Кого ты ищешь среди дождя?

— Привет, — сбоку возник Гиперион. — Привет, — Спрингер улыбнулся. Парочка коктейлей, выпитых до этого, уже настроили его на благодушный лад. — Я к вам на базу приезжал, и мне сказали, что ты здесь, — Гиперион примостился рядом на барном стуле и огляделся вокруг. — Даже карту дали, как доехать. — Да, Импактор сбрасывал в чат, что меня спрашивал симпатичный трехрежимник, — Спрингер взял один из энергофоров, поставленных перед ним заправщиком, и протянул собеседнику: — Рекомендую для первого знакомства с напитками этого праймусоугодного заведения. — Я не трехрежимник, сколько вам всем объяснять, — простонал Гиперион, но коктейль взял. — Оу, да он куда крепче, чем у нас. Спрингер про себя фыркнул. После общения с Риммиком и опубликованной Дэдлоком статистики он лучше понимал, почему в Праксусе лучше скрывать военный альтмод, но при личном общении с таким же трехрежимником странная упертость Гипериона в этом вопросе каждый раз поражала до глубины искры. Никто ж его не собирается забирать в армию и делать рекером против воли! Тем более что он уже медик. Но настроение портить не хотелось ни себе, ни Гипериону, и вообще Спрингеру хотелось узнать побольше о жизни в Праксусе, поэтому вопрос с количеством режимов снова отложился на потом. Не привыкший к напиткам, рассчитанным специально на кибертронцев их комплекции, Гиперион заметно опьянел уже на третьем коктейле. К счастью, на самостоятельном выборе напитков он благоразумно не настаивал, доверившись в этом вопросе Спрингеру, а тот подбирал для него что послабее. К концу четвертого коктейля Спрингер узнал, что Гиперион в Иаконе уже две недели — Рэтчет отобрал его из числа многих претендентов к себе на стажировку в операциях. И все эти дни Гиперион был плотно занят ассистированием доку. А сегодня довольный его результатами Рэтчет дал ему два дня отдыха, и Гиперион решил отыскать своего единственного знакомого в городе. К концу пятого коктейля Спрингер узнал, что Гиперион отчаянно по нему скучал все это время и даже внушение от старшего брата не изменило ситуацию. На этом моменте Спрингер расплатился и увел Гипериона из бара. Праксианца пошатывало, и даже включенная на максимум фильтрация помогала слабо. — Шлак, я сейчас солью отработку прямо на улице! — с недоуменным ужасом прошептал Гиперион, хватаясь за Спрингера, чтоб сохранить вертикальное положение. — Со мной никогда такого не было! — Да просто ты никогда и не напивался до такого. Судя по всему, свой бар твои создатели прячут весьма тщательно, — Спрингер прикинул, сколько добираться до кварты Гипериона в общежитии медцентра, а сколько до его кварты. По всему выходило, что его кварта намного ближе. — Видишь ту башню? Нам туда. Тут всего ничего - пара минут пешком и потом на лифте. — А что там? — Гиперион сфокусировался на башне и пошел куда увереннее. — Мой ангар, то бишь кварта, — пояснил Спрингер. — Немного бардачно там, но лучше ты запнешься о коробку, чем тебе выпишут штраф. — Угу, — согласился Гиперион. Из санитарного отсека он вышел вполне трезвым и чистым. — Спасибо за фильтры, — улыбка вышла смущенной. — Не за что. Мне тоже надо сменить фильтры, — Спрингер махнул рукой в сторону мощного дивана напротив холовизора. — Располагайся и врубай, там каналов двести, в том числе галактические. Спрингер ушел в санитарный отсек, а Гиперион подошел к дивану и с некоторой опаской сел на него. Диван даже не скрипнул. Он оказался еще и весьма комфортным, Гиперион откинулся на спинку и поерзал. Страстно захотелось себе домой такой же. Может, с покрытием другого оттенка, но чтоб можно было на него плюхнуться со всего размаха и не бояться, что развалится. Гиперион закинул на диван ноги, опершись спиной на подлокотник, и даже оптику отключил от удовольствия. Он потерял счет времени, вздрогнув от вопроса Спрингера, устал ли он. — Я наслаждаюсь, у меня