Иногда они возвращаются

Аншель вернулся домой. В последнее время Карл был, пожалуй, чересчур уверен, что его ничто не может лишить равновесия, особенно после того, как в его общине объявился Ниган. И вот вам, пожалуйста. Аншель ушел из «речной зоны» несколько лет назад, прихватив с собой часть солдат и мирных жителей, которые считали правление Карла недостаточно либеральным. Принадлежавшие Аншелю районы Тихуаны напоминали огромный парк развлечений – метамфетаминовый Диснейлэнд и фрик-шоу в одном флаконе. Аншель совершил много неоднозначных поступков: он поставил производство антибиотиков на поток, с завидным упрямством отказывался заключить союз с Сандерсом… но в то же время он легализовал в своей общине проституцию и работорговлю, и чем больше Карл думал о нем, тем сильнее желал, чтобы у них с Аншелем никогда не было общего прошлого, хотя бы для того, чтобы не позволить ему вот так вот вернуться без предупреждения и снова называть Карла «malakos», как будто это не они не разговаривали друг с другом последние пять лет и при любой удобной возможности посылали на территорию друг друга снайперов и шпионов. Карл смутно осознавал, что Алекс и Трой зовут его, но он слышал лишь голос Аншеля, обращающегося к нему из глубин памяти. Их первая встреча произошла в лазарете, который вскоре переделали под лабораторию для поиска вакцины. Аншель пожал Карлу руку и сказал «Привет, я Аарон, а это доктор Лири, наш новый супергерой, который лично вытащит человечество из той задницы, в которой мы оказались». Лири смутился и толкнул Аншеля в плечо, но Карл доверился ему, доверился им обоим. До апокалипсиса Аншель варил мет в автофургоне посреди Калифорнийской пустыни, но идея создать вакцину от вируса, который выкосил большую часть населения планеты, родилась именно в его безумном мозгу. Лири, чуть не сторчавшийся во время учебы в университете, был личным проектом Аншеля. Тот разглядел острый ум Лири за фасадом из дрянных шуток о смерти и еще более дрянных привычек. Вся надежда, которой питалась община, покоилась на плечах Аншеля, будто небо, удерживаемое Атлантом от падения. Аншель пообещал Карлу, что найдет вакцину, сняв с него половину ответственности за жителей общины, которые беспокоились о своем завтрашнем дне. Если кто-то уставал от бесконечных тренировок или припасов не хватало на всех, Карл просто говорил: «Помните, ради чего мы это делаем. Мы найдем вакцину. Мы сможем себя защитить. Пока мы вместе, нам ничего не грозит». Большинство людей считали его ударопрочным, но на самом деле Аншель был его щитом. Если Алекс прикрывал его спину, то Аншель стоял впереди, суля жителям «речной зоны» светлое будущее и предотвращая возможные бунты. Ровно до тех пор, пока сам не устроил бунт. – Эй, – мягко позвал Алекс, дотронувшись до руки Карла кончиками пальцев. – Ты с нами? Карл вздрогнул, осознав, что он раз за разом шепчет «Аншель вернулся», как одержимый. Как будто его сознание отвергает саму идею присутствия Аншеля как что-то невозможное. – Где он? – Карл вскочил из-за стола так стремительно, что Бадди отпрянул и рухнул в кресло, стоящее позади. – Я хочу ему врезать. Он знал, что между «хочу» и «собираюсь» есть существенная разница, но ему почти удалось убедить себя, что он действительно окрасит свои кулаки кровью Аншеля, как только увидит его лицо. – Ты можешь не марать руки, убийца, – вмешался Ниган, внезапно приводя Карла в чувство действеннее, чем все успокаивающие гнев мантры, которые можно придумать. – Только скажи, и я отпизжу его за тебя, в конце концов, он пытался грохнуть и меня тоже. Одно жуткое мгновение Карл смотрел на него в замешательстве, не понимая, о чем он говорит. Нигана не было рядом, когда Аншель впервые пожал ему руку в лазарете. Ладони Аншеля были шершавыми от мозолей, а ногти – грязными, и это выдавало то, что он много работал, чтобы выжить, и Карл ценил таких людей. Нигана не было рядом, когда Аншель затащил Карла на крышу, чтобы показать ему созвездия, о которых пела колыбельные его мать, рожденная в стране Одиссея и Ахиллеса. В ту ночь Аншель, которого в общине знали как Аарона, назвал Карлу свое настоящее имя и даже не пожалел об этом, когда Карл не сделал того же в ответ. Нигана не было рядом, когда Аншель ушел из общины, на прощание бросив «сообщи, когда станешь нормальным». Ниган не мог знать, почему имя Аншеля действовало на него словно бьющий под ребра кулак. Ниган понятия не имел, что Аншель неоднократно убивал Карла: своими словами, своим отсутствием, и вот теперь – своим появлением. Но затем Карл вспомнил поездку в Энсенаду и обстрел пикапа. Он, как мог, скрыл растерянность, но было поздно. Ниган заметил. Наверное, стоило объяснить ему, что у них с Аншелем стрельба друг по другу стала традицией, но у Карла не было времени на это. Раньше все, что он хотел делать, – это разговаривать с Ниганом, заполняя пробелы, оставленные за долгие годы, а теперь он с ужасом подумал, что ему придется рассказывать о том, почему Аншель ушел из общины. «Это какой-то отдельный вид людей, которые любят так, как ты?» – спросил голос в его голове, и Карл смог бы смириться, если бы тот звучал насмешливо или презрительно, но голос был полон боли и гнева и еще чего-то, что напоминало бы обиду от обманутых ожиданий, если бы Карл думал об этом достаточно долго. Он не хотел думать об этом. Он хотел задушить этот голос вместе с его обладателем. – Забей, – сказал он Нигану, поражаясь тому, насколько спокойно и твердо звучит его голос, пока его внутренности, судя по ощущениям, превращались в кровавое месиво из-за того, что все старые раны открылись одновременно. – Я справлюсь с ним сам. «Лжец, лжец», – сказал голос в его голове. Карл с вызовом обвел взглядом лица присутствующих, будто предлагая им