Кого ты ищешь среди дождя?

Он мог вечность смотреть, как Спрингер улыбается. Смотреть на аккуратный нос, широкие скулы, голубые блики на поверхности линз. На зеленые пальцы, ласкающие тонкую проводку, ведущую к фарам и поворотникам. Чувствовать в его эм-излучении неподдельное желание. Даже если Праймус отвел совсем мало времени их любви, Гиперион хотел погрузиться в каждую секунду полностью, ничего не упустить, ничего не забыть. Не отвлекаться на мысли о создателях, о братьях, ждущих, что он найдет удачную партию и решит все финансовые проблемы семьи. О Блерре, по собственной инициативе который раз предлагающем «погулять поодиночке». Чем все это кончится — и как скоро? Их взгляды встретились. — Улыбнись, — попросил Гиперион — и зафиксировал еще один кадр на память. Наверное, уже тысячный с чем-то. Его до сих пор поражало, что Спрингер позволял ему все. Трогать, целовать, глубоко и грубо проталкивать коннектор в рот или в порт… Прикасаться к искре тоже позволил, тем более что в прошлый раз сам перестарался, и инт-системы у Гипериона до сих пор побаливали. Гладить чужую камеру искры, почти касаясь короны сияющих протуберанцев, Гиперион побаивался, но старался этого не показывать. С официальным соузником, как ему казалось, было бы проще: они бы оба понимали, что это не из любви, и простили бы друг другу неловкость и торопливость. Со Спрингером хотелось делать все идеально с первого раза. Увы, получалось не всегда. Даже удивительная для их разницы в альтмодах совместимость не спасала. А Гиперион, между прочим, отмахнулся от ухаживаний танка, доказав ему, что конкретно они двое не смогут удовлетворить друг друга на платформе. Не все танки имели такие мощные движки. Просто Мегазарак был слишком уж крупным танком. И вдобавок инопланетным гражданином, по слухам, возглавлявшим местную оппозицию, идеологически опасно близкую к десептиконам. Приятно было вообразить реакцию создателей на танка с планеты Вайрон, или Айрон, тот, в отличие от Спрингера, когда-то был президентом… Но Гиперион решил не портить меху жизнь, хоть и провел с ним приятный вечер, от спора о совместимости перейдя к обсуждению их гипотетической совместной жизни. Со всеми кандидатами в соузники бы так — спокойно обговорить возможности и потребности, просчитать, насколько они совпадают, и принимать разумное решение на основе цифр, а не эмоций… Хотя, по логике и расчетам, Гиперион и Спрингера вряд ли мог удовлетворить — по крайней мере, одним лишь энергообменом. Но вертолеты намного тактильнее бронетехники, даже если они трехрежимники, и вроде бы Спрингера все устраивало. Странное дело: с ним не страшно было, что что-то пойдет не так, к примеру, брызнет топливо изо рта или расцепятся инт-системы в самый интересный момент. С другим мехом Гиперион бы со стыда сгорел, но со Спрингером все подобные мелочи вдруг оказывались, и правда, мелочами. Естественными и легко исправимыми. — Погладь сзади. Под винтом. И другой рукой не прекращай, чего ты замер? Что еще нравилось Гипериону — так это то, что Спрингер точно знал, чего хочет, и не стеснялся просить, точнее, требовать. Сам Гиперион так пока что не мог. Очень хотел, но доверять настолько пока не получалось. Горячий воздух коснулся чувствительной проводки — выше коннектора, под брюшными пластинами обшивки, — и рука сама соскользнула потрогать, наткнулась на мокрое и дрожащее. — Ты сейчас упадешь! — возмутился Спрингер — и сам свалился на спину на диван, прищемив Гипериону левую руку. Гиперион приподнялся, вталкивая колено между ног Спрингера, потерся острыми выступами о его коннектор. Запрокинул