Event Horizon (Ближе к тебе)

      К счастью, у Борисова хватило ума не открывать рот во время дороги. Егор и так с трудом сдержался, чтобы не ударить его прямо там, в магазине. Как казалось Егору, причина на то имелась: когда Толя умывался, он умудрился облиться водой и намочить волосы. По светлой рубашке на груди расползлось мокрое пятно, и такая, казалось бы, незначительная мелочь, почему-то вывела Ерушина из себя. Жалкие попытки мальчишки объяснить свою неуклюжесть не были восприняты Егором, поэтому он только взмахнул рукой, приказывая тому замолчать. Сжав со всей силы тонкое запястье Толи (и в очередной раз подивившись его болезненной худобе), парень подхватил пакеты с оплаченными покупками и, вежливо улыбаясь персоналу, откланялся. В машине Толя принял решение максимально прижаться ближе к двери и оказаться подальше от Егора, будто бы это как-то могло ему помочь в замкнутом пространстве. Но Егор даже не обращал на него внимания – он методично высматривал дорогу на экране навигатора. В конце концов, разобравшись, Ерушин, не удостоив парня даже взглядом, сорвался с места и поехал по узкой улочке, ловко лавируя между припаркованными машинами и не снижая скорости. Всю дорогу они ехали молча. Отрывисто переключая правой рукой скорости на коробке передач, Егор вёл автомобиль, сосредоточенно глядя на дорогу и играя желваками – это было единственным, что выдавало его внутреннее напряжение, вызванное не только очередным мелким промахом Толи, но и сообщением, пришедшим на его телефон тогда, в примерочной. Остановившись перед одним из десятков похожих особняков, Егор слегка наклонился вперёд, ближе к лобовому стеклу, пытаясь высмотреть какие-то опознавательные знаки. И действительно – на высоком заборе виднелась кованная табличка с номером. Парень ещё раз взглянул в экран телефона, сосредоточенно читая сообщение. Весь его сегодняшний день можно было бы описать одним словом – «странный». Сначала ему пришлось ознакомиться с документами, которые даже не имели отношения лично к нему и не представляли никакого рабочего интереса, затем ему пришлось совершить покупки, о которых ещё вчера он и не задумывался, а сейчас и вовсе какая-то несуразица – Серж в кратком и лаконичном сообщении попросил парня оказать услугу его другу и «кое-что там посмотреть». Это, на памяти Ерушина, был первый раз, когда мужчина просил его о чем-то и, буквально, подкидывал работу. Егор в последний раз пробежался глазами по странному сообщению, а затем щёлкнул кнопкой блокировки и задумчиво посмотрел в своё отражение в экране. В ответ на него недовольно глядел чрезмерно серьёзный молодой человек. Повернувшись, Ерушин взглянул на молчаливо сидящего рядом юношу и сразу же почувствовал, как руки сжимаются в кулаки – рубашка так и не просохла. Егора мало волновал тот факт, что они слишком быстро добрались до конечного пункта и мокрое пятно на груди не успело испариться чисто физически. Что за тупица, как можно было так умудриться? Холодно и придирчиво скользя взглядом по мальчишке, Егор со странным удовольствием отметил движение грудной клетки парня: «Часто дышит. Боится. А я бы мог сделать так, чтобы он пожалел о своей глупости…». Но времени на развлечения у них не было, потому Егор резко подался в сторону Толи, который в ту же секунду еле заметно вздрогнул. Упиваясь огоньками страха в глазах, что были в считанных сантиметрах от его собственных, Егор неторопливо просунул руку между передним и задним пассажирским сидением, нашарил в одном из пакетов рубашку и достал, надеясь, что та окажется не сильно мятой. К сожалению, свежестью она не блистала, сложена была хорошо, но в этом и проблема – будут видны заломы. Ерушин злобно швырнул в Борисова рубашку и прошипел:       — Быстро переодевайся, в приличное место идёшь. У тебя есть полторы минуты. Одновременно с этим Егор открыл дверь и вышел наружу, намереваясь достать из пакета в багажнике пиджак, чтобы прикрыть им морщины ткани на рукавах, спине, груди. Секунду поколебавшись, парень всё-таки выбрал серый – универсальный и более уместно сочетающийся с чёрными брюками. Чёрный не подходил по оттенку, а синий смотрелся бы просто нелепо. К сожалению, все брюки успели помяться, так что надеть костюм целиком не представлялось возможным. Придётся довольствоваться тем, что есть. Ерушин слегка расстроился, что времени на то, чтобы завязать галстук у него нет. Уж он бы затянул его на шее Толи так, чтобы тот не смог сделать ни одного полноценного вдоха. С этими мыслями он вернулся к водительской двери и открыл её, планируя поторопить парня, устроившего вынужденные