Иногда они возвращаются

Ниган думал, что уже не увидит Карла как минимум до следующего утра, но, как оказалось, он ошибался. Пытаясь занять себя чем-нибудь, пока Карл решает проблемы общины, Ниган весь день помогал Роуз в саду, как в тот период его жизни, когда ему приходилось завоевывать расположение александрийцев. После обеда они начали разбирать скопившийся на чердаке хлам, и Ниган с удивлением понял, что не просто убивает время до новой встречи с Карлом, а искренне наслаждается моментом. Община Карла и населявшие ее люди стали странным образом близки ему, и он чувствовал себя даже слишком комфортно, находясь в этом старом доме, вдыхая запах пыли и сухоцветов, которым был пропитан тесный чердак, стоя на коленях на необтесанных досках пола и почти задевая макушкой потолок. – Как тебе Черная Мария? – спросила Роуз с нарочитым безразличием в голосе. Она раскладывала по коробкам старые вещи и теперь держала в руках ловец снов, с задумчиво-мечтательным видом проводя узловатым пальцем по хитросплетению фиолетовых ниток. Ниган хотел сказать что-нибудь хорошее, чтобы не обидеть и не разозлить Роуз, но ее вопрос застал его врасплох. Впрочем, даже если бы у него было больше времени на раздумья, он вряд ли смог бы придумать что-то хорошее о Черной Марии. – Шесть с лишним футов ярости и безумия, – честно ответил Ниган. – И это еще слабо сказано, – фыркнула Роуз. Ниган удивленно приподнял брови. – Почему ты не в Теночтитлане? – спросил он, когда Роуз швырнула ловец снов в одну из коробок, а нанизанные на нитки бусины возмущенно звякнули в унисон с перезвоном ее браслетов. – Мне не нравятся ее законы и то, как она себя ведет, – Роуз покачала головой, будто отгоняла назойливого призрака, начавшего что-то шептать ей на ухо. Ниган решил, что в Мексике, где почти все верили в духов, это было вполне возможно. – Поэтому я переехала сюда. Уже после восстания. И Билл принял меня. – Они с Биллом друг друга не жалуют, – заметил Ниган, пытаясь не показывать, что они наконец добрались до интересующей его темы. – Они были друзьями, – Роуз взглянула на него исподлобья. Она думала о том, не зря ли она его защищала, когда рыжий парень и его подручный устроили обыск, но Ниган ничего об этом не знал. – Потом Биллу надоело, что она всегда рядом, как старшая сестра, которая хочет как лучше, но только мешает. Ему хотелось доказать людям, что он чего-то стоит и без ее помощи. И они поругались. – То есть Билл сам все похерил? – уточнил Ниган. Внезапно ему стало душно от спертого воздуха чердака. Он почувствовал, что у него затекли ноги от долгого сидения в одной позе, и ему невыносимо захотелось спуститься вниз. – У меня нет ничего, чтобы доказать тебе, что это правда, – Роуз пожала плечами, и для Нигана ее равнодушие к этому вопросу было лучшим доказательством из всех возможных. – Билл жестокий и сильный, и для них двоих Запад был слишком тесен. Ниган вспомнил оскал Черной Марии, который та пыталась выдать за улыбку, и безумный блеск ее единственного глаза. – Она всегда была такой? – Да. – Ему не нужно было уточнять, что он имел в виду, Роуз и так поняла его. – А что? – Приятно узнать, что некоторые люди не становятся жестокими, а сразу такими рождаются. – Ниган снова подумал об угрозах Карла и о реакции Марии на них. – Как будто мир вертится в правильном направлении. Роуз хмыкнула и не ответила. Они продолжили сортировать ненужные вещи, раскладывая по коробкам игрушки, одежду, которую требовалось зашить, книги с пожелтевшими страницами и многое другое. Роуз спрашивала о пустяках, старательно обходя тему, которую они обсуждали до этого. Ниган рассказал о падении в мексиканский склеп, и на несколько секунд чердак заполнил лающий смех Роуз. Затем она начала объяснять нюансы мексиканских погребальных традиций, и Ниган должен был признать, что ему интересно послушать, несмотря на то, что в его жизни и так было слишком много разговоров о смерти. К счастью для Нигана, лекция о роли Смерти в мексиканской культуре не продлилась долго, потому что как только первая коробка была заполнена доверху, Роуз перевязала ее мотком бечевки и подтолкнула к Нигану. – Отнеси это в приют, – приказала она тоном, не допускающим даже вероятность того, что Ниган понятия не имеет, что такое приют и где он находится. – Господи, – вздохнула она, заметив недоумение Нигана. – Отнеси в огромный белый отель, стоящий на побережье. После восстания там организовали приют для сирот. Ниган догадался, какое здание она имеет в виду, потому что раньше он много раз проходил мимо него, но считал, что оно заброшено, так как содержать такое большое помещение в чистоте было проблематичным. Отель, похожий на многослойный кремовый торт, щедро залитый глазурью, возвышался над береговой линией, будто слепленный великаном песчаный замок. Глядя на эти башни, купола и балконы, Ниган подумал, что дети легко могли представить, что они живут во дворце. Он никогда прежде не заходил на территорию отеля, несмотря на то, что ворота были открыты, и теперь едва не заблудился в извилистых аллеях, напоминающих лабиринт из живой изгороди. Ниган дважды сверился с картой, которую всучила ему Роуз, и наконец вышел к сломанному фонтану, располагавшемуся перед главным входом, который охраняли застывшие в мраморе грифоны, готовящиеся к прыжку. Ниган мысленно отметил, что до апокалипсиса это место, несомненно, пользовалось популярностью у богатых туристов, и начал подниматься по лестнице. Вращающаяся дверь не работала, и ему пришлось толкнуть ее самостоятельно. Вестибюль встретил его прохладой и звенящей тишиной. – Есть тут кто? – выкрикнул Ниган, поморщившись от того, как его голос громким эхом отразился от мраморных стен. Ответа не последовало, поэтому Ниган прошел по черно-белой шахматной плитке к тому месту, где до апокалипсиса находилась стойка администратора отеля. Перегнувшись через нее, он увидел продавленное кресло с кожаной обивкой и длинный стол, заваленный тетрадями, детскими рисунками и коробками с настольными играми. Ниган окинул взглядом «Монополию», карточки и фишки которой были в беспорядке рассыпаны по всему столу, упаковку детских раций «уоки-токи», одна из которых лежала сломанной с вытащенными наружу проводами, настольный хоккей и другие развлечения. Он уже собирался оставить коробку Роуз на стойке и уйти, но тут за его спиной раздался удивленный настороженный возглас. – Привет? – полувопросительно произнес чей-то голос, заставив Нигана вздрогнуть. Ниган резко развернулся и увидел молодую девушку с маленьким стальным кольцом в носу и собранными с высокий пучок рыжими волосами. – Ты администратор? – спросил Ниган грубее, чем собирался, поскольку она напугала его своим появлением. Он взглянул на ее мягкие кеды и подумал о том, что совсем не слышал, как она подошла к нему. – Я учительница, – враждебность на лице девушки никуда не исчезла, но теперь к ней добавился испуг. – Преподаю английский и испанский. «Она будто боится, что я