рискнуть возразить ему. Трою, казалось, было весело от происходящего и любопытно, что произойдет дальше, а Алекс смотрел на него таким растерянным взглядом, что Карл бы упивался его неуверенностью, если бы обстоятельства были другими. – Он здесь, – выразительно повторил Алекс таким тоном, по которому легко можно было понять, что он сам предпочел бы оказаться в любом другом месте. – Я не идиот, я понял тебя с первого раза, – огрызнулся Карл, но затем Алекс поднял бровь, и до Карла дошло, что под «он здесь» подразумевалось «он стоит за дверью». Осознание этого заставило Карла похолодеть, потому что это значило, что у него не осталось времени придумать план или хотя бы его жалкое подобие. Карл обернулся к прозрачной двери с жутким предчувствием, что Аншель сейчас постучит по стеклу кулаком, но на заднем дворе никого не было. «Я не дам ему вломиться в мой дом», – подумал Карл и с облегчением понял, что на этот раз голос в его голове был его собственным. Последнее, чего Карл хотел, это чтобы Аншель увидел его изумление и нервозность. Даже если все покатилось к чертям, Карл собирался остаться хозяином положения. – Не ходите за мной, – отрывисто бросил он, прежде чем взять пистолет и выйти из дома. У него уже было оружие в кобуре, но в случае с Аншелем лучше перестраховаться, поэтому Карл сунул второй ствол за пояс и оправил рубашку, чтобы она скрывала его. Он не делал так, даже когда был совсем юным, потому что это был далеко не самый безопасный способ ношения огнестрела, и это только еще больше злило Карла – из-за Аншеля ему приходилось нарушать свои собственные правила, если он хотел уцелеть. В этом Аншель напоминал ему Нигана. В этом-то и заключалась основная проблема. Аншель слишком сильно напоминал Карлу Нигана. Карл обогнул дом и вышел на главную улицу, стараясь ни о чем не думать. Спрятанный пистолет жег ему кожу, напоминая о той песне, которую он пел Нигану несколько дней назад: «Приди таким, какой ты есть, каким ты был, каким я хочу тебя видеть, и я клянусь, что у меня нет оружия». Карл невольно усмехнулся, вспомнив, как Аншель говорил, что ношение оружия, если ты не отправляешься на войну, является дурным тоном. Поэтому, когда он сам стал лидером общины, Аншель никогда не брал с собой на переговоры ни огнестрел, ни клинки. Он брал десяток наемников, которые носили оружие за него и которые сами были оружием. Карл хорошо натренировал их, потому что все они когда-то были его солдатами. Ухмылка быстро сползла с его лица, когда он увидел несколько внедорожников, загораживающих проезд посреди главной улицы. Тео, солдат Карла, который в это время должен был находиться на смотровой вышке, склонился к окну одной из машин, о чем-то яростно споря с водителем, и это заставило Карла подумать о том, а не бежал ли Тео сюда от самых ворот. – Ну все, хватит, – раздался громкий голос из салона, после чего дверь открылась, и Карл с облегчением увидел, что на месте водителя сидит не Аншель, а его помощница Гарсия. С тех пор, как Аншель обосновался в Тихуане, они с Карлом вели переговоры через Гарсию, если им что-то нужно было друг от друга. Это с ней Карл говорил по рации после обстрела пикапа на пути в Энсенаду, и именно через нее ему предстояло заключить сделку по покупке плантации Аншеля. Карл подумал, что в этом плане они с Аншелем больше похожи не на лидеров двух общин, а на маленьких мальчиков, которые нашли посредника, чтобы передавать через него сообщения вроде «Скажи Биллу, что я с ним больше не разговариваю и не дружу». Гарсия была высокой молодой мексиканкой, чьи руки полностью покрывали татуировки, сделанные в Тихуане кем-то из местных. Некоторые были выполнены не очень умело, но внимание Карла больше привлекали ее руки, а не рисунки на них – после ее ухода с Аншелем он видел ее несколько раз, и с каждым годом она будто становилась все шире в плечах и все более угрожающей. Она, вероятно, могла бы сломать Тео шею голыми руками, если бы они не были старыми приятелями или если бы он сильно разозлил ее. Он не помнил, чтобы дружба с человеком когда-то мешала ей хорошенько ему врезать. – Привет, Билл, – она сняла солнцезащитные очки и прислонилась к капоту машины, попытавшись улыбнуться. Что-то в ее поведении навело Карла на мысль, что идея приехать в «речную зону» принадлежала не ей и что она ее не одобряла. – Мы надеялись, что ты не будешь возражать против небольшого визита. – За воротами стоит еще десять машин, – доложил Тео, моментально внеся ясность в то, что визит был таким же «небольшим», как и эго Аншеля. – Мы пришли с миром, – Гарсия сердито зыркнула на Тео и похрустела пальцами. – Эти сволочи чуть не прорвали ворота, – добавил Тео. – И мы не собираемся на вас нападать, – закончила Гарсия. Эффект от ее дружелюбной улыбки был слегка подпорчен очередным вмешательством Тео: – Постовые изъяли у них базуку. – Да остынь ты, черт тебя подери, – вздохнула Гарсия. – Это все предназначалось не вам, ясно? Это просто меры предосторожности. Сколько можно повторять одно и то же, будто это не на твой караван напали ублюдки Сандерса? – Гарсия, – вмешался Карл, прежде чем ссора двух старых друзей затянулась на целую вечность, – не хочу портить впечатления от возвращения домой, но нам было бы проще прийти к пониманию, если бы ты объяснила мне, какого хрена вы тут забыли. Гарсия оглянулась по сторонам, будто боялась, что их могут подслушать, и Карл подавил желание сделать то же самое, ощущая на себе взгляды остальных солдат, сидящих в машинах. Одним из них мог оказаться Аншель, и даже если это было не так – а учитывая везение Карла, это определенно было так – все они были людьми, которых Карл хорошо знал. Община Аншеля сильно расширилась за последние годы, но Карл знал, что Аншель мог взять на переговоры