дома такого нет, — прошептал он. — Там все как-то на мои габариты не подходящее… — Могу дать адрес, где такие продают, — Спрингер присел рядом, а диван по-прежнему не угрожал развалиться. — Тебе вызвать глайдер? — Утром. Напоишь энергоном и тогда вызывай, — Гиперион подключил оптику, сел и обнял Спрингера за плечи, одновременно целуя его. — Я трезвый. И я хочу тебя. — Прямо на диване? — обнимая его в ответ, уточнил Спрингер. — На нем, не хочу никуда идти, — Гиперион разорвал поцелуй и уткнулся Спрингеру в шейные кабели. — Только… я все знаю, но ничего не умею… Будешь в активе? Спрингер не торопился, хотя ему, судя по эм-излучению, очень хотелось. Они начали с инфообмена, пробных запросов о состоянии, совместимости и готовности систем друг друга. — Все нормально, — заверил Гиперион, чувствуя, как Спрингер волнуется. — Я просчитывал, насколько ты мне подходишь. Технических проблем быть не должно. Настолько доверяя другому меху впервые, Гиперион внимательно следил за руками Спрингера, гладящими корпус и аккуратно укладывающими его на диван. Они ощущались все менее холодными — обшивка нагревалась, как и положено. Физические ощущения пока Гипериона не слишком интересовали, он больше думал о собственных эмоциях — и с замиранием искры понимал, что снова чувствует что-то не то. Не должно быть нормальному меху, собирающемуся сконнектиться в первый раз в жизни, настолько все равно. Когда он понял, что Спрингер рад ему и тоже скучал, он испытал столько разных неописуемых эмоций, что готов был предложить «полетать» прямо в баре или на улице, сейчас, немедленно, вот только отработку бы слить сначала... но стоило наконец приступить к делу, сразу выяснилось, что осталось только умеренное любопытство. Но признаться в этом Спрингеру, тем более вслух, было уже невозможно. Гиперион старался сохранять уместное, не слишком скучающее выражение фейсплейта. Пробовал улыбаться, но не мог отделаться от мысли, что это выглядит в его исполнении глупо. Кажется, с этими попытками вести себя правильно он немного перестарался, но он же предупреждал, что ничего не умеет? — Все хорошо. Просто нервничаю, — и он открыл доступ к эмоциональным логам. Да, обычно так не делают, считается, что это допустимо лишь между соузниками, но для считывания чужих эмоций и поверхностных образов в оперативной памяти нет нужды связывать искры. Как, например, лечить спарка, который еще говорить не умеет и только плачет? Конечно, Гиперион волновался и сомневался. Но прекратить все и сделать вид, что ничего не было... ни в коем случае! То, что Спрингер решил притормозить и убедиться в искренности партнера, только добавляло ему очков. Спрингер отчетливо согласился и наконец приступил к энергообмену. И странное дело — корпус Гипериона выдавал соразмерный отклик, шедший вообще не из тех мест, где находятся аккумуляторы. Фантомные ощущения от непривычной нагрузки на нейросеть? Вроде бы Гиперион что-то читал об этом... Гудели вентиляторы и движки, обжигали нежные детали разряды с проводов, которым не нашлось разъемов. Дергался коннектор и сокращался порт, работая вхолостую, там перестраивались туда-сюда детали, механически разыскивая чужие интерфейс-системы: то ли слишком тоненький болт, то ли слишком просторный порт. Нравилось ли это Спрингеру? Тот притормозил, расшифровывая донесшееся по связи беспокойство, и Гипериону стало неловко. Всегда он так! Все же было хорошо! Не только было — продолжалось, и даже тупая боль где-то в спине не портила настроение. Они уже разогнали энергообмен до максимальных значений, так что ничего худшего случиться не могло; и боль, скорее всего, связана была с весом Спрингера, навалившегося сверху, а не с его мощностями... В общем, ничего фантастически прекрасного, растворения в экстазе, друг в друге и так далее, не случилось. Но Гиперион и не ожидал слишком многого. Все произошло, на его