Memento Mori

Говорят, желание лежит на тонкой грани со страхом. И наоборот это работает тоже. Одно и другое может взаимодополнять и ощущаться как единое неразрывное продолжение друг друга. Лера помнит, на филигранной чёрной окаемке его алых радужек крылась гипнотическая сила и тяга, ей раньше непонятная и недоступная. Сейчас же она примагничивала, манила приблизиться, подчиниться, впиться зубами, как Ева в алое проклятое яблочко, чтобы насытиться предлагаемыми дарами, подобно его змеиной тонкой полуулыбке, подставляемой под её «клюв». Лера тяжело выдыхает под маской. Это всё иллюзия, ложь, ложь, ложь. Но голова её обманывать не может. Это лежало на далекой глубинной границе бессознательного, там, куда она складывала свои желания, в которых не разбиралась и о которых старалась просто не думать. Это ведь так просто, снять перед ним маску. И всем страданиям тогда придёт конец. Но Лера бодается, вырывается до тех самых пор, пока «Вадим» сзади ни начинает сжимать железными клешнями. Ни дернуться, ни уж тем более что вырваться из металлических тисков. Его грудь тяжело прижимается меж острого разворота лопаток, со спины обдает жарким шумным дыханием (у Леры под шлемом на затылке шевелятся волосы), Алтан подступает крадущейся поступью спереди, и вот он возникает совсем близко, рядом с ней — глаза в глаза, лицо в лицо, единственная преграда лишь маска. Вадим видел Леру без маски, Алтан — нет. Она и не хочет, чтобы это когда-нибудь случилось. Но фантазия, порождённая чужим влиянием извне, заходит дальше; она берёт глубже и крепче, как Алтан основание маски; она сдвигает и кусается его зубами на шее, оставляя там холодный голодный след. Жар разделяемых на троих действий запускает внутри тела цепочную реакцию из маленьких пожаров, образующих один большой огромный полыхающий пожар — Леру подтряхивает, откровенно колотит внутри костюма, когда Вадим скользит сильно по его обшивке, выискивает пальцами знакомо застежки, а Алтан помогает ему расправиться с той, что держит Лерин плащ. Будучи зажатой меж двух огней, она теряется, хотя должна продолжать защищаться. Но она не может. Возникает закономерный вопрос — почему? «Потому что на самом деле не хочешь». В голове голос леди в чёрном платье разрывается словно граната и развеивается так же быстро, как оставляемый ею дым. Лера знает, та внимательно наблюдает за ней и ищет её слабые места, пускай точно и не понимает, что Лера сейчас видит. Она всматривается в её страх, как и в её маску — словно в бетонную стену, за которой Кристина абсолютно слепа. Она его и желает, и боится. Что ж, это было подходящим описанием для их с Вадимом отношений. Но что до Алтана… Раньше она за собой подобной тяги не замечала. — Милая… — Горячее дыхание срывается шёпотом Дракона в области шеи, которую совсем недавно открыл Алтан; Лера вздрагивает ещё сильнее, потому что больно реалистично всё это звучит, больно реалистично всё это выглядит и происходит. За исключением того, что её практически пытается трахнуть босс её же Вадика, но это были уже мелочи и никому не нужные подробности. Лера сжимает для отрезвления ладонь в кулак и в перчатке со сломанным звуком что-то трескается. Всё внутри неё натягивается, накручивается на катушку, подобно тугой нитке, готовой лопнуть в любое мгновение; когда четыре мужские руки уже откровенно скользят под плащом, выискивая в бесконечных нахождениях ткани друг на друга голую кожу, Макарова чувствует — ещё немного, и она прямо там и кончится. На месте. Страх имеет и вправду практически одну и ту же подоплёку, что и желание. Лера думает об этом, прежде чем внутри шлема прорывается спасительно голос Олега, нарушающий затянувшееся видение.