лишь тех, кому доверял, и это были именно те люди, которые покинули «речную зону» вместе с ним. Карлу было интересно, что они чувствуют, вновь оказавшись здесь – на клочке земли, за который они сражались, за который умирали их близкие и который, в конечном счете, не стоил для них пролитой крови. Но еще больше ему было интересно, что чувствовал он сам. – Аншель хочет сказать тебе кое-что, – наконец сообщила Гарсия. – Лично, – добавила она, прежде чем Карл успел возмутиться. – Он считает, что вам нужно поговорить лицом к лицу. – Ее голос неожиданно дрогнул в конце фразы, и Карл нахмурился, потому что во взгляде Гарсии сквозила печаль, что было абсолютно бессмысленно, так как если Гарсия и могла испытывать печаль, то лишь в тех случаях, когда ей не разрешали избить приговоренного к казни до такой степени, что сама казнь становилась ненужной. – И где он? – в очередной раз спросил Карл, хотя это был тот вопрос, на который он бы предпочел не знать ответ. Гарсия молча перевела взгляд за спину Карла, и тот почти вздрогнул, услышав позади себя щелчок. Оказалось, что это был звук открывающейся дверцы машины, а не снимаемого с пистолета предохранителя, но это не помогло сердцебиению Карла вернуться в нормальный ритм. Он даже не успел осмыслить, что Аншель все это время наблюдал за ним через тонированное стекло, когда тот вылез из пикапа и встал прямо перед ним. Карлу показалось, что вся кровь в его теле вскипела и прилила к голове, потому что пульс так сильно стучал в висках, будто его череп вот-вот взорвется. Секунду всем, что он мог видеть от застилающей зрение ярости, были белые пятна, но затем его взгляд сфокусировался на Аншеле, заставляя его принять реальность такой, какой она была. Карл хотел бы, но не мог найти удовлетворение в том, насколько плохо выглядел Аншель. За прошедшие годы его и без того бледная кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок, щеки впали, а лоб избороздили морщины. В его черных волосах еще не начала пробиваться седина, но они будто утратили свой прежний насыщенный цвет, а его проницательные серые глаза, когда-то искрящиеся весельем и любопытством, теперь казались тусклыми и безжизненными. Одним из правил изготовителей мета было никогда не употреблять свой товар, но Аншель все время пренебрегал правилами, и теперь последствия этого смотрели на Карла из пустых колодцев его глаз. Аншель напоминал выцветшую копию себя самого, будто фотоснимок, долго пролежавший на солнце, и Карл почти испытал облегчение от того, что какие бы эмоции не зажигал в нем прежний Аншель, его больше не было в этом теле. А потом Аншель сделал то, что получалось у него лучше всего. Он открыл рот и все испортил. – Ola, bastardo! – воскликнул Аншель, широко разведя руки в приветственном жесте, и Карлу тут же захотелось вырвать у него голосовые связки вместе с его голосом. Ярость снова заклокотала в нем, и он лихорадочно вцепился в свою спасительную мантру, пытаясь не дать гневу поглотить себя. «Вот дом, который построил Билл», – мысленно начал он, но голос Аншеля не отпускал его даже в его голове, и воспоминания нахлынули на него, будто прибывающая вода. «Мое имя – Аншель, что на идише означает «счастливый». Аншель был каким угодно, но не счастливым. Карлу хотелось сказать ему, чтобы он убирался, что ему здесь не рады, накричать на него, потому что Аншель обещал ему вакцину, а затем просто ушел. Ему хотелось врезать Аншелю или выстрелить в него, как в тот раз, когда Аншель выстрелил в него, пока на нем был бронежилет. Ему многое нужно было высказать Аншелю, но после стольких лет молчания единственным, что смог произнести его рот, было: – Что за дерьмо ты на себя напялил? На Аншеле был ярко-красный костюм, представляющий собой идеальную мишень для снайперов Сандерса, хотя с другой стороны, после ухода из «речной зоны» Аншель всегда ходил с мишенью на спине, какую бы одежду он ни носил. – Это «Prada», – сказал Аншель, нахмурившись так, будто Карл нанес ему личное оскорбление. – Ты хоть знаешь, что такое «Prada», сучонок? – Это такие тряпки, которыми можно вытереть пол, – медленно кивнул Карл, наслаждаясь тем, что раздражение Аншеля росло с каждой секундой. – Я тобой самим сейчас вытру пол, – предупредил Аншель, и Карл боковым зрением заметил, что Тео и Гарсия настороженно переглянулись. – Серьезно, ношение этого пиджака, возможно, самое ужасное преступление из всех, которые ты совершал, – продолжил Карл. – Замолчи, – почти прорычал Аншель. – Ты прямо-таки напрашиваешься на то, чтобы тебя прикончили. Какая-то часть Карла не могла поверить, что все настолько просто: Аншель снова здесь, и они снова ругаются, причем это выходит так легко и естественно, словно они не игнорировали друг друга несколько лет. Но затем ему пришлось напомнить себе, что ничего и не было просто – Аншель приехал к нему накануне войны, он выглядел так, будто наркотики его почти доконали, и он привез с собой на переговоры тринадцать машин хорошо обученных солдат и оружия, что означало, что его паранойя достигла своего апогея. – Мне угрожали люди и пострашнее тебя, – фыркнул Карл. Он не собирался говорить, что никто из них не причинял ему боль так изощренно, как Аншель. Разве что Ниган, но у Нигана была фора длинной в несколько лет. – Вот именно! – выкрикнул Аншель, и Карл не сразу понял, к чему это относилось. «Ты прямо-таки напрашиваешься, чтобы тебя прикончили». Аншель имел в виду не себя, а Сандерса. – Что ты хочешь этим сказать? – Я скажу все, что хочу, даже не сомневайся, – пообещал Аншель, – но только не здесь. – Он оглянулся по сторонам, его глаза быстро бегали туда-сюда, выискивая воображаемую угрозу. – Пойдем в дом. – Не дожидаясь ответа, он повернулся к Гарсии: – Если я не вернусь через пятнадцать