Кого ты ищешь среди дождя?

— Фортресс, одобри, пожалуйста, покупку, — Проул протягивал ему датапад, но старался не смотреть на своего опекуна. Лицо светилось энергоновым румянцем, словно он сильно смущался. — Мне очень это надо. Фортресс взял датапад, смахнул баннер, извещающий, что покупка должна быть одобрена опекуном, и всмотрелся в заказ. Смущение Проула сразу стало понятным — он заказывал себе вибратор. Причем с доставкой курьером на адрес дома. Сайт обещал, что это самый быстрый способ получить заказанное. Фортресс Максимус нажал кнопку оплаты, ввел во всплывшей форме все необходимые данные и вернул датапад Проулу. — Спасибо, — мельком глянув на экран, буркнул Проул и убежал в свою комнату. Курьера через пару часов принимал и проверял девайс Фортресс Максимус. Проул только молча цапнул из его рук коробку через приоткрытую дверь и снова захлопнулся в своей комнате. Фортресс сообщил в дверь, что вечером прилетит Спрингер и привезет какой-то сюрприз из Праксуса. То, что у Проула что-то не получается, Фортресс Максимус понял где-то через час, когда прислушался к звукам из его комнаты. Апгрейд, оставшийся еще со времен работы на Гаррусе-9, позволял слышать то, что происходило в соседних помещениях, даже за бытовыми шумоподавителями. И всхлипывания вперемешку с ругательствами на дурацкий корпус и идиотский вибратор как-то не походили на умиротворение от разрядки. Фортресс Максимус немного поколебался, вспоминая тот разговор после похищения, но потом решительно отправился в спальню Проула. Есть проблема и с ней надо разобраться. И неважно, что проблема весьма деликатная. Проул, увидев его в дверях, смутился еще больше и спрятал лицо в ладонях. Он сидел на полу, не пытаясь ни уйти, ни прикрыть соединительную систему, и мелко дрожал. Причина его неудачи с вибратором была очевидной — порт сжался и ни в какую не желал пропускать инородное тело внутрь. — Проул… — Ты меня порвешь! — Проул подтянул колени к грудной секции и сжался. — Да не собирался я тебя коннектить! Я просто хочу помочь тебе, — Фортресс подошел к столику, на котором стояло несколько кубиков с энергоном, отлил из одного в энергофор и достал из субкармана прозрачную коробочку с таблетками. — Вот, смотри, это релаксант, он поможет расслабиться. Одна таблетка на стандартную порцию энергона. Проул сквозь пальцы наблюдал, как таблетка растворяется в энергоне, выбрасывая фонтанчики пузырьков. Он вздрогнул, когда Фортресс Максимус сел рядом с ним на пол и протянул энергофор. — Выпей. Проул пересилил себя, взял колбу в руки и начал пить, настороженно посматривая в сторону опекуна. Но тот сидел и не пытался ничего сделать, только снял со своих полей маскировку. Проул действительно не улавливал в них ни проблеска желания. — Зачем ты здесь? — спросил он между глотками. — Я чувствую, что тебе нужна помощь? — Фортресс Максимус помолчал. — Ты перевернул мою жизнь, Проул. Дважды. Когда оставил на Гаррусе… и когда вытащил из комы. Я ненавидел тебя. Потом чувствовал себя идиотом. Потом — еще сильнее чувствовал себя идиотом, когда понял, что для тебя все это не имело ровно никакого значения. Но ты так прочно захватил мои мысли, что я уже не мог не вмешаться, когда ты пропал. И после, когда я вдруг оказался единственным, кого интересовало твое личное благополучие, а не то, что ты мог сделать для общей пользы… я не мог отделаться от ощущения, что наши судьбы связаны. — Моя судьба связана с другим мехом, — огрызнулся Проул. — Если бы я знал, что произойдет на Гаррусе, я не стал бы… Да, я не думал о тебе, как о мехе, когда принимал решение о твоей реанимации. Громко сказано, «принимал». Хватило напомнить медикам об их обязанностях, которые не я придумал!.. Я готов попробовать узнать тебя лучше, — пересилив себя, Проул не