отругаю ее за срач на рабочем месте», – мысленно усмехнулся Ниган перед тем, как изобразить дружелюбие. – Меня зовут Ниган, – он широко улыбнулся, надеясь, что это возымеет эффект, но заранее зная, что попытка обречена на провал. Местные люди относились к гостям либо с добродушием, свойственным Бадди, либо с презрением Алекса. С чем-то усредненным Ниган еще не сталкивался. – Роуз попросила меня отнести сюда эту коробку. При упоминании Роуз на лице девушки появилась улыбка, но какая-то вялая и вымученная. – Отлично, – девушка приняла из рук Нигана коробку, так и не назвав своего имени и, судя по судорожным движениям, спеша избавиться от Нигана как можно быстрее. «Чтоб мне сдохнуть, если я не видел тебя раньше, – подумал Ниган. – Только хрен знает где». – Передайте Роуз нашу огромную благодарность, – продолжила девушка с приклеенной к лицу улыбкой. Она развязала бечевку, держа коробку одной рукой, и заглянула внутрь с повышенным энтузиазмом. – Дети Билла будут в восторге, – добавила она, когда Ниган уже хотел попрощаться. – Чьи дети? – переспросил Ниган, ощущая, как желчь поднимается к горлу. Он вспомнил, как Карл говорил ему о том, что пустая глазница немало помогла ему в плане успеха у девушек. С другой стороны, он ни разу не упоминал о каких-то детях, кроме Бадди. Все эти мысли пронеслись у него в голове за секунду, пока его не вернул к реальности искренний смех собеседницы. – Мы все здесь дети Билла, – пояснила она. – Я тоже выросла в этом приюте, – ее взгляд на секунду затуманился и помрачнел. – Билл одинаково заботится обо всех нас. В этом смысл общины. «Большой Брат смотрит и наблюдает, – вдруг произнес внутренний голос Нигана. – И он все видит, даже если у него всего один глаз». – Я пойду, – осторожно ввернул Ниган. Ему неожиданно стало тошно, то ли от одуряющей жары, то ли от неправильности происходящего, хотя он не смог бы с уверенностью сказать, что не так. – Передайте Роуз нашу благодарность, – повторила девушка, когда Ниган уже развернулся к выходу. Он спустился по лестнице, держась за перила, и сел на нижнюю ступеньку, чтобы подождать, пока не перестанет кружиться голова. – Эй! – крикнул кто-то вдали, и Ниган не был уверен, что обращаются к нему, но все равно поднял взгляд и увидел Алекса, который шел к нему по аллее, одной рукой заслоняя глаза от света заходящего солнца. «Если он и дальше будет так орать и так улыбаться, он, чего доброго, начнет мне нравиться, – подумал Ниган, поднимаясь на ноги. – Уже нравится, – мысленно добавил он, когда Алекс подошел ближе со своей язвительной ухмылкой». – Вижу, ты у нас занятой человек, – с издевкой протянул Алекс. – Я пришел к тебе домой, а Роуз сказала, что ты здесь. – Что тебе надо? – огрызнулся Ниган как можно более недовольным тоном. Он уже понял, что с Алексом невозможно разговаривать по-другому, и в глубине души наслаждался очередной перепалкой. – Билл просил передать, чтобы ты зашел к нему, – Алекс взглянул на Нигана испытующе. – Как можно скорее. – Что-то случилось? – встревожился Ниган, моментально забыв и об учительнице испанского, и о «детях Билла», наименование которых, по мнению Нигана, звучало до боли похоже на название секты. – Это ты мне скажи. – Алекс вытащил из кармана несколько мятых листков, сложенных вчетверо, и протянул их Нигану, пока они шли к выходу из парка. – Нашел для тебя краткий свод наших правил, смотри не потеряй. Билл говорит, ты собираешься стать одним из нас. Правда, что ли? – с сомнением добавил он, смерив Нигана придирчивым взглядом. – Ну если Билл так говорит, значит, так оно и есть, – хмыкнул Ниган, на ходу перелистывая правила. – Еще пожалеешь об этом, – произнес Алекс без угрозы, будто констатировал очевидный факт. – Каким хреном тебя занесло в Приют? – Выполнял поручение Роуз. – Ниган знал, что Алекс не тот человек, с которым нужно обсуждать свое дальнейшее пребывание в общине, чтобы не вызвать шквал новых подозрений, но ему неожиданно захотелось развить эту тему, потому что его посетила абсурдная мысль о том, что после войны с Сандерсом он мог снова стать бейсбольным тренером. Только начать следовало издалека. – Много детей сейчас живет в Приюте? «И хватит ли их на две бейсбольные команды?», – едва не вырвалось у Нигана. – Довольно много, – подтвердил Алекс. – Точно не знаю, никогда их не пересчитывал и особо не контактировал с ними. Для большинства из них я – причина, по которой они оказались в этом приюте. – Любишь геройствовать, вынося детишек из горящих зданий? – фыркнул Ниган. – Люблю отрубать головы всяким ублюдкам, которые никогда не должны были плодиться, – Алекс указал на листки, которые держал Ниган. – Почитай на досуге про Карательный отряд, если у тебя будет время. – Ниган вопросительно вздернул брови, и Алекс рассмеялся. Насколько Ниган мог судить, Алекса смешили только те вещи, в которых любой нормальный человек не видел ничего забавного. – Да брось, неужто ты не знаешь? Ты проехал длинный путь от Восточного побережья и ни разу об этом не слышал? Господи, ты вообще в курсе, кто такой Билл? – Собираешься угостить меня очередной местной легендой? – спросил Ниган, начиная раздражаться от покровительственного тона Алекса. – Он убийца работорговцев. Никаких легенд, на этот раз только факты. Ниган даже не удивился, услышав об этом. После всего, что он узнал о Карле, он полагал, что чем-то подобным Карл и должен был заниматься. – Есть такие люди, как Сандерс, – продолжил Алекс, когда они вышли на набережную и направились в сторону дома Карла. – Они покупают рабов в качестве трудового ресурса или чего похуже. Есть мародеры, которые большими группами нападают на безоружных людей, в основном на детей и женщин. Они называют себя работорговцами. И, хоть в это трудно поверить, есть люди, которые продают своих детей и жен таким людям, как Сандерс, в обмен на припасы или на гарантию безопасности. – Алекс взглянул на Нигана с плохо скрытым мрачным удовлетворением: – А еще есть тот, кто может им всем помешать. Он продолжил что-то говорить, но Ниган почти не слушал его, думая о том, как Карл попал к нему в Святилище и после встречи с его гаремом удивленно спросил: «Все эти женщины действительно твои жены?». Пожалуй, Ниган знал, откуда у Карла взялось желание убивать тех, кто утверждает свою власть над недостаточно сильными людьми, которые не могли за себя постоять. – …если он еще не пришел, подожди его в доме, – донесся до Нигана голос Алекса. – Когда я уходил из зала заседаний, Трой ебал ему мозги и даже не думал останавливаться, так что ждать, возможно, придется долго. Кстати, завтра общинное собрание, – добавил Алекс, когда они поднялись на веранду. – Тебе лучше не приходить. – Да кто, блядь, меня остановит? – хмыкнул Ниган, который скорее согласился бы еще раз перекопать весь огород Рика, чем идти на какое-то нудное собрание. – Не стоит рисковать, иначе пойдут слухи, если ты так быстро перейдешь из статуса испытуемого в статус солдата. Лири сказал, что все