минут… выпейте чаю и езжайте домой, – закончил он с напускным равнодушием, встретившись взглядом с Карлом. Карл не хотел знать, что подразумевалось под его последней фразой, поскольку вероятность того, что Аншель не вернется, была чрезвычайно велика, когда в доме Карла находились Бадди, Алекс и Трой. И Ниган. Никогда не стоило сбрасывать со счетов Нигана. – Ладно, пойдем, – позвал Карл, одновременно надеясь, что Аншеля не убьют прежде, чем тот успеет поздороваться, и сильно желая, чтобы это произошло. Карл развернулся и направился к дому, не оборачиваясь, чтобы проверить, поспевает ли Аншель за ним, пока тот не окликнул его: – Ты что, пытаешься от меня убежать? Неужели ты не рад меня видеть, malakos? Ну вот опять. Это гребаное прозвище, которое им обоим уже давно стоило забыть. – Что такое, Аарон? – Карл обернулся, чтобы увидеть выражение лица Аншеля, когда он назвал его старым именем. Он с удивлением обнаружил, что Аншель задыхается и прижимает руку к левой стороне живота, будто у него закололо в боку от быстрой ходьбы, хотя Карл вовсе не был таким уж быстрым. – За несколько лет ты растерял всю свою прыть? Аншель молча выдержал его взгляд, и даже если слова Карла как-либо ранили его, он этого не выдал. Карл снова повернулся и вошел в дом, мысленно помолившись, чтобы Алекс и Трой не поджидали Аншеля в засаде, наблюдая за ними через прицелы винтовок. – Вот и мы, – предупредил он таким мрачным тоном, будто зачитывал свое собственное имя в списке приговоренных к казни. Остальные находились в точно таком же положении, в котором были, когда он ушел: Ниган сидел за столом, вращая в руках чайную ложку, Трой развалился на диване, закинув ноги на журнальный столик, Бадди все еще сидел в кресле, в которое упал, а Алекс бестолково стоял у стены, будто в ожидании расстрела. Когда Аншель возник в дверном проеме позади Карла, все взгляды мгновенно сосредоточились на них, причем Бадди повернул к ним голову с такой скоростью, что Карл испугался, как бы он не сломал себе шею. – Салют, – сказал Аншель без особого энтузиазма. – И вот я снова дома, – добавил он, когда ему никто не ответил. – Отстой, верно? Судя по выражению лица Бадди, ему очень хотелось с ним согласиться, но как раз в этот момент Аншель заметил его и направился прямо к нему. – Это мое место, – произнес он, нависнув над Бадди, и только тогда Карл вспомнил, что Аншель всегда садился именно в это кресло, когда приходил к нему. По его словам, кресло было наименее уродливым из всего интерьера. – Тот факт, что ты не торопишься его уступить, это чистой воды юдофобия. Бадди соскочил с кресла, и Аншель опустился на свое место, по-прежнему держась за левый бок, будто каждое движение причиняло ему боль. – Ты еврей? – Ниган вопросительно вскинул брови, удивленный тем, что это имело какое-то значение. – Еврей. Грек. Американец. – Аншель криво улыбнулся. – Зови меня человеком мира. – Лучше зови его мудаком, – фыркнул Карл. – Троя я знаю. А ты у нас… – Аншель несколько раз прищелкнул пальцами, будто пытался вспомнить имя Нигана. – Чарли ебаный Чаплин, – ответил Ниган. – Так и запишем. Надо же, меня не было пять лет, и все осталось прежним. – Аншель перевел задумчивый взгляд на стену. – Почему нельзя было хотя бы переклеить обои? – Ты приехал не для того, чтобы критиковать мои обои, – пробормотал Карл. – Правда? – Аншель искренне улыбнулся, и Карл на секунду засомневался. – Ты прав. До меня дошел слух… – Почему ты все время начинаешь это так? – вздохнул Карл. – Начинаю что как? – переспросил Аншель с неподдельной озадаченностью. – «До меня дошел слух», – пояснил Карл. Ему надоело стоять в дверях и смотреть на Аншеля через комнату, как будто это он был в гостях у Аншеля, поэтому он сел на диван рядом с Троем, проигнорировав направленный на него взгляд Нигана. Рядом с Троем ему было проще себя контролировать. – Почему просто не сказать, кто и о чем тебя проинформировал? – Потому что хорошие лидеры не сдают свои источники, – Аншель подмигнул ему. – Будь по-твоему, меня проинформировали – если так тебе больше нравится – что ты хочешь взять штурмом казино, которое я имею удовольствие купить. Это достаточно официально для тебя? – Сандерс собирается убить тебя, как только ты заключишь сделку с Мартинесом, – сказал Карл. «Идиот», – добавил он мысленно, что не было произнесено вслух, но подразумевалось его тоном. – Я знаю, – мягко ответил Аншель. «Придурок», – почти добавил он, но в последний момент сдержался, что было отчетливо слышно по его нарочито-ласковому голосу. – Ты знаешь, – заторможено повторил Карл, когда Бадди тихо выругался, заставив его осознать смысл слов Аншеля. – И что ты планируешь с этим делать? – Тебя не касается то, что я планирую, – Аншель потянулся к внутреннему карману пиджака и достал оттуда свернутую салфетку. – Но, к несчастью, меня касается то, что планируешь ты. Поэтому послушай дружеский совет: уйди с дороги и дай мне закончить все самому. – Он развернул салфетку, и вытряхнул на ладонь несколько белых таблеток. – Ты не станешь закидываться прямо здесь, – слова Карла прозвучали как угроза, но именно этого он и добивался. – Это не наркота, – Аншель проглотил таблетки, не запивая, и убрал салфетку в карман. – Это обезбол. У меня рак. На секунду воцарилась тишина, а затем Карл чуть не рассмеялся. – У тебя постоянно то рак, то гастрит, то еще что-нибудь. Помнишь, когда мы попали под дождь в Вегасе, и ты думал, что у тебя начнется пневмония, потому что ты один раз чихнул? – Слушай, – Аншель выглядел обиженным, – на этот раз все серьезно. – С чего ты вообще решил, что у тебя рак? – Карл скрестил руки на груди. Он хотел подавить маленькое, но стремительно растущее чувство беспокойства от слов Аншеля, хотя тот был самым большим ипохондриком