Цугцванг

      Бесконечный побег по длинным коридорам наперегонки со смертью, обдающей своим ледяным дыханием мой затылок. Она ведь всегда была рядом — моя погибель. С самого детства я слышала за спиной ее тихую поступь, ее шепот, зовущий к себе. И я бежала, гонимая страхом. Бежала всю жизнь, бежала и сейчас, потому что это было единственным, что я умела.       С Шоном нам пришлось разделиться: он направился к Себастьяну, а мои ноги несли меня в знакомый кабинет, пропитанный горькими воспоминаниями.       В голове мелькали образы: они смешивались, сверкали.       Вот я совсем юная, семилетняя девочка, бегу вверх по ступенькам, потому что за окном падает первый снег. Седым ковром он покрывает робкую траву, уставшую кору деревьев и отважные стены замка. Я бегу, потому что первый снег означает праздник. Праздник Перерождения мира, традиционный для всех ведьм. Бегу, потому что надеюсь получить от директора долгожданный подарок. Желаю поскорее ощупать хрустящую упаковку, обрадоваться новой книге или платью, потому что так бывало всякий год до этого. Не помня себя, распахиваю дверь в комнату Мортиуса и тяжело дышу, не скрывая яркую улыбку, от которой так сводит пухлые детские щеки. Он неизменно сидит за своим письменным столом, жесткое лицо озаряет свет стройного пламени свечи. Подарка в тот год не было. Как и в каждый следующий год. Я перестала прибегать, но неизменно плакала, сидя на холодном подоконнике перед толстым стеклом, за которым равнодушно кружились снежинки, радуясь коротким мгновениям своей жизни.       Я бежала в этот кабинет после первый жутких кошмаров в надежде найти утешение. Бежала, потому что больше было некуда.       Сейчас в моей груди не было места надежде, не было места радости. Страх овладел моим телом, заставлял его работать, не давал думать. Я была крысой. Крысой, так неумело оживленной неудачным заклятием.       Ладони врезались в дубовую дверь, в которую я даже не удосужилась постучать, потому что знала: там всегда открыто. Открыто для меня. На меня не действовало запирающее заклятие Мортиуса.       — Купол разрушен, — сразу произнесла я на выдохе, встретившись глазами с директором.       Спустя тринадцать лет ничего не изменилось: он все также сидел за своим письменным столом, горела свеча, за окном зияла непроглядная мгла. Мортиус недовольно захлопнул книгу и поднялся. Однако что-то было не так. В его лице, в его ссутулившихся плечах, в его дрожавших пальцах, унизанных кольцами. Пропала прежняя сила, статность. Передо мной был обыкновенный старик, с которым мы, по злой шутке судьбы, оказались связаны кровью.       — Я прекрасно знаю, — ответил он.       Сотни вопросов вертелись на языке, но ни один так и не осмелился выйти наружу. Я молчала, силясь унять разбушевавшееся сердце. Мортиус подхватил со спинки стула пиджак, накинул его на тощие плечи и выпрямился. Взгляд его поблекших глаз был устремлен в пустоту. Директор не прогонял меня, не язвил, лишь смотрел прямо перед собой.       Стиснув ладони в кулаки, я шагнула в комнату.       — Вы должны сделать что-то, — резко произнесла я. — Вы должны защитить их, — голос срывался на шепот.       Мортиус молчал. Мне показалось, что сейчас он впервые ощутил то же, что я ощущала все эти долгие годы — бессилие.       — Пророчеству суждено исполниться, — еле слышно произнес он.       — Какое пророчество? — требовательно спросила я.       — Твоей матери, — нехотя ответил он, отводя взгляд.       Я вспомнила дневники, что читала, казалось, так давно, еще в прошлой жизни, когда все казалось таким простым и легким. Тогда единственной проблемой в моей скучной жизни была я сама.       — Она видела тебя, — туманно произнес Мортиус, впервые взглянув мне в глаза. — Видела тебя среди разрухи и хаоса. Среди смерти.       — Вы хотите так просто сдаться? — непонимающе спросила я.       — Я сделаю то, что должен. Время пришло. Однако ты должна исполнить то, ради чего была рождена.       Мортиус стянул с пальца перстень со сверкающим синим камнем. Тонкие костлявые пальцы директора бесцеремонно схватили мое запястье, разжали ладонь и вложили сверкающее украшение мне в руку.       — Найди письмо надежды, — произнес он. — А мне пора, — он направился в коридор.       — Стойте!       Я кинулась за ним, едва поспевая.       — Объясните, — умоляюще произнесла я. — Что я могу сделать?       — Умереть, — холодно произнес Мортиус. — Таково твое предназначение.

