Memento Mori

***

В «Монте-Карло», не имевшего ничего общего ни по антуражу, ни уж тем более по местонахождению со своим братом-близнецом в Монако, было шумно и многолюдно. От коротких блестящих юбчонок местных официанток уже порядком рябило в глазах, а от проституток, будто пытавшихся всеми силами их переплюнуть в этом аспекте, — сделавшимися похожими из-за этого на ходячие дискошары, — и подавно. Каждая из них казалась хорошенькой на первый взгляд, встречала широкой белозубой улыбкой и сладко заманивала в свои сети, а потом заламывала после посещения вип-комнаты тебе такой ценник, что оставалось только совсем не по-джентльменски уносить и ноги, и свой грозящийся вдруг резко обнищать кошелек. Впрочем, людей побогаче подобная перспектива не пугала. Вадим, обведя одним быстрым взглядом помещение, выполненное в стиле великих 20-х годов: со сводчатыми куполообразными потолками, висящей роскошной чёрно-белой люстрой и такими же, словно приглушенными по цветам, игровыми столами, находящимися среди жемчужно-серых стен, — может сказать точно, что здесь таких предостаточно, так что девочки сегодня не уйдут с пустыми руками. Другой вопрос, что его эти девки занимали в последнюю очередь. Ведь на её фоне они все казались блеклыми, невзрачными, ничего не стоящими пустышками. На некоторое время занимает и помогает утолить голод, но не подпитывает и не распаляет охотничью страсть. Не привлекает надолго к себе внимания. А Лера, она была прекрасна во всем. Манящая и недоступная. Он, даже спустя столько времени, смотрел на неё с нескрываемым восхищением. На её мальчишеский разворот плеч и острые лопатки, выставленные всем на обозрение, на открытую, успевшую загореть спину, обрамленную шелковой персиковой тканью, свисающей вдоль её одной опущенной тонкой крепкой ноги к полу. Он смотрел на неё и чувствовал всё тот же знакомый ему прилив возбуждения, горечь досады и встающие поперек горла невысказанные слова, мучительно оседающие где-то в желудке, когда он вновь припадал к своей смеси рома и колы губами, стараясь всеми силами их запить. И Вадим прекрасно осознавал, что проблема состояла здесь не в количестве выпитого алкоголя. Лера сидела неприметно на барном высоком стуле и пыталась не привлекать к себе лишнее внимание. Но трудно не привлекать к себе то, что заведомо должно было быть привлечено этим проклятым платьем. Разрез на бедре, доходящий до середины, вырез на груди, едва ли прикрывающий её тканью крест накрест, и неудобные туфли-лодочки серебристого цвета. Убийственная красота, убивающая её бедные ноги, из-за чего туфли Лера уже давно скинула, не обращая внимания, что половина из окружающих мужчин уже около получаса обласкивала взглядом её ступни, являя грустную статистику по фетишистам на одного петербуржского предприимчивого мужчину. Но Лера не обращала на них никакого внимания. Имела право, в конце концов, после успешно выполненного задания отдохнуть. А что до мужиков, ей до них в последнее время стало до лампочки. Она была слишком уставшей, чтобы тратить на них свои силы и время, слишком запутавшейся. Слишком хорошо помнящей мощный удар предательства, пришедшийся не так давно ей в спину. Прошло несколько месяцев, а она всё никак не могла прийти в себя. Думала о нём. Вспоминала. И пыталась отыскать во всех общих проведенных часах вместе хотя бы намек, что всё происходящее между ними было не больше, чем игрой. Тогда его было бы легче возненавидеть окончательно. Лера и верила, что она его ненавидела. Этот псих перестрелял кучу людей. Украл и избил Олега, чуть было не доставил Сергея в лапы своего шефа! Если бы она не успела вовремя тогда вычислить в плане Разумовского главный пробел, состоящий в отсутствии этого самого плана, кто знает, чем бы его встреча и загадочного Алтана, — если это было вообще его имя, — закончилась бы. Поэтому послужной список у Дракона был богатый и внушительный, даже, можно сказать, устрашающий количеством своих рабочих «заслуг», коснувшихся лично её саму. И Лера, как человек, привыкший ценить жизни других людей, — особенно людей, от неё зависящих, таких, как Волков и Разумовский, — ощущала немалую долю вины за то, что всё равно вспоминала его с тоскливо сжимающимся сердцем. Вадим следил за ней издалека, но не подходил больше близко. Шеф четко дал понять: можно смотреть, следить, оставить в живых тоже можно, но крутить шашни больше нельзя. Изначально это казалось лёгкой задачей. Вадим ценил свою независимость, как ничто другое, он привык к одинокой яркой жизни, сверкающей, подобно языкам пламени, готовым разгореться сильнее с попутным, раздувающим их ветром. Но после встречи с Лерой что-то поменялось. Он и сам не мог понять до конца, что именно. Но что он понимал четко, так это то, что он по ней скучал. А раньше такого за ним не водилось. Ведь именно так обозначается тянущее чувство под ребрами, когда видишь человека, бесконечно тебе дорогого в прошлом, но не имеешь больше возможности к нему приблизиться? Не имеешь шанса прикоснуться. Создавалось впечатление, будто девчонка его за смешно короткий период времени приручила. Забавно, ведь это он, скорее, пытался всё это время приручить её саму. А вышло, к его глубочайшему удивлению, не так, как было спланировано. С предыдущими целями не было желания сближаться. Не было желания узнать их лучше. Дракон привык действовать виртуозно, игриво, красиво, но рационально: если цель нужно было убрать, он все равно хладнокровно от неё избавлялся, какие бы отношения их ни связывали во время приведения приказа в исполнение. Но если раньше он ещё мог представить, как поднесет дуло пистолета к этой хорошенькой головке, как передернет затвор и совершит долгожданное нажатие курка, то сейчас готов был отдать руку на отсечение, что лучше застрелится сам, чем тронет когда-нибудь Леру. Или позволит кому-нибудь стороннему тронуть её. Вот так и проявляются признаки голой на лицо влюбленности. От этого понимания Вадиму легче не становилось. Лера словно его чувствует. Она не смотрит на своё окружение. Но иногда, ведя зябко плечами, растерянно бросает взгляды карих глаз за плечо, выискивая что-то, чего найти ни в коем случае не должна была. Но Вадиму хотелось бы, чтобы какой-нибудь случай их всё же снова свёл. Вадиму хочется верить, что она тоже все ещё надеется на этот-самый-случай. Пускай это было абсурдно после теракта у «Золотого Дракона» и даже как-то чересчур отчаянно для него. С его работой и раньше было опасно привязываться. И он знал об этом. Знал и потому никогда не заводил крепких долгих отношений. Но её он хотел видеть. Каждый день. Рядом с собой. Смотреть, как она просыпается рядом с ним, засыпает. Как ходит в его