уже почти готово и что в конце недели он сможет угостить тебя вакциной. Билл сказал, что может угостить Лири пинком под зад. – Алекс выразительно закатил глаза. – Они будут скандалить, пока кто-то из них не переорет другого. Но на этот раз Билл вряд ли уступит. – Почему? – заторможено спросил Ниган, смутно осознавая, что Карлу, кажется, не все равно, будет ли Ниган жив или мертв. – Это ты мне скажи, – Алекс лукаво улыбнулся. – Видимо, ты знаешь об этом больше, чем я. Не дожидаясь ответа, он спустился по ступенькам веранды и зашагал прочь. Ниган покачал головой и еле удержался от того, чтобы не показать ему вслед средний палец. Что-то подсказывало ему, что Алекс из тех людей, у которых есть дополнительная пара глаз на затылке. Ниган зашел в дом через стеклянную дверь и, чтобы не совершать прошлых ошибок, сначала прислушался, не бежит ли в ванной вода, а уже потом позвал Карла. Тишина, послужившая ему ответом, была настолько непроницаемой, что становилось жутко. Ниган направился в гостиную, звук его шагов полностью заглушал потертый ковер. Он подумал о том, чтобы повернуть назад и подождать Карла на веранде, но решил сначала обойти дом и, увидев мягкий диван, уже передумал возвращаться на веранду. Ниган вспомнил, что не отдыхал с тех пор, как поспал несколько часов перед въездом в «речную зону», и все его мышцы гудели от напряжения. Опустившись на диван, Ниган снова развернул свод правил, который дал ему Алекс, и быстро пробежал глазами несколько пунктов. Солдатам запрещалось покидать «речную зону» без разрешения лидера, употреблять алкоголь – исключение составляли праздничные дни, список которых приводился ниже – и возвращаться за пропавшими. Затем Ниган приступил к чтению правил, которым должны были подчиняться все жители общины вне зависимости от их сферы деятельности, и, вспомнив о словах Алекса, сразу пролистал регламент до списка наказаний, выполняемых Карательным отрядом. Он точно не знал, что именно ожидал обнаружить, пока его взгляд не наткнулся на выведенную неровным почерком фразу: «любое действие сексуального характера, совершенное без взаимного согласия двух или более сторон, является изнасилованием…». Смысл второй половины фразы ускользал от Нигана, и ему пришлось перечитать ее несколько раз, прежде чем он убедился, что глаза его не обманывают. «…и карается распятием на кресте». Карл, на памяти Нигана, никогда не был особо религиозен, поэтому в выборе наказания не было ничего символического, только первобытная жестокость в сочетании с прагматичным расчетом. Похорони человека заживо, и он будет мучиться в агонии несколько часов, пока не задохнется. Прибей человека к кресту посреди пустыни, и он будет умирать несколько дней, а то и неделю. По сравнению с этим даже отрубание головы, назначаемое за воровство, показалось Нигану довольно гуманным. Красный король кричит «Голову с плеч!», и палач опускает лезвие. Боже, храни короля. Ниган подумал о том, как, рассказывая о мародерах, Карл усмехнулся и сказал «теперь это ни хрена не значит». Но это кое-что значило, даже если он об этом и не подозревал. Даже если он был уверен, что его старые раны давно затянулись, они все равно продолжали кровоточить. И Ниган, который заставил Карла лечь на землю лицом вниз во время их первой встречи, снова напомнил Карлу о том, как он беспомощен. Ниган швырнул список правил на журнальный столик, будто страницы были пропитаны ядом, который мог просочиться сквозь его кожу. Затем он вытер ладонью покрытый испариной лоб и, заметив, что его руки дрожат, мысленно приказал себе успокоиться. Он сложил пополам стопку листов и сунул в карман куртки, понимая, что не хочет обсуждать с Карлом прочитанное. Он снова оглядел гостиную, пытаясь придумать, чем занять себя до возвращения Карла, и почувствовал исходящее от стен странное ощущение заброшенности, будто в этом доме никто не жил. Дом Карла был полностью обставлен и более чем удобен для проживания, но ни один предмет не свидетельствовал о человеческом присутствии, как если бы прошлый жилец покинул дом достаточно давно – и Ниган предполагал, что так оно и было – а новый еще не успел заселиться. Потертый диван с выцветшей обивкой, видавший виды ковер, книжные полки с потемневшими от времени корешками и журнальный столик, которому самое место было на барахолке. По правде говоря, Ниган видел заброшенные дома в лучшем состоянии, чем этот. На то, что дом все-таки был обитаем, указывал разве что снимок на пробковой доске в коридоре и склад пластинок у дальней стены гостиной. Ниган побарабанил пальцами по подлокотнику дивана, все сильней ощущая, как некомфортно ему наедине с тишиной, и медленно поднялся, направляясь к стеллажу с винилом. Он не собирался включать музыку, хотя при желании мог это сделать, потому что на одной из полок стоял патефон, покрытый слоем пыли. Ниган начал выдвигать ящики, скользя кончиками пальцев по ярким обложкам альбомов, один только вид которых принес ему неожиданное успокоение. Когда он сидел на диване, у него не было ощущения, что он вторгается в личное пространство Карла без разрешения, поскольку тот сам пригласил его, но это чувство вернулось, когда его взгляд упал на крайний ящик, в котором находилась прорезь для ключа. Теперь, с близкого расстояния, он видел, что замок сломан и что ящик можно беспрепятственно открыть в любой момент. «А там что? – спросил Ниган всего несколько дней назад. Вспоминая об этом, он поразился тому, как давно это было. – Частная коллекция?» Ниган обвел пальцем замочную скважину. Он знал, что в очередной раз поступает эгоистично, ведомый своим любопытством, но этот поступок, по крайней мере, был не настолько хреновым, как многие другие вещи, которые он совершал раньше. Вообще-то этот поступок не входил даже в топ-сто самых хреновых. К тому же, он и так знал, что находится внутри. Знал, но по какой-то причине все равно удивился, когда выдвинул ящик. Несколько секунд он просто смотрел, не решаясь пошевелиться, а затем взял пластинку в руки, и на мгновение у него появилось ощущение, будто он держит в ладонях трепещущее сердце Карла. Пластинка называлась «You are my sunshine», и Ниган почти услышал, как Карл, пожав плечами, говорит безразличным тоном: «Иногда я заставлял их петь перед смертью». Ниган не сразу понял, что слышит его голос наяву, а не в воспоминаниях. – Я даже ни разу ее не слушал, – произнес Карл у Нигана за плечом. Ниган обернулся, пытаясь найти слова в свое оправдание. Карл, судя по его виду, после возвращения из Теночтитлана успел принять душ, расчесать волосы и сменить одежду на менее мятую и более чистую, но не успел поспать или отдохнуть. – В исполнении Рэя Чарльза это не такая унылая мура, как тот мотив, который ты выдавливал из себя в Святилище, – заявил Ниган вместо извинений. – Тогда включи ее, – предложил Карл. У него почти получилось скрыть дрожь в голосе, но Ниган видел, что это решение далось ему тяжело. Карл будто наконец принимал очередную часть