***

      Я безвольно прислонилась к ледяной стене, обхватив дрожащее тело руками. Неужели все наши поиски, попытки были бесполезны? Сил бежать не было. Я остановилась перед дверью в комнату Себастьяна и Шона, не находя в себе сил даже постучать.       Вместо этого я просто вошла. Ламарк обернулся. Он уже собирался, натягивал на себя теплую водолазку. Я покачала головой.       — Что он сказал? — резко спросил Шон, в несколько шагов подходя ко мне.       Я чувствовала его руки у себя на плечах, но вымолвить ничего не могла. Что я могла ответить? Что надежды нет? Что нам всем суждено погибнуть в стенах этой академии?       — Он сказал найти письмо надежды, — произнесла я, цепляясь за единственную подсказку. Ладони мне холодил перстень. Фамильный перстень.       — Письмо надежды? — переспросил Себастьян. — Так называют письмо, которое оставляют военным силам на случай падения государства… — произнес он. — Инструкции для нанесения последнего удара, — на выдохе произнес он.       Я покачала головой. За последний час на меня свалилось бремя, которое, как казалось, я совершенно не в силах вынести.       — Ты ведь говорила про библиотеку с личными письмами, — умоляюще произнес Хайдс. — Идем, — он потянул меня за собой, но я чувствовала себя беспомощной тряпичной куклой, не способной ни на что.       Теперь я понимала, почему родители отказались от меня так рано. Тяжко растить дитя, зная, что в скоро времени придется его хоронить. Они отвергли меня, чтобы избежать боли. Эгоистично, слабовольно. Растили на убой, внушали мне слабость, подчиняли.       Я споткнулась о камень, но сильные руки Ламарка спасли меня от падения.       — Эстер! — взволнованно произнес он. — Что с тобой такое?       Единственное, что я смогла ответить, — еле заметное движение головой. Я не была готова говорить то, что поразило меня больше всего. Казалось, что как только я это произнесу, я сдамся, подчинюсь судьбе.       В небольшой комнате, переполненной стеллажами, ломившимися от конвертов, я оглянулась, вдохнула знакомый запах, что обычно так хорошо успокаивал меня. Сейчас же я чувствовала лишь тревогу, такую вязкую и тягучую, что дышать становилось тяжко. Страх наполнял меня изнутри, тянул вниз.       — Надежда… — проговорил Шон. — Если Мортиус хотел, чтобы ты нашла письмо, это должна быть подсказка… Имя адресата, например… — он судорожно перебирал бесчисленные конверты.       Я медленно шла по деревянному полу, устланному старой бумагой. Сердце разрывалось от того, во что в считаные секунды превратилось мое секретное место. Минуя стеллажи, я подошла к подоконнику, на котором обыкновенно сидела, читая в слабых лучах северного солнца. Пальцы огладили стены, мою неказистую свечку… Шон с Себастьяном тем временем ураганом просматривали полки, коробки, холщовые мешки. Шелест бумаги заглушал слабое биение моего сердца. Я провела пальцем по тонкой щели прямо под моим любимым подоконником, кожей почувствовала плотный картон.       Все это время ответ на мои вопросы был совсем рядом. Меня неосознанно тянуло к нему, я никак не могла объяснить свое странное желание проводить в этой маленькой душной библиотеке дни напролет. Однако в глубине души я знала. Все это время я чувствовала, что оно тут.       Ловким движением я выудила конверт. Провела подушечками пальцев по каллиграфичной надписи. «Письмо надежды». Почерк Мортиуса сложно не узнать, я видела его тысячи раз, в детстве пыталась скопировать изящные завитки, перепортила чернилами столько листов бумаги, что и не счесть.       — Нашла, — слабо проговорила я, смотря в окно.       Я не знала, что ожидала там увидеть. Многовековой лес безмолвно созерцал мою находку. Был так безразличен ко всем страстям людского и магического мира. Эти деревья стояли до нас, будут стоять и после нас. И, возможно, из одной из этих могучих елей совсем скоро для меня будет сколочен гроб. Лес станет моим последним пристанищем, будем петь свои незатейливые колыбели моего бездыханному телу. Я задумчиво надела перстень, что так хорошо сидел на моем пальце, будто был создан для этого.       Себастьян с Шоном мигом прекратили свои поиски и бросились ко мне, заглядывая через плечо. Мои пальцы не дрожали, когда я надломила старую бордовую печать с гербом академии, на котором дракон кусал свой собственный хвост. Уроборос. Дыхание друзей жгло кожу, но я не замечала ничего, кроме длинного письма. Первого и единственного письма от отца к своей дочери. Единственное, на что Эстер могла рассчитывать — это честность.       «Эстер Морт,       Ты прожила недолгую и странную жизнь, была заперта внутри своей собственной истории, не могла заглянуть дальше, чем видели твои глаза. Не могу сказать, что сам не приложил к этому руку. Однако, твоя история никогда не была полной, ты и сама знаешь, что в ней всегда не хватало одной существенной части: предыстории.       Я, Уильям Сэмуэль Морт, твой отец. Наверняка ты привыкла звать меня Мортиус. Твоя мама — Люция Антвуд, одна из самых выдающихся ясновидящих своего времени. Твои ранние воспоминания о нас стерты, заменены совершенно иными, поэтому я вовсе не ждал от тебя ни привязанности, ни, тем более, любви. Мы сами не могли дать тебе этого. Я посчитал, что эта часть письма важна, потому что перед тем, как исполнить свое истинное предназначение, ты имеешь право наконец узнать правду.       Твоя мама умерла скоропостижно, ее тело я сам обнаружил в постели на утро после ее последнего видения, которое она так и не смогла передать мне. Не успела.       Если ты читаешь это письмо, охота уже коснулась и тебя, и меня, и всей академии; еще это означает, что я уже мертв или слишком близок к этому, чтобы успеть поведать тебе все лично. Это значит, что я не успею проводить тебя в последний путь.       Сейчас тебе необходимо подчиниться моим инструкциям, как ты делала годы до этого. Довериться мне, потому что я уже раскрыл перед тобой достаточно своих тайн. В подземелье, на самом нижнем уровне, есть комната. Она полностью приготовлена для ритуала освобождения твоей силы. Тебе необходимо найти достаточно сильного темного мага, который помог бы тебе довести его до конца. Там я оставил все необходимые вещи и пергамент с заклятием. Ритуал достаточно сильный, необходима жертва. Однако тебе не стоит беспокоиться: не придется убивать никакое живое существо. Ты должна пожертвовать своим зрением. Бояться не стоит. Помни, что страх губителен. Освободив свою силу, ты погрузишься в свой последний сон и увидишь последнее видение. Самое важное.       Люция всегда говорила, что предсказатели, в жилах которых течет кровь темных магов, могут не просто заглянуть в будущее, но и изменить его. Чтобы избежать лишних жертв, тебе придется отправиться на эту войну в одиночестве. И тебе придется победить, потому что цена слишком высока. Последнее видение Люции так и осталось для меня загадкой, о твоем последнем сне я также не узнаю, но таков мой долг. Искренне надеюсь, что ты также серьезно воспримешь и свой.       В конверте ты найдешь еще один лист, в котором подробно описана инструкция, следуй ей неукоснительно.       Если наш род должен закончиться на тебе, убедись, что это произойдет достойно. Помни, что в тебе течет кровь самых могущественных магов, а судьбой дарован ценнейший из даров возможность отдать жизнь за великое дело. Eripitur persona, manet res.

