Хошхоног

Толстяк Хэнском точно побежал сюда. Патрик вычислил по надломившимся от запыхавшейся туши веткам и взъерошенной, словно Пустошь пронзило стадо лошадей, земле. Хэнском — косолапо ходивший по школьным коридорам, того гляди пузо, перекатывающееся то вправо, то влево, завалит набок возле кабинета биологии, — припустил по склону не хуже Джима Хайнса. Напоследок смачно двинув Генри по яйцам. Если жирдяй переживёт сегодняшний день, то на оставшееся лето ему лучше забиться в угол кровати или прямым рейсом сбежать в Канаду. На груди и подмышках мокреют тёмно-жёлтые круги, смешливая морда Тома вяло прилипает к коже. Дерьмо вперемешку с мочой булькают, принимая подошву в кашистую, наваристую хлябь всего когда-либо смытого в деррийские трубы. Баллончик в руке тяжелеет, как неопустошённые яйца. Патрик замирает, впереди, где туннель разъединяется, слышится шушуканье капель. Писклявых голосочков. Патрик зависает над сливом, раковина размыто отражает пятна цвета — мать вчера отскоблила её до блеска от рыжины проточной воды. В горле умывальника пискает, словно крыса застряла в изгибе трубы. Сначала тихо, затем громче: Па-а-а-атрик Хор звенящих голосочков растекается по раковине, словно слив выблевал воду обратно. Мы все летаем здесь внизу. Пойдём с нами, Патрик. Они исчезают в шуме воды. Через несколько дней, покуривая на школьной стоянке, он слышит, как запыхавшаяся — рыжая, как налёт ржавчины, — Марш рассказывает, что из её раковины раздавались голоса. Снова. Конопатая шлюшка со своим квартетом гомиков были такими накрученными, даже не удосужились отползти от Хокстеттера подальше. Вечером капли барабанили по плечам, под ванной утробно булькнуло, словно она проглотила здоровый шмоть мяса. Словно в трубу что-то скользнуло. Выбралось наружу? Оно ползёт по стенам, склизким и холодным. Оно ползёт за тобой, Патрик. Оно Дышит в шею карамельным попкорном. Лоскуты кожи растворяются в пасти, как сладкая вата. Вода запинается о что-то. Патрик тыкает носком ботинка. Вытягивает из сгустившегося варева за два тёмно-коричневых шнурка, по окантовке подошвы выведено изъеденное влагой: Бетти Рипсом. Если пройти дальше, то её тело — разбухшее, обглоданное крысами, забитое насекомыми, как горница гостями, — выплывает покрасоваться? Плотно заселённое содружество паразитов. Набухшие икринки воздушных шаров — от Пустоши до границы Мэна. Дыхание туннелей кусает ноздри, словно отрыжка. — Я чую тебя, жиртрест. Патрик встряхивает баллончик, зажигалка смешливо щёлкает, как пузырь жвачки. В тёплом, словно потроха, пламени улыбка сгнившей челюсти Бетти слепит, будто отблеск лезвия, отслоившиеся куски кожи болтаются на подбородке, струпья выглядывают через разорванную футболку, корка на ране сырая, словно вымоченный лист бумаги. Белки глаз заплыли, свернулись, росистый гной стекает по скукожившейся — сколько она пролежала в воде? — шее. Патрик едва не падает назад.