себя, которую долгие годы старался избегать. Ниган встал к Карлу спиной, сдул пыль с патефона и поставил пластинку, а когда повернулся обратно, то понял, что Карл находится значительно ближе к нему, чем раньше. Он заметил, как дернулся кадык Карла, когда тот тяжело сглотнул, и ему неожиданно вспомнилась одна из любимых пословиц его покойной жены: «Чем все началось, тем все и закончится». Он не был уверен, что все началось именно тогда, но знал, что было перед началом: упрямый взгляд Карла, его непокорная воля и безрассудная храбрость. У Карла были свои бреши в обороне в виде упоминаний его умершей матери или поддразниваний из-за глазницы, но он пел, несмотря на то, что его голос дрожал. И хотя Ниган не понял этого сразу, он любил Карла уже тогда. Уже тогда, когда их самих почти не существовало, потому что Карлу еще только предстояло стать жестоким лидером и залить свинцом все бреши в своей обороне, а Нигану – переосмыслить то, что он делал во главе Спасителей и выбрать другой путь. – Джаз? – удивленно произнес Карл, когда зазвучало вступление, включающее в себя саксофон. Ниган едва удержался, чтобы не рассмеяться. – Пацан, я еще могу понять, если тебе не нравится рок, так как не всем он по душе, но если ты против джаза, то тебе лучше засунуть свои возражения куда подальше. – Я вовсе не против, – пробормотал Карл, закатив глаз. В доказательство своих слов Карл несколько раз щелкнул пальцами в такт и начал отбивать ритм, постукивая подошвой по полу. Ниган почти непроизвольно отзеркалил его движение и продолжал до тех пор, пока не понял, что со стороны это похоже на танец из «Криминального чтива», только гораздо более неуклюжий. Когда он осознал, насколько нелепо выглядит то, что они делают, Карл вдруг сдвинулся с места и сделал шаг ему навстречу, заставляя ответить тем же, и Нигану резко стало плевать на все остальное. Еще шаг. И еще. И так до тех пор, пока они не оказались почти вплотную друг к другу. Мыски их ботинок соприкоснулись, когда Карл остановился в считанных дюймах от Нигана, и тот после недолгих сомнений поднял руки, будто налившиеся свинцом, и положил их на поясницу Карла. На секунду у Нигана появилось ощущение, что Карл собирается оттолкнуть его, но тот лишь придвинулся ближе. Подбородок Карла уперся в ключицу Нигана, губы Карла почти касались его шеи, и всего на несколько мгновений Ниган позволил себе расслабиться и просто быть счастливым. А потом все закончилось. Карл вскинул голову, чтобы посмотреть Нигану в глаза, а затем слегка нахмурился и провел большим пальцем по шее Нигана. От этого касания Нигана бросило в дрожь, но ему мешало насладиться ощущениями то, что знал, на чем Карл заострил внимание. Как знал и то, что от разговора ему теперь не уйти. – Ты так и не сказал, откуда у тебя этот шрам, – Нигану показалось, что он слышит в голосе Карла затаенную обиду, и знал, что Карл имеет право обижаться, потому что он доверил Нигану слишком многое, а тот в ответ не поделился почти ничем. – Это важно? – Ниган понимал, что просто тянет время. Он не мог поверить, что ситуация зашла в тупик менее чем за десять секунд. Только что они с Карлом осторожно касались друг друга в первом полноценном объятии, а теперь Карл снова устраивал допрос. – Хочешь отмазаться тем, что это длинная история? – Карл скептически выгнул бровь. – Нет. – Ниган выпустил Карла из рук, смирившись с тем, что момент упущен, хотя на фоне все еще продолжал петь Рэй Чарльз. – Эта история настолько короткая и тупая, что рассказывать тошно. – Я рассказал тебе о своих шрамах, – Карл скрестил руки на груди, и Ниган подумал, что этот жест отлично показывает его осуждение, но на самом деле Карл просто не знал, куда девать руки, после того как Ниган перестал обнимать его. – И могу рассказать еще больше, но мне нужно получить хоть что-то взамен. Ниган вздохнул и снял иглу с пластинки, прервав Рэя Чарльза перед тем, как он в очередной раз споет «ты даже не догадываешься, как сильно я люблю тебя». – Давай сядем, – предложил Ниган, в последний момент передумав говорить «давай выпьем», хотя это намного больше соответствовало его настрою. – Думаешь, твое известие выбьет почву у меня из-под ног? – усмехнулся Карл. Ухмылка растаяла, когда его взгляд встретился с тревожным и мрачным взглядом Нигана. – Сядь, черт тебя подери, – приказал Ниган беззлобно, но твердо. Карл явно отвык от того, чтобы с ним разговаривали повелительным тоном, поэтому он недовольно хмыкнул и поджал губы, но выполнил просьбу Нигана. Тот застыл под изучающим взглядом Карла, чувствуя себя лицедеем, вышедшим на подмостки. Ладони вспотели, и Ниган вытер их о грубую ткань джинсов. На несколько секунд в гостиной воцарилась удушающая тишина, непроницаемостью соперничающая с выражением лица Карла, и Ниган ощутил, что понятия не имеет, с чего начать. Наконец, Карл сдался первым и уже открыл рот, чтобы поторопить Нигана или чтобы сделать какое-то саркастичное замечание, когда Ниган почувствовал, что слова рвутся наружу сами по себе: – Рик перерезал мне горло. Карл замер со смесью недоумения и шока во взгляде. Ниган ожидал от него любой реакции вплоть до обвинений во лжи, но Карл лишь вопросительно смотрел на него и выглядел по-детски растерянным. Именно это напомнило Нигану о том, что он говорит об отце Карла, а не о ком-то другом. О человеке, которого Карл мог считать не лучшим примером для подражания, но которого однозначно не считал садистом. Может быть, он неоднократно замечал, что Рик не всегда справедлив в своих лидерских решениях, но его представление о Рике преломлялось через призму родства, и Ниган не мог винить его за предвзятость. – Ты спрашивал, как Рик победил, – продолжил Ниган, опустившись на диван рядом с Карлом. – Вот тебе и ответ. Конечно, он позаботился о том, чтобы я выжил. – Ниган невесело усмехнулся. – Думаю, он не собирался меня убивать и пырнул меня ножом для острастки или же потому, что в Александрии так принято встречать гостей. Точно не знаю, никогда не разбирался в ваших дикарских традициях. – Но… – Карл, судя по его потрясенному виду, не оценил то, что Ниган попытался превратить все в шутку. Он ненадолго замолчал, а затем попробовал снова: – У тебя была бита. И армия. «А у него было твое имя, полное силы, – подумал Ниган. – И этого оказалось достаточно». В этот момент он понял, что никогда не расскажет Карлу о том, что Рик использовал его имя как отвлекающий маневр. Эта история была слишком мутной и грязной, чтобы снова впутывать в нее Карла, и если на это решился Рик, это еще не означало, что Ниган сделает то же самое. – Ему повезло, – ответил Ниган, преодолев желание рассказать правду, которая каждый проведенный в тюрьме день заставляла его ненавидеть Рика все больше. – Юджин, Мэгги и остальные были на подхвате, готовые отвесить Спасителям пиздюлей по первому его зову, а у меня никто особой верностью не отличался. За несколько дней до этого мне пришлось разобраться с Саймоном, а это был верный