растянутых футболках и ворчит по поводу еды быстрого приготовления. Он хотел бы вывезти её когда-нибудь из этого проклятого дождливого города туда, где есть море и пляж. Где она бы отдохнула, и никто бы им не помешал. За несколько месяцев разлуки обыкновенная страсть должна была потухнуть. Но в их случае она разгоралась только сильнее. Казалось, она планомерно готовилась сжечь их обоих заживо, если расстояние между ними не сократится. Он пытался трахаться с другими. Пытался забыться в бесконечном потоке случайных связей, случайных людей, чьи лица никогда не запоминал. Но среди них он всё равно против своего желания пытался отыскать частичку её самой. Что-то схожее. Что-то, что позволило бы представить её рядом с собой. Запах тела, волевой подбородок, светлые волосы, слегка секущиеся на концах из-за недостаточного внимания ножниц, карие глаза, плавящиеся во время прилива возбуждения медовым цветом у самого зрачка, её крепкие бедра и мощная хватка на плечах, сжимающая его, пока он резко и часто трахал её снизу. Мозолистые пальцы, поглаживающие его щеку с утра пораньше, трогательный изгиб позвонков, который он изучал не один раз губами. Неприметная родинка под левой лопаткой, похожая на сердце и крохотную точку рядом, которую он целовал. Стакан против воли оказался сжат очень сильно. Вадим только сейчас заметил, что тот грозился при дополнительном сжатии лопнуть, а он уже безотчетно слишком долго пялился на её спину. Внутри горла стало неприятно сухо. Он сдержанно ругнулся, чем привлёк к себе немало внимания со стороны других игроков, сидящих рядом за игровым столом. Рядом шла активная партия в «Бридж», за которой он до недавнего времени краем глаза следил. Редкое зрелище, на самом деле, поскольку в него обычно в казино не играли. Но здесь с чем только столы ни находились. Интеллектуальные не азартные игры, как ни иронично, видимо, здесь тоже были в чести. Он задумывался, чего стоила ему его хваленая свобода и нужна ли она была ему, если такой образ жизни подразумевал её полное отсутствие в ней? Ему уже приближался пятый десяток лет. А он всё ещё не пустил нигде корни. Раньше его это не смущало, и Вадим бы рассмеялся в лицо тому, кто сказал бы, что он в один из дней будет вот так сидеть, меланхолично потягивая Cuba Libre, будучи скованным внутренними противоречиями, включающими полное исключение любимой женщины из своей жизни и несвойственной ему дилеммы, касающейся вопроса создания семьи с ней. Семьи…для него впервые это слово что-то да значило. Он барабанит пальцами по своему стакану. Замечает, что к Лере пытается подсесть знакомый ему по делам Каменного «Андрюшка», занимающийся поддельной документацией и наплывными заездами между ног жены этого простофили по выходным. Вадим знает Андрея слишком хорошо, а ещё он достаточно пьян, чтобы игнорировать назойливо жужжащие мысли на грани сознания, твердящие, что к Лере ему приближаться нельзя. Она умная девочка, не станет с ним связываться, он был уверен. Но когда Лера первая заводит с ним беседу, Дракон буквально срывается с места. Его тяжелая рука ложится на мужское плечо и порывисто его сжимает ещё до того, как Андрей успевает предложить Лере выпить и потанцевать. —Кáкушкин, и ты здесь? — Дракон выдавливает широкую улыбку, несмотря на то, что внутри него ощутимо закипала ярость. Посягнул на его золотце! И пускай они официально уже не были вместе, это не отменяло того, что он всё ещё имел право жутко ревновать и отваживать всяких козлов от неё подальше. И был готов при случае экстремальном набить одному из них морду, сочтя ситуацию достаточно подходящей для проявления «дюжиной доли благородства». — Вадим! — Андрей улыбнулся в ответ, но его голова машинально боязно втянулась в плечи. — Что, уже у Каменной между ног не сидится? Решил на молодняк перейти? — буквально давя исходящей от него жуткой аурой, спросил Дракон, улыбаясь ещё шире. Лицо Леры нужно было видеть. Оно, кажется, прошло все пять стадий: отрицания, гнева, торга, депрессии, принятия, и приобрело ему не знакомое, но очень говорящее выражение, не сулящее ничего хорошего и переходящего резко от одного к другому — остервенения и мстительности. — Вадь, давай оставим это для разговоров не зд… Дракон сжал его плечо сильнее. — Пошёл вон отсюда. — Его голос был все еще веселым, опустившимся до уровня угрожающего шепота, преподнесенного со сменой улыбки на пугающий оскал. — Х.хорошо, извините, приятного вечера… — Андрей попытался ретироваться, но Лера неожиданно нажала на его свободное плечо, заставив его сесть обратно рядом с собой. — Ну почему же, Андрей? Кажется, я вас не отпускала. — Она красноречиво посмотрела на мужчину, затем на Дракона, словно намекая, что тому подобру-поздоровому стоило уносить ноги, пока она не переворошила его телом местный бар броском через прогиб. — Мне кажется, Андрею уже пора уходить, — с не меньшим нажимом в голосе продолжил Вадим, не сводя с неё не менее пристального взгляда, оттягивая несчастного Кáкушкина за плечо в свою сторону. Тот, оказавшийся всего лишь тряпичной куклой, перетягиваемой между двумя свирипеющими с каждой секундой продолжающегося зрительного контакта бывшими любовниками, совсем потерял дар речи, серея стремительно в лице от непонимания и разгорающегося внутри страха. — Почему здесь ты решаешь, кому надо уходить, а кому нет? — не став сдерживаться, спросила его Лера, вскочив и выпустив наконец Андрея из рук. Её ладони попеременно сжимались в кулаки, ноздри свирепо раскрывались в частом дыхании, взгляд жгуче проделывал в Вадиме дырку. — Потому что сам только и умеешь, что сбегать при первом же удобном случае? Это был удар ниже пояса. Но он его вынес стойко, не изменившись в лице. — Нет, потому что он редкостный говнюк. Не хочу, чтобы ты потратилась после ночи с ним на тщательный осмотр у гинеколога, — ехидно с улыбкой парировал он, тоже отпустив Андрея и опустив руку безвольно рядом с собой. — О, какая забота, я просто польщена. — Можешь не благодарить. — Я и не благодарю. Схватив со стойки клатч, Лера резко развернулась и направилась в сторону вип-комнат, надеясь хотя бы там уединиться и переварить их неожиданное столкновение здесь. Кто мог знать, что и его нелегкая принесет сюда?! Она была рассержена как на судьбу с её дерьмовым чувством юмора, так и на этого Андрея, которого не получилось использовать в качестве предмета для вызова ревности. «Ревности? Боже, — подумала Лера, — это уже слишком». Ещё не хватало того, чтобы она хотела заставлять его ревновать. Ей не должно быть дела, что он там думает и чувствует теперь на её счёт. Ему в её жизни больше не должно было быть отведено места. «Ты обещал исчезнуть. Но даже здесь не