голову, подставляя шлем под ласковое поглаживание. Оно продлилось недолго — руки Спрингера скользили везде, давили на спину, притягивали ближе, потом терли бампер, будто нечаянно касаясь раскрытого мокрого порта, сжимали бедра, заставляя шире развести ноги… Кое-как Гиперион смог вытянуть ладонь из-под Спрингера, не порезавшись о винт, и несколькими неуклюжими рывками продвинуться вверх по его горячему и фонящему корпусу. Наконец инт-системы притерлись к его фейсплейту, и от первого же касания глоссы Гиперион стиснул денты, чтобы не застонать. Он вцепился в шлем Спрингера, направляя, и пальцы заболели от напряжения, от фраговой невозможности впихнуть в себя глубже, резче! Глосса вталкивалась в порт, ощущалась не толще пальца, а то и тоньше, коннектор бился о нос, скорее неприятно, чем возбуждающе. Смотреть, как мерцает ярко-голубая прищуренная оптика, Гипериону вроде и нравилось — но он все время опускал надлинзовые щитки, теряясь в лавине сигналов от сенсоров, ставших сверхчувствительными. Грудные и брюшные пластины он оставил раскрытыми, так что нежные детали реагировали на любое колебание эм-излучения. Поймав правую руку Спрингера, Гиперион сплел их пальцы. Другой, свободной рукой он надавил на шлем Спрингера сзади, приподнимая, насколько хватало сил. Снова приоткрыл оптику: от губ Спрингера тянулись светящиеся ниточки трансфлюида. Нестерпимо захотелось потрогать их пальцем, втолкнуть его в рот, провести по мокрым, сверкающим в улыбке дентам. Но сделать это Гиперион не успел — отвлекся, когда его коннектор разложился до конца, выпустив под углом тонкие фигурные штекеры, в обычном состоянии формирующие навершие. Порт ощутимо намок, сжался и словно раскалился. Спрингер стиснул бампер, подразнил порт сзади, самый краешек, но Гипериону этого хватило, чтобы сбросить искры ему на фейсплейт. Из вокодера вырвался стон. А когда Спрингер просунул внутрь палец, на кончике коннектора Гипериона засверкали маленькие электрические дуги. Он качнулся назад, теряя равновесие. О Праймус! — Ты красивый, — Спрингер улыбнулся. — Везде красивый. И так смотришь… Как-то очень быстро он убрал ладонь с бампера и обхватил коннектор Гипериона, и сдерживаться стало просто невозможно. — Хватит, — попросил Гиперион. — Остановись. Спрингер улыбнулся: лукаво, многообещающе. Гиперион чувствовал, как дрожат их сцепленные пальцы. От вихрящихся эм-полей, входящих в резонанс, бросало в жар — почему-то разные части корпуса. То спину, то фейсплейт, то раскрытые медицинские разъемы перед искрой и вокруг нее… Вновь закрыв оптику, Гиперион потянулся к своему коннектору, который по ощущениям просто плавился. Нос, рельефная скула, подбородок Спрингера попадались под ладонь, шевелились. Электричество укололо основание пальцев, не слишком больно, но неожиданно, и Спрингер вдруг поймал их ртом. Весь его фейсплейт был мокрым, грязным даже на ощупь. Наконец нащупав коннектор, Гиперион стиснул его так, что стало почти больно. Стоны звучали уже без перерыва. Их заглушал гул вентсистем. Ноги Гипериона ощутимо тряслись, он старался не давить Спрингеру на челюсти и шею всем весом, но… Гиперион дергал коннектор все сильнее и сильнее. Перезагрузка была так близко, почти-почти, вот-вот… Конечно, хотелось бы, чтобы Спрингер перезагрузился тоже — но Спрингер любил смотреть, как Гипериона корчит от удовольствия, и при этом не слишком отвлекаться на собственные ощущения. Он рухнул на четвереньки, наверняка неприятно ударив Спрингера по голове раскрытым брюшным отсеком, не в состоянии больше контролировать корпус. Глосса Спрингера проехалась по коннектору — и Гиперион вылетел в ребут. ..