вкус, довольно быстро, он не успел распробовать; а с другой стороны, надоесть тоже не успело, ни ему, ни Спрингеру. Тот, пока Гиперион прислушивался к собственным ощущениям и делал выводы (спина так и не перестала ныть, но нейросеть восстанавливалась поразительно быстро для их разницы в мощностях), неуклюже слез с дивана и гостя — и теперь, похоже, мялся, не зная, что делать дальше. Как будто Гиперион был кем-то особенным. Не могло же случиться так, что для Спрингера это тоже нестандартная ситуация, привести кого-то из бара? Или мехи из бара обычно сами понимали, что коннект закончен, нужно поблагодарить и попрощаться? — У меня еще три часа, я хотел бы прокатиться по монорельсу. Северный, туристический Иакон я посмотреть успел, а остальные районы — нет. Если есть желание, можешь проехаться со мной. Хотя ты, наверное, все здесь давно видел, и не только из окна вагончика? — Нет, — Спрингер мотнул головой. — Я и не знал, что здесь монорельс есть, думал, только на междугородных шаттлах мехи пересекают город, если подгадают к посадке на первой из станций. — Монорельс весь город окружает, по окраинным районам. Мне как раз удобно добираться от общежития, я даже специальный многоразовый билет купил... — начал объяснять Гиперион, и вдруг с запозданием понял, в чем может быть проблема. — Но я не уверен, что мехов военных альтмодов туда пускают. Спрингер посмотрел на него странно. — Должны пускать. В любом случае, мне не сложно проводить тебя до ближайшей остановки. — Тогда пойдем?.. Гулять со Спрингером по темному городу было интересно. Иакон — по крайней мере, этот район — заметно отличался от Праксуса. Много мехов на улицах, хотя у большинства рабочий день начнется часа через три-четыре, не раньше; и мехи, попадавшиеся навстречу, выглядели странно. Нет, они не были грязными или пьяными, на перекрестке Гиперион увидел даже пару с тремя совсем мелкими спарклингами — но большинству мехов, казалось, налить на собственный внешний вид. Ни полироли, ни подсветки, ни каких-то модных деталей, подчеркивающих богатство и статус. В больнице, конечно, мехов отмывали и отчищали от всего лишнего. И монорельс, как Гиперион понял, был транспортом для простых рабочих, с которыми лучше было не совпадать по времени поездки, чтобы спокойно сесть у окна. Но кто все эти мехи, бродящие по улицам? Спрингер, которому Гиперион задал этот вопрос, начал рассказывать, что сразу после перемирия народ вообще с ума посходил и пытался праздновать чуть ли не круглые сутки. Тогда, пожалуй, со спарклингами гулять по ночам было не очень безопасно, и все равно мехи это делали... Автоботские военные сбивались с ног, организовывая патрули в самых беспокойных районах. Гиперион слушал не слишком внимательно, снова сосредоточился на ощущениях. Очень скоро стажировка в Иаконе закончится, настанет время возвращаться в Праксус, и такой уютной прогулки больше не повторится никогда. А потом Спрингер сжал его локоть: — Ты всегда такой рассеянный, спрашиваю? Вот что, я научу тебя азам самообороны. Отказ не принимается. *** Чего Вирль не ожидал, так это приглашения от Проула — и последовавшей за этим приглашением просьбы помочь с переездом в кварту в другом здании того же жилого комплекса, снятую для подопечного Фортресс Максимусом. Сам Фортресс только выглянул поздороваться и тут же скрылся в комнате, плотно закрыв дверь. — Я с ним не разговариваю, — пробурчал Проул, как обиженный спарк. — Но мне надо социализироваться, чтобы меня признали вменяемым, ты потом подтвердишь, что мы общались, — и в клешни большую кадку с кристаллами сунул. И убежал в мойку, собирать фраговины какие-то. Ну, Вирль другого и не ждал от Проула, тот и вменяемым особо общаться не стремился. Вирлю, в общем-то, все равно нечего было делать. Договор с охранной фирмой он подписал — но на конкретные рейсы каждый раз набирали команду из мехов, которые работали