сдержал своего обещания» , — со скрипом зубов подумала Макарова, ногами ощупывая холодную текстуру белого мраморного пола, когда оказалась наконец на втором этаже. На ум пришла сразу же мысль, что с такого очень хреново оттирается кровь. Она услышала свист позади себя и стук каблуков друг об друга. И, предсказуемо, позади неё оказался он. С её туфлями, забытыми в спешке у бара, в одной руке и недопитым напитком в другой. Гордо смотрящий сверху вниз темным блестящим жаждущим взглядом, заставившим её ощутить знакомый прилив крови между ног. — Ты забыла туфельки, принцесса. — Смешок. — Я тебя ненавижу, — выплюнула она в резкой несдержанной манере. — Я знаю. — И я видеть тебя не хочу, — сжимая руки в кулаки, продолжила рассержено шипеть она, вся сотрясаясь от колотящего её, словно лютого мороза, гнева. — И это я тоже знаю, — уже с пролегшей хмурой складкой меж бровей на выдохе произнёс он, чувствуя, что ей просто необходимо было выплеснуть всю злость на него, чтобы успокоиться. Только тогда они смогут поговорить. Вадиму было это необходимо. Он не мог теперь уйти, раз первое правило шефа все равно оказалось нарушено. Какая разница, какие пойдут в пекло следом? Он думал об этом несколько меланхолично и со странной смесью принятия, словно без неё всё равно ничего не имело смысла. А, может, во всём был виноват ром. Вот только Дракон не страдал от плохой выдержки к алкоголю. — Я хочу, чтобы ты ушёл, — продолжила она гнуть свою линию, не теряя суровости в искаженном от плохо сдерживаемого гнева лице. — Сейчас уйду. Позволь только тебе вернуть потерянное приданое. Вадим опустился перед ней на колени. Со стуком стакана об пол поставил туфли следом, протянув грубые пальцы к ступне с высоким подъемом, прикасаясь к ней безропотно и без разрешения. На периферии мелькала мысль, что Лера за такую наглость могла заехать ему коленом сейчас по носу. Она всегда ревностно бдила свои границы личного пространства. Но она этого не сделала. Она молча наблюдала за ним сверху вниз, чувствуя, как учащенно колошматится внутри груди сердце, а низ живота от его нахождения перед ней на коленях ощутимо наливается горячей тяжестью. Сработали ли его действия, как продуманным элемент неожиданности, Лера не понимала. Но то, что Вадим специально пытался её «усластить», она была уверена точно. Сначала он осторожно обвел подъем большим пальцем, потом, подтянув её туфлю, аккуратно надел её на ступню, до интимного неспешно помогая встать той плотно пяткой к твердой части. Затем, подняв на неё лукавый взгляд, проделал то же самое со второй ступней, скользнув лишь под конец выше по голени самыми кончиками, посылая сладостную дрожь напрямую к её позвоночнику. Лера шумно сглотнула. Она смотрела на него долгим взглядом, старательно сдерживая все рвущиеся наружу эмоции, но глаза её выдавали. Они горели, и эта наэлектризованная дымка вокруг её зрачков будто нарочито подталкивала его приподнять эту манящую струяющуюся юбку платья, стянуть резко её бельё вниз и прижаться к ней губами, заставив растерять всю злость, всю ненависть к нему и сконцентрировать её в суровом захвате пальцев на его затылке. — Спасибо. — Лера говорит хрипло, надсадно. — А теперь уходи. — Что? И все? — Он усмехается, неверяще дергая бровью и уголком губ, словно не мог поверить, что она его всё равно прогоняла после «маленького представления». — И все, — резко обрывает его Лера, пошатывающейся походкой направляясь вглубь вип-комнаты, обитой чёрным бархатом, где было пусто, тихо и спокойно. Удивительно, что они не набивались битком, несмотря на всю успешную рекламную кампанию, прошедшую у «Монте-Карло» неделей ранее. Такими темпами они начнут выходить скоро в минус. Лера подумывает об этом отстранённо, поскольку её саму данный вопрос волнует мало, однако он помогает мысленно абстрагироваться от его присутствия. Вадим всё равно идет следом и подхватывает её под локти, когда она оступается. Лера фурией поворачивается к нему. — Не смей больше прикасаться ко мне. — Я уже это сделал. Поздно спохватилась, золотце. — Он улыбается одними глазами. — Уже столько времени прошло, а ты все не научилась на них ходить. Досадное упущение. — Да пошел ты. — Макарова чувствует, что внутри неё начинает вырабатываться и закипать яд в больших количествах, который она готова сполна излить сейчас на Драка. И катализатором к запуску стало лишнее прикосновение. — Ты не имел больше права появляться в моей жизни. Ты её разрушил. Её глаза горячо злостно блестят. Он понимает, о чем она говорит. Он разрушил её доверие к нему. Хрупкое и совершенно эфемерное, невозможное никак теперь восполнить и выстроить заново без больше прикладываемых стараний с его стороны. Но он это понимал, а понимание — это половина пройденного пути, как любят говорить мозгоправы. — Если хочешь знать, я очень старался не показываться тебе на глаза. — Вот лучше бы и продолжал этим заниматься. — Она вырывает локти и плюхается на один из кожаных диванов, рассерженно глядя на него из-под перьистой светлой челки мутным взглядом. — А ещё я хотел сказать, что мне жаль, — добавил он тише. Жаль насчёт всего, и ему не нужно было озвучивать этого вслух, чтобы Лера его поняла. — А мне плевать. — Всё равно никого сейчас здесь не было, кроме них двоих, поэтому Лера неожиданно дерзко закинула ноги на маленький стеклянный столик для напитков, сложив одну поверх другой. Вадим рассмеялся. Она пыталась всем видом показать, что больше она на его слова не поведется. Он провёл пальцами по голой части её ноги, лежавшей сверху, и продолжил говорить всё так же спокойно, с плавящимся взглядом, направленным на неё. — Какая ты стала дерзкая. Сразу видно, что общение со мной не прошло даром. Кожа под его рукой покрылась мурашками. Лера сложила руки на груди и отвернула голову. Она на него даже не смотрела. — Что тебе нужно? — без дружелюбных ноток поинтересовалась она. — Если спровадить мирно я тебя не могу, то хотя бы выясню, зачем ты меня изводишь своим присутствием. — Не делай вид, что тебе настолько неприятна моя близость, золотце. Я же прекрасно вижу, что это не так, — не отвечая прямо на её вопрос, Драк перестал касаться её ноги. — Стоило хотя бы попытаться. — Лера издаёт звучное фырканье, пригвождая его одним из своих тяжёлых взглядов к полу. — Ты никогда не умела врать. Но актриса из тебя всё же вышла бы неплохая. Если бы он сам знал ответ на её вопрос, все было бы намного легче. Но Вадим и сам не знал, чего он хотел. Единственное, что он четко понимал из всего своего вороха желаний, так это то, что он хотел увидеть её, коснуться её. Вот чего он хотел. Он хотел увидеть родной рассерженный блеск в её глазах. Она на прикосновение