Красный блокнот

1943 год. Аззано, Италия. Дождливая, холодная ночь не играла им на руку. Темнота не позволяла видеть дальше своего носа. Только звезды, рассыпанные по небу, давали какое-то жалкое подобие света. Его взвод на животах полз по полю, низко наклонив головы к земле. Баки двигался одним из первых, хоть ему и мешало перевязанное через спину тяжелое снайперское ружье с дальним прицелом. Вчера они получили очередное задание: проникнуть на территорию врага, уничтожить всех военных, захватить базу и похитить «языка» - немца, который якобы обладал необходимыми стратегическими знаниями о дальнейшем местоположении врага. В этом плане, излагаемом незнакомым строгим лейтенантом, настораживало буквально все. То, что им придется ползти по открытому полю, хотя рядом стоит густой лес. То, что на той стороне их встретит некий капитан Доусон и передаст дальнейшие инструкции. То, что с собой они взяли только ружья и винтовки, абсолютно не годившиеся для боя, если их засекут. Ошибка на ошибке. Поэтому он не сильно удивился, когда первая пуля просвистела над его каской. Рядовой, ползший перед ним, в панике вскочил на ноги. – Вниз! На землю, на землю! – крикнул Баки не своим голосом и пополз к нему, утопая в мокрой вязкой траве. Прежде, чем он коснулся зеленых армейских штанов, рядовой, подкошенный пулей, упал на него сверху. «Засада!» – мелькнуло в голове. Он, сержант 107-го пехотного, завел своих солдат в ловушку. Знал же, что можно пробираться лесом, плевать на приказ подставного лейтенанта. Черное небо прочертила яркая молния, полностью осветив вымокшее поле. Одновременно с раскатом грома загрохотали орудия врага. Он успел схватить еще одного перепуганного молодого бойца за шиворот военной рубашки прежде, чем тот в панике поднялся на ноги, и вместе с ним откатился в овраг, по колено наполненный ледяной водой. Рядового мелко трясло, с рассеченного лба лилась кровь. Баки выглянул из оврага. Грозовая вспышка электрическим светом осветила большое поле. По краю поля двигались черные фигуры. Их было слишком много, но Баки твердо решил, что сегодняшней ночью он точно завалит парочку нацистских шавок. Он снял со спины винтовку и навалился грудью на край оврага. – Я не хочу умирать, я не хочу, Господи, помоги мне… – шептал рядовой, держа дрожащей рукой свои армейские жетоны. Баки вскрыл магазин винтовки. Девять. Всего девять снайперских «дум-дум» пуль. Значит, и немецких мертвяков будет девять. – Как тебя зовут? – он прижался глазом к окуляру винтовки. Он видел их достаточно хорошо, чтобы начать стрелять, но пусть подойдут еще ближе, тогда урон от пуль станет больше. – Джон, – шмыгнул носом мальчишка, не разжимая кулак с жетонами. – Баки, – сержант слышал крики своих солдат, загнанных в круг. Для них все было кончено. Как и для Джонни. Как и для Баки. Всего девять пуль… Фигуры приближались. Орудия внезапно замолкли, только эхо еще повторяло звуки залпов. Противники хватали солдат, связывали им руки, били прикладами, стреляли в тех, кто пытался убежать. Первая пуля из винтовки сержанта попала в грудь фашисту, склонившемуся над двумя лежащими на земле солдатами. Разрывная пуля лопнула в его грудной клетке – Баки видел, как кровь рекой хлынула из развороченного туловища. На звук выстрела обернулись другие. – Dort! In der Schlucht!* – крикнул один из них и указал на овраг прежде, чем пуля пробила ему голову. Баки перестал промахиваться в цели через три недели после начала обучения в Форте Маккой. Он оказался прирожденным снайпером, и сейчас доказывал это. Он видел цели так же четко, как если бы это были пластмассовые утки в тире, по которым они со Стивом стреляли камнями из рогатки в парке аттракционов Кони-Айленд. – Прости меня, Стиви, – он перезарядил винтовку и снова приник к окуляру. – Похоже, я не вернусь домой. Следующие пули он пустил в самых смелых немцев, бегущих к оврагу первыми. Ему не мешала ни темнота, ни льющий стеной дождь. Одного пуля разорвала напополам, другому срезала ногу, третьему выпустила из живота моток кишок, оставшимся он целился только в головы, чтобы они лопались, как воздушные шары. Когда нацисты были в половину мили от оврага, Баки, лежащий грудью в грязи, почувствовал, как вдруг задрожала полевая земля. Словно бы… Он обернулся через плечо. По полю полз огромный