Он очнулся от того, что Спрингер лизал его губы, размазывая повсюду трансфлюид. Спрингер все еще был снизу, он просто перетащил Гипериона обратно, снова усадив-уложив на свои бедра. Так, чтобы удобно было смотреть друг другу в оптику. Они оба шумно и жарко вентилировали, и Гиперион понимал, что хочет еще. Хочет насадиться на коннектор, сейчас трущийся о бедро, и перезагружаться уже от энергообмена. — Извини, — шепнул Гиперион, заметил, что между их ртами натянулись блестящие струнки трансфлюида, и торопливо облизнулся. — У тебя линзы почти белые. Спрингер притянул его и поцеловал, глубоко, крепко сжимая корпус обеими руками. Потом все-таки позволил отстраниться, чтобы удобнее было ласкать глоссой шейную проводку, а рукой — теребить открытые и горячие инт-системы. — Трогай себя тоже. Оба болта, вместе. Это длилось долго, гораздо дольше, чем потребовалось Гипериону для первой перезагрузки. Он никак не мог сконцентрироваться на своих ощущениях — и потому балансировал на грани между наслаждением и дискомфортом, не зная, как удобнее пристроить устающую от однообразных движений руку. Спрингер уже весь покрылся конденсатом и начал двигать бедрами навстречу. Взгляд его расфокусировался. Глоссой в порт, наверное, было бы эффективнее, но Гипериону казалось, что сейчас останавливаться слишком поздно. И смотреть, как мерцает оптика Спрингера, ему очень нравилось. Во время перезагрузки Спрингер так вжал Гипериона в свой честплейт, что кого-то похрупче мог бы и сломать. Кто-то испугался бы, кто-то возмутился, а у Гипериона… распахнулась искра. Он ребутнулся сам, притираясь к вялому коннектору Спрингера, понадеялся, что не причинил дискомфорта — и уловил ответ по установившемуся каналу инфообмена. Все было хорошо. Они оба купались в тепле принятия и благодарности. Спрингеру, как понял Гиперион, произошедшее напоминало полет, причем тех времен, когда и трансформация, и небо еще были чем-то новым, неизведанным. Гиперион поерзал, пытаясь уловить больше ощущений и эмоций. Понять, как это — летать. Летать было прекрасно и вместе с тем жутко. От одной мысли, что в воздухе удерживают только мощные, крепкие, но все же маленькие по сравнению с корпусом полосы металла, становилось не по себе. Полет — постоянная, непрерывная концентрация. Остановишься, перестанешь двигаться и контролировать это движение — рухнешь. Так, как когда-то случилось с Гиперионом. Как наяву, он мчался с высоты прямо на свой дом, на прочную стену, и понимал, что сейчас ударится всем собой. Не затормозить. Высоко в небе дробились облака, и он знал, что сейчас будет очень, очень больно, корпус помнил эту боль, напрягся в ее ожидании… Боль не пришла. Облака вдруг стали ближе. Кем он был сейчас — собой или Спрингером? Открывались заархивированные, давно скрытые в самые дальние каталоги файлы памяти. Травма челюсти. Ссора дани и опи, еще одна ссора, после — еще одна, которую уже пришлось подслушивать… Спрингер был прав, Юникрон его побери. Гиперион действительно был трехрежимником. С фраговым альтмодом вертолета. Он отшатнулся от Спрингера, рассоединяясь и пряча искру — слава Праймусу, связь установилась не до конца, они соприкасались только коронами и недолго, — и прижался снова, как испуганный и растерянный спарклинг. Приоткрыл рот — и захлопнул, не находя слов. Спрингер все еще фонил коннектом: страстью, нежностью и смущением. Понять, что Спрингер чувствует и думает, Гиперион больше не мог — и не уверен был, что хочет понимать. — Я не хотел, — все-таки сказал он. — Обрывать связь, я имею в виду. — Я знаю. Это