показательно не реагирует. Отворачивает голову сильнее и начинает внимательнее изучать окружающее их пространство взглядом, лишь бы на него не смотреть. Вадим, как ни странно, не серчает. За холодностью, — ему это было известно лучше других, — скрывалась пылкость и прирученный ураган, способный снести кого угодно, если сама Лера того захочет. И сейчас Дракон чувствовал его порывы, как никогда сильно. Он помнит, как она дралась с ним, когда переставала контролировать себя. Помнит эту силу, эту гибкость, ограниченные глупым, по его мнению, желанием не вредить даже сволочам вроде него. Было видно, что ей это было непривычно. Но Дракон был искренне восхищён тем, как эта девчонка, несмотря на неравенство в их силовых категориях, наподдала ему и вышла победительницей. Это был первый случай, когда проигрыш пришелся ему по вкусу. А еще он помнил, как они, будучи разгоряченными после одной из её вылазок, уже месяцем позже, на том же складе потом долго и упоительно трахались, чертыхаясь на то, насколько непредусмотренным был её костюм для подобных внеплановых ситуаций. — Я хотел тебя увидеть. — Он отвечает честно, потому что не видит смысла сейчас врать; соври он Лере сейчас, она бы не преминулась оставить ему неприятное напоминание о себе в виде разбитого носа и гордо удалиться, словно между ними и вправду ничего не было раньше. Она терпеть не могла ложь, и Вадим прекрасно об этом знал. Ему, за столько лет практически привыкшему выдыхать её, как воздух, было непривычно говорить с кем-то начистоту. Но она сидела здесь. Не уходила. Значит, глубоко внутри неё что-то ещё билось, что удерживало её здесь. Она могла упрямо это отрицать, но и он прожил уже достаточно лет, чтобы понимать, когда женщина абсолютно холодно тебя ненавидит, а когда её взгляд зажигает тебя, словно фитиль, заставляя и её саму загораться с другого конца. У Леры взгляды, брошенные даже мимоходом, были именно такими. — Какое мне должно быть до этого дело? — спрашивает она, старательно хмурясь, чтобы не дать слезам начать щипать не вовремя глаза. — Ты права, после того случая — никакого. — Он усмехается понимающе, затем добавляет: — Но я перестану уважать себя окончательно, если тебе всего не скажу. Что мне и вправду жаль. И что мне не хотелось тебя во все эти дрязги впутывать. Лера приближается к нему резко, лицом к лицу становится, и чувствует, что её прорывает: — Чушь. Все твои чувства не помешали тебе забрать деньги и выполнить приказ того психа! Думаешь, одно извинение способно загладить все то дерьмо, в которое ты меня втянул?! Думаешь, что я смогу хоть когда-нибудь тебя простить?! После того, как ты превратил мою жизнь в кошмар! Я знаю, что тебе, на самом деле, не жаль всех этих людей, Драк, поэтому перестань пытаться обманывать меня. — Она повышала голос постепенно, под конец своей гневной тирады, направленной в его сторону, неожиданно вновь переходя на злостный шепот. Её всю разрывало от эмоций, бурлящего в крови возбуждения, вызванного отчасти, конечно же, выпитым алкоголем, — так принимать своё поведение было намного легче, потому что при ином раскладе Лера не позволила бы себе закатить истерику, — но никак не тем, что она по ночам всё ещё представляла его руки вместо своих. — Нет, их мне не жаль, — честно отвечает он. — Мне жаль тебя, попавшуюся мне на пути. Но ты знала, на какой риск шла, когда поцеловала меня, — тут же следом спокойно осведомил её Вадим, глядя на неё с добродушной сухой усмешкой сверху вниз. «Или должна была, по крайней мере, представлять». — Нет, Дракон, не знала. — Лера отвечает не в тон ему резко. — Не нужно перекладывать всю ответственность в случившемся на мои плечи. Я доверилась тебе. А ты мое доверие растоптал. Ты использовал меня,— выдыхая шумно через ноздри, она разворачивается, направляется спешащим шагом в сторону пустующего женского туалета (отделанного шикарнее, чем её комната и их вся квартира вместе взятая), надеясь, что остаток граней этики и морали в его не менее пропитом мозгу не позволят ему последовать за ней сюда, и что Дракон истолкует верно её желание остаться без лишних глаз и ушей на время, чтобы прийти в себя. Но когда она умывает лицо холодной водой, позволяя слезам наконец-то выйти наружу, он, как самый настоящий призрак, — или маньяк, что подходило более органично, — материализуется, конечно же, сзади. Она увидела его через зеркало. Банальное везение, что здесь никого, кроме них двоих, не оказалось, и большая часть людей была занята на первом этаже. Иначе бы какая-нибудь великовозрастная дамочка давно бы уже неласково выпроводила его своей шикарной сумочкой от «Армани» и парой мощных пинков для старушки её возраста под зад. Лера поворачиваться к нему не хочет, но все же пересиливает себя. И смотрит глазами красными, до сих пор позорно слезящимися, с кругами из-за размазанной туши. Обычно она не позволяла мужскому окружению видеть её слезы, потому что это то, что отводилось наблюдать по-настоящему близким ей людям, которых можно было по пальцам пересчитать, если не считать членов семьи. Когда-то давно ей верилось, что он этот список тоже может пополнить. Но сейчас Лера, желающая, чтобы её воспринимали серьезно, а не как растерянную девчонку, на плечи которой разом легло очень много, нарочито жмурит глаза, стараясь заставить себя перестать плакать. И мысленно его из этого списка пытаясь вычёркивает. Он делает шаг к ней. Она скрипит зубами и шипит: — Не подходи. Но внутри неё все сжимается в единый тугой комок воспоминаний о нежности, которую могли дарить эти грубые руки. Ещё один шаг. — Стой там, или я за себя не ручаюсь. — Она переходит почти на исступленное, абсолютное взбешенное рычание. Но Вадим не выглядит напуганным. Более того, его грудь будто специально выпячивается вперёд, готовясь попасть под удар первой. — Побьешь, а там и легче станет. В конце концов, я поступил, как последний засранец с тобой. И я заслужил. Ему было тяжело признавать свою вину, а Лере было невыносимо слышать долгожданные слова признания, из-за которых желание расцарапать ему лицо трусливо сжималось внутри груди и грозилось позорно быстро исчезнуть. Капитулировать под взглядом серо-морозных глаз с налётом лёгкой зеленой дымки, смотрящих на неё без презрения и насмешливости. Только с плохой скрываемой нежностью, которую другой бы на её месте захотел растоптать. — А еще я не использовал тебя. Все, что между нами было, было искренним. Потому что ты мне нравилась. И потому что… — Потому что «что»?.. Ей нужно было это услышать. Нужно было его дослушать, даже если потом она планировала уйти и ругать себя до скончания времен за принятое опрометчивое решение больше и вправду никогда не