с фирмой давно. И не были эмпурированными рекерами. Об этой причине никто не заговаривал вслух, конечно, и потрясти, стиснув клешнями, Вирль никого конкретного не мог. Парни, которые взяли его в экспедицию и свели с начальством фирмы, искренне расстроились, но по существу ничего не посоветовали. Прав был Спрингер — просто так из рекеров не уйти. Перси был ученым межпланетного значения, как он сам про себя заявлял. Кто-то из бывших рекеров ушел в обычную полицию или в инструкторы. Кто-то, как тот же Пневматикс, сменил имя и корпус. Вирлю заменить клешни на пальцы медики не могли. Но гоняться за психами вроде Дэдлока у Вирля тоже никакого желания не было. Он, может, семью хотел. Спарков. Обычную работу, на которой работаешь за шаниксы, не спасаешь мир и не рискуешь головой каждый день. Потому и не возвращался пока. Искал, куда еще податься, но всюду получал отказы. Хоть в грузчики устраивайся! Проулу ничего особо переносить и не надо было, в новой однокомнатной кварте мебель имелась. Он захотел забрать кучу горшков с кристаллическими растениями и всякие бытовые мелочи: лекарства свои, покрывала, банки из мойки, стопку датападов... У самого Вирля кварта была похожая, в такой же свежеотстроенной тридцатиэтажке в шести хайках отсюда. Только вид из окон был посимпатичнее: рекерам жилье выделяли одним из первых, Вирль выбрал самый верхний этаж. До войны его кварту назвали бы лофтом и отгрохали бы панорамное окно во всю стену, хотя бы в гостиной. После войны — заморачиваться не стали, сделали все одинаковым, весь район, только кварты в домах разных размеров, и все. С высоты хорошо видно, где заканчиваются отремонтированные старые дома и начинается новая застройка. У Проула этаж был одиннадцатый, у Фортресса — третий. — Ты уже, значит, почти в порядке? — спросил Вирль. — А тебе как кажется? — Проул замер на полушаге и посмотрел так, словно ему действительно был важен ответ. Вирль не видел Проула после того, как тот исчез и попытался покончить с собой, и в месяцы перед этим не часто с ним пересекался. Сравнивать было не с чем, пришлось приврать: — Дерганый ты какой-то. А так вроде все как было. Что, поживешь тут немного один, и тебя восстановят в правах? — Должны, — кивнул Проул. — Повезло. Это, — Вирль щелкнул клешнями, — так просто не восстановить. — Я как раз хотел тебя спросить... Ты садись, этот стул кажется надежным. Хочешь энергона? Ты ведь любил сладкое, я не путаю? — уточнил Проул уже из-за приоткрытой двери, чем-то там звякая и шебурша. К сладкому Вирль был равнодушен, но все равно промычал утвердительно. Новый Проул... нервировал. — Так что ты спросить хотел? Не про сладкое же? Сидеть на месте спокойно Вирль не любил, привычно покачивался. Молчать он не любил тоже — и его подбешивало, что с Проулом совсем не так, как с просто замкнутыми мехами типа Циклонуса: нет, надо терпеливо ждать, пока соберется с мыслями и чего-нибудь выдаст. А может, и не надо? Не то чтоб Вирль много общался с психически травмированными, ему себя любимого хватало... — Я не знаю, смотрел ли ты ролики Дэдлока... — Конечно, смотрел! — перебил Вирль и так резко качнулся вперед, что у Проула в руках бокалы накренились и трубочка, та, которая для Вирля, закрутилась. Думал ведь, что надо покультурнее как-то, эх... — Но слушай, я ни за что, что он там сказал, осудить не могу. Он, может, вообще подох уже, или имя с корпусом рванул менять, честно, знаешь, на прощание похоже! — Из-за этих роликов мы с Фортрессом серьезно повздорили, — Проул сел напротив, о бокалах будто забыл, так и продолжал неловко сжимать их. Где-то за дверью капала вода. Дрон по имени Плюшка, которого Проул переносил сам, исследовал комнату, тычась мордой в каждый уголок. — Помиритесь, наверное. Или нет? Что случилось-то? — Дэдлок знает мое настоящее имя. Пока обо мне ничего не было. Но Фортресс почему-то решил, что я очень