в мире. – Тебе не могли его диагностировать. – Это не означает, что его нет, мать твою, – огрызнулся Аншель, и это заявление прозвучало бы резонно, если бы ранее он не защищал с такой же уверенностью другие свои несуществующие болезни. – Я все равно умру, так что нет никакого смысла рисковать твоей армией. Карл подавил тяжелый вздох. В этом был весь Аншель. Его девизом по жизни было «Какая разница, если я все равно умру?». Когда они еще жили в «речной зоне» все вместе, Карл пытался дать своим людям то, ради чего стоит сражаться, а Аншель говорил им «Помните, что вы все умрете. Вы, считай, уже мертвецы». Оказалось, что это не самая плохая мотивация, какую можно придумать. Тот, кому нечего терять, способен на большее, чем тот, кто чем-то дорожит. – Если у тебя рак, то зачем ты покупаешь казино? – вдруг спросил Трой, выведя всех из ступора. – Потому что некоторые из нас не живут по принципу «После нас – хоть потоп», – ответил Аншель, и Трой презрительно фыркнул, будто хотел сказать «ну и дураки». – После моей смерти лидером станет Гарсия. Люди умирают, а мир продолжает вращаться, что тут непонятного? – В твоем уравнении все еще есть огромная проблема в виде Сандерса, – напомнил Трой. – Я разберусь с ним, – заявил Аншель, и Карла одновременно разозлила и позабавила его уверенность. – Мы будем в казино, и я убью его. – Кажется, именно эта хуйня и называется мексиканской дуэлью, – вмешался Ниган. – Он наставляет пушку на тебя, ты – на него, и тот, кто будет более быстрым, срывает куш. Вопрос в том, сможешь ли ты обставить его. Карл перевел на Нигана предупреждающий взгляд, на который Ниган ответил с темным зловещим огнем в глазах. Карлу потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что жена Нигана умерла от рака, поэтому он не любил, когда кто-то шутил такими вещами. Аншель открыл рот, чтобы ответить что-то, несомненно, грубое, но Бадди опередил его: – Не сможет. У него даже не будет пушки, потому что всех игроков обыскивают на входе в казино. – Мне не нужна пушка, чтобы убить его, – процедил Аншель, чье самолюбие явно было задето. Он перевел на Карла свирепый взгляд, который Карл очень хорошо знал. Аншель был ужасен в своей театральности, со своим наигранным дружелюбием и пристрастием к громким обещаниям, которые он не мог выполнить, но он становился по-настоящему невыносим, когда кто-то сомневался в его силах. Аншель не был слабым в привычном для Карла смысле этого слова, но он постоянно саботировал сам себя. Он мог трактовать как оскорбление любую фразу или взгляд и убеждал себя в том, что все его ненавидят и смеются над ним. Возможно, у него действительно была паранойя или тревожное расстройство, Карл не знал, ведь даже если бы Аншелю поставили диагноз до апокалипсиса, он бы ни за что не признался в этом. Не то чтобы психические отклонения были редкостью в «речной зоне» – у Бадди был синдром дефицита внимания, один из лучников еще до апокалипсиса лечился от депрессии, и как минимум у двадцати человек, включая Алекса, были налицо все признаки посттравматического расстройства – но именно паранойя Аншеля и его уверенность в том, что вокруг одни враги, передалась Карлу. – Аншель… – начал было Карл, обменявшись с Алексом настороженными взглядами, но не успел закончить предложение. – Слушай сюда, тупой кусок дерьма, – обратился к Аншелю Алекс, встав между ним и Карлом, причем ему пришлось перелезть через ноги Троя, чтобы сделать это. – Мы идем на штурм не ради того, чтобы спасти твою жалкую жизнь, и мы не собираемся терять прибыль, которую можем получить после смерти Сандерса, только потому, что тебе захотелось поиграть в великомученика. Аншель несколько секунд смотрел на Алекса не моргая, а затем медленно похлопал ему. – Я рад, что он остался таким же забавным, каким был, – сообщил Аншель Карлу, полностью игнорируя тот факт, что Алекс стоял прямо перед ним, готовый вцепиться ему в глотку. – Но, видишь ли, я думаю, он недооценивает твой синдром героя. Зачем ты лезешь в пекло, malakos? Думаешь, можешь отомстить Сандерсу за все человечество? Как бы ты ни старался, одной пули в лоб для него явно не будет достаточно, а ты слишком гуманен, чтобы дать ему что-то еще. С другой стороны я, – Аншель положил руку на сердце и холодно улыбнулся, – могу мучить его, пока у него глаза не вытекут из орбит. Последняя фраза заставила Карла вздрогнуть. Он заметил, что Ниган встревоженно смотрит на него, но Ниган понятия не имел о том, что Карл отреагировал так не из-за собственного увечья. Просто Аншель напомнил ему о побочном эффекте его экспериментов по созданию вакцины. Пока Аншель руководил исследованиями, работая в команде с Лири, их испытуемые умирали намного мучительнее, чем после того, как Аншель оставил проект. Утешения в этом было мало, но если реакция на вакцину была летальной, испытуемый впадал в кому, а затем у него останавливалось сердце через несколько часов или дней. Не было никакой агонии, вытекающих глаз, эпилептических припадков и судорог, которые случались с испытуемыми постоянно, пока Аншель был главным. В отличие от Лири, Аншель был не без пяти минут выпускником медицинского, а химиком-самоучкой, и его вакцины имели гораздо более экстремальные составы, чем те, которые потом делал Лири. Зато при Аншеле некоторые испытуемые выживали, даже если у них не было иммунитета, и Аншель пытался найти в этом какую-то закономерность. Аншель выяснил, что чем больше ресурсов организм тратил на восстановление до укуса или введения вакцины, тем выше становится его сопротивляемость после. Возможно, если бы он продолжил исследования, то уже нашел бы вакцину, но моральный компас Лири велел ему перестать мучить людей, и Аншель все бросил. Теперь упоминание побочных эффектов от его вакцин навело