впускать его в свою жизнь. Нормальным людям признаваться в любви намного легче. У них все проще, чем у них двоих. Может, дело было в технике. Ведь раньше он никогда не произносил их часто, этих заветных три слова. Всё приходит со временем и нарабатывается с опытом. Когда он вообще кому-либо их говорил? Знала бы она, насколько ему самому было сейчас страшно признавать свое полное поражение перед ней. И сознавать, что после этого обратной дороги не будет. Но если он упустит её сейчас, он будет жалеть об этом до конца своей жизни. И уж лучше перетерпеть позор, её злость и поражение, чем примиряться потом с дальнейшей перспективой целовать эти губы лишь мысленно. Он сосредотачивает на ней взгляд, но всё равно его с суровым выдохом отводит после в сторону. — Потому что без тебя жизнь кажется невыносимой. Нет былого драйва. Нет… Огня. — Слова давались тяжело, Вадим неловко почесывал затылок, но видел, что теперь Лера перестала торопиться покинуть его, как до этого момента. Она слушала его. И вправду слушала, а не планировала внутри своей хорошенькой головки, как лучше ему врезать, чтобы не оставить много крови на безукоризненно белом полу. Антураж единственного живого места в этом заведении, воссозданный благодаря теплому освещению, было не самым лучшим дизайнерским решением, по его мнению. Но вся суть его строилась на контрастах. Ты будто переходил в другую реальность. И выходить отсюда уже не хотелось. Вот и у него было так же. У них. Без неё мир терял краски. В последние недели все напоминало немое чёрно-белое кино, прокрученное в замедленной съемке. И если ещё в самом начале выполнения задания шефа оставался драйв от того, как ловко он обвел их всех вокруг пальца, то последующие столкновения, её тихая ярость, засевшая внутри карих глаз, и последняя стычка при захвате Разумовского будто выпотрошили его и оставили пустым. Лера осознает, что раньше он никогда не говорил ей этого. Она вот говорила, — весьма опрометчиво и глупо, как она считала сейчас, — что она его, кажется, все-таки любит. Что он круто поменял её жизнь, сделав её сумасшедшей. Что она будто проснулась от долгого сна, в котором пребывала до встречи с ним. Но он ни разу ей не говорил этого. До сегодняшнего дня. — Ты правда извиняешься? — глухим голосом спрашивает она. — Правда. — И ты правда любишь меня? Её взгляд испытывающий. Он понимает, что она хочет это услышать от него. Нужно сформировать и облачить чувства в слова. За долгое время именно внутри него неприязненно всё сжимается, как у жертвы, а не как у охотника. Это было совершенно новое чувство для него. — Правда. — Тогда. — Тон Леры резко сменяется на приказной, давя своей догматичностью. — На колени. — Что? — Брови Вадима ползут удивленно вверх. На секунду ему даже кажется, что он окончательно протрезвел или выпил и вправду лишнего, раз у него начались слуховые галлюцинации. — На колени, — четко выговаривая слова, повторяет Макарова, чувствуя, что от алкоголя даже в холодных мраморных стенах стало становиться жарко. — И произнеси это, как подобается. Тогда, может быть, я тебе поверю. И увижу, что твоя независимость не стоит до сих пор первичнее того, о чем мы с тобой сейчас говорим. Вадим заметил, что ей тоже было сложно назвать «любовь» одни единственным лаконичным словом. Она словно не меньше него боялась обозначить чётко и ясно, что между ними двоими происходило. Словно тогда они оба признались бы в проигрыше друг перед другом, обозначающим лишь одно — порознь им будет невыносимо. По хорошему, ему нужно было её отпустить и дать идти дальше. Но первичная благородная попытка сделать это провалилась. Они всё равно будут сталкиваться, пока борьба между Разумовским и Алтаном не изведет их обоих окончательно. Какой тогда во всём этом был смысл? Бежать друг от друга и надеяться спрятаться от слишком явного, слишком животрепещущего, не позволявшего нормально смыкать глаза? Вадим признавался, что в этой борьбе он проиграл ей подчистую. Но проигрыш, полученный из-за Леры, всё ещё оставался для него слаще любого другого выигрыша. Она боялась опять повестись на «псевдоискренность» в его глазах, как велась беззастенчиво всегда при их встречах, при их разговорах, при их касаниях. А страх порождал ещё более неконтролируемую злость и абсурдные, по мнению Леры, желания, о которых в трезвом состоянии она бы толкать речи не стала. Но сейчас она пьяна, Вадим ей покорен, а внутри туалета всё равно никого нет. Для всеобщего спокойствия Лера размашисто закрывает входную дверь, поворачивая замок на «locked». Внутри Вадима всё начинает сладко-измученно натягиваться до предела уже не из-за фантомного страха. Лера была абсолютно прекрасна в своей величественности и со своим приказным тоном. И Вадим не мог смотреть на это с «широко закрытыми глазами». — Что, прямо здесь? — Он обвел глазами пространство мраморного пола с приятной глазу усмешкой. — Не переживай, здесь убираются в два раза чаще, чем у тебя в студии. — Лера язвит в ответ, покачивая головой и выжидающего взгляда с него не сводя, добавляет: — Да, здесь. «Мне это нужно», — говорили её глаза. — «Я этого безумно хочу», — словно вскользь выражало её тело, на изгибах которого Дракон дольше положенного задерживался взглядом. — Ладно. — Он вскидывает примирительно руки, сгибает сначала одно колено, опускаясь на него с легка вздернутой штаниной ставших в миг неудобными и тесными штанов, затем опускается на второе, не сводя с Леры не менее пристального взгляда. Ему было интересно, что она будет делать дальше. Неужели надает ему оплеух и гордо удалится, оставив на смех курам здесь? Это было бы подло, но, по крайней мере, справедливо с её стороны. Но Лера, медленно двигаясь в его сторону, ничего из этого не делает, а ждёт продолжения. Вадим вздыхает и говорит: — Никогда не думал, что буду признаваться в чувствах девушке в туалете казино. — Он широко улыбается, и Лера, не выдержав, позволяет уголкам губ ответно дрогнуть в улыбке. Ситуация выходила дурацкой. По совести, её здесь уже быть было не должно. Но она всё ещё оставалась. Она всё ещё ждала чего-то, что позволит ей плюнуть на всё случившееся и остаться. Наперекор здравому смыслу и принципам. — Все бывает в первый раз, — словно копируя его манеру говорить с налетом игривой загадочности, отвечает она, едва заметно прищурив глаза. Они выдерживают взгляды друг друга, тяжёлые, долгие, а потом он говорит: — Я никогда ещё не любил кого так, как полюбил всего за несколько месяцев тебя. Мне было проще держать людей на расстоянии. Встречи на один раз были для меня… Наиболее комфортными, — Вадим старается быть избирательнее в словах не потому, что не желает обидеть Леру, а потому, что