признак того, что моя система прогнила. – Ниган перевел взгляд на свои сцепленные в замок руки, надеясь, что Карл не почувствует неискренности в его признании. – Мое время рано или поздно пришло бы, с Риком или же без него. – И он просто… – Карл неопределенно провел рукой в воздухе. – Сохранил тебе жизнь? Ниган снова встретился с Карлом взглядом, смотря на него пристальнее, чем обычно, будто гипнотизируя и умоляя ему поверить. – Просто у него кишка была тонка меня грохнуть. Ниган увидел, как на лбу и переносице Карла обозначились морщины, когда он нахмурился, и это зрительно прибавило ему пару лет. Глядя на него сейчас, нетрудно было поверить, почему Бадди считал, что его отец разменял четвертый десяток. Тревога и сомнения не просто взрослили Карла, они его старили. – И чем ты занимался, когда вышел из лазарета? – спросил Карл, настороженно прищурившись. – Только не говори, что Рик резко сменил гнев на милость, потому что на это я не куплюсь. Ниган знал, что Карл хотел бы верить ему, верить в благородство и милосердие своего отца, но жизнь постоянно обманывала даже самые робкие ожидания, и Карл понимал это едва ли не лучше всех. – Он отправил меня в изоляцию, – уступил Ниган. – Потом он сыграл в ящик, и я заключил сделку с александрийцами, чтобы получить свободу. Должен признать, что без Рика дела пошли в гору намного быстрее и что своим уходом он сделал вашим людям громадное одолжение, – добавил Ниган, не удержавшись. Он не собирался рассказывать Карлу о подлости его отца, но не мог перестать пинать труп Рика при любой подходящей возможности. – В изоляцию? – переспросил Карл. – То есть в тюрьму? – Ниган кивнул, решив, что теперь лгать нет смысла. – Надолго? – До тех пор, пока у меня не пропал боевой настрой оторвать Рику яйца, – Ниган широко ухмыльнулся. – Правда, к тому времени как я освободился, он оторвал их себе сам, экспериментируя с взрывчаткой. – Это не тот ответ, который я хочу услышать, – посуровел Карл, умело игнорируя очередную издевку в сторону Рика. – Пацан, – Ниган откинулся на спинку дивана, ощущая сгустившуюся в комнате атмосферу враждебности, – у меня нет ответов, которые ты хочешь услышать. – Я хочу правду, – Карл стиснул челюсти, и под его проницательным взглядом Ниган понял, что он совершил большую ошибку, когда начал спорить с ним, думая, что разговор легко удастся перевести на другую тему. Карл всегда отличался упрямством, но тот лидер, которым он стал, отлично умел раскалывать людей, и Нигану пришло в голову, что допрашиваемые Карлом люди готовы были сознаться в чем угодно вплоть до убийства Кеннеди, лишь бы Карл перестал буравить их своим взглядом. – Сколько ты провел в александрийской тюрьме? Ниган тоже мог проявить упрямство, но в конце концов кто-то должен был уступить, и Ниган знал, что это будет не Карл, потому что за Карла теперь говорил Билл, а такие, как Билл, никогда не уступают. – Семь лет, – сдался Ниган. Когда он представлял, как скажет Карлу эти слова, он думал, что его голос будет наполнен горечью и сожалением или, по крайней мере, извечной ненавистью к Рику, но теперь в его тоне не прозвучало ничего из этого, более того, он этого даже не чувствовал. – Семь лет? – эхом отозвался Карл, еще не вполне осмыслив услышанное. – Ну, может, я немного округлил для приличия, – фыркнул Ниган. – Рик перерезал тебе горло и посадил тебя в тюрьму на семь лет, – Карл покачал головой, и Ниган на секунду почувствовал себя уязвимо, впервые по-настоящему испугавшись, что Карл не поверит ему, но затем он понял, что Карл поражен черствостью Рика. – Я же просил его… Карл замолчал и закрыл лицо ладонями, упершись локтями в колени. – Карл, – позвал Ниган после недолгой паузы, но получил в ответ только сдавленный вздох. – Все не так херово, как кажется. И вообще, ты тоже сидел в тюрьме. – Два месяца! – яростно выкрикнул Карл, резко убрав ладони от лица, и Ниган с удивлением увидел, что он плачет. – Я провел в тюрьме два месяца, а не семь гребаных лет, так что не смей говорить мне, что все не так херово, потому что ты знаешь, что это ложь! – Карл вытер рукавом злые слезы, но это не помогло сдержать поток новых. – Это моя вина. Если бы я не уехал, все вышло бы иначе. Я бы не позволил отцу так поступить. – Нет, – Ниган взял лицо Карла за подбородок, заставляя посмотреть на него. – Твое место здесь, – повторил он недавние слова Карла. Тот тяжело дышал и пытался избегать взгляда Нигана, но по крайней мере не отстранялся. – Кто-то должен был стать самой кровавой легендой, о которой люди будут вспоминать с ужасом и восторгом. Прошлое осталось в исторических книгах, которые мало кто прочитает, но будущее всецело принадлежит тем, кто рискнет проявить себя. Будущее принадлежит тебе, Карл. – Но Александрия… – неуверенно начал Карл, и Ниган перебил его. – Александрия прожевала бы тебя и выплюнула по частям, – Ниган обхватил лицо Карла руками, поглаживая большим пальцем его щеку. – Ты должен был стать тем, кто ты есть. Ты ничего не мог сделать ради Александрии, но ты можешь сделать кое-что ради меня. Сделаешь? Карл кивнул и только после этого спросил: – Что? – Перестань себя во всем винить. Карлу, судя по выражению его лица, такой ответ не понравился. Он скривился, будто просьба Нигана причиняла ему нестерпимую боль. – Ты должен был меня ненавидеть, – хрипло прошептал Карл. – Потому что я… Я не могу не любить его даже после всего, что он сделал. Даже после того, как он предал мое доверие. Я просто не могу. – Я понимаю, – он не понимал и не хотел понимать, но знал, что Карл в любом случае сохранит теплые чувства к Рику. Рик был его отцом, Рик защищал его, и Рик уж точно не был полным подонком, даже если его решения часто шли вразрез с представлениями Карла о лидерстве. – И я никогда не ненавидел тебя. Я вспоминал о тебе, и это помогало. Ниган осмелился наклониться ближе и прислониться лбом ко лбу Карла. Он закрыл глаза, слушая дыхание Карла, оседающее на его губах. Неожиданно Ниган почувствовал, как сильные руки Карла обхватывают его за шею, а его дыхание становится более быстрым и поверхностным. Карл не стал медлить, и их губы жестко столкнулись. Карл надавил ладонью на затылок Нигана, не позволяя ему отстраниться, а другой рукой сжал воротник его куртки, притягивая его ближе. Ниган ощущал соленую влагу на губах Карла и целовал его так яростно и напористо, будто мог вылечить этим всю его боль. Карл перекинул одну ногу через колени Нигана и оседлал его, притираясь к нему пахом. Ниган чувствовал вес его тела, давящий на ширинку, и вкус табака, который он курил, на своем языке. Все ощущения обострились до предела, когда Карл начал ерзать на бедрах Нигана, вжимаясь в него и тихо постанывая в поцелуй. Ниган огладил ягодицы Карла, заставляя его шумно выдохнуть, и переместил ладони под его рубашку, осторожно касаясь горячей кожи на пояснице. Карл разорвал поцелуй, откинул волосы со лба, попутно цепляя повязку, чтобы отбросить ее в сторону, и начал расстегивать