нужен моим создателям, спустя столько ворн... и что они не порадуются, что их спарк прожил хорошую жизнь, а захотят как-то напакостить мне и ему. Я никогда не жалел, что ушел из дома, — Проул пожал плечами. — Создатели видели только наследника, а не живого юнглинга. Я только потом понял, что мой дани хотел, чтобы я избежал всех неприятностей, выпавших ему после смерти братьев. Мне больше не у кого спросить, Вирль. Сам я думаю, что моим создателям уже не нужен никакой наследник, тем более — такой, как я. Инвалид. — Я бы гордился спарком, который в таком возрасте стал штабным благодаря уму. И сила в искре тут тоже налицо. Ты со спаркства любил математику и статистику, но этого мало. Не каждый, кто любит считать, способен... — Да поболту! — Проул резко, со звоном передернул дверцами. — Недавно я сам заправиться не мог! — Сейчас вроде можешь. Так в чем вопрос? Фейсплейт Проула стал холодным и чужим. Он наконец вспомнил о принесенной выпивке и преувеличенно аккуратно поставил ее на низкий столик. Стул неприятно скрипнул, когда Вирль потянулся за бокалом. Запотевший пластик норовил выскользнуть из клешни, а сжимать слишком сильно не стоило, такие бокалы легко лопались в руках Вирля. — У меня несколько вопросов. Вспомни, пожалуйста, насколько мои создатели были расстроены, когда я пропал? И какие усилия они приложили, чтобы меня найти? Вирль отвернулся к окну, уставился на ряд одинаковых высоток, уходящий вдаль в узком промежутке между двумя соседними домами. Почти одновременно засветилось несколько окон — Вирль сверился со встроенным хронометром и понял, что мехи приезжают в свои кварты после работы. Вот и еще один бессмысленный день прошел впустую. — Давно это было. Я уже мало что помню. — Не надо врать мне, Вирль, пожалуйста, — Проул говорил спокойно, но теперь Вирлю точно не мерещилось — на шипящих отчетливо прорывался праксианский акцент, в обычное время почти не заметный. — Все мне врут, даже Фортресс Максимус. Еще и за Спрингера боятся, хотя он точно никому не нужен. Его не признали бы, даже если б я вернулся домой, и тем более не признают сейчас. Меня-то вряд ли признают. Я не думаю, что дани выгодно, чтобы их с опи обсуждали в таком скандальном ключе. А ты хотя бы помнишь, какими мехами были мои создатели, и можешь трезво оценить ситуацию. Если бы! Вирль и про Спрингера-то думал, что Проул знать о нем не знает! Нет, конечно, Вирль все помнил. На совесть работал, охраняя дом в Праксусе, серьезного храмовника и совсем молодого наследника клана, очень скоро ставшего его главой. И маленького Чекпойнта тоже охранял... не уберег. Мыслимо ли было приставить круглосуточную охрану еще и к юнглингу, когда хозяева дома сами настаивали на присутствии наемных телохранителей только в исключительных случаях, когда явно обязывал статус? Конечно, Флип-Топ был расстроен. Дефендер был спокойнее, но и он искренне волновался за спарка и за соузника... за соузника, казалось, сильнее? Вирль не мог судить трезво, как ни пытался. Ни тогда, ни сейчас. Ему тогда словно искру вырвали. Фрагов эксперимент намертво привязал его к семье, которую поручили охранять. Кто поручил? Почему? Чекпойнт потом нашел, кто стоял за этим, умничка Чеки, чудесный юнглинг, нашел, когда Вирль уже стал Крушителем, когда научился жить сам по себе, смирился с дырой в памяти, дырой в искре... и тем больнее было узнать, что в похищении косвенно виновен он сам. — Чеки, — Вирль не мог подобрать слов, не мог рассказать правду — и попытался рассказать другую правду, собственную, про себя одного. — Ты же сам все выяснил. Про то, как мне стерли память. Конечно, твой дани не был камнем бесчувственным... но ты уже давно не спарклинг. И ты, выходит, его обманул. А он не из тех мехов, что прощают такие вещи. Послушай, Чеки, даже если твой дани лично эти эксперименты не спонсировал и ему просто меня привезли, с дырой в башке и