тяжелый танк. Лениво передвигая гусеницами, вырывал клочьями траву и скрипел плохо промазанными деталями. – Это… это наши, да? – с надеждой спросил Джон. Его лицо, перемазанное в грязи и крови, засветилось надеждой. Из танковой пушки вырвался первый залп, подорвавший стену базы, на которую должен был пробраться 107-ой. Этот залп не был похож ни на один, какие прежде видел Барнс. Синего цвета, с огромной разрушительной энергией, с одного выстрела разнесшей базу в клочки. Второй залп раскидал кучку нацистов, вздумавших с криками бежать к танку, в труху, Баки даже не увидел их упавших на землю тел. Танк степенно двигался мимо оврага. Это был чистокровный немецкий танк на базе Ратте. Абсолютно черный. На боковой панели, насколько позволяла темнота, сержант разглядел эмблему. Красный череп и шесть щупалец, свернутых в кольца. – Что за… – пробормотал он и вновь приник к окуляру винтовки. Танк встал посреди поля. Люди, вышедшие из танкового люка, одетые в черную форму, практически сливались с темнотой, но он видел, как они подходят к уцелевшим солдатам, зачем-то внимательно их рассматривают и вяжут цепями. Точно не друзья. Эх, вернуть бы те девять пуль… – Сержант, может, отсидимся? – Джона покинули остатки храбрости. Рядовой лежал на дне оврага, наполовину покрытый водой, словно бы надеялся, что она его укроет. – Они нас видели, – Баки отобрал у него ружье, открыл магазин и вздохнул. Тоже девять пуль. Обычных, не разрывных. Много они не навоюют. Он снова навалился грудью на раскисший от дождя край оврага. Ружье было без прицела, промокло насквозь и, когда Баки нажал на курок, с треском зашипело. На звук обернулся один из «черных» и помахал руками своим компаньонам. Первым они схватили Джона, как котенка вытащив его за шиворот из лужи оврага. На шею Баки накинули металлическую петлю и крепко затянули, но это не помешало ему дулом винтовки ударить одного под дых, второго в коленную чашечку. К нему, извивающемуся на земле и пытающемуся снять душащую петлю, подошел высокий солдат в немецкой форме. Присел рядом на корточки и долго смотрел, как Баки, шипя от удушья, пытается порвать руками петлю. Тонкая нить врезалась в кожу, и чем больше он сопротивлялся, тем больше нежная кожа на шее покрывалась ранами. – Er ist gut. Lass es uns in die Fabrik bringen**, – немец осклабился, показав белые зубы. Баки попытался встать на ноги, и в какой-то момент ему это практически удалось. Пока его с силой не ударили в затылок прикладом автомата. Падая, он успел заметить, как один из фрицев берет за волосы лежащего на сырой земле Джонни и кинжалом перерезает ему горло. – Нет! – закричал он, невольно протягивая руку к упавшему телу. Джон смотрел на него остекленевшими глазами. Из разрезанного горла полилась темная кровь. Фриц взмахнул кинжалом и окропил лицо сержанта каплями еще теплой крови. Дал понять, что переложил смерть мальчишки на него. Баки почти разорвал металлическую нить вокруг шеи; уже слышал, как она трещит в изрезанных пальцах, не выдерживая его ярости. Еще один удар прикладом в голову и наступила темнота. *** – Почему ты все еще здесь? В погруженную в ночную тишину лабораторию зашел T’Чалла. Шури, после непростой борьбы с упрямившимся воспоминанием, лежала на письменном столе и катала перед собой шариковую ручку. – Не спится. Брат положил руку ей на плечо. – Дай отдохнуть и ему, и себе. – Мы не устали. – Ты ничего не ела. Шури, если так будет продолжаться… – К утру я разломаю этот код, – принцесса сладко зевнула. Сна действительно не было ни в одном глазу. Только легкая усталость. – У меня есть отличная возможность насрать Гидре на коврик в прихожей, конечно же я ей воспользуюсь. – Шури! – Ой, – она демонстративно прикрыла рот ладонью. Т’Чалла положил перед ней большой зрелый плод эшта. – Только что сорвал в саду, – он улыбнулся и погладил сестру по голове. – Не много на себя берешь? – Говоришь это человеку, создавшему протонный усилитель частиц за один день? – Шури надкусила фрукт и запила водой. – Идем, перерыв закончен. – Какое следующее слово? – спросил Т’Чалла. – Самое сложное в произношении. Вообще непонятно, что это слово делает в коде. Я долго тренировалась, чтобы произнести его как можно чище. – Уверена, что произносишь его правильно? – Это мы сейчас и проверим. Dobroserdechnyy.