рубашку. – Если это секс из жалости, то, не поверишь, я лучше воздержусь, – заявил Ниган, с трудом переводя дыхание, пока Карл продолжал двигаться на его бедрах. – Да, – подтвердил Карл. – Из жалости ко мне, потому что я добровольно лишил себя этого на восемь гребаных лет и теперь жалею об этом. Карл скинул рубашку на пол, и Ниган невольно залюбовался им, едва веря в реальность происходящего и в то, что Карл подпустил его так близко к себе. – Ты снимешь свою чертову куртку или так и будешь сидеть? – насмешливо спросил Карл, когда Ниган замер, разглядывая его точеные мышцы и подтянутый живот. – Пошли, – добавил он, схватив Нигана за руку и потянув на себя. Ниган последовал за ним, на ходу избавляясь от куртки и футболки. В коридоре Ниган не удержался и прижал Карла к стене. Карл судорожно вздохнул, когда их тела соприкоснулись обнаженной кожей без барьера ткани, и потянулся за новым поцелуем. Ему пришлось запрокинуть голову, чтобы их губы встретились вновь, и Ниган понял, что его странным образом возбуждает их разница в росте. Он ухмыльнулся своему неожиданному открытию, и Карл, ощутив на своих губах хорошо знакомую дерзкую улыбку, отстранился и вопросительно выгнул бровь. – Ты такая очаровательная крошка, – прошептал Ниган, нарочно зля Карла. Тот не обманул его ожиданий и посмотрел на него с лютой яростью, совсем как в Александрии. – Я могу прямо сейчас приставить тебе к горлу нож, и ты не успеешь мне помешать, – отчеканил Карл. – Я знаю, – отозвался Ниган с нескрываемым обожанием. Он бережно обхватил лицо Карла ладонями и сначала поцеловал края его пустой глазницы, а затем снова вернулся к его губам. Они целовались, сплетаясь языками, и ладони Карла блуждали по груди и животу Нигана, распаляя его сильнее, пока возбуждение не стало болезненным. – Если ты продолжишь так тереться об меня, я спущу в штаны, как пубертатный мальчишка, – предупредил Ниган, и Карл специально скользнул ладонью по ширинке его джинсов, дразня его. – Не сейчас, – губы Карла были красными и влажными, и от одного их вида у Нигана сладко заныло в паху. – Ты мне еще нужен. Карл толкнул дверь в конце коридора, и они оказались в комнате с плотно задернутыми шторами. У Нигана не было времени разглядывать окружающую обстановку, потому что все его внимание было сфокусировано на Карле, который ощупью добрался до кровати и рухнул на нее спиной вперед, увлекая Нигана за собой. Ниган уперся коленями в матрас по обе стороны от Карла и спустился поцелуями на его шею, покусывая нежную кожу, но Карл вдруг хрипло рассмеялся: – Ты испортишь государственное имущество, – прошептал он. – И община выберет нового лидера, на котором нет засосов. Ниган понял намек и спустился еще ниже, оставляя едва ощутимые поцелуи на ключицах и плечах Карла. Он задержался на уровне груди, мягко касаясь губами шрамов. Карл сбивчиво задышал, когда ладони Нигана, ласкающие и медленно изучающие его тело, остановились в нескольких дюймах от пояса его джинсов. Ниган сомневался, что Карл решится зайти так далеко, пока не услышал его недовольный возглас: – Давай уже, черт тебя подери. Ниган сел на кровати, избавляя Карла от остатков одежды, и на секунду замер, когда Карл чуть раздвинул перед ним ноги без всякого стеснения. – Не смотри на меня так, – потребовал Карл с лукавой улыбкой. Он знал, что Ниган любуется им, и на этот раз Ниган не мог изображать безразличие, потому что Карл лежал перед ним полностью обнаженным. Ниган несколько раз поцеловал внутреннюю сторону бедер Карла и склонился к его члену, пачкающему смазкой живот. Ниган обхватил губами головку, лаская языком нежную бархатистую кожу и наслаждаясь тем, как Карл стонет на выдохе. Карл смял простыни в кулаке и выгнулся на постели, пытаясь толкнуться глубже в горячий влажный рот Нигана, и тот позволил ему это, принимая его почти полностью. Ниган чувствовал, как его собственный член упирается в ширинку джинсов, требуя разрядки, но желание доставить Карлу удовольствие было сильнее, чем желание утолить свои потребности. Ниган скользил по члену Карла плотно сжатым кольцом губ, заставляя его вскидывать бедра и задыхаться. Карл вплел пальцы в его волосы, задавая темп, и прерывисто постанывал, пока руки Нигана оглаживали его бока и бедра. Когда горячая вязкая сперма наполнила рот Нигана, Карл застонал громче и задрожал от накрывшего его оргазма. Ниган отстранился, вытер губы тыльной стороной ладони и на секунду замер, засмотревшись на лежащего перед ним Карла. – Что-то не так? – с тревогой выдохнул Карл, глядя на Нигана снизу вверх. Ниган в ответ только покачал головой, потому что вид раскрасневшегося взъерошенного Карла лишил его всех других мыслей. – Иди ко мне, – Карл приглашающе протянул руки, и Ниган не мог ему отказать. Карл расстегнул молнию на джинсах Нигана, помогая ему полностью раздеться, а затем стиснул его бока между своих бедер. Он просунул руку между их телами и обхватил член Нигана широкой мозолистой ладонью, начиная быстро двигать кулаком и иногда замедляясь, чтобы поласкать большим пальцем чувствительную головку. Ниган толкался в кулак Карла, чувствуя, как острое возбуждение скапливается внизу живота не только от физических ощущений, но и от осознания того, что это с ним делает именно Карл. Ниган излился в ладонь Карла и минуту пытался перевести дыхание, пока Карл свободной рукой гладил его по спине. Затем Ниган откатился в сторону, и Карл вытер краем простыни испачканную ладонь и свой живот, сделав это таким отточенным механическим движением, что Ниган невольно ощутил досаду. Карл молча лег рядом с Ниганом и натянуто рассмеялся: – Вообще-то я позвал тебя не для этого. – А для чего? – Ниган знал, что ему не удалось скрыть недовольство в голосе. – Чтобы поговорить о том, что происходит, – глаза Нигана уже привыкли к полутьме спальни, и он заметил, что Карл хмурится. – Между нами или в общине? Карл молчал, уставившись в потолок. Ниган не торопил его. – В общине. Ниган подавил раздраженный вздох. Он лежал на спине, наклонив голову на бок, и изучал взглядом профиль Карла. Карл на него не смотрел, и Ниган знал, что какая-то часть Карла жалеет о том, что границы между ними были безвозвратно нарушены. – Трой связался со своими информаторами из общины Мартинеса, – начал Карл, прилагая все силы к тому, чтобы говорить непринужденным тоном, несмотря на то, что они лежали рядом голыми. – Они с Ником выяснили, что крупье, охрана и официанты из бара под казино даже ничего не слышали о том, что в следующую субботу в «Эль Бастионе» будет игра, хотя обычно их предупреждают минимум за неделю, чтобы они успели подготовить зал. – Значит, Питер солгал? – спросил Ниган, чувствуя, что в нем понемногу разгорается любопытство. – Нет, – Карл наконец перевел взгляд на Нигана, и тот ощутил, что доверие Карла стоит неизмеримо больше, чем простые объятия после секса. – Это значит, что Мартинес заменил весь обслуживающий персонал своими солдатами. И когда Аншель придет туда, чтобы