С уважением, Морт У.С.»

      Я осторожно присела на такой привычный подоконник. Казалось, что время замерло лично для меня. В голове отчаянно били крыльями мысли-вороны. Таков будет мой конец? В холодном подземелье академии ради благой цели? Что же, это не самая плохая гибель: достойно отдать жизнь во спасение.       — Нет, — неожиданно сказал Себастьян. — Должен быть другой путь.       — Он есть, — слабо ответила я, поднимая покрасневшие глаза на Ламарка. — Но он кровопролитный, сложный.       — Мы никогда не искали легкие пути, — прошептал он, взяв мое лицо в ладони.       Взгляд Себастьяна казался безумным. В этих голубых глазах смешалось все: отчаяние, просьба, отрицание. Его распирало от чувств, что так никогда и не будут выражены словами.       — Видимо, Марсель я не увижу, — я слабо улыбнулась. — Но это ничего. Пустое. Я ведь видела Париж, — выдохнула я, погладив его похолодевшую ладонь. — Не так жалко прощаться с миром, если мне так и не удалось с ним познакомиться.       — Так нельзя, — резко заявил Шон. — Ты никогда не пробовала темную магию, он всю твою жизнь сдерживал твои силы, подавлял, чтобы ты могла безропотно принять смерть в конце? Это варварство.       — Нет, — тихо произнесла я. — Это мое предназначение. Мы все смертны, наши дни сочтены. Я предпочту умереть за мир и спокойствие, а не в бойне среди трупов моих друзей.       Шон потер лицо дрожащими руками. Себастьян сел рядом, крепко прижимая меня к себе. Они смолкли, обдумывая все прочитанное. Я прекрасно понимала, что сразу принять это тяжко, однако иной путь виделся мне нерациональным. Я не труслива и не слаба. Я не буду снова убегать.       — У нас есть время подумать… — прошептал Ламарк. — Разрушен лишь один купол, мы можем…       — У нас нет времени, — жестко оборвала его я, сдерживая подступающие слезы. — Мортиус… — я запнулась, не могла называть его иначе, хоть он и доверил мне тайну своего истинного имени. — Он ушел. Ушел, когда я рассказала ему про купол. Сейчас он где-то там, в лесу, ищет охотника, пытается оттянуть время, которое нам нужно для ритуала. Мы не можем тратить его на бессмысленные споры, потому что вы сами понимаете, что это лучший исход, о котором мы даже не… даже не мечтали.       Слезы катились по щекам, но я не могла принять их. Не могла понять, что так расстраивает меня, потому что внутри крепла уверенность — это необходимость. Я была уверена, что готова. Готова сделать этот шаг вперед.       — Сейчас мы спустимся в подземелье и сделаем это, — проговорила я. — Успеем до наступления заката, а новый день принесет новую жизнь без страха, гонений и смертей.       — Эстер… — прошептал Ламарк.       В его лице я видела отражения собственного внутреннего отчаяния. Для меня это будет концом. Завершающим этапом. Для него же моя смерть станет лишь продолжением бесконечной вереницы потерь, что принесла ему война.       — Я хочу попрощаться с друзьями, — сглотнув слезы, произнесла я. — Хочу увидеть их улыбки в последний раз.