Плюшка. Я-то привык, что она все время что-то роняет… Ничего страшного. Тем более что я даже не спросил тебя, хочешь ли ты слить искры. — Хочу, — кивнул Гиперион, и Спрингер зафонил таким острым счастьем, что все остальное перестало иметь значение. *** Ниже этажом что-то происходило. Да, Рейс же предупреждал, что Флип-Топ и Дефендер возвращаются из поездки по всему Праксису. Да, точно. Джазз еще пообещал, что возьмет себя в руки и будет притворяться, что все нормально. Между ним и Рейсом, в смысле. Так-то ничего не было нормально, и любой мех, даже никогда не терявший соузника, должен был понимать… Рейс уже перепугал его пару дней назад. Нет, не ударил, пальцем не тронул, ствол тоже не доставал. Видимо, в нынешнем состоянии Джаззу хватало приказного тона, чтобы противно задрожала искра и потянуло извиняться. А может, дело было в кошмарном сходстве Проула и Рейса? Так или иначе, Рейс вытрахал Джаззу весь проц за одно посылание наболт, которое мог услышать уборщик. Слышимость тут правда отличная. На месте Флип-Топа Джазз тоже убрался бы отсюда подальше. Комната хозяев как раз внизу, почти по центру дома, и вышло бы, что слева над головой стонет и рычит умирающий, справа — стонет, ругается и снова стонет соузник Рейса. А на церемонии выглядел таким невинным юнглингом… Что кто-то поднимается по лестнице, Джазз тоже услышал задолго до шевеления створок двери. Вяло подумал, что стоило бы сесть и выпутаться из покрывал, или хотя бы повернуться фейсплейтом ко входу. Пока Джазз думал, Рейс вперся в комнату и сорвал всю символическую защиту, зафонил раздражением, почти обжигая сенсоры. Носители излучают энергию так, что порой сквозь стены пробивает, а на расстоянии шага Джазз чувствовал жар, как будто Рейс к нему прижимался, причем раскрытыми внутренними деталями. Он был слишком занят другими переживаниями, когда первый и последний раз видел заискрившего Проула, и не общался близко с другими носителями. Он оказался не готов к тому, что излучение Рейса, подходившего так близко каждый день, скребло по истерзанной нейросети, как шлифовальная шкурка: с каждой секундой все невыносимее, оставляя пустым и уязвимым. Это никак не было связано с их отношениями. Чисто физическое ощущение. — Дорогой опи, нам нужно поздороваться с главой клана и рассказать, как у нас дела. Вставай. Почему Рейс не мог сделать это один, упомянув Джазза и смерть Дэдлока одной фразой? Ясно же, что в первую очередь Флип-Топа интересовал заискривший наследник! — Ты помнишь, что я не Чекпойнт? Я не юнглинг, который будет терпеть все твои капризы. Платформа скрипнула, пенопокрытие чуть промялось, когда Рейс сел рядом. — Ты всегда так мило реагируешь на его имя, дорогой опи, — раскаленные пальцы пощекотали шею сзади, под шлемом. — А хочешь новость? Иаконский суд признал Проула дееспособным. Даже если Проул инициировал процесс из каких-то своих соображений, теперь никто не мешает ему прилететь на Праксис и задать тебе интересные вопросы. Например, какого Юникрона он пятнадцать ворн оплакивал погибшего спарклинга… — Чего ты от меня хочешь? — Я сказал тебе минуту назад. — Да? — Знаешь, меня бесит, когда меня не слушают. — Бедный, всеми брошенный наследник, — Джазз хотел огрызнуться, но прозвучало это горько и безжизненно. — Так сильно хотел занять почетное место инкубатора, что совсем не подумал, насколько всем поболту на тебя самого. А мне ведь казалось какое-то время, что ты лучше Чекпойнта. Может, ты и лучше ладишь с мехами, но ума у тебя явно меньше. А это, знаешь, важнее, — на искре было пусто. Джазз осознавал, в какую отработку они оба