Карла на мысль, что у Аншеля, возможно, есть план. – Что ты сказал насчет человечества? – вдруг спросил Ниган, отвлекая Карла от размышлений. – Что, прости? – отозвался он, не сразу поняв, что Ниган обращался не к нему, а к Аншелю. – Он сказал, что ты хочешь отомстить Сандерсу за все человечество, – Ниган посмотрел на Карла так, будто даже не собирался ставить под сомнения слова Аншеля. – О, ради всех богов, – простонал Аншель, потирая лицо ладонями. – Ты что, не знаешь, кто такой Сандерс? Ты не объяснил ему? – Аншель посмотрел на Карла сквозь пальцы. – Конечно, не объяснил, ты же не хочешь, чтобы кто-то еще знал, как ты одержим убийством Сандерса. – Я не одержим, – ввернул Карл. – Его зовут доктор Джордж Элиот Сандерс, – произнес Аншель почти по слогам. – Перед апокалипсисом он работал на военной базе США в Неваде. Занимался разработкой биологического оружия. Теперь ты понимаешь, в чем дело, Чарли? – Чтоб тебя, – отозвался Ниган, выразив то ли удивление, то ли недоверие. – За год до апокалипсиса его проект забраковали, – продолжил Аншель. – Слишком опасный. Неконтролируемый. Но, знаешь, амбициозные люди редко сдаются, когда их проект отклоняют. – Аншель обвел рукой комнату, кивком указал на стеклянные двери. – Выйди на улицу. Оглянись по сторонам. Все, что ты видишь, – результат проекта Сандерса, часть игры на выживание, которую он спланировал. Он отнял все, что у нас было, и дал нам все, что у нас есть. Не знаю, должен ли я благодарить или ненавидеть его, но точно знаю, что был бы не прочь его грохнуть. – Встань в очередь, – процедил Карл. – Вот видишь, – Аншель торжествующе улыбнулся. – Что и требовалось доказать. – Мы даже не знаем, был ли Сандерс тем, кто выпустил вирус, – возразил Карл, теряя терпение. – Ты делаешь выводы только на основании того, что он руководил проектом. – Постой-ка, – перебил Ниган. – Ты веришь ему? Это же звучит как ебаная теория заговора. – Я видел военную базу, – перебил Карл. Он метнул на Аншеля злобный взгляд, давая понять, что не хочет вспоминать о том, что их когда-то что-то связывало. – Мы были в Неваде вместе. Сандерс не слишком заботился о том, чтобы уничтожить все доказательства того, что он когда-то работал на правительство. В любом случае, даже если он лично устроил апокалипсис, я не собираюсь мстить ему за это, – Карл сделал ударение на последних словах. – Только за то, что он слишком долго путался у меня под ногами. – Отрицание – это сильная штука, – глубокомысленно изрек Аншель, закинув одну ногу на другую. – Ты живешь как во сне. Карл знал, что на этот раз он говорит не о Сандерсе, но предпочел проигнорировать его. – Мне плевать, что ты думаешь на этот счет, – когда Карл посмотрел Аншелю в глаза, его взгляд был твердым. – Мы пойдем на штурм. И дело не в том, что я хочу убить Сандерса собственноручно. «Дело в том, что я не хочу, чтобы он убил тебя». Остаток фразы повис в воздухе недосказанным, но Карл был готов поклясться, что Аншель все понял. – Такого упрямого ублюдка надо еще поискать, верно? – Обратился Аншель к Нигану, указывая на Карла. – Ладно, мать твою. Надеюсь, у тебя, по крайней мере, есть план. – У Троя есть план, – поправил Бадди. – О боги, – простонал Аншель, – мы все умрем. – Если у тебя есть какие-то идеи… – начал Трой ядовитым тоном. – Вы в курсе, что половина северной Мексики фактически построена на костях, верно? – спросил Аншель, застав врасплох всех, кроме Нигана. – Потому что мексиканцы строили могильники прямо под городом, – добавил Ниган, переглянувшись с Карлом в молчаливой просьбе не упоминать о том, каким образом ему досталось это знание. – Огромные могильники, – подтвердил Аншель. – Многие из них разрослись до такой степени, что их соединили тоннелями. А тоннели, в свою очередь, стали новыми гробницами, потому что трупы мумифицировали и расставляли вдоль стен. – Держу пари, похороны были сплошной веселухой, – пробормотал Ниган. – С помощью местных я провел небольшое расследование и выяснил, что казино «Эль Бастионе» находится на месте крупнейшего захоронения в Тихуане, – продолжил Аншель. – Вот, почему мне нужно было именно оно. Потому что система тоннелей, проходящая через весь город, идеально соединяет «Эль Бастионе» и мою общину. – Мы войдем на штурм через главные ворота «Эль Бастионе», – начал Карл, поняв, к чему клонит Аншель, – и выйдем через одно из твоих зданий. – Если вы не против пробежаться между двумя шеренгами трупов, то да, – подтвердил Аншель. – Неплохо для запасного плана, а? – Он ухмыльнулся Трою, лицо которого стало таким кислым, будто он только что проглотил лимон целиком. – Да, – признал Карл, игнорируя возмущенные взгляды всех остальных. – Я рад, что мы снова на одной стороне, malakos, – губы Аншеля растянула хищная улыбка, говорящая о том, что перемирие не продлится долго. – А теперь, если мы закончили, – Аншель встал, снова держась за бок, и его улыбка превратилась в гримасу боли, – думаю, настало время мне принести свои вещи. Полагаю, до штурма я буду жить здесь. – Черта с два, – одновременно ответили Карл и Ниган. – Я думаю, тебе лучше жить там, где за тобой могут присматривать, – добавил Карл, метнув на Нигана предупреждающий взгляд. – Отнеси свои вещи домой к Алексу. – Чего?! – ахнул Алекс, явно шокированный таким предательством. – Ты издеваешься надо мной? У Бадди в квартире есть свободная комната! – Это не свободная комната, – быстро сказал Бадди. – Это хобби-комната. Я…э-э…выжигаю по дереву. – Я не знаю, что пугает меня больше, – начал Аншель, пока Трой хихикал в кулак, – то, что ты так хреново лжешь, или то, что в один ужасный день ты действительно можешь начать выжигать по дереву, и тогда леса Мексики сгорят к ебаной матери. – Это приказ, Алекс, – добавил Карл, проигнорировав