Memento Mori

Лере кажется странным его поведение. Нелогичным. Совершенно иррациональным. Удивительно нормальным для человека, который боится не за свою жизнь. Изначально, кажется, предполагалось, что она будет исполнителем без права голоса в команде, которому не разрешено делать ни шаг вправо, ни шаг влево, только читать речь с карточек да бить кому скажут рожи по указке Сергея. И если со вторым Лера успела практически смириться, то первое правило их странного «чумного клуба» бесило её до зубного скрежета. В её памяти все еще была свежа злость на Разумовского, когда он поставил её на место (в своём представлении), стоило Лере попытаться оспорить его план и подвергнуть его критике. «Ты будешь делать все так, как я скажу. Это, надеюсь, ясно?» Лере все было ясно с самого первого дня, да вот только в мегаломаньяке неожиданно начали проступать боязливые человеческие черты, к чему она оказалась морально совершенно не готова. Намного проще держать дистанцию, когда твоё начальство напоминает бесчеловечного сукина сына. Но это становится делом поистине невозможным, когда его под боком всего трясёт, когда он несёт всякую чушь и выглядит куда более напуганным, чем она сама. — Могло быть и хуже, — аккуратно замечает она. — Повезло, что он вообще всё ещё жив. — Сергей отвечает хмуро, отворачивая с прижатым к губам кулаком голову в сторону проносящегося мимо убаюканного теменью Петербурга. Для трех часов дня это казалось слишком, хотя чего можно было ожидать от наступающей зимы? Его не самого любимого времени года. Второе негласное правило «клуба» неожиданно смещается, обращается в прах и исчезает. Теперь его интересует её мнение по поводу линз и того, что бы она подумала, надень он их на дело. Интересно. Лера сжимает руль и пытается сконцентрироваться на дороге, пропуская мимо ушей то, что так явно походит на флирт. Она и это замечать стала давно. Но привыкла не подпускать близко, чтобы не осложнять жизнь ни себе, ни своей семье неудачным романом на «будущем рабочем месте». Не зря Киря не позднее вчерашнего дня шутил, что она больно часто переписывается с будущим начальством в законное внерабочее время, заработанное кропотливым изматывающим трудом. Лере и самой бы хотелось отшутиться, что на сообщения «Этого» она отвечает больше машинально, чем из надобности, но она на Кирю сурово смотрит, брови хмурит, а сама замечает, что кожа на щеках становится обжигающе горячей. И это уже о многом говорит. И всё же Лера не была лишена обыкновенной человечности и потому, когда они встают на светофоре, она расслабляет внутреннюю пружину напряжения, позволяет себе откинуться на спинку сидения и, подумав, положить поверх едва заметно дергающейся руки свою. Это должно было стать катастрофой, потому что, возможно, Сергей её не так понял, воспринял сам жест до интимного неправильно, когда её большой палец задержался на трепещущей синеве венки под бледной кожей дольше, чем того требовала ситуация. Но после оброненного тихого, но твердого: «все будет хорошо…» то, что он потянулся к ней, оказалось на деле не таким пугающим, как казалось в мыслях. Он давно ни от кого не слышал сторонних ободрений. Ни от кого не получал теплоты толком, привыкший ещё с детства к тому, что мир, на самом деле, злое и дерьмовое место. Единственный человек, который его поддерживал, висел на волоске от смерти, сам он ехал прямо в лапы к неизвестному врагу, и если и был наиболее благоприятный момент, когда Сергей мог проявить чуть больше, чем обычно, к Лере, то он наступил сейчас. Движущееся горячее дыхание мазнуло по её рту и успело забраться за приоткрывшиеся губы обещанием скорого поцелуя, но гудок машины позади заставил их резко друг от друга отпрянуть, словно нашкодивших подростков, застуканных преподавателем за школой с сигаретами и чем покрепче. Сердце Макаровой успело совершить кульбит, не желая теперь возвращаться на своё законное место. Про себя она весьма крепко ругнулась, ощущая горячую дрожь, пробежавшуюся вдоль позвоночника. Сергей, растерянностью в голубых глазах делаясь внешне ещё моложе, чем оно на самом деле есть, Лере впервые кажется… милым? Она сама с удивлением отмечает, что факт красоты её босса раскрылся для неё, пожалуй, только сейчас. Макарова с тихим смешком выдыхает резко и старается об этом не заговаривать, голову отворачивая. Не вовремя. Всё как всегда. У них задание важное на носу, а они тут придаются непростительной сентиментальности, которая обязательно будет, как назло, крутиться в мыслях заезженной пластинкой, только мешая. Но Лера, вдавив ногу в педаль газа, все равно при всем своем рациональном подходе к ситуации ощутила во всей его мощи укол досады, разверзнувшийся внутри отголосками неприятной злой пульсации.