никогда раньше не закапывался в объяснения своих чувств к кому-либо столь глубоко, — но тебя мне хотелось видеть каждый день. И до сих пор хочется. Я задумывался, что мог бы попытаться уйти от своего…рабочего промысла и выбрать жизнь в пользу тебя. И того, что у нас могло бы сложиться. Он быстро проходится языком по ставшим в миг сухим губам. Лера пристальнее обычного за этим движением следит с вставшим поперек горла вздохом. — Я не жду, что ты ответишь мне полностью взаимностью, потому что себя не переделать в моём возрасте, и жизнь со мной не обещает быть лёгкой. Ты можешь уйти отсюда сразу же, как закончится этот разговор, вот только знай, девочка, что я тебя так просто не оставлю. — Вадим щурится и в его глазах блестят золотистые алчные огоньки, заставляющие радужку пылать, словно у настоящего дракона, нашедшего своё сокровище и не собирающегося его никому отдавать. Леру бросает в жар от такого взгляда, — и что одна ты никогда уже не будешь. — Ты понимаешь, что это ненормально? — строго замечает она, лихорадочно обдумывая, что сказать на его более раннее высказывание. В полнящемся и лопающемся от алкоголя мозгу нейроны сейчас ощутимо наэлектризовались и сходили с ума. — Это похоже на манию. Нельзя преследовать человека, даже если он дал свой отказ. Нельзя смотреть на него и любить, как свою собственность. — серьёзно продолжает говорить Лера, хотя её голос и преисполняется дрожью под самый конец, словно она и сама до конца не верила в сказанное. Потому что это было неправильно с точки зрения общепринятой. Но любовь впихивать в тесные рамки было нельзя. И собственнические уродливые черты у неё проступали нередко тоже. Но она и не обязана была быть всегда красивой. Правильной. Она просто могла быть, и этого, как неожиданно открыла для себя Макарова, было достаточно. Ведь её чувства к Дракону были такими же, с такими же мыслями, с таким же…посылом. С такой же залихватской страстью и конечной целью, где они оба могли бы уйти наконец-то со сцены вместе, перестав быть пешками в чужой игре. И после всего сказанного она не могла игнорировать то, что он готов был если не измениться полностью сам, то изменить свой стиль жизни частично ради неё. Но Леру внезапно посетил вопрос, нужны ли ей были всё-таки эти изменения, если она полюбила его ещё тогда, когда они оба об этом даже не задумывались? Для неё был важен больше сам посыл и желание, а всё остальное…пожалуй, могло приложиться и слюбиться со временем. — Я и не говорил, что могу дать тебе нормальную любовь. Но то, что она будет искренней и настоящей, это обещать я могу,— спокойно отвечает он ей, глядя снизу вверх блуждающим по её лицу взглядом. — И если ты не захочешь меня видеть, не будешь. Но я себя не прощу, если с тобой что-нибудь случится, когда я мог на это повлиять. Поэтому следить я за тобой всё равно буду. «Потому что ты — моя» , — читалось в его гипнотическом, застывшем, как у рептилии, взгляде, обнажающим внутри Леры нечто, что она до последнего пыталась отрицать. От чего она хотела бы отказаться, но так и не смогла. Она ненавидела его, и это была правда. Но и любить она его, к своему ужасу, тоже не переставала. И возрастающий риск нового сближения от слова к слову переставал её пугать. Хотя большая часть её проснувшейся храбрости могла быть связана с выпитыми тремя коктейлями. — Значит, ты любишь меня? — неужели она начала говорить с придыханием, опускаясь рядом с ним? Какая-то плохая пародия на героинь дамских викторианских романов, но её дыхание и вправду сейчас перехватило, в горле будто тесно сжались тиски, а голос сам по себе опустился до шёпота. — Да, — в подтверждение он повторился. — Да, Лера, я тебя люблю. — И ты уйдёшь от своего босса, если я тебя попрошу? Возникла небольшая обдуманная пауза, из-за которой Лера могла бы и разочароваться. Но Вадима торопить не стоило. Ему сейчас приходилось принимать тяжеловесные, судьбоносные решения, которые в дальнейшем очень круто поменяют и его жизнь, и её, если она рядом с ним останется. Он ответил ей честно: — Это будет уже сложнее, но мы можем, по крайней мере, попытаться. — Даже если это будет означать верную смерть? — Даже если это будет означать верную смерть. С дрогнувшим поплывшим от слез взглядом она обхватила его голову, долго всматриваясь в его лицо неверящим затравленным взглядом, обвела с нажимом его скулы большими пальцами и жадно припала губами к губам в долгожданном поцелуе, вызвавшем целый фейерверк из химических реакций внутри её тела. Леру разрывало от абсолютно противоположных желаний: она хотела врезать ему, но в то же время она хотела оседлать его и заставить молить о пощаде под собой, ревностно и мстительно, словно в назидание за всё то, что он натворил. Она не знала, что было правильнее всего сейчас, она не понимала, можно ли было его когда-нибудь простить, — или закрыть глаза на всё случившееся, — но Лера, наученная у самого Вадима, что надо брать всё и сразу, пока судьба подаёт, отдается на волю инстинктов. И перестаёт сопротивляться тому притяжению, что задушено тянуло её к нему, а его — к ней. Она просто сдаётся и действует абсолютно иррационально, очень по-женски. Сначала отвешивает ему мощную оплеуху, вызывая у Вадима ошарашенный её действиями взгляд, а потом, захватывая обратно его шею руками, пылко целует, забираясь на его колени. И для Дракона оказывается выше сил терпеть, когда тяжесть её тела на его собственном столь ощутима, горяча и явственна, а не иллюзорна на гранях соприкосновений с чужим телом, когда самой Леры нет рядом и в помине. На секунду он её задерживает, разрывая кусачий поцелуй, и мутным взглядом смотрит на красные щеки, на блестящие глаза и её резво пустившиеся растегивать пуговицы его рубашки пальцы. — Может, лучше сменим место дислокации? В вип-комнате хотя бы есть диваны. — Нет. — Лера его обрывает, и у Вадима перехватывает дыхание от того, насколько жадно она сейчас звучит. — Я хочу тебя здесь и сейчас. Он отвечает ей пламенным азартным взглядом, помогая встать и упереться руками в мраморную протяжную линию трёх умывальников, над которыми висело зеркало. Риск быть обнаруженными всё ещё маячил на задворках сознания, но Вадим отдавался со всей страстью и юмором мысли, что их с Лерой могут выгнать из новейшего казино Питера за бурный умопомрачительный секс в туалете. Не самое постыдное действие, на самом-то деле. Люди здесь совершали и похуже, сам Вадим смело мог совершить похуже, приди он из-за выполнения задания, а не по причине желания утопить свою тоску в алкоголе, азартных играх и поисках дельного собеседника на вечер, которого можно было бы достать. Ему хотелось верить, что Лера потом не будет сгорать от