Цугцванг

      Страх, словно радиация, меняет тебя генетически.       Я цепляюсь за плечо подошедшего Хайдса, словно он может меня спрятать, защитить, спасти. Силюсь найти хотя бы какой-то островок безопасности в стремительно разворачивающемся безумии. Легче не становится. Я прекрасно чувствую ужас, обуявший всех в комнате. Мне кажется, его можно даже увидеть. В ледяных глазах Себастьяна, в побелевшем лице некроманта. В моем собственном отражении в грязном стекле. Он повсюду.       — Есть силы на ритуал? — быстро спросил Шон, не сводя глаз с горящих огней глаз адских гончих. — Защита, телепортация… Что угодно… — Хайдс отодвинул меня за свою спину.       — Нет. Без жертвы не получится, — Себастьян мельком выглянул в окно.       Маги переглянулись, некромант крепче схватил мое предплечье и побежал к выходу. Резкая боль пронзила сустав, и я бросилась за Шоном. Себастьян собирал в холщовый мешок взятые у Фидеуса вещи. Мое сердце было готов выпрыгнуть из груди, но вопреки моим ожиданиям, страх не парализовал меня, а лишь придавал сил. Я чувствовала, как мои ноги становятся сильнее, легкие вместительнее. В голове была абсолютная пустота, лишь пульсировала единственная мысль: «бежать».       Мы не забирали вещи, теплую одежду, обувь. Ничего. Все это было так неважно, пусто. Мы бежали наперегонки со смертью налегке.       Шон распахнул дверь, машина жалобно пискнула и засветилась. Мои носки промокли, когда я наступила в лужу. Нога заскользила, от неминуемой встречи с влажной землей меня спасли крепкие руки Хайдса.       — Не падай, — грозно бросил он и рывком поднял меня, словно я была тряпичной куклой или марионеткой, соскользнувшей с нитей кукловода. Пустая, неправильная, поломанная.       Себастьян резко открыл двери, затолкнул меня внутрь и побежал вперед. Я не чувствовала себя в безопасности, не доверяла механизмам. Гораздо надежнее было бежать, использовать магию. Спасать себя привычными мне средствами, а не ощущать себя беспомощной, оставленной на волю случая. А судьба никогда не была благосклонна ко мне. Однако все уже были на местах, а автомобиль заурчал. В этот раз звук казался угрожающим, похожим на утробный рык. Машина резко дернулась с места, а я ударилась о спинку сидения.       — Пристегнись, — скомандовал Шон.       Я растерянно посмотрела на ремень, вспоминая уроки Себастьяна. Машину бросало влево и вправо, она двигалась рвано, будто в агонии. С трудом мне удалось застегнуть замок. Тут же руки мертвой хваткой вцепились в сидение.       — Включи фары, а то мы умрем раньше, чем они нас найдут, — бросил Хайдс. — Живая? — он обернулся ко мне, оглядывая.       Я сдавленно кивнула, пытаясь проглотить ком в горле. Внезапно некромант засмеялся. Звонко, надрывисто, заразительно. Теперь смешки срывались и с моих губ.       — Всевышний… — пробормотала я и прикрыла глаза, стараясь успокоиться.       Теперь машина освещала гравиевую дорогу лужами желтоватого света. Мелкие ямы резко выныривали из темноты и бросались под колеса.       — Я думал, тебя придется тащить, — выговорил Шон, когда приступ смеха наконец прошел. — Ты… молодец… — последнюю фразу он произнес тихо, еле слышно. Сначала я даже подумала, что мне это послышалось. Глупая улыбка не сходила с лица. — Вовремя заметила их.       — Надо было устанавливать защитный купол, — в голосе Себастьяна я отчетливо слышала метал. Если для Шона наш побег был выбросом адреналина, то Ламарк наверняка вспомнил долгие дни в плену у охотников. Вспомнил смерть сестры.       — Опасно, — бросил Шон.       Я сморгнула слезы, пришедшие взамен истерическому смеху. Дрожащими руками обхватила себя. Я задыхаюсь. Горло болезненно сжалось, а на грудную клетку будто упал тяжкий груз весом в тонну, не меньше.       — Все будет нормально, — голос Ламарка смягчился. Он не оборачивался, но я видела его сосредоточенный взгляд в маленьком зеркальце перед стеклом.       — Клянешься? — хрипло спросила я, цепляясь за обнадеживающие слова.       Молчание. Такое тяжелое и долгое. Я разочарованно сжала соленые губы. Пустые слова, хрупкие оболочки, дырявые кандалы обязательств. Все одно и то же.       — Я клянусь, — ответил Шон.       Я вовсе не ожидала поддержки от него. Он всегда был таким отстраненным, раздраженным и холодным, что мне искренне казалось, что он вполне может накричать на меня за то, что я чуть не упала или медленно бежала. Его похвала и внимание обескураживали. На мгновение я даже прекратила плакать. Мы редко общались с Шоном, чаще он смотрел на меня более брезгливо, чем на труп крысы, благодаря которому мы начали общаться в первый же день нашего знакомства. Фатальная череда совпадений, долгая цепочка, что вела к этому моменту.       — Никогда не давай клятвы, которые ты не в силах сдержать, — бросил Ламарк.       Я тут же прикусила кончик языка, вспомнив, что он говорил всего полчаса назад. Вспомнила его рассказ о Мэй, о его обещании защищать ее во что бы то ни стало. Вспомнила, что ему пришлось убить ее.       — Не надо меня недооценивать, — холодно ответил Хайдс. — С тобой моя клятва. Ты ее заслужила, — он всматривался в мое лицо, а я нашла в себе силы лишь кивнуть. Меньше всего сейчас хотелось думать о чем-либо. Короткий выброс адреналина забрал последние силы. Я чувствовала слабость в теле после телепортации и происшествия с Фидеусом.       Машина резко остановилась. Я встрепенулась и заглянула вперед.       — Выродки… — выплюнул Себастьян и закрутил руль. Машина жалобно застонала, будто противясь воле хозяина.       Прямо перед нами стояли огромные мускулистые собаки. Я увидела их лишь на мгновение. Мускулистое голое тело, оскаленные пасти, короткие острые уши, напряженные лапы. И горящие огнем глаза. На секунду мне почудилось, что я в одном из своих самых жутких видений. Стоит лишь проснуться. Однако это был не кошмар. Я прекрасно помнила, как попала в машину, во Францию, ощущала себя иначе. Быть может, я просто схожу с ума? Это не может быть реальностью. Я привыкла видеть смерть, чувствовать ее запах, но ее липкое дыхание на коже для меня было чем-то новым.       — Сбей их! — надрывно закричал Шон. — Они загоняют нас!       — Бесполезно, — коротко ответил Ламарк, машина свернула на неровную дорогу.       — Ты тут быстро не проедешь, ты… — Шон ухватился за сидение и выругался, когда машину подбросило на кочке. Хайдс выглянул в окно и сжал челюсти. — Это ловушка.       — Поэтому нельзя ехать прямо, — бросил Себастьян.       Я обернулась назад. Горящие огни везде. Они рассеивают тьму, но не несут света. Огни повсюду. Яркие, мерцающие, дрожащие. Мы будто оказались прямо в небе в окружении крохотных звезд. Звезд, готовых вот-вот взорваться, унести наши жизни в вечность, разбросать наш прах пылью в каждый уголок необъятного мира.       И взрыв происходит. Закономерно. Ожидаемо.       Гончая приземляется своим тяжелым телом прямо на стекло, валит серый дым. Прекрасное зрелище. Достойное, чтобы стать последним. Осколки стекла летят во все стороны, мощные лапы, усыпанные порезами, уже прижимают Себастьяна к сидению.       Рядом с Шоном появляется еще одна морда. Злобная, оскаленная. Белые клыки блестят в темноте. Белые клыки впиваются в плоть, окрашивая фарфоровую кожа некроманта темно-алым. Черный, белый и красный. Они сплелись воедино в этой страшной картине.       Это сон. Очередной больной сон, который закончится лишь с моей смертью. Это решение, проверенный метод. Я не боюсь умереть. Я умирала десятки раз, смогу еще один. У меня в запасе всегда был тот самый «еще один раз». В голове на секунду мелькает сомнение: что, если это реальность? Что, если за пару дней моя жизнь настолько сильно изменилась, что я действительно могу сидеть в дымящейся машине посреди свежевспаханного поля, окруженная адскими гончими? Такого быть не может. Не со мной. Не сейчас.       Дрожащими пальцами я отстегиваю ремень. В ушах засел противный высокий писк. Словно оглушенная я открываю дверь бесполезной машины и вываливаюсь наружу. Непонятно, где сейчас опаснее. Колени касаются рыхлой пахучей земли. Ватные ноги разгибаются и сгибаются. Я не чувствую ничего кроме рваного движения мышц. Наверное, я бегу. Наверное, навстречу верной смерти.       Но теперь впереди не только глаза. Силуэты. Две темные фигуры, наблюдающие за всем из темноты, будто режиссеры пьесы смотрят на работу актеров. Позади меня крик. Крик, заполняющий каждую клеточку моего тела. Мое имя. Оно откликается мне, пульсирует в сознании и импульсами отдается в тело. Я не хочу смотреть. Не хочу увидеть окровавленные и разодранные тела своих новообретенных друзей. Я хочу пить какао в столовой и никогда в своей жизни не покидать академию. Хочу проснуться.       Они движутся прямо ко мне. В тусклом лунном свете я вижу знакомое лицо. Лицо, что я уже встречала в своем видении. Лицо со шрамом.       Я замерла, словно испуганный олень в прицеле охотничьего лука. Мгновение в ожидании конца. Оно длится бесконечно. Мужчина шевелит губами. Наверняка он говорит что-то. Наверняка это предназначается мне. Но я глуха, нема.       Боль. Она отрезвляет, но в то же время заставляет забыться. Щупальцами она обвивает мои запястья, стянутые колючей веревкой. Сотни крохотных игл впиваются в кожу. Я закрываю глаза, готовая вынырнуть. Но сон не кончается.       — Будешь молить о пощаде? — голос. Низкий неприятный голос пробивает защиту, так кропотливо выстроенную моим безумным сознанием.       — Я не просила у богов ни любви, ни мести, ни зерна. Я любима, отомщена и облачена в маковые поля.       Эта фраза — последняя. Мне была оказана высшая честь умереть с ней на устах. Как умирали наши предки. Гордо, смело встречая смерть как равного себе. Не раз я читала эту фразу в книжках и учебниках. Эти слова — проклятие для каждого, кто посмел посягнуть на жизнь ведьмы. Смертельное проклятие, на которое уйдут все жизненные силы. Последнее заклинание. Его героически произносили ведьмы на пылающих кострах, высшие маги перед смертельным ритуалом. Теперь произнесла и я.       И наступила темнота.