Аншеля. – Знаешь, что? – Алекс наставил на Карла указательный палец. – Пошел ты на хер. – Затем он повернулся к Бадди и Аншелю. – Пошел ты, и ты. Я выбью из тебя все дерьмо на следующем спарринге, – пообещал он Карлу, прежде чем повернуться и почти бегом броситься к двери. – Жду с нетерпением, – крикнул Карл ему вслед. – Экий он несдержанный, все как обычно, – пробурчал Аншель, и Ниган вытаращился на него так, будто у него выросла вторая голова. Карл мог понять его замешательство. Карл видел, как Алекс терял контроль, всего раза три, поэтому он время от времени начинал сомневаться, что у Алекса вообще есть чувства. – Ладно, я думаю, я задержался здесь немного дольше, чем на пятнадцать минут, но это можно легко уладить, – Аншель взглянул на наручные часы, которые свободно болтались на его худом запястье. – А потом я хотел бы поговорить с тобой наедине, – обратился он к Карлу, когда Бадди и Трой тоже встали, чтобы проводить его к Гарсии и убедиться, что он ничего не подожжет по дороге. – Бога ради, – Карл махнул рукой, не сдвинувшись с места. Его полностью устраивало то, что его оставят вдвоем с Ниганом хотя бы на пять минут, а о том, что случится позже, он предпочитал не думать. Как только за Аншелем закрылась дверь, Карл внутренне сжался в ожидании того, что он может услышать от Нигана. Больше всего его пугало то, что Ниган мог начать задавать вопросы, а Карл еще не успел решить, какую из версий правды ему выдать. – Ну и клоун, – вздохнул Ниган, кивком указав на дверь. – Неудивительно, что Алекс психанул, – добавил он с таким видом, будто способность Алекса психовать была приятным сюрпризом. – Он остынет, – пообещал Карл. – Зачем ты поселил их вместе? Не боишься, что Алекс задушит этого придурка подушкой? – Наоборот. Алекс умеет присматривать за людьми. Карл встретился с Ниганом взглядами и неловко улыбнулся. Ниган, до этого беспечно качавшийся на стуле и вращающий между пальцев забытый Троем маркер, вдруг перестал это делать. Карл знал, что Ниган понял, что он хотел сказать. Алекс присматривал за Карлом. Не как надзиратель за смертельно опасным преступником, а как сиделка. Потому что Карлу нужно было, чтобы кто-то притворился, что ему не все равно, и теперь Алекс сделает то же самое с Аншелем, и не имеет значения, умирает тот от рака или нет. – Лири хочет дать тебе вакцину, – быстро сказал Карл, убеждая себя в том, что он спешит потому, что у них мало времени до возвращения Аншеля, а не потому, что Ниган выглядел так, будто собирался что-то спросить. – Я ему не позволю. Пусть подавится. Ниган, казалось, был впечатлен решительностью Карла. – Мы с Троем и Бадди взорвем тюрьму, ты и твои голодранцы сделаете то, что должны, в казино, а потом мы снова встретимся, и все будет как прежде. – Ниган широко ухмыльнулся. – Только на этот раз больше не стреляй в меня, пацан. «Кажется, я когда-либо стрелял во всех людей, которые мне дороги, – подумал Карл. – Или они стреляли в меня». – Ладно. – Карл медленно встал с дивана и подошел к Нигану, чувствуя, как ослабевает внутреннее напряжение, заставлявшее его оставаться неподвижным. – Если решу убить тебя, выберу более оригинальный способ. – Он схватил Нигана за отвороты куртки и притянул к себе, вовлекая в долгий поцелуй. – Значит, договорились, – резюмировал Ниган, когда они оторвались друг от друга. – Больше никакой стрельбы и никаких секретов. Карл не изменился в лице, но его пальцы дернулись как от удара током. – У меня нет секретов, – голос Карла прозвучал абсолютно ровно. Даже слишком ровно для человека, который только что целовался со своим любовником. «Я не лгу, – напомнил он себе. – Я говорю гребаную правду, только правду и ничего, кроме правды». Голос, прозвучавший в его голове, подозрительно напомнил ему назидательный тон Рика: «Но не лгать и говорить правду – это две разные вещи». – Тебе пора уходить, – Карл разжал пальцы, которыми вцепился в куртку Нигана. – Аншель сейчас вернется. Ниган поцеловал его еще раз перед уходом, и Карл ответил механически, думая не о том, о чем следовало, злясь на себя за то, что он вообще мог думать о чем-то в такой момент, хотя обычно поцелуи и даже легкие прикосновения Нигана заставляли его забывать обо всем остальном. Теперь это не сработало. Аншель до сих пор был в его голове. «Отрицание – это сильная штука, – произнес Аншель. – Ты живешь как во сне». Когда за Ниганом закрылась дверь, Карл подумал, не сжечь ли ему фотоснимок, пока Аншель не вернулся, но затем решил, что это вызовет еще больше вопросов, если не у Аншеля, то у Алекса и Нигана – обязательно. Он мог только надеяться, что Аншель проделал такой долгий путь не ради того, чтобы снова завести свою любимую волынку «Признай, что ты убил Камиллу специально». Потому что он не делал этого специально, как на том настаивал Аншель. Она просто пропала, что он мог с этим сделать? «Перестань обманывать хотя бы себя, malakos», – одернул его Аншель. Вот опять. Это идиотское прозвище, которое он ненавидел. Он услышал его в первый раз, когда Аншель нашел на чердаке его дома выход на крышу и предложил показать Карлу созвездия. Не то чтобы Карла заинтересовало это предложение, просто он хотел взять Аншеля на слабо, предполагая, что единственные звезды, о которых Аншель имеет представление, – это те, которые он видит перед глазами, когда закидывается. В итоге Аншель без умолку болтал почти целый час, делая паузу только для того, чтобы затянуться косяком. – Вон там созвездие Персея, – Аншель неопределенно махнул рукой в усеянное серебристыми точками небо, когда они оба лежали на спине на крыше. Тлеющий кончик его косяка напоминал комету или светлячка в темноте июньской ночи. – Ты что, отрубился, malakos? – вдруг спросил он, заметив, что единственный глаз Карла