стыда при воспоминаниях об этом дне, а если и да, то не без улыбки, громкого надрывного смеха и его самого под боком, хохочущего за компанию вместе с ней. Утопично и несколько мечтательно, но Драку нравилось представлять, что после этой встречи их ждёт что-то ещё. Они оба на это подписались. Негласно, но в своём поцелуе Лера словно поставила аккуратную маленькую закорючку в документе, где мелкими буквами было указано: «обладающий драконьим сердцем человек в качестве равноценного обмена должен будет ему отдать своё». Дракон проскальзывает неспешно, смакуя каждое мгновение соприкосновения её нежной кожи с его пальцами, он ценит медлительность, с которой забирается оглаживающими движениями от внешней стороны бедра Леры к внутренней, закрытой теперь от глаз занавесом из ткани её платья. Лера вздрагивает, опирается сильнее о свои руки, когда его пальцы находят и принимаются нерасторопно потирать её клитор, кружа самыми кончиками пальцев, оглаживая его и особенно чувствительные складки вульвы. Она задыхается и прижимается к холодному гладкому мрамору животом сильнее, когда чувствует, что пальцы Вадима, грубые, широкие, постепенно входят в неё, а вторая рука, обернувшись вокруг шеи, заставляет поднять голову и взглядом упереться в их отражения, двигающиеся и облачающие и её чёрные угольные зрачки, полуприкрытые ресницами от головокружительного удовольствия, и его оскал, спрятанный у неё в волосах, и его руку, будто пристыженно спрятанную за тканью, которую Лере впервые хотелось отодвинуть полностью, чтобы просто взглянуть. Ей никогда не приходилось раньше смотреть в этот момент на себя со стороны. И Лера не могла подозревать раньше, насколько это заводит. — Ты такая красивая девочка… Странно, что раньше мы так не делали. Тебе нужно показывать это почаще. — Горячий выдох слов вьется возле её уха рокочущим шёпотом змеи, и Лера, вместо ответа, со стоном упирается спиной в его грудь, чувствуя потребность начать двигать бёдрами руке Вадима навстречу. Была причина, почему не делали, думалось ей. В студии зеркало было маленьким и находилось только в узкой крохотной ванной комнате, где им двоим было бы попросту не развернуться. А в других местах, где у них случался спонтанный секс, зеркала не предусматривались. Но все эти мысли блекли и быстро проносились, не задерживаясь одна дольше другой, по мере наращивания темпа движения пальцев внутри неё. Для Леры, изголодавшейся за это время по близости с ним, хватило совсем немного для достижения первого оргазма, прошившего её с головы до поджимающихся кончиков пальцев ног. Она вытянулась, привстала на них, жмурясь от удовольствия, когда трение большого пальца на клиторе стало невыносимо быстрым, и с гортанным стоном обмякла в мужских руках, едва ли не потеряв опору. Дракон вовремя поддержал её за талию, не позволяя соскользнуть на пол. Её всю трясло. Вадим с удовлетворенной ухмылкой замечал, как тело Леры до сих пор реагировало на него, доверительно смягчаясь не только из-за количества выпитого алкоголя, но и более ранней близости. Внутренние стенки мышц беспрепятственно впустили его пальцы, позволяя сразу же свободно двигаться, складки вульвы были податливыми, буквально лоснясь под движением подушечки большого пальца, дразняще поднимающегося от них к пульсирующему комку клитора. Она была тугой, горячей и влажной, и ему уже не терпелось ощутить, каково это, оказаться в ней вновь. Но он специально медлил, давая Лере время, чтобы настроиться и хорошенько возбудиться, прийти в себя и окончательно потерять контроль как над ситуацией, так и над своей вечно гудящей от мыслей головой. Прижимаясь к влажному виску губами и что-то ласково в него шепча, он думал, что этого и ему хотелось сейчас больше всего на свете. Забыться вместе с ней. Протянув руку назад самостоятельно, Лера сама дёрнула его за ремень, показывая всем видом старающихся самостоятельно разобраться с пряжкой пальцев, чтобы он не останавливался. Драк не мог не поощрить такой аппетит, разжигающий его желание в два раза сильнее. Если леди просит, как тут можно было отказать? — Просто не останавливайся. — на выдохе, без молебных ноток, с прибавившимся дёрганьем ремня. — Не буду, птичка. Дай только время, — отведя ладонь Леры обратно к мраморной поверхности, с ласковый хриплым смешком прошептал Вадим, выудив из кармана презервативы. Послышался уже не единожды слышимый треск фольги и трещащий звук расстегивающейся ширинки. У Леры сердце в предвкушении сжалось и ушло пульсацией в область двубрюшной мышцы, когда Дракон, приподняв платье и перекинув обе его грани вперед, к её бёдрам, резко вошёл в неё сзади. Обхватив обратно её шею уже изученным движением, позволяя вернуть зрительный контакт через блестящую золотым поверхность зеркала, Вадим с тяжёлым выдохом застыл на несколько мгновений, привыкая к уже начавшим забываться ощущениям особенной тесноты и жара. Всё, что было раньше, это было не то. Ни одна из них не могла сравниться с ней. Да и как он вообще мог пытаться заменить её кем-то другим? Эта мысль настолько отчётливо и звеняще повисла внутри его головы в момент паузы, что он ощутил неприятный прилив вины за то, что активно пошёл таскаться по другим женщинам после их расставания. Лера наверняка так не делала. Она была девочкой другого сорта, сотканная из справедливости, честности и глубокой привязанности. Вадим более чем уверен, что, даже будучи освобожденной от него, она так и не разделила ни с кем другим постель. Он также мог это заметить по откликам её тела, тому, как быстро её накрывало в исступлении удушающей волной удовольствия, и как сильно она сжимала его внутри себя, заставляя его срываться на грозное утробное рычание. Они ещё успеют это обсудить, пронеслось важной мыслью в его голове, а пока, захватив свободной рукой часть ткани, распадающейся над её ягодицами, Дракон начал набирать темп, учащенно вбиваясь в размякшее податливое тело под собой мощными фрикциями. Его взгляд, сосредоточенно опустившийся на отсутствие пространства между ними, перешёл обратно к зеркалу. И возможность видеть Леру полностью спереди просто сводила его с ума. Её грудь часто покачивалась в темп толчков, рот был бесстыдно приоткрыт, лицо алело в обрамлении светлых растрепавшихся волос. И ему, глядя на неё такую, одаривающую его щедро стонами, — и наверняка заставившую местную охрану уже вызвать полицию, а официантов до кончиков ушей покраснеть, — желающую его, пригласительно напирающую сильнее животом на умывальник, чтобы он ускорился, хотелось насытиться ею сполна, припадая в частых грубых поцелуях к линии её шеи, смещая ладонь с её горла на грудь и немилосердно ту сжимая с оттопыренным заострившимся