Memento Mori

— Хочешь поиграть в шахматы? Лере не нравится, когда её дразнят. Видится ей, она пыталась не замечать чертинок на дне голубой пропасти глаз Сергея. Но черти скалились и к ней, хорошей девочке, тянули свои руки, словно невзначай. Словно всё это происходило не нарочно, больше по инертной тяге, чем по необходимости. Лера помнит — у Разумовского руки холодные, а голова горячая. Он опрометчиво вскидывает её во время спаррингов, и, Лера клянется, ему без холодного ушата воды от Олега было бы не выжить. Но пальцы его, словно у пианиста, скользящие по выточенному древу старинного дикого неприрученного инструмента, оглаживают ласково, с намёком на властность и заботу. Поди пойми, где какая грань начинается и заканчивается. У Леры перехватывает дыхание, но она старается делать вид, что ей всё равно. Что она не замечает вовсе похожих чертей на дне тёмных глаз Волкова, пляшущих вокруг, но не смеющих притронуться. — Почему бы и нет? — она спрашивает спокойно, но у самой от волнения ком встаёт поперек горла, — Отец когда-то в детстве учил меня играть. Она старается игнорировать, что кончики пальцев Сергея, согретые теплом её кожи, не такие уж и пугающие. Когда его руки касаются её ладони, помогая привыкнуть к более близкому контакту, — забирая и сжирая её фигуру на месте, — Лере кажется, что её прошибает током. И от его внимательных умных изучающих глаз это не может укрыться. — Все это — как маленькая игра. — шепчет он ей исступленно, а она всё не понимает, о чем конкретно речь; о партии в шахматы ли, о смятом на троих ковре, о том, что между ними незримо быстро и с громким грохотом осколочной гранаты разрывается и лопается, но Лера понимает, что Сергей рассуждает обо всём и сразу — он и берет всё и сразу, как будто встречается с её губами в последний раз. И звонкая падающая пряжка ремня Волкова за спиной слух совершенно не режет. Лера вспоминает, что обещала матери вернуться хотя бы за полночь, но она не возвращается. Всё под ними — как одна большая игральная доска, и она в этой партии не более чем пешка. Лере страшно представить, что будет, попадись она на растерзание грозного ферзя в атакующей позиции, но не сможет её выдержать, не сможет с ней справиться. «Каждый темп, который ты инвестируешь в улучшение позиций своих фигур, в долгосрочной перспективе принесет выгоду. Так что не бойся и бей. И бери напролом, если придётся.» Его шёпот в её ушах встаёт бешеным темпом, и Лера жмурится, когда вспоминает об этом в совершенно домашней, совершенно лишенной Сергея и Олега обстановке. Её карие глаза останавливаются на старой игральной отцовской доске, и она старается убедить себя, что проигрыш в партии — не самое страшное. Главное, не потерять во время игры саму себя. «Учись выстраивать пешечную структуру. Не каждый о ней задумывается, но она сама по себе очень важна. Сделает менее комфортной игру твоего соперника.» «Хочешь не дать показать, что напуган, пугая на опережение?» Его глаза ярко блестят в приглушенном белом стерильном свете лампы. Она следит за его мыслями, как он следит сейчас — за ней. «Именно так, да.» Лера учится ограничивать фигуры соперника. Задавливать спрятавшегося чёрного коня белым слоном, как сейчас давит под собой Волкова. Мягкий ворс ковра больно обжигает кожу при сильном трении рук и коленей. У Олега грубые пальцы, но прикосновения — нежные. От них перехватывает дух, и все мысли разом ускользают, пускаясь под глазами цветными точками в пляс. «Избавившись от коня, я загоню короля в тупик.» «Осторожнее, девочка, никогда не стоит терять хватки.» Лера знает, Сергей — блефует, скаля зубы в улыбке, сощуривая свои невозможные голубые глаза. Чёрные уже были в проигрыше. Лера напирает на него и гонит черного короля на F5. Губы у Сергея имеют привкус горчично-мятный, от волос и рубашки тянет одеколоном и гелем для душа с оттенком запаха киви. Лера всегда закрывает глаза, прежде чем его целует. Гавайский принт под пальцами легко сминается и летит на пол. Когда король оказывается окончательно в проигрышной позиции, шахматная доска летит на пол следом, но Лера знает — её ферзь подобрался к королю вплотную и его шумное мёртвое дыхание потревожило его покой. И она победила. Сергей целует иногда с остервенением, словно её победы — это его заслуга, потому что он её научил, он её выбрал, несмотря на все доводы совести, что женщины для подобной работы подходят меньше всего. Лера учится показывать, что покорность — не её конёк, но под Сергеем не сопротивляется. Его нежные руки с длинными пальцами прощупывают и отсчитывают её пульс. Она срывает с него заправленную в белые брюки футболку с рвущимся натужным звуком. — Ты, смотрю, стала часто пропадать по выходным. Завалы на стажировке? Голос матери полон нежного участия и беспокойства. Лере становится совестно, что она так бессовестно ей врёт. — Да. Дали дополнительную работу. Думаю, это ускорит прохождение стажировки. Лера знает, что единственное в их отношениях, подверженное ускорению, это приближающаяся катастрофа. Но она впервые ловит себя на мысли, что она совершенно не против маленького апокалипсиса, спрятавшегося на дне карих и голубых глаз.