закрыт. – Нет, – Карл вяло моргнул. – Стой, как ты меня назвал? Аншель хрипло рассмеялся, предложив ему угадать, и Карл десять минут перебирал самые унизительные слащавые прозвища, прежде чем сдаться. – Это на иврите или на идише? – в конце концов спросил Карл. Одной из немногих вещей, которые он знал об Аншеле, было то, что тот наполовину еврей. Трудно было не догадаться об этом, когда Аншель постоянно шутил о своем происхождении, и Карл не был глуп, чтобы не понять, что его шутки являются защитной реакцией на что-то, с чем он столкнулся в прошлом. – На греческом, – ответил Аншель, после чего надолго замолчал, давая понять, что больше ничего не расскажет. Карл хранил в уме это слово, «malakos», как хранят в кармане перо птицы или камушек в качестве талисмана на удачу, пока спустя несколько лет после ухода Аншеля в общине не появилась женщина, до апокалипсиса изучавшая греческий в университете. – Ты обращаешься к человеку, у которого есть докторская степень по филологии, чтобы спросить, что означает «malakos»? – Она возмущенно фыркнула. – Ублюдок. Он начал оправдываться, но ее это только позабавило. – Ты не понял, – сказала она. – «Malakos» означает «ублюдок». Карл не мог не признать, что, зная Аншеля, это было предсказуемо. И все же это его разозлило. Это было слишком похоже на то, как Ниган называл его оторвой. Хотя Карл не собирался этого признавать, привилегия давать ему дурацкие прозвища, которые будут выводить его из себя, принадлежала Нигану и канула в прошлом вместе с ним. Но в тот момент, когда они лежали на крыше, Карл не знал этого слова, он даже не знал имени Аншеля, пока тот сам ему не сказал. – Почему ты выбрал имя Аарон? – спросил Карл, потому что душная ночь и пассивное курение марихуаны, пары которой Аншель выдыхал в его сторону, располагали к откровенности. – Потому что оно еврейское, но мало кто знает об этом, – ответил Аншель, положив одну руку под голову, а другой зажав косяк между средним и безымянным пальцем. (Карл сказал «Мистер Спок передает привет», когда впервые увидел, как Аншель держит самокрутку). – Аарон звучит как подходящее имя для торговца пылесосами из Новой Англии. – И, хотя Карл не спрашивал, он добавил: – Мое имя Аншель, что на идише означает «счастливый». Карл подумал, что это была одна из самых злых шуток Вселенной. – Так что плохого в том, чтобы быть евреем? – Издеваешься? – Аншель повернулся к нему с настороженным взглядом. «Нет, – подумал Карл. – Но тебе, похоже, это знакомо». – Я был единственным евреем в католической школе в Висконсине, – произнес Аншель таким тоном, будто ему до сих пор снились кошмары об этом. – Ну…здесь всем все равно, какая у тебя национальность, – заверил его Карл. – Только до тех пор, пока я в чем-то не облажаюсь, – с горечью отозвался Аншель. – Тогда они с радостью скажут: «Это все потому, что ты еврей». Поэтому через несколько лет, когда Аншель облажался по-настоящему, Карл не сказал ему этого. Он сказал: «Это все потому, что ты мудак». Они оба знали слабые места друг друга и никогда не пытались ранить всерьез. Но Аншель все равно причинял Карлу боль, пусть даже неосознанно. Он заставлял Карла копаться в себе. – Знаешь, моя мать никогда не говорила на английском, – однажды сказал Аншель, когда они сидели на деревянном пирсе и слушали перебранку лодочников, один из которых кричал на испанском, а другой – на английском. Карл удивленно уставился на Аншеля, и тот рассмеялся. – Она прекрасно его понимала, но говорила только на греческом. Из чистого упрямства. Я забыл сказать, что моя мама – гречанка? – Наконец понял он, когда взгляд Карла стал еще более недоуменным. – Именно, – подтвердил Карл. – Ну, теперь говорю, – пожал плечами Аншель. – Мой отец познакомился с ней в Афинах, когда ездил туда по обмену студентами. Думаю, она немного жалела, что ей пришлось покинуть родину и уехать в Америку, чтобы быть с моим отцом. Ты знал, что у греков нет слова «родина»? Вместо этого они говорят «патрида». Это место, где жил твой отец, а до него – его отец, и так до самых темных веков. Я понятия не имею, откуда родом мой отец. Он был сефардом, но я не знаю, как он попал в Висконсин. – Аншель вдруг оторвался от разглядывания своего отражения в бирюзовой воде и повернулся к Карлу. – Ты знаешь, где находится твоя патрида? И если знаешь, то хочешь ли туда вернуться? Карл подумал об Александрии, потом – об их старом доме в Атланте, где они жили до апокалипсиса. Он подумал о том, что больше никогда не вернется домой, не вернется к тому, кем он был. Понятие дома больше не ассоциировалось у него с семьей, особенно с Риком, хотя он все еще помнил голос Джудит и теплые объятия Мишонн. Он не хотел их забывать. И все же, он не чувствовал, что его душа может быть привязана к какому-то месту, пока не приехал в «речную зону». Это был его дом, и он возвел его сам. К счастью, в тот раз ему не пришлось отвечать на вопрос Аншеля, потому что один из лодочников, наконец, отчалил от пристани, чуть не ударив Карла в лицо веслом и обрызгав его с головы до ног. Но когда Аншель обвинил Карла в убийстве Камиллы, ему пришлось отвечать, и он мало что мог противопоставить паранойе Аншеля и его уверенности в том, что Карл убьет его следующим. Поэтому он не хотел говорить Нигану, что заставило Аншеля уйти из общины. У него были секреты, которые он хранил от местных жителей, и секреты, которые он хранил от себя, будто играл сам с собой в игру, где нужно запомнить расстановку предметов. «Внимательно посмотри на шахматное поле, а затем отвернись, – сказал Билл. – Я уберу одну фигуру, и ты скажешь мне, что изменилось… если изменилось, конечно». Карл и так знал, какую фигуру он уберет: одну пешку, которая могла стать королевой. И когда Билл сделал свой ход, Карл отвернулся.