завершить сделку по продаже казино, его убьют. – Невелика потеря, – пробормотал Ниган, вспомнив, как люди Аншеля обстреляли их с Карлом пикап. Карл только покачал головой. – Аншель – один из нас, – сказал он, снова нахмурившись. Ниган не удержался и ласково прикоснулся к его щеке. К его удивлению, Карл не отстранился. – Когда-то он был с нами, когда мы все жили в «речной зоне» и никто не жил где-то еще. – Карл с горечью усмехнулся и неожиданно перекатился на бок, перекинув руку через торс Нигана. – Аншель – наш амфетаминовый гений. У него бары и игорные дома по всей Тихуане, но сам он, кажется, скоро спятит. Мартинесу и остальным тихуанским дельцам станет только лучше, если Аншель исчезнет с доски как можно скорее. – То есть мирные времена прошли, – подытожил Ниган после недолгой паузы. – Они никогда и не наступали, – жестко заметил Карл, подняв голову, чтобы посмотреть на Нигана. – Пока есть люди, будут проблемы. – Новый день – новые трупы, – подтвердил Ниган, переводя взгляд со здорового глаза Карла на его пустую глазницу. Лицо Карла удивительно подходило его характеру, потому что в нем будто уживались две разные личности. «Жестокосердный, – думал Ниган, глядя на правую половину лица с пустой глазницей. – Добросердечный, – думал он, посмотрев на здоровый глаз Карла». – Когда ты отправишься по душу Сандерса, я пойду с тобой, – заявил Ниган безапелляционным тоном. – Теперь ты мой лидер. – Тогда вот тебе мой лидерский приказ, – усмехнулся Карл. – Ты идешь в резерве или не идешь вообще. – Карл навис над Ниганом, обводя большим пальцем его губы, и вдруг посерьезнел. – Ты боишься смерти? – Чьей? – спросил Ниган и услышал, как у Карла на секунду перехватило дыхание. Ниган мог поклясться, что Карл все понял. – Своей, – отозвался Карл после секундной заминки. – Я приехал сюда, чтобы умереть, – напомнил Ниган. Карл лежал в его объятиях, и существование смерти казалось ему таким же далеким, как заключение в александрийской тюрьме. Пока Карл находился рядом с ним, смерть казалась тем, что навсегда осталось позади. – Но теперь тебе не нужно это делать, – возразил Карл. Ниган почувствовал прикосновение его ладони к своей щеке, а затем Карл осторожно прильнул к его губам своими, уже без былого напора, но с какой-то отчаянной нежностью, которой неоткуда было взяться у жестокого лидера. – Если верить Черной Марии, то загробная жизнь существует, – произнес Карл, разорвав поцелуй. – И если ты умрешь на штурме, как-нибудь глупо пожертвовав собой, то я найду тебя в мире мертвых и оторву тебе голову. – Заметано, – усмехнулся Ниган, скользя ладонями по спине Карла и утыкаясь носом в его шею, чтобы вдохнуть его запах. – Ты останешься? – спросил Карл, повернув голову на бок, чтобы в очередной раз поймать губы Нигана. Ниган не стал уточнять, на ночь или на всю жизнь, в доме Карла или в общине. Разницы не было для них обоих. – Да, – отозвался он. **** Карл проснулся посреди ночи в холодном поту и с металлическим привкусом в горле. В первые несколько секунд после пробуждения он даже не понял, что лежит рядом с Ниганом. Карл откинул одеяло в сторону и закрыл лицо руками, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна, в котором он то преследовал Элроя по бездорожью, то сам оказывался на его месте, тщетно пытаясь убежать от мародеров. Прошло уже семь лет, а Элрой все еще снился ему каждый раз, когда кто-то сомневался в том, на что способен лидер «речной зоны». Сон всегда начинался с погони, но в реальности все началось с сообщения, которое принес Алекс, и Карл был рад, что те времена, когда гонцу полагалось отрубить голову за то, что он доставил плохие известия, канули в прошлом. – Честер нашли у подножья обрыва на северной стороне, – доложил Алекс, ввалившись в гостиную Карла. – Сейчас она в госпитале, у нее сломана ключица и три ребра. – Кто-то столкнул ее? – Карл моментально насторожился и посуровел. – Она отказывается говорить, что произошло, – Алекс тщетно пытался перевести дыхание после быстрого бега, но Карл не позволил ему это сделать, устремившись к госпиталю, отчего Алексу пришлось тенью следовать за ним. Спустя полчаса, проведенных за опросом свидетелей, Карлу удалось выяснить, что падение Честер было попыткой самоубийства, а узнав причину, он почти пожалел, что не остался в блаженном неведении. Он сидел в палате Честер, и она сжимала его руку между своих ладоней, прося обойтись с Элроем не слишком жестоко, а Карл думал о том, насколько паршиво все должно быть, если жертва вступается за насильника. Насколько паршиво он объяснил своим людям правила, если такое произошло в его общине. И где-то на периферии отсвечивало досадное чувство, которого Карл стыдился больше всего: жалость к себе, выражающаяся по-детски наивным вопросом: «За что? Почему это случилось именно со мной?». Что-то в нечитаемом выражении его лица не понравилось Честер, глаза которой опухли от слез, и она сильней стиснула его руку. Карл снова посмотрел на нее диким, затравленным взглядом. – Карма все равно накажет его, – уверенно заявила Честер, и Карл на секунду возненавидел мексиканские суеверия, человеколюбие и природную мягкость некоторых людей настолько сильно, что ему захотелось орать и крушить стены. Вместо этого он сморгнул наваждение и продолжил сидеть напротив Честер, мысленно поздравив себя с тем, что ему хоть раз в жизни удалось обуздать свой гнев. В немалой степени умиротворению Карла способствовало предвкушение того, как он отрежет Элрою голову. – Даже если его не накажет карма, будь уверена, это сделаю я, – пообещал Карл, прежде чем выйти из палаты. Алекс быстро навел справки и узнал, что Элрой покинул общину через южную границу. Если бы обстоятельства были другими, Карлу польстило бы то, что страх перед гневом лидера заставил Элроя бежать. – Я найду его и привезу обратно, – сообщил Карл скорее самому себе, чем Алексу. Его не отпускало ощущение того, что он собирается сделать это не ради Честер и даже не ради абстрактной идеи справедливости, а ради себя самого. Ради того мальчика, на которого напали мародеры. Он хотел доказать себе, что этого больше не повторится, забыв, что мир не дает гарантий. Карл сел в старый пикап, восстановлением которого занимался сам в свободное от вылазок время, и отказался взять Алекса с собой на поиски Элроя. Алекс хотел быть уверенным, что Карл не натворит глупостей, но Карл знал, что должен пройти через это один. Карл доверял Алексу все свои секреты и рассказывал обо всем, что произошло с ним до приезда в Мексику, не назвав только своего прошлого имени, потому что считал, что с его именем умерли все его прошлые страхи, несбывшиеся желания и ночные кошмары. Но, как оказалось, не все. После двух часов в пути, впереди пикапа показался велосипед Элроя, движущийся посередине дороги почти по разделительной полосе. Карл понял, что не собирается возвращаться с ним в общину, как только увидел сгорбленную спину Элроя, вероятно, надеявшегося, что никто не