внеплановые переодевания в не самый подходящий момент. Толя сидел в расстёгнутой рубашке, а его руки замерли на полпути к воротнику. Взгляд Егора невольно зацепился за мурашки на его молочной коже, мгновенно возникшие от холодного воздуха, ворвавшегося в машину сквозь открытую дверь. Ещё через секунду, опустив глаза чуть ниже, Ерушин заметил, как твердеют соски Толи. «О Боже…» – только и подумал парень, но глаза не отвёл. По какой-то неясной причине его эстетически завораживало это зрелище. Разумеется, он мог бы сесть, захлопнуть за собой дверь и спокойно подождать, пока мальчишка приведёт себя в порядок, однако вместо этого Егор всё ещё стоял у распахнутой настежь двери и рассматривал его, с трудом признавая неприятный факт – ему нравится. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а затем Ерушин, собравшись с мыслями, всё же бросил пиджак в руки Толе, отмечая его плохую реакцию – Борисов не поймал его и тот прилетел ему по лицу.       — Пошевеливайся! – и с этими словами парень захлопнул дверь, возвращаясь к багажнику. Отметив, что машина достаточно чистая, Егор облокотился на машину и достал пачку синих «Мальборо». Не самый лучший выбор из всех сигарет, доступных в табачных лавках, но этот вкус привычен ему уже много лет. Наверное, не стоило курить перед деловой встречей с потенциальным клиентом, но удержаться парень не смог. Плевать. Если для кого-то табачный запах проблема, значит, ничего не получится и пусть ищут себе кого-нибудь вместо него. Он усмехнулся этим мыслям, щёлкая крышкой зажигалки и глубоко затягиваясь. Пусть попробуют найти кого-нибудь лучше.       Дверь машины негромко хлопнула, и Егор обернулся на звук, упираясь ладонями в багажник. Толя стоял на одном месте, неуверенно поглядывая то на него, то себе под ноги. Он явно не понимал, что ему делать дальше. Ерушин недовольно закатил глаза и пощёлкал пальцами, привлекая внимание, а затем быстрым движением пальцев, между которыми была зажата сигарета, поманил его к себе. Юноша торопливо подошёл и тут же повернулся лицом к двери багажника. Всё бы ничего, вот только с плохо скрываемым любопытством Толя уставился на отражение Егора в стекле машины. Парень заметил его взгляд, но вместо реакции лишь демонстративно посмотрел на догорающую сигарету в своей руке, сделал последнюю затяжку, а после бросил окурок под ноги и, неторопливо наступив на него, затушил об асфальт. Все его движения становились отрывистыми, когда он был чем-то раздражён или просто напряжён. Егор резко повернулся к Толе и наклонился к самому его уху, бесшумно выдыхая дым и наблюдая за реакцией юноши в отражении заднего стекла. Мальчишка вздрогнул от неожиданности и прикусил губу. Даже стёкла его больших очков не скрыли растерянного взгляда.       — Ты постоянно смотришь на меня. Думаешь, я не замечаю этого? – низко прошептал Егор. От его дыхания волосы Толи слегка шевельнулись. В отражении стекла Ерушин с упоением наблюдал за тем, как тот от смущения зарделся, словно пойманный за руку напакостивший ребёнок. Выпрямившись, Егор устремил на Толю пронзительный взгляд, буквально прожигающий насквозь, из-за чего тот вжал голову в плечи и зажмурился. Кажется, он всерьёз опасался, что его ударят. Но Егор лишь в очередной раз подивился его глупости – он бы не стал бить его вне дома, там, где их могут увидеть. Придирчиво оглядев мальчишку с головы до ног и обратно, Ерушин еле слышно вздохнул: внешний вид Толи, конечно, сложно было назвать идеальным, но всё же лучше, чем было до маскарада с переодеваниями. Грубой хваткой цепляясь за его плечо, парень притянул Толю к себе и слегка наклонился, пытаясь поймать его бегающий взгляд. Тем не менее, проверенный способ заполучить внимание юнца всё-таки оказался более действенным, поэтому Егор обхватил пальцами его подбородок и приподнял голову.       — Слушай внимательно, – тихо, но вкрадчиво произнёс Егор. – Постарайся вести себя естественно, но далеко от меня не отходи. Много не болтай, головой по сторонам не крути. Если к тебе будут какие-то вопросы – отвечай абстрактно, без какой-либо конкретики. Если ты сделаешь что-либо не так, то мою квартиру ты больше не покинешь. Ясно? Борисов закивал настолько активно, насколько ему позволяли движения, стеснённые контролем Ерушина. Удостоверившись, что Толя услышал его, Егор ослабил хватку и большим пальцем скользнул по щеке парня, стирая с кожи непонятно откуда взявшееся чёрное пятно. Мысли в голове Егора метались, его беспокоило чувство, что он совершает немалую ошибку, будто бы им не стоило туда идти. От импульсивного желания сесть в машину и уехать домой его