стал в очередной раз уточнять, что не в интимном смысле. Только улыбнулся — слишком широко, слишком расслабленно, с раздражением понимая, что лекарство уже начинает действовать. — Но с этим, — он покосился на грязный вибратор, валяющийся на полу, — мне мог бы помочь только один мех. И я пока не готов убеждать его вернуться. — Джазза? Или Мезотуласа? — Джазза, конечно. Я все бы отдал, чтобы начать сначала, — признался Проул. — На самом деле я очень плохо знал его. Я вообще видел только себя. Всегда считал, что он не ровня мне по статусу, по уму, что я имею право решать за него… и в коннекте, понимаешь? А он всегда уступал. Один раз говорил, что ему так не нравится, второй, третий — и смирялся. Мезотулас был более настойчивым, но мне с ним было просто никак. Даже не противно. Просто ничего не хотелось. Мы сливали искры, потому что я хотел спарклинга, как одержимый. Меня злило, что он не Джазз, но и тогда я ничего не понимал. И когда мы с Джаззом коннектились последний раз, уже после войны, тоже. Я изнасиловал его, Фортресс, — Проул залпом допил энергон. — Когда хотел совсем другого. Но я не знал, как об этом сказать, как сделать, чтобы он захотел. И поступил, как обычно. Как привык. — И что было дальше? — по интонации Фортресс Максимуса не понять было, осуждает он или просто любопытствует. — Он разозлился, — Проул отчетливо вспомнил свое недоумение. — Я что-то говорил ему: как я скучал, как мне было без него плохо… а он стряхнул мои руки. И ушел. И я тогда думал только о том, как уничтожить Дэдлока. До него Джазз был другим. И я тоже хочу стать другим. Как говорит Ранг, понять, какой я настоящий. Релаксант тут не поможет, — для верности Проул еще раз сконцентрировался на ощущениях в интерфейс-системах. Как он и думал — и эха желания не осталось. — Я потом найду в сети, что за препараты я покупал, и ты их для меня закажешь, хорошо? И я должен слезть с успокоительных. С любых. Я совершенно не уверен, что они сочетаются. — Проул, ты уверен, что это необходимо? — Я не вижу других вариантов, — он сгорбился и уткнулся шлемом в колени. — Я хотел бы их видеть, но не вижу. То, что ты сейчас скажешь — отпустить, забыть, заняться чем-то другим… это не работает. Мне самому страшно, что я… я будто не существую без него. — Ты существуешь, Проул, — уверил Фортресс Максимус так серьезно, что Проулу очень захотелось на него посмотреть. — И потихоньку учишься понимать, что нужно тебе самому. — Знать бы еще, что с этим делать! — Я не знаю, услышишь ли ты меня, но я бы очень не советовал возвращаться к Джаззу. Как я понимаю, вам с ним нужны в жизни слишком разные вещи. Ты можешь подстроиться под него — но ты лишишься куска себя. К тому же у Джазза есть мех, которому не нужно подстраиваться, мысленно согласился Проул. Как будто Саксо действительно активировался и вырос в Протихексе, как Джазз настоящий… так легко он слился с Дэдлоком в единое целое. С болезненным упорством Проул правдами и неправдами выискивал любые упоминания о них двоих, и множество непредвзятых мехов отмечали, что Джазз и Дэдлок вместе куда эффективнее и опаснее, чем по отдельности. — Он мерещится мне каждый раз во время оффлайна, — вернулся Проул к более насущной проблеме. — И мне плохо от этого напряжения. Ноют интерфейс-системы. Ты считаешь, тут нужны успокоительные, а не возбудитель? — Тут нужна консультация Рэтчета, — рассудительно ответил Фортресс Максимус. — Я не хочу с ним это обсуждать! — возмутился Проул. — Его никогда не останавливало то, что он медик и должен быть вне вопросов морали! — Вы оба были спарклингами, Проул. Аморально здесь не то, что вы делали с Джаззом. А то, что обстоятельства не оставили вам выбора, который каким-то другим спарклингам показался бы легким и очевидным. Кто виноват, что