заметит его побега, если он не станет красть с парковки машину и покинет общину налегке. Карл подавил растущее желание без предупреждения выпустить Элрою между лопаток полный магазин патронов и, сдерживая гнев, посигналил. Элрой вздрогнул, едва не завалившись набок, обернулся через плечо и закрутил педали быстрее. Карл подъехал почти вплотную к велосипеду и, опустив стекло вниз, выстрелил в заднюю шину. Элрой перелетел через руль с удивленным, яростным воплем, выставив вперед ладони и чиркнув коленям по асфальту, а затем поднялся и побежал. Карл поравнялся с ним, сбросив скорость почти до минимума. – Ну и куда ты собрался бежать? – прокричал Карл, чувствуя, как его сердце заходится от злого веселья. – От меня не убежишь. Несмотря на это заявление, Элрой пробежал почти восемь миль, прежде чем полностью выдохнуться. Никогда не нужно недооценивать силу инстинкта выживания. Когда Элрой рухнул на землю с покрытой ожогами кожей и потрескавшимися от жажды губами, Карл затормозил и вышел из машины, чтобы положить Элроя в багажник, тщетно пытаясь избавиться от ощущения, что со стороны он выглядит как пародия на гангстера из плохого боевика. Просто он не хотел везти Элроя в салоне, чтобы тот не причинил ему лишних неудобств. Карл развернул пикап в сторону общины и связался с Алексом по рации, приказывая подготовить место казни. У него было много времени на то, чтобы решить, что он сделает с Элроем. – Я хочу, чтобы гробовщики сколотили крест в человеческий рост, – сказал Карл, и Алекс, нужно отдать ему должное, не стал задавать лишних вопросов, хотя Карл чувствовал его недоумение даже на расстоянии. Наблюдая за казнью Элроя, Карл испытывал мрачное удовлетворение, и темная радость разливалась по его венам, как мазут, а затем кто-то – Сандерс, Черная Мария, или даже он сам – чиркнул спичкой, и от сына шерифа Рика Граймса остались лишь угольки. Он поручил распять Элроя на перекрестке калифорнийских дорог, потому что ему хотелось, чтобы каждый человек, проезжающий мимо, оборачивался к своему попутчику и одними губами произносил: «Это сделал Алый Билл». В своем воображении Карл видел уставших путников, собирающихся у костра или, если повезет, за барной стойкой в каком-нибудь грязном пабе, чтобы обсудить последние известия. Они переговаривались шепотом, близко придвинувшись друг к другу, почти сталкиваясь головами, и наиболее осведомленный из них спрашивал: «Знаете, почему его называют Алым?». Говоривший хрипло, полубезумно смеялся, а затем отвечал на свой же вопрос: «Потому что за ним тянется шлейф чужой крови». Похожую сцену Карл застал в одном из тихуанских баров в те далекие и безвозвратно ушедшие времена, когда они с Марией еще сотрудничали. Его имя в том разговоре не упоминалось, и все убийства, совершенные Карлом, толпящаяся в баре голытьба приписывала Черной Марии. Это заставило Карла ощутить укол раздражения, быстро перешедшего в бешенство. Они говорили о нем, но в то же время о ком-то другом. После этого он впервые понял, что он находится в тени Марии и что так и будет продолжаться, если он не разорвет их союз. Он хотел, чтобы его признали. Он хотел, чтобы о нем говорили как о самом страшном смерче, опустошающем Западное побережье, или не говорили совсем. Он знал, что тщеславие ослепляет, и чувствовал вину за то, что жители «речной зоны» доверились ему, но внутренний голос убеждал его, что он должен перехватить у Черной Марии лидерство и держать все под своим контролем. Потерять контроль над собой – плохо, но потерять контроль над общиной – недопустимо. В былые времена Рик часто терял контроль, и это приводило к не самым приятным последствиям. Рик был ненадежным и часто пребывал во власти эмоций, что только мешало ему сосредоточиться. Карл решил быть ударопрочным, пока игнорирование собственных эмоций не разрушит его изнутри. В самом начале, когда Карл только приехал в Мексику, у него, вероятно, еще был шанс воплотить в жизнь идеалы отца, завести семью и обзавестись уютным домом на тихой улице, как он и хотел сделать, пока не оказался вдали от привычных дня него вещей и не избавился от опеки отца. До побега из Александрии он тщетно пытался соответствовать роли сына шерифа, и это оказалось труднее, чем приспособиться к апокалипсису. Его место было не за спиной лидера и не у домашнего очага, а в пылу сражения, в седле, во главе отряда. Карл не верил в то, что у каждого человека есть особое предназначение, но когда он ехал впереди своей армии, и ветер ревел у него в ушах, а дорожная пыль оседала на влажной от пота коже, ему казалось, что он создан только для этого и ни для чего другого. Клинок был продолжением его руки и взрезал чужую плоть хаотично-идеальными движениями подобно тому, как кисть художника создает картину небрежными мазками краски. И, как художник, Карл чувствовал потребность продолжать творить. Карл считал, что если он для чего-то создан, то даже не для сражения, а для противостояния. Для того чтобы быть сопротивлением, резко распрямившейся пружиной, ударившей того, кто считал себя неуязвимым. Мачете давно стало ощущаться им как часть его собственного тела, но карающим лезвием был он сам. «Я просто еще один монстр», – сказал он однажды Мишонн, и она поспешила убедить его в обратном, но со временем он понял, что ему нужно было другое. Ему нужно было знать, что он самый ужасный монстр из всех существующих, чтобы люди, которых он защищал, были в безопасности, и никто не смел причинить им вреда, опасаясь отмщения. И спустя долгие годы он приобрел уверенность в этом. Может быть, перед своей мнимой смертью он напрасно каялся отцу в том, что застрелил чужака, который почти опустил пистолет. Этот мальчик, сначала делающий, повинуясь инстинктам выживания, а уже потом думающий, всегда оставался частью его натуры. И чаще всего он думал только о том, куда деть новое тело, чтобы очередное убийство добавило ему дурной славы. Может, поэтому у него ничего не получилось с Ферн. Ему нечего было ей дать, потому что он был не создан для мирной жизни. Он смотрел на нее с усталостью и сожалением, понимая, что она хочет от него того, чего у него нет. Карл подумал, что он ничего не может дать и Нигану, но, посмотрев на него, понял, что это не так. У него было кое-что для Нигана. Танцы на изъеденном молью ковре и драка, похожая на танец, на траве под фейерверком, похожим на звездопад. Письма со всеми невысказанными словами, которые он рвал или сжигал после написания, и все те чувства, которые не умещались в его сердце, продолжая просачиваться на бумагу. Песни, застрявшие у него в голове: он мог не помнить их мотив, но помнил текст, въевшийся в память и порой срывающийся с губ, оставляя на языке горькое послевкусие. У него определенно было кое-что для Нигана. И единственное, чего у него не было, это время. По крайней мере, в том количестве, в котором ему хотелось. Карл так и не смог уснуть до утра и впервые за свою взрослую жизнь пожалел о том, что мирные времена прошли.