удержала только здравая мысль – ему нужны деньги. Нет, он не бедствовал, он просто любил эти чудесные бумажки, которых, как известно, много не бывает. На деньги можно купить всё. И счастье – в том числе, кто бы что ни говорил. Поэтому, вздохнув, парень открыл багажник и достал небольшой рабочий дипломат. Лёгким кивком он указал своему спутнику следовать за ним, и направился к огромным кованым воротам с резьбой и позолотой. «Какая поразительная безвкусица» – поморщившись, подумал парень. Каждый раз, когда Егор видел, как отвратительно его клиенты кичились деньгами, он умирал внутри, но вслух, естественно, ничего не говорил и даже усердно контролировал свою мимику, дабы не выказывать своего презрения. Всё-таки эти люди платили ему деньги не за советы по стилю.       Звонок в виде огромной позолоченной головы льва вызвал у Егора смешок и улыбку, которые он смог скрыть лишь потерев переносицу пальцами. Толя вопросительно посмотрел на него, но Ерушин покачал головой, мысленно отмечая, насколько парень невнимательный – он-то сразу заметил панорамную камеру сверху. За ними наблюдали уже достаточно давно. Заставив парней помёрзнуть под промозглым осенним ветром пару мгновений, замок щёлкнул, впуская их без лишних вопросов. Егор открыл калитку и сделал шаг в сторону, пропуская Толика вперед. В этот раз он сообразил куда быстрее, чем в прошлый, а потому колебался не дольше секунды, что несказанно порадовало Ерушина – учится потихоньку.       Планировку Егор не знал, он никогда прежде не бывал в этом месте, но понимал, что все дома такого типа устроены примерно по одной схеме, и, раз их никто не встретил, то можно воспользоваться своими знаниями о богатых и уродливых особняках. Поэтому парень прошёл вперед по дорожке, прямо, не сворачивая на ответвления. Он знал, что одна из таких дорожек обычно ведёт к черному входу, а остальные – к различным хозяйственным пристройкам и саду. Егор оказался прав – через минуту его взору показался центральный вход. Парень ловко взбежал по ступенькам и нажал на звонок – к счастью, в этот раз простой, без излишеств. Спустя несколько мгновений Борисов нагнал его и остановился рядом.       — Всё запомнил? – не поворачивая головы, процедил Егор. В ответ он получил утвердительный кивок. Дверь отворилась, и Егор моментально собрался, надевая излюбленную маску дружелюбия. На пороге их встречала темноволосая и темноглазая женщина средних лет. По её легкому акценту Ерушин заключил, что она, вероятнее всего, итальянка. После вежливого объяснения ей, кто он и для чего прибыл, Егора с Толей наконец-то впустили внутрь. Парню стоило неимоверных усилий не закатить глаза: повсюду, куда бы он ни бросил взгляд, его взгляд натыкался только на вопиющую безвкусицу, какой он не встречал уже достаточно давно. Теперь ему было ещё интереснее посмотреть на хозяина данного «роскошного» жилища. Хотя, кажется, Егор уже понимал, с кем ему предстоит иметь дело. Все его предположения подтвердились после того, как к ним соблаговолил выйти хозяин дома, некий «А». Один его вид красноречиво повествовал о том, о чём бы сам мужчина не рассказал. Он был достаточно взрослый, примерно ровесник Сержа, но выглядел намного хуже: остатки редких волос были полностью белыми и не скрывали обширную лысину, огромный живот угрожающе нависал над ремнём, а пуговицы на рубашке явно могли в любой момент не выдержать напора. На всех доступных для обозрения местах у мужчины красовались логотипы люксовых брендов, но больше всего Ерушина насмешили огромные золотые часы с россыпью бриллиантов, которые сияли так, что парень мог видеть их с расстояния в десяток метров. К нему навстречу шёл один из бежавших из России криминальных авторитетов 90-х. Только они так выглядели, словно остановившись в развитии и законсервировавшись в прошлом. Егор уже не первый год имел дело именно с такими клиентами, а потому ему не составляло особого труда сохранять невозмутимую нейтральность на лице, не выгибая брови и не ухмыляясь. Мужчина же, не подозревая о его истинных мыслях, радушно улыбнулся и протянул парню ладонь, как старому знакомому. Ерушин перекинул свой чемодан из руки в руку и в ответ протянул свою для крепкого рукопожатия. Заметив Борисова, хозяин дома с любопытством посмотрел на Егора, а потом протянул руку и Толе. Егор подумал, что сейчас толстяк, вероятно, сломает все косточки мальчишке, но нет, мужчина лишь аккуратно встряхнул его хрупкую ручку.       — Здравствуйте. Меня зовут Егор. Серж сказал, что вам требуется моя помощь. А это мой… – Егор замешкался, пытаясь сообразить, как представить Толю, но мужчина расценил эту паузу по-своему и заговорщически подмигнул:       — Понимаю, понимаю. Я человек современный, для меня такие отношения не представляют препятствий в работе. Егор почувствовал быструю вспышку гнева где-то в области солнечного сплетения, но в ответ лишь стиснул челюсти и не подал виду. Почему он не придумал ничего заранее? Потому что у него не было на это времени, и данный факт только больше распалял его. Разумеется, любой примет их за пару. А это Ерушину очень не нравилось – он не гей. Но теперь уже поздно, если он начнёт сейчас разубеждать хозяина, то сделает только хуже. Остаётся надеяться, что о нём и Борисове не поползут слухи – мужчины за выпивкой любят посплетничать не меньше женщин на кухне.       — Меня зовут Андре, – Егор едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Андре. В России своей Андреем был, а стоило наворовать деньжат – и теперь Андре.       — Очень приятно! – с лёгкой полуулыбкой ответил Егор, не подавая виду, что его забавляет это типично-русское желание строить из себя не-пойми-кого.       — Мне действительно требуется Ваша помощь. Пройдёмте ко мне в кабинет. Егор кивнул и пошёл вслед за мужчиной по коридору, мимо мраморных статуй и огромного количества картин. Большинство из них парень узнал, но некоторые знакомы ему не были, а какие-то и вовсе выглядели так, словно их писал сам Андре – хаотичные непонятные мазки с огромным количеством потали поверх. Обычные любительские работы, не представляющие никакой ценности. К счастью, рабочее помещение мужчины оказалось более сдержанным по стилю и больше напоминало кабинет Сержа: строгая, лаконичная мебель из тёмного дерева и нескольких тёмно-синих кресел, из украшений – лишь пара картин на стенах, а на столе обычный компьютер. Андре то ли не придумал, как бы изуродовать помещение, то ли просто пока не успел. Егор едва заметно кивнул Толику на одно из кресел и тот покорно сел, старательно скрывая любопытный взгляд. Ерушин покачал головой – просил же его, чтобы не глазел так открыто. Андре присел за стол и повернулся туда, где Егор мог заметить мольберт с довольно большой картиной – то, ради чего он здесь и находится. Ещё не получив никакой информации, он стал невольно рассматривать её, подмечая детали рисунка. Парень уже знал, кто художник, слышал о его работах, но так близко ещё никогда не видел.       — Мне бы очень хотелось услышать Ваше мнение об этой картине, – вкрадчиво начал мужчина. Егор слегка напрягся – что значит «мнение»? Обычно его просят оценить картину, а не высказать своё мнение. И вряд ли в этот раз что-то изменилось. Так что же он имеет в виду?       — Вам интересно моё мнение? – поинтересовался Егор, одарив мужчину исподлобья тяжёлым взглядом. Тот абсолютно спокойно посмотрел в ответ и, улыбаясь самой широкой улыбкой, утвердительно ответил на вопрос. Нехорошее предчувствие, засевшее в груди Егора ещё около машины, с новой силой засвербело в нём, но парень понимал, что просто сослаться на интуицию и покинуть особняк будет как минимум нелепо, а как максимум – опасно. Надеясь, что шестое чувство его подводит, Егор осторожно спросил:       — Правильно ли я понимаю, что у Вас на руках нет экспертных заключений из лаборатории? Мне необходимы документы, подтверждающие проверку на подлинность, выполненную в лабораторных условиях.       — Понимаете, Егор, – улыбаясь и словно пытаясь разрядить обстановку вкрадчивым обращением, произнёс Андре. – Если бы у меня на руках были все необходимые бумаги, мне было бы достаточно помощи специалиста со стандартным набором знаний в этой сфере. Но, как видите, я пригласил именно Вас. Егор старательно пытался сложить пазл в своей голове, попутно вздыхая и направляясь к столу. Хорошо, он сделает поверхностную экспресс-экспертизу прямо сейчас. Разместив свой дипломат на столе, Егор щёлкнул замками и поднял крышку. Андре с интересом заглянул внутрь, на что Ерушин едва заметно поморщился: что за отвратительная манера всюду совать свой нос? Спасибо, трогать ничего не стал – парень терпеть не мог, когда берут его вещи без разрешения.       