ты побоялся возвращаться домой, когда тебя похитили? И кто виноват, что молодой мех, выживший в катастрофе и встретивший на улице спарклинга, выбрал помочь этому спарклингу с новой личностью, терпеть насилие, неудобства, бояться разоблачения… лишь бы не связываться с твоими создателями? — Я хочу в душ, — пробормотал Проул и торопливо подобрал вибратор. Уже выходя в холл, Проул вдруг понял, что разговаривать с Фортресс Максимусом о таких вещах… оказалось до странного спокойно. Теплая вода расслабляла. Стоило ли подпускать Фортресса так близко? Говорить об альфах… Нет, Фортрессу бы в голову не пришло связываться с ними или выдавать настоящую личность Проула кому-то, кому совсем не надо о ней знать; просто он слишком привык не упоминать ту жизнь даже мысленно, чтобы не выдать себя выражением линз или жестом. Так странно было слышать о ней. Она больше не была постыдной тайной. ** — У моего опи есть еще спарки. Наделал, пока воевал, — признался Даблвай бесхитростно, и у Проула защемило искру от этого глупого доверия. — Раньше дани даже из-за намека расстраивался, но сейчас, когда мы все выросли и они сами устроились здесь после войны, стал им денег подкидывать. Кажется, всерьез думает, что пропадут без него. Иногда это просто бесит. От меня он ждет, что я все буду схватывать на лету, делать все, что он говорит, и еще больше, по своей инициативе… а они такие бедные-несчастные, как им не помочь! У меня есть подозрение, что он так над опи издевается. Это тоже бесит. — Не мог же Риммик признать, что его избранник ему изменяет, и выкинуть из клана? — Проул сам не понял, зачем бросился на защиту Риммика, которого почти не знал. Наверное, разозлил эгоизм Даблвая… а может, что-то более глубокое, что еще следовало разобрать и проанализировать. — Точно не во время боевых действий, находясь при этом в эвакуации и не зная, выживет тот или нет. — Если бы мой избранник слил с кем-то искры на стороне, я предпочел бы обсудить и расстаться, раз такое дело, — возразил Даблвай упрямо. — Зачем мучить себя, его — и спарков, в конце концов? В доме Риммика пахло чем-то свежим — не приторным, а совсем легким. Так пахнет дорогая косметика: без малейшей примеси ацетоновых или топливных паров. Энергоном здесь не пахло вообще, хотя гостей, конечно, угощали. Но запаха жилого дома, где меха заправляются и бросают невымытые колбы, анализаторы Проула не фиксировали. — Прощение угодно Праймусу. Но я тоже был эгоистом, — поспешил исправить впечатление Проул. — Когда близкий мех причиняет тебе боль, сложно думать о прощении. — Это все абстрактные вещи, мне так кажется, — Даблвай рад был порассуждать о чем угодно, это Проул заметил еще при первом знакомстве, когда и не пытался поддерживать разговор. — Позже, спустя квартексы, когда уже все равно — так это равнодушие, никакое не прощение… Каким же Даблвай был одиноким, если так тянулся к меху с явными психическими проблемами! ** В доме, где были только Плюшка и Проул, Фортрессу было как-то спокойнее. Но отказаться от долгого визита, на вечер, ночь и следующий день, было неловко — это ведь Фортресс напросился в гости вместе с подопечным, потому что тот уперся и требовал прогулку по Праксусу. Зачем ему это понадобилось, Проул не объяснял, просто спустя неделю после того разговора в спальне вдруг загорелся идеей посетить свой родной город. Ранг думал три дня после беседы с Проулом, но все же разрешил. И вот они здесь. Дом Риммика был наполнен незнакомыми эм-сигнатурами и звуками чужой жизни: не только трое членов клана, еще прислуга. И все равно ощущался идеально мертвым. Как с картинки. Хоть сейчас делай снимки на оптосенсоры, выкладывай в сеть и выставляй на продажу — или на сайт, где интерьерами хвастаются. Когда видишь такие кадры, думаешь, что мехи