круглым мягким соском. И это то, чего не хватало им обоим. Не только дикого отменного секса, но и чувства близости, куда более интимного, чем обыкновенное физическое соитие. Позволяющего довериться мысли, что ни один из них после этого от другого не уйдёт. В следующий раз уже она оказывается сверху. Раскачивается на нём, словно грациозная вытянутая деревянная лодка, прорывающаяся сквозь волны, впивается ноготками в его плечи, царапает их, ведет красные полосы от шеи к ключицам; И Драк, несдержанно подаваясь бёдрами ей в такт, в один момент откидывает взъерошенную голову на мраморный пол с болезненным глухим стуком внутри черепной коробки. Плевать, что они не нашли более достойного места. С Лерой ему хотелось быть всегда и везде. — Это тебе за Олега. — Она ускоряется, начиная остервенело на нём скакать, и хватает за волосы, мстительно сильно дергая на себя, заставляя голову обратно вскинуть и не опускать до тех пор, пока она не разрешит. Давление её бедер сверху, неумолимое в своей неукротимости, заставляет подчиниться и позволить ей полностью «управлять кораблем», препятствуя тому, чтобы он кончил первым. И пускай её лицо само было искажено в гримасе настоящего мучительного нетерпения от желания получить третий оргазм, Лера продолжала держать и себя, и Вадима на коротком поводке. — А это…за Сергея… — О Боже, милая… — Вадим вцепляется в её бёдра и в самом низу живота становится горячо до предела, в особенности когда хватка в его волосах усиливается, а сама она с предательски громким стоном запрокидывает вновь голову, чувствуя, что ей самой осталось недолго. Но ему нравилась их маленькая игра в «правосудие-наказание», и он Лере изо всех сил подыгрывает, силясь держаться до победного. Пускай хоть до полусмерти его заездит, это будет, пожалуй, самый лучший способ закончить свои дни — между ног у любимой женщины. — А это за то, что ты бросил меня и сбежал… Она сбавляет темп, мучительно нерасторопно двигается на нём, заставляя проявлять изрядное терпение в том, чтобы ни заставить двигаться её вновь с отдаленными, сметенными выбросом дофамина мыслями в уголках опустевшей головы, что скоро по их души могут всё ещё прийти. — Золотко, ты бы немного уско… Его затыкают. Грубо и кусаче, заталкивая язык в рот, чтобы он, наконец, помолчал и дал ей себя почувствовать хозяйкой ситуации. Она выпускала пар, и это было видно. И никогда ещё Дракон не был так рад тому, что у женщин голова куда более изобретательная в плане наказаний, — и гуманная, — чем на плечах у мужчин. Контроля оргазма хватает ещё на несколько фрикций. Уже после намеренного прикосновения пальцев Драка к её клитору Лера не выдерживает и кончает на нём первая, вытянувшись, как рысь перед прыжком на зайца. Она буквально падает на него, чувствуя, что мышцы предательски её подводят, а сама она вся разом ослабела. Он кончает следом за ней, чувствуя, как сильно его стиснули её внутренние стенки. Бурно, ярко, с ощутимым жаром, пронесшимся по спине, и заставившим его по направлению к ней изогнуться. И это был первый за последние несколько месяцев фееричный оргазм, который заставил его растерять все силы. — Ну ты…и маленькая…садистка. — Дракон, тяжело дыша, заходится басистым смехом. Его ладонь ласково приглаживает вставшие дыбом волоски на её загривке. Лера, доверчиво привалившись щекой к его груди, первое время ничего не отвечает. Только держит глаза закрытыми, вытягивает вдоль его тела руки и обнимает его крепче за шею, вслушиваясь в быстрый перестук драконьего сердца. Иной раз она ловила себя на мысли, что он и вправду являл собой смесь реальности и чудовищной сказки в одном флаконе. Ведь иначе объяснить его влияние на неё было просто невозможно. То, что он заставлял внутри неё просыпаться, готово было сжечь её, порой, дотла. И Лера перед этим всеобъемлющим чувством сдавалась. Оно пугало её первое время, затем она научилась понимать его, — как ей казалось, — и даже пыталась с ним справляться. Но сейчас она прекрасно понимала, что она без него просто-напросто не сможет. Она устала подавлять. Устала пытаться от него скрыться. Теперь ей захотелось принять его, какие бы катастрофические последствия после этого не пришли. Дракон, словно почуяв в затянувшемся молчании активно завертевшийся ворох мыслей, оставил сухой горячий поцелуй на её лбу. — Для тебя ценность человеческих жизней ничего не стоит, — констатирует она как-то больше отстраненно, чем грустно. Дракон ей и не врёт. Прямо говорит, что так оно и есть. — Но для меня имеет одна жизнь значение. Твоя. Приподнимая её подбородок, чтобы заглянуть в приобретшие медовые оттенки глаза, он ласково проводит большим пальцем по пятнышку засоса на её челюсти, шумно выдыхая через нос. — И ты не изменишься, — продолжает она, глядя в упор в его глаза. — Нет, золотце, полностью не изменюсь. — Вадим почувствовал неприятный спазм внутри груди от того, в какое русло опять направился их разговор. Его брови едва заметно нахмурились под её внимательным изучающим взглядом. Лера какое-то время задумчиво молчит, комкая ворот его рубашки, а потом притягивает его к себе и целует крепко. — Ну и чёрт с ним. И им обоим стало легче дышать после её слов, обозначающих лишь одно: весь мир может идти к чёрту, но она всё-таки останется с ним. Восторг в глазах Драка отразился тихой сытой искрой счастливого блеска, обернувшегося яркой вспышкой вокруг его расширенных зрачков, и он, забрав Леру в крепкие бережные объятия, несмотря на то, что в дверь начали с криками барабанить, поцеловал её в ответ, как ни целовал ещё ни разу. Так, словно он наконец-то вернулся домой. Пускай она была той, кто привык защищать и хранить чужие жизни, она приняла решение, что всё же даст ему второй шанс, даже если это будет стоить ей окончательно спокойствия, нервов и, возможно, её собственных последних дней на грешной земле. Долг семьи почти выплачен, а дальше она будет предоставлена сама себе. И ему определенно в этом периоде «после» должно было найтись место. Конечно, если Сергей с Олегом её отпустят. Эта мысль вызывала в ней смутное, притупленное послеоргазменным состоянием беспокойство. Дракон, при всей его педантичности касательно работы, был готов делать исключения ради Леры перманентно всегда. И пускай шеф им будет недоволен и мир в ближайшее время станет ещё более враждебным местом для них двоих, у него впервые появилось, за что сражаться. Если придётся закрывать её спину и стрелять в каждого, кто представляет угрозу их спокойствию, Вадим был уверен, Лера станет той, кто заочно будет подавать ему патроны. Может быть, не сегодня и даже не через месяц или полгода, но когда-нибудь точно. И он с нетерпением будет этого дня ждать.