В чёрном искусственном бархате дипломата лежало всё необходимое для быстрого осмотра картины: фонарик, небольшая ультрафиолетовая лампа, несколько тупых игл разного диаметра, маленький каталог монограмм и подписей художников, такого же размера сборник миниатюр самых популярных картин мировых авторов, пара увеличительных луп и несколько других инструментов, надобность которых зависела от многих факторов во время оценки, а также тонкая прозрачная папка со специальными бланками и плоской печатью, лежащая в кармашке во внутренней стороне крышки чемодана. Из незаметного дополнительного отсека Егор изъял пару чёрных перчаток, которые не всегда были нужны в его работе, но сам парень же предпочитал никогда не пренебрегать ими и работать только защищёнными руками, чтобы по максимуму снизить контакт с полотном картины. В полной тишине, под любопытным взглядом Андре и вопрошающим взглядом Толи Егор отточенными движениями натягивал перчатки на свои длинные, но крупные пальцы и широкую тяжёлую ладонь. Он ослабил браслет на часах, красующихся на его левом запястье, чтобы те не мешали перчаткам, а затем достал из чемодана фонарик. Перед глазами Егора стояло произведение небезызвестного, но в то же время не входящего в десятку самых популярных художников мира, датского живописца Вильгельма Хаммерсхёя. Особенность его полотен была в том, что достать их было не так легко. Его картины редко участвовали в каких-то выставках и на аукционах, богачи не гонялись за ними, но и не упускали возможности заполучить что-то из творений этого символиста, если такой шанс всё же выпадал. Прежде Егор не имел дела с работами Хаммерсхёя, но встречал их на просторах интернета и на страницах своих многочисленных сборников, которые нередко использовал в работе. Картины эти ему, признаться, нравились. Нельзя сказать точно, сколько работ было написано живописцем за его недолгий пятьдесят один год жизни, но известно, что на большинстве своих полотен он изображал интерьеры, редко – только людей в минималистичной обстановке. Часть его сюжетов была наполнена тишиной спокойной и меланхоличной, часть – тревожной, застывшей тишиной. Серые, оливковые, серовато-розовые, грязно-голубые и белые оттенки – характерная палитра для Хаммерсхёя, становящаяся узнаваемой даже после поверхностного изучения его творчества. Приглушённые тёмные тона художник, как правило, использовал в рисовании людей, если те присутствовали на его картинах. Обычно это были женщины, повёрнутые к зрителю спиной, стоящие у окна, сидящие за столом или смотрящие сквозь открытые двери. Динамики в его работах почти не ощущалось, зачастую это были статичные сюжеты, хорошо отражающие интровертность автора.       На картине, представленной взору Егора*, красовался следующий сюжет: стоящая на дощатом полу женщина, одетая в чёрное платье и, по классике, повёрнутая к зрителю спиной, смотрела куда-то вглубь соседней комнаты, обзор на которую доступен ей благодаря широко распахнутой двери, не единственной на этом полотне. Егор натыкался на миниатюру этой картины лишь однажды: когда листал свой сборник миниатюр в поисках нужной информации по Крамскому, которого теперь уже знает как свои пять пальцев. Он точно помнил, что видел её там, а потому поспешно обратился вновь к своему дипломату и выудил оттуда книжку размером чуть больше половины альбомного листа. Ловко пролистав её, Егор убедился в своей правоте: именно эта картина, стоящая сейчас перед ним, красовалась на глянцевых страницах в его руках. Хотя… Действительно ли она? В этом Ерушину сейчас придётся убедиться собственноручно.       — «Интерьер. Женщина у открытой двери», – не то сообщая эту информацию Андре, не то просто озвучивая прочитанное вслух для себя, произнёс Егор. – 1905 год. Написана незадолго до смерти автора.       — Что нам это даёт? – нетерпеливо спрашивает Андре, вероятно, полагая, что уже после озвучивания этой информации можно устанавливать цену.       — Картины ХХ века не всегда велики в цене. Но с этой дела обстоят иначе. Насколько мне известно, это частная коллекция, так что картина долгое время была скрыта от посторонних глаз… – сухо отрезал Егор, сосредоточенно светя фонариком на разные участки полотна и внимательно вглядываясь в его детали. Чтобы с наибольшей вероятностью убедиться в том, что картина не является подделкой, нужно проводить химическую экспертизу в лабораторных условиях. А иногда и не раз. Егор об этом знал и поэтому никогда не соглашался на то, чтобы совершать осмотр без соответствующих заключений или хотя бы без уверенности, что картину увезут на экспертизу сразу же после его первоначального вердикта. Картина всегда проверяется дважды, и это делается либо сперва Егором, а затем лабораторией, либо сначала экспертами, а после их заключения подтверждаются или опровергаются дополнительным осмотром от Егора. Прямо сейчас он понимал, что эту картину никто никуда не повезёт, и его задача стоит не промахнуться. Вот только его многолетнего опыта и набора инструментов всё равно недостаточно для того, чтобы дать стопроцентную гарантию. Тем не менее, выбора у Ерушина не было, а потому после поверхностного изучения цветовой гаммы картины, сравнения её с изображением в рабочем сборнике, а также изучения кракелюр, характерных для картин, написанных более сорока лет назад, он приступил к оценке материалов, которыми была выполнена эта работа. Одним из способов проверки художественного произведения на подлинность является так называемое «прощупывание». Егор извлёк из маленького футляра иглу и осторожно ткнул ею в один из светлых фрагментов произведения.       — Материал плотный. Почти как камень. Игла в нём не утопает. – коротко констатировал Ерушин, сосредоточенно, не моргающим взглядом глядя на полотно перед собой.       — Мгм… – промычал Андре, шумно прикуривая толстую сигару и делая вид, что он понимает, о чём идёт речь.       — Это значит, что картина была написана давно, – бросив на Андре быстрый взгляд, продолжил Егор. – Масло сохнет до шести месяцев. Всё зависит от количества разбавителя, используемого в работе, а также финишного лака, из-за которого, к слову, и появляются вот эти трещины – кракелюры. По крайней мере, я вижу, что работа не была подделана каким-нибудь современным художником. Ответом на слова Егора служила тишина, мерно нарушаемая разве что звуком настенных часов, шумным курением Андре и достаточно громким сопением Толи. На первый взгляд может показаться, что обстановка вполне расслабленная, но Егор чувствовал дикое напряжение в каждой своей мышце и во всём воздухе в помещении. Работать в такой обстановке было крайне тяжело, но он уже начал и обратного пути у него нет, так что следующие пятнадцать минут Ерушин проводил привычные ему манипуляции с предоставленной картиной: осматривал под увеличителем правый нижний угол, сверяя подпись на холсте с монограммой, предоставленной в его рабочем сборнике, использовал ультрафиолетовую лампу, чтобы осмотреть более глубокие слои краски, простукивал подрамник в попытках понять, натурально ли иссохшееся дерево перед ним. Одним из заключительных моментов стала оценка способа крепления холста к подрамнику. Ткань была прибита к дереву при помощи гвоздей, которые выглядели ржавыми и явно пережившими не один десяток лет своего существования. Казалось, вопросов больше нет, вот только Егор не мог вспомнить наверняка, с какого года в живописи для крепления холста начали использовать степлеры, а не вбиваемые в подрамник гвозди. Точно он помнил одно: в первые годы начала ХХ века некоторые художники уже пользовались этим приспособлением, но только лишь те, кому это было доступно. «Женщина у открытой двери» была написана в 1905 году. Какова вероятность того, что уже тогда Хаммерсхёй имел доступ к степлеру? Чтобы отбросить все сомнения, нужно изучить с обратной стороны как минимум три полотна художника и таким образом отследить его предпочтения и возможности в закреплении ткани на дереве. Но Егор имеет дело с этим живописцем впервые, и единственное, на что он может надеяться, это то, что гвозди, до которых он сейчас дотрагивается кончиками пальцев, не состарены искусственно и не являются признаком подделки, а собственноручно вбиты рукой самого Вильгельма.       — Это всё, конечно, очень интересно. Но я бы хотел знать – сколько она стоит, – Андре потер пальцами, характерным жестом изображая деньги. Ерушин хмыкнул – он уже давненько не встречался с такими «замашками». Тем не менее, на вопрос он ответил, настолько корректно, насколько вообще был способен:       — Я не могу назвать точную цену. Мне нужны документы с лабораторной экспертизы, – медленно стягивая перчатки, произнёс Егор, твёрдостью голоса давая понять, что он не будет нести полную ответственность за установленную цену, ведь, грубо говоря, ему предоставили далеко не всё для полноценной работы.       — Егор, Вы, наверное, не поняли… – Андре многозначительно побарабанил пальцами по столешнице. Он улыбался, но от этой улыбки кровь стыла в жилах – настолько она была натянутой и неестественной: — Я хочу знать, сколько она стоит. У меня нет документов, которые Вы просите, как и времени на их подготовку у меня не имеется. А меж тем, мне сказали, что Вы большой специалист. Лучший в своём деле, если позволите. И Вы хотите мне сказать, что не можете назвать сумму? Они молча сверлили друг друга взглядом, но Андре был достойным противником и на него тяжелый взгляд чёрных глаз не оказывал абсолютно никакого воздействия, напротив – его это явно веселило. Уголки губ мужчины невольно приподнялись, а сам он являл собой образец спокойствия и умиротворения. Это весьма впечатлило Егора, и он невольно подумал о том, что надеется получить такую же невероятную