вляпались, но переживать не было сил. — Вставай, — упрямо повторил Рейс. Он вцепился в шину и потянул, Джазз рефлекторно дернулся — и пара подушек слетели на пол, а незакрепленное пенопокрытие, кажется, поехало к краю вместе с Рейсом. Нет, подушки попали не на пол, а в кадки с кристаллами. Здесь сложно было сделать шаг, не смотря под ноги: похоже, когда-то Флип-Топ или Дефендер увлекались растениями, а потом стащили все в одно место. Или им кто-то дарил разные живые кристаллы, как украшения, и для такого количества разумно было выделить отдельное помещение? С них стирали пыль, наверное, даже подкармливали удобрениями, в эту комнату уже после переезда Джазза дважды приходил уборщик и тщательно все вычищал. Органические растения здесь тоже водились, по крайней мере, в зонах с теплым климатом, но в дома их не таскали и вообще считали сорняками — спасибо, что хоть уничтожать не стали, при колонизации решив не тратиться на полное киберформирование планеты и запустить только превращение местных руд в энергон. Ценились одни лишь рукотворные кристаллы, завезенные с Кибертрона, уборщик к ним очень бережно относился. — Иди расскажи все сам. Я не могу. Это ведь тебе нужны хорошие отношения с Флип-Топом? — А тебе не нужны? — спросил Рейс с интонацией «у тебя с процем все в порядке?» Как Рейс не понимал, насколько Джазз здесь не к месту — не только в богатом доме одного из мехов, правящих этой планетой, но и в любом ее городе или поселении поменьше? Или Джаззу только так казалось, потому что он почти ничего не видел на Праксисе? В любом случае, в этом доме и в этом клане Джаззу делать было нечего. Кроме похорон Дэдлока, лежащего через две двери отсюда. — Как минимум, сначала надо попрощаться с Дэдлоком как следует. А потом узнать, в розыске ли ты на Кибертроне, что с вашей квартой и другим имуществом. Я позабочусь об этом. И о твоем бывшем, если он сюда заявится. Просто не создавай мне проблем, хорошо? А, вспомнил, о чем хотел тебя предупредить! Сейчас уже зима, холодный сезон, дезактивы стараются не закапывать, потому что памятник деформируется при оттепели, понимаешь? Поэтому я сказал, что Дэдлок верил в огонь, его по канонам этой религии полностью сожгут, не удивляйся! Это же нам обоим выгодно, и Флип-Топу, конечно, чтобы остался только пепел… Джазз постепенно зверел. Из динамика готовы были сорваться то ли оскорбления, то ли безадресные, отчаянные ругательства. Но Джазз просто отполз к противоположному от Рейса краю платформы, ближе к стене и скошенному потолку мансарды, под самое окно. — Может, я хотел увезти его на Кибертрон, — пробормотал Джазз, почти уткнувшись ртом в белую подушку. В этой комнате почти все было белое. Кроме кристаллов всех цветов радуги. — Может, и сейчас хочу. Надо же. Когда носитель испытывает сильные эмоции, находящимся рядом с ним физически больно. В коридоре послышались быстрые шаги, и дверь разъехалась, на этот раз охладив обшивку сквозняком. Воздух на такой высоте всегда разреженный и холодный. Джазз заставил себя хотя бы сесть на платформе. Дани Проула давил своим эм-излучением совсем не так, как носящий Рейс. Строго говоря, не излучением. Сейчас Джазз не чувствовал его вовсе — но ощущал невесомую тяжесть, чужую уверенность в том, что мир должен прогнуться под этого конкретного меха. — Джазз, вы пробовали включать комлинк? После смерти Дэдлока, я имею в виду. Ах да. Уже можно. Джазз активировал доступ в сеть — и на месте привычной боли ощутил безжизненную пустоту. Кивнул. Нужно было что-то сказать, наверное. Но слова не подбирались. В памяти почему-то всплывали события