Руки и ноги все в бинтах. А запах. Сигарет и парфюма. Шоколад вообще не чувствуется.         — Эй! Ты кого мелким назвал?! — Закрехтел Чуя. Он был зол. Очень зол. — Это ты переросток!!       — Эй. Тише, тише. Ты сейчас себе полностью голос сорвешь, малыш. — Ухмыльнулся Дазай, смотря как голубые глазки отдавали красным оттенком.       Чуя стал топтаться на месте, а в итоге выдал.       — Ублюдок. — За что получил гневный комментарий он Федора. Аля, выражаться так нельзя. Ну и не надо.       — Слизнак. — Выразился Дазай, от чего получил по губе.       — Прекратили спорить. — Вежливо попросил Достоевский, держа обоих за одежду. Вдруг как собаки набросяться на друг друга.       — Спасибо, что помог мне в ту ночь. — Без задней мысли сказал рыжий.

***

        Федя долго думал о произошедшем. Ему, черт, возьми, понравился, маленький, десятилетний, парень. Ладно. Любви все возрасты покорны, но парень. Почему не девочка? Ответ прост.       Они все нежные, аккуратные, собранные. Большинство женственные. Достоевский всегда предпочитал больше дерзких женщин. Желательно старше него. Чтобы грудь была, но не член же!       А еще он такой милый, что ли. Светлый, улыбается всегда. Солнечный парень. Но иногда может быть до смешного злым. Может оскорбить, обидеть. Но если это правда заденет дорого ему человека, то извинится. Терпеливый. Чужого не берет.       Все это Достоевский узнал за пару дней общения. Они знакомы пару недель. А влюбился со второго взгляда. Ему нужно будет посоветоваться. У брата? Этот вариант точно исключается. Остальные друзья? Они посмеяться могут. Дазай? Примет за конечного идиота. И это все? Весь наборчик? Видимо так и есть.       Парень пролежал в своих мыслях больше половины ночи, но в конце уснул, надеясь, что Чуя не заметил движений со стороны Федора, а он это делает собирался.         Утро. На улице светло. Весна как никак. Сначала парень пошел в душ. Выходной. Это не могло не радовать. А хороший выходной начинается с контрастного душа, и желательно пробежки. Он что? Не русский что ли? Бегать не будет. Лениво. Как говорил бог: воскресенье, день отдыха. А как говорил алкаш из соседнего подъезда: Воскресенье день веселья! Значит будем веселиться. Лучше провести день за книгой и горячим чаем. Достоевский предпочитает зеленый. Он бодрит и поднимает настроение. То что нужно.       Заварив кружечку зелёного Чая, с какой-то Японской марки. С пакетика. Ну могло быть и хуже. Он сел на кровать, игнорируя своего брата, который готов был его убить, взял книгу и начал читать.       — Может ты мне уже объяснишь? — Хмуро глядел на него Гоголь. Сейчас он точно был не в настроении. Не зол, хотя на первый взгляд можно подумать и так, не обижен, даже не насторожен. Не в духе. Не с той ноги встал. Да. Скорее всего так. — Или продолжишь делать вид, что меня нет?       — Ничего не знаю. — Отмахнулся Федор, поставив кружку чая на стол, убирая книгу, к которой он только что прикоснулся. — Что ты хочешь услышать?       — Уже ничего. — Надул щеки старший и отвернулся. — Бе-бе-бе.       Федор уже давно привык к такому поведению. Значит ничего не случилось. А Гоголю скучно.       — Мне нужно сходить вниз и проверить кое-кого. Ты со мной? — Выдохнул Достоевский и уставился на брата.       Тот нервно перебирал одеяло и стеснительно воскликнул:       — Да..— Убрал прядь волос за ухо        — Давай без этого. Одевайся. — Кинул в него одежду, которая висела на стуле. Зачем шкаф, если есть самое удобное – стул!       — Давай без этого. — Неслышно передразнил его и оделся. Джинсы и футболка. Можно не надевать бесячую форму. Наконец-то.       Достоевский вышел из ванной, практически в той же одежде. Только футболка была другая.       Оба брата вышли из комнаты, даже не запирая ее. Все равно из ценного в их комнате была крыса. Белая такая. Назвали муська. Не спрашивайте. Ее так назвала их мама.       Парни быстро добрались до человека. Комната как всегда открыта, войдя в нее, Достоевский как обычно заметил обыденно картину, для обитателя со сломанной ногой.       — Как вижу ты еще жив. А жаль. — Проговорил Гоголь, фыркнув на жителя комнаты.       — Я тоже рад тебя видеть. — воскликнул Гончаров.  

***

        Делать жизнь лучше? Скучно.       Ставить приоритеты на будущее? Ванильно.       Ставить жизнь на кон? Да! Это же лучше.       Так всегда думал Осаму. Нет, он не всегда думает о смерти. Иногда в его тёмной голове возникают светлые, добрые мысли. Нет. Он не отчаянный, не скучен. У него даже насыщенная жизнь. Учёбой. Это помогает отвлечься. Успокаивает. Да, в какой-то степени Осаму ненавидит учиться, но другого выхода нет. Он уже прочитал всю библиотеку интернета. У него даже у самого уйма книг, можно даже сделать маленькую библиотеку и отдавать книги.       Дазай уже перечитал все учебники. Знает все наизусть. Даже, если это только начала года. У него больше нет занятия. Черт.         — Эй. Осаму. — Позвал его Кадзу, слезая со своей кровати, подходя к Дазаю, мирно сидящему на подоконнике.       — Что такое?       — Ты не устал торчать в этой студии все выходные? Давай прогуляемся по городу? Акио с нами будет. — Облокотился о стул Дазая, заглядывая в его глазки, цвета тёмного кофе.       — Я не знаю. А он согласился? — Переводит взгляд на сожителя и одобрительно мотает головой. Акио был уже готов. И на удивление радостный. — Хорошо. Я с вами. — Потянулся Осаму, под радостные возгласы Кадзу. Он весь святился от счастья.         Они вышли через задний вход. На улице, слава ахалу, тепло и солнечно. Ворота закрыты, но им не сложно пролезть через прутья и выйти за границу интерната.