без памяти, все равно он знал, что я не по своей воле ему служу. И знал, что со мной сделали, не мог не знать. Пусть это и были союзники клана, не его личные друзья. Он же взял меня в дом и закрыл оптику на то, откуда я взялся? Чекпойнт кивнул — спокойно и серьезно. Но по нему даже мелкому не понять было, что он думает. Так всегда и ходил, и сидел — с прямой спиной и каменным фейсплейтом. А потом срывался и начинал вещи швырять. — Ну и вот, он все знал, и ему было поболту. Ему нужна была охрана, ручной инсектикон, зверь на привязи — и больше ничего его не волновало! — бокал все-таки лопнул, энергон оказался липким, перепачкал все. — А самое страшное, Чеки, что меня тоже ничего не волновало. Он бы написал, что прощает и что я снова нужен, и я бы полетел куда угодно. Я только потом начал понимать, что со мной сделали. Знаешь когда? Когда поговорил с Джаззом. Я не помню его, Чеки. Я никогда его не вспомню. Мех ради меня на преступление пошел, на суицид, можно сказать, он все на кон поставил... а я его не помню. — Это было глупо, — Чекпойнт попытался вытереть руку Вирля, и тот вернулся в настоящее. — То, как он меня похитил. Я имею в виду, он сам мне говорил, что это было глупо. Что между вами ничего такого не было, что он уже знал — ты его не вспомнишь. И понимал, что публичное разоблачение дел со стиранием памяти — полный бред, что не стоило так рисковать, это был просто идиотский порыв. А тебе не сказал? — Ты же искру с ним связал! — Вирль отдернул клешню, щелкнул ей громко, до боли, отдавшейся выше по руке. Попробовал объяснить еще раз, уже догадываясь, что бесполезно. Но вдруг нет? — Он интернатский. Мы с тобой хоть знали, что у нас есть родня, какая бы она ни была. А он не знал. Никого близкого у него никогда не было. Такие мехи страшно привязываются. Может, он во мне старшего брата видел, может, вообще дани или опи. Я был просто другом, еще и ржавым, а для него... Мне его стало жалко больше, чем себя, когда он мне рассказал. Когда я понял, что у него отобрали. Он-то ни в чем не провинился, понимаешь? Нет, Чекпойнт — Проул — не понимал. Вирль и сам понимал умом, не искрой, не так, как хотел бы. И когда задумывался об этом, ощущал бессильную ярость, такую, что не мог сдержать нервных подергиваний серво. В том досье было написано, что он согласился на эмпурату и эксперименты сам, и легко было догадаться, какую предлагали альтернативу. Согласился бы он сейчас, зная, как будут шарахаться от него мехи все эти ворны? Как он будет жить после эмпураты и теневых игр — вечно чужим, ненужным, непонятным и оттого пугающим? Минуту длилось молчание — оптика в оптику. Наконец упрямо сжатый рот Проула, чуть сдвигающийся вместе с остальной комнатой, когда Вирль автоматически покачивался взад и вперед, исказился в отвратительно притворной улыбке. Вирль снова протянул Проулу мокрую клешню, другой сцапал трубочку, перекинул ее в нетронутый бокал и подвел к малозаметному отверстию в шее. Объяснять больше ничего не хотелось. С тех пор как Проул отказался что-либо обсуждать, сунув Вирлю в руки датапад с информацией об эксперименте, уже потускневший образ Чекпойнта окончательно перешел в разряд дезактивов. К тому же Вирль и до позорного увольнения прекрасно понимал, что спарковская привязанность ничего не значит. Кем бы ни стал выросший Чекпойнт, Вирлю к нему доступа не будет. Единственное, что, может, стоило бы сделать — это предупредить Спрингера еще раз, но рассказывать подробности не тянуло и ему. И что это даст Спрингеру? Теперь Проул снова стал чужим. Пока Вирль допивал топливо, Проул что-то бурчал про то, что клешню лучше помыть. Впрочем, промокнуть ее, чтоб не капало, он сумел. У него всегда все было идеально чисто, пятна энергона на полу ему не нужны. Как и живые, неидеальные мехи. Тут Проул ничем не отличался от своего дани. Но Вирля это, слава Праймусу, больше не касалось.