многоворновой давности: как все начиналось. Как Дэдлок одержимо твердил, что никогда и ни за что не отпустит, и поболту ему, что там думают Проул, автоботы, десептиконы и даже сам Джазз. — Успокоительное пьете?.. Продолжайте пить. Это всего лишь обрыв связи. Скоро вам станет лучше. Смотреть на Флип-Топа было невыносимо, и Джазз резко уткнулся фейсплейтом в согнутые колени, так, что противно скрипнул пластик визора. Всем понятно, что умирающий Дэдлок Флип-Топу наболт не сдался, но разве Джазз его заставлял? Разве сложно было одолжить денег, чтобы Джазз увез Дэдлока отсюда? «Всего лишь обрыв связи»… «Станет лучше». Да ниболта не станет! Фраг, он с такой интонацией это сказал… будто поздравление! — ..я заправляюсь все время, и мне мало, думаю, потому что две искорки, — жизнерадостно делился впечатлениями от носительства Рейс. — Никого знакомого с двойней не припоминаю, не знаю, насколько это нормально. Но чувствую себя замечательно! — С Рукшотом у тебя все в порядке? Были какие-то проблемы? — Я кое-что не понял, — Рейс уменьшил громкость. — Это не то чтобы проблема, просто хотел для себя разобраться. У нас, оказалось, сильно разные обычаи. Ну, я думал, что тут тоже носитель решает все сам, и насчет себя, и насчет спарков. А заискритель… сделал дело, и гуляй! Но Рукшот начал мне втирать, что нас венчали по местному обряду и что это все меняет. А что меняет-то? Он не должен уважать меня, как носителя? — Не волнуйся. Если что, сразу говори мне, я быстро объясню Рукшоту, как себя вести. Конечно, ты не обязан с ним общаться, если не хочешь, — Рейсу Флип-Топ сочувствовал — и вроде бы не из вежливости, по-настоящему. — Только искрение, как мы и договаривались. Дефендер тоже пытался указывать мне. А он старше меня на восемьдесят девять ворн, так что… Я научился ставить его на место, хоть и не во всех ситуациях, но он вымотал мне не один хайк нейросети, пока я носил Чеки. С тобой такого не будет. — Спасибо, грандани. Мне жаль, что с твоим носительством так получилось, — Рейс пробормотал что-то на праксианском наречии, то ли ругательство, то ли ритуальную фразу. Джазз в очередной раз пожалел, что постоянно отмахивался от Проула, пытавшегося научить его своему родному языку. Тех фраз, что Джазз все-таки нахватался за ворны отношений, было мало даже для понимания жителей Праксиса, а Рейс еще и кучу звуков произносил иначе. — Кстати, ты уже знаешь новость о Чекпойнте? — Какую? — Ей почти неделя. Его признали дееспособным, слава Праймусу. Нам нужен новый план. Теперь просто забрать его не получится, но дать знать, что ему всегда здесь рады, мы можем. Только я пока не придумал, как передать эту информацию напрямую, чтобы никто лишний не перехватил. — Зачем? — не выдержал Джазз. — Чтобы он доказал, что ты не его спарк, и все перевернул с ног на голову? — Затем, что здесь его семья, — Рейс посмотрел на Джазза, как на идиота. — Мы не знаем, что за дела у него с кланом Риммика, может, там все хорошо и ему нравится быть Проулом. Но нам не нужны проблемы. Наследником он все равно уже не станет, и он это знает. И если он поверит, что здесь его примут, поймут и простят, ни мне, ни моим спаркам ничего с его стороны грозить не будет. Когда он прилетит, если, конечно, сочтет нужным… ты повторишь нашу легенду, и все. Джазза зазнобило, на мгновение ему померещилось, что снова открылась дверь и потянуло холодом. Рейс продолжал рассуждать о Чекпойнте и о святости родственных уз, но у Джазза не было сил слушать. Он не мог отбросить мысль, что ему, лично ему, нечем защититься от Проула — и при этом нельзя допустить слияние с ним.