просто прибрались перед съемкой, что жизнь за кадром продолжается. Но здесь не пахло ничем домашним: ни топливом, ни мылом, ни слежавшейся пылью, которая все равно попадает в комнаты и забивается в труднодоступные уголки, даже если регулярно все протирать. И уличного шума за окном не было. Никто не ездил. Казалось, тут и ветра нет. Или так плотно закрыты окна на всем этаже, что у сквозняка не осталось шансов проскользнуть? Все это легко можно было бы перетерпеть… но Фортресс видел, что Проулу здесь некомфортно. От чего-то подобного он бежал? Почему захотел вернуться? Стоит ли искать логику в поступках недееспособного меха? Они так и не обсуждали ничего важного после того откровенного разговора: ни о семье Чекпойнта, ни даже о том, был ли им Проул на самом деле. Изменения фейсплейта и отмалчивание ничего не доказывают, только вызывают подозрения… Фортресс хорошо знал, что мехи часто молчат совсем не о том, о чем думает собеседник. Личная тайна на то и личная, что ее прячут очень хорошо: сколько случаев он видел на Гаррусе-9, когда упорное нежелание идти на контакт было просто попыткой защититься, оставить неприкосновенным какой-то кусок себя — не автоматическим признанием, что дело нечисто, как считали некоторые следователи и охранники! Проул не совершал никаких преступлений, раздраженно напомнил себе Фортресс Максимус. Не стоило и сравнивать. Доказанных преступлений — точно не совершал, а что касается спорных деяний на благо автоботов… Слава Праймусу, Проул вовремя разработал и заставил лидеров фракций принять закон о полной амнистии представителей СБ и приравненных к ней структур с обеих сторон. Слава Праймусу, с обеих сторон нашлись здравомыслящие мехи — и Проул среди них в первых рядах, ведь мало иметь мнение, надо его еще обосновать и донести до Прайма. Если бы Проул так же сорвался до подписания перемирия, а он, судя по всему, сорвался бы… Фортресс ярко представил, как Проул отчаянно ищет поддержки Джазза, единственного близкого меха, и представил возможные политические последствия этого шага: от суда над Проулом по десептиконским законам до добровольной передачи всех известных ему автоботских секретов. Все выглядело катастрофой не только для Проула лично, но и для тысяч даже не знакомых ему мехов. Но был и утешающий вывод: Проул как-то смог продержаться до перемирия и немного после. Значит, отдавал себе отчет в собственной нестабильности? Значит, уже когда-то мог проконтролировать или хотя бы отсрочить собственное безумие? За окном кто-то громко и цветисто выругался, и Фортресс отвлекся от тяжелых мыслей, шагнул к окну. Незнакомый фиолетовый мех, впрочем, явно вышедший из дома Риммика, разлил на крыльце и трансформационной площадке ярко-желтую краску. И сам же на ней поскользнулся, судя по деталям на спине, разошедшимся в частичной трансформации и до сих пор не вернувшемся на место. И кое-что еще смущало Фортресса, так что он присмотрелся внимательнее. Да, грубые швы ему не померещились. Этот мех либо совсем недавно выносил спарклинга, либо его потерял до активации. Что, в общем, не накладывало ограничений на переноску тяжестей — и канистра с краской вряд ли весила десяток тонн, — но на координацию повлиять могло. В этом доме еще попробуй доберись до выхода, который прямо под твоей комнатой! Проще было выпрыгнуть из окна, понял Фортресс, стараясь идти по коридору тихо. Но как-то это не по-гостевому, не поймут, тем более здесь. По пути Фортресс не удержался, просканировал комнату, выделенную Проулу. Тот уже вышел в онлайн, но продолжал лежать. Как обычно. Дома Проул тоже не вставал с платформы, пока Фортресс не напоминал ему, что пора заправиться или привести себя в порядок. И больше всего Фортресса беспокоило, что в оффлайне Проул толком и не был: три, четыре, максимум пять часов. Пока Фортресс спускался со второго этажа, на улице уже появился спарклинг. Совсем еще кроха, формирующаяся протоформа, но очень активный и довольно высокого роста. И обляпался краской, конечно же. Альтмод у такого малыша предугадать сложно, но явно что-то легкое. Может, даже двухколесное. Он с таким обалдевшим выражением фейсплейта топал по луже краски, что Фортресс не удержался от улыбки. Взрослый мех, судя по вспышкам эм-излучения, не просто смутился — испугался. Он шагнул вперед, очевидно загораживая спарклинга. — Я только хотел предложить помощь, — поспешил успокоить его Фортресс. Да, он был очень большим мехом и привык, что иногда на него реагируют нервно, но он никогда не обидел бы новоактивированного спарка. Поэтому видеть чужой страх было неприятно — и вдвойне неприятно, что мех точно фокусировал оптику на автоботской инсигнии, заметил ее и внимательно рассмотрел. Так ли лояльны к автоботам мехи в Праксусе? Не политики, а третьестепенные члены кланов и слуги? ** Мехи всегда находили себе более интересных собеседников, чем Проул. Так повелось еще со спаркства, и, положа руку на искру, что он сделал, чтобы это изменить? Сейчас, когда он замер у окна и тщетно размазывал по фейсплейту омыватель, казалось, что ничего не изменилось. Юникрон с ним, со спаркством, мелкий Чекпойнт точно не был никому важен и интересен — и не должен был. В памяти невольно всплывали события более близкие по хронологии. День, когда Оптимус окончательно от него отказался. Точнее, когда он сам понял, насколько Оптимусу на него лить, и не смог притвориться, что все нормально, когда ничего нормальным не было. После этого все помнилось как в тумане: осколки монитора с консолью, темные улицы, покрытые многоворновой пылью руины. Даже когда десептиконы начали всерьез бомбить Праксус, и ни дани, ни опи не нашлось в списках выживших, Проул не ощущал такой безысходности. Тогда была надежда — что еще не отметились, что успели телепортироваться через космомост на другую планету. Тогда было кому мстить и кого винить. Фортресс отмывал от желтой грязи крыльцо у запасного выхода, болтая с хорошеньким фиолетовым гонщиком — а на руках у того, невиданное в военные времена дело, елозил крохотный фиолетово-черный спарклинг, тоже измазанный чем-то желтым и уже запачкавший всех. Вот он недовольно дрыгнул коленом, метя в фейсплейт меху. У Проула тоже мог бы активироваться такой спарк… Без своего терминала Проул чувствовал себя беспомощным. Если бы он сейчас был дома, он за пару кликов выяснил бы, кто этот мех, но казалось слишком рискованным лезть с личного комлинка в базы данных автоботской госбезопасности, к которым, случайно или нарочно, после пропажи Проула установили старые, легко вычисляемые пароли, а где-то и вообще их не меняли. Крыльцо постепенно становилось чище, цветная жижа с разводами исчезала, собранная тряпкой. — Ты еще не сможешь быть один, — сказал Проул своему тусклому отражению в оконном стеклопласте — и вздрогнул от звука собственного голоса. Последнее время он все чаще ловил себя на том, что говорит сам с собой, и пугался мысли, что раньше просто не замечал этого и абсолютно не контролировал вокодер. Шарахнувшись от окна и тяжело осев на платформу, Проул устало провентилировал и попытался настроиться на еще один день «нормального поведения». Естественно, «нормального» лишь с учетом его прежнего состояния. День уже начался, Проул слышал тихие шаги и отдаленные, заглушенные стенами голоса мехов. Пока он был один — но ему в любом случае придется выйти из этой комнаты. И, может быть, не только проявлять минимальную адекватность, а стараться произвести хорошее впечатление, чего он и до болезни толком не умел. Если, конечно, он хочет когда-нибудь сюда вернуться.