выдержку и самоконтроль к такому возрасту. В повисшей в кабинете тишине было отчётливо слышно неровное дыхание Борисова, и Ерушин понадеялся, что та сцена, свидетелем которой он стал несколько часов назад, не повторится здесь. Бросив быстрый взгляд на Толю, он убедился, что тот вроде бы в порядке, хотя, конечно, предсказать, надолго ли это, парень не мог. В прошлый раз Толю из реальности вырвало неожиданно и не вовремя, и что-то подсказывало Егору, что это не единичный случай. Он нахмурился, размышляя о том, чем ему может грозить решение озвучить или не озвучить сумму. Андре явно пытался манипулировать его разумом и эго, и, надо сказать, получалось это у него неплохо. Ерушин прикусил изнутри щёку от напряжения, глядя в белесые глаза мужчины напротив. Всё же он решил рискнуть:       — Я знаю, что «Интерьер, Штрандгаде 30», написанный в том же году, что и Ваша картина, пять лет назад был продан за более чем три миллиона долларов.       — И…? – сверкнув маленькими глазами, нетерпеливо протянул Андре, крутясь в кресле за столом.       — Примерная стартовая цена этого полотна – девятьсот пятьдесят тысяч евро, – отрезал Егор, опуская глаза на свой рабочий дипломат и щёлкая его замками. Его разрывало от злости и напряжения изнутри – его буквально вынудили сказать то, что говорить не хотелось. Господи, ну почему именно эта идиотская ситуация стала завершением этого и без того странного дня? Почему ему просто не предложили выпить, как старому знакомому и обсудить все детали не в такой напряжённой обстановке? Почему на него так давят?       — Вот видите, Егор, это не сложно. А раз это не стоило Вам больших усилий, то не могли бы Вы тогда заверить на бумаге все Ваши слова по поводу этого замечательнейшего произведения? Ерушина словно окатили холодной водой и он резко дёрнулся. Он поверить не мог такой наглости. Русской наглости. Слегка наклонив голову, Егор упёрся взглядом в своего собеседника, надеясь, что тот скажет, что всё это просто глупая шутка. Мужчина напротив всё так же улыбался, но, несмотря на эту искусственную улыбку, чётко было понятно одно – это не шутка. Он действительно хочет получить от парня документ об оценке. Немыслимо! Как он может просить у него какие-то бумаги, если сам никаких не предоставил? Егор выпрямился и, слегка запрокидывая голову назад, на выдохе произнёс:       — Вы же понимаете, что если сейчас я документально подтвержу Вам все сказанные слова и сделаю справку об оценке, то буду нести за это ответственность? Вы не предоставили мне никаких дополнительных документов и сведений о картине, без которых я, по-хорошему, не имею права проводить оценку, но всё же просите её от меня? – холодно произнёс Ерушин, понимая, что напускная дружелюбная атмосфера буквально трещит по швам.       — Право, Егор, это же такая мелочь, — протянул Андре. Однако оба прекрасно понимали, что сказанное Ерушиным на словах и написанное и заверенное подписью с печатью – это абсолютно разный уровень. Парень колебался. Он множество раз успел пожалеть о том, что согласился приехать сюда, ещё и со своей новой головной болью – с Толей, вот уже полчаса тихо наблюдающим за накаляющейся атмосферой. Какое бы решение сейчас ни принял Егор, это будет пятном на его репутации. Он либо выставит себя некомпетентным человеком, не готовым нести ответственность за свои профессиональные слова, из-за чего с ним, вероятнее всего, многие просто не захотят иметь дела, либо проявит себя как импульсивного глупца, легко поддающегося чужому влиянию, и в дальнейшем подобные ситуации в его работе будут лишь множиться. Секунды тянулись бесконечно медленно, собираясь в неимоверно долгие минуты, а Ерушин всё пытался придумать способ, как выкрутиться из столь щекотливой ситуации, забрать Толика и без происшествий добраться до дома. В голове у парня словно стучал отбойный молоток – из-за недостатка сна его и так преследовали постоянные головные боли, а в стрессовых ситуациях они усиливались и буквально лишали возможности думать. Вот и сейчас Егор едва сдерживал болезненный стон – в столь душном помещении, в такой напряженной обстановке, с раскалывающейся на части головой он с трудом отдавал отчёт своим действиям.       — Егор, я вижу, что Вы колеблетесь. И хоть я и не понимаю причину заминки, – картинно удивляясь, произнёс мужчина. – Но я готов подтвердить свои добрые намерения финансово, если это поспособствует получению Вашего экспертного заключения. Скажем… Четверть от названной суммы Вас устроит? Мне кажется, это хорошие деньги за дружескую услугу. Егор задумчиво покусал губу. В любой другой день он бы не повёлся на попытку «купить» его. Это было как минимум унизительно, а помимо прочего ещё и попахивало чем-то незаконным. В обычных ситуациях стоимость его работы обсуждали заранее, и обычно она была в два раза меньше. За редким исключением парень брал больше, если требовалось потратить много времени на заключение вердикта оценки, либо же прибегнуть к дополнительной консультации коллег, когда ситуации были спорными. Ерушин прекрасно отдавал себе отчёт, что такую необычайно высокую сумму не предлагают просто так. Что-то здесь нечисто. Но, с учётом того, что вчера он проиграл невероятную уйму денег, соблазн согласиться был крайне велик. Борисов судорожно вздохнул. Этот звук был настолько тихим, что сначала Егор решил, что ему показалось. Однако, наклонив голову вперёд, он незаметно скосил глаза на мальчишку, сводя брови к переносице. Что опять не так? Руки Толи, сложенные на коленях, едва заметно подрагивали и, судя по тому, что никакой тремор в его медкарте зафиксирован не был, это не являлось для него привычным состоянием. Худые плечи чрезмерно быстро поднимались и опускались. Кажется, мальчишка задыхался. «Подними голову, чёрт тебя подери!» – мысленно приказывал ему Егор. Он не видел его лица, тёмные волосы мешали обзору и в бешенстве парень подумал, что обрежет их самолично, как только они вернутся домой. Всё, что Ерушин видел – его слегка приоткрытый рот и подрагивающие губы. Он прищурился, пытаясь понять, кажется ему или нет, что Толик что-то беззвучно говорит…       — Егор, – отвлёк его от размышлений Андре. Ерушин ещё пару секунд гипнотизировал Толю, но это было бессмысленно, тот не смотрел на него. Видимо, правила в его тёмную голову вбиты настолько крепко, что он соблюдает их уже рефлекторно. Егор подумал, что стоит научить юношу какому-то сигналу, который можно использовать на людях, если ему что-то нужно. А заодно и жестам, которыми бы Ерушин мог бы с ним общаться без слов. После парень медленно выдохнул и закрыл глаза. Когда он открыл их, то снова вернулся к Андре и его сомнительно просьбе.       — Вы просите меня, чтобы я нарушил закон? – поинтересовался Егор, прекрасно понимая, что правила оценки никак не регулируются законодательством. Ему казалось, что рваное дыхание Борисова оглушающим эхом разносится по кабинету и от этого покинуть его хотелось ещё быстрее. Хотя, судя по спокойному лицу Андре, он не слышал того, что слышал Егор своим чутким слухом.       — Прошу пойти Вас мне навстречу, – невозмутимо произнёс мужчина. – И тогда я пойду навстречу Вам. Я же вижу, как сильно Вы хотите забрать своего мальчика и уехать. Ведь Вы понимаете, что дети очень быстро устают. Того и гляди, Ваш мальчик уснёт и придётся ему ночевать здесь. Егор вновь слегка прищурился и наклонил голову вбок, хмуря брови. Судя по тону, которым эти слова были сказаны, Андре устал ждать и решил ещё сильнее надавить на Ерушина. Смешно, что, изначально сделав неправильные выводы об их связи, он решил, что может манипулировать Егором посредством скрытых угроз в адрес Толи. Однако… Неожиданно для себя парень осознал, что его это ощутимо напрягает. Почему-то Егор чувствовал, что не готов пожертвовать юношей, хотя, казалось бы, они друг другу никто. Но нет, где-то внутри зашевелилось неприятное и неизведанное чувство, которое не позволило Ерушину открыть рот и сказать, что ему плевать на «мальчика». Вместо этого парень с максимально невозмутимым лицом, но дёрганными движениями вновь открыл многострадальный дипломат, выхватил оттуда папку с бланками и, даже не сев за стол, а просто криво склонившись над ним, молча принялся писать. Он уже понимал, что проиграл, но всё ещё старался сохранить хорошую мину при плохой игре. Резкими, отрывистыми движениями руки Егор вписывал данные картины, своё заключение и самое главное, то, чего так хотел Андре – сумму внизу. Поставив размашистую подпись, Ерушин злобно ударил по ней сверху печатью, словно это могло бы что-то изменить, а затем буквально швырнул бумагу в сторону мужчины. Хотел, конечно, в лицо, но сдержался. Андре, не обращая внимания на плохо скрываемую злость Егора, схватил листок и сосредоточенно пробежался по нему маленькими глазками, а затем растянул губы в довольной улыбке. Он ловко спрятал бумагу в один из ящиков своего стола и поднялся на ноги.       — Вот видите, Егор, всё же просто. И все довольны! Парень в ответ лишь скривил губы – ага, как же. Доволен тут только Андре. Егор же чувствовал себя проигравшим, и это было куда неприятнее, чем то, что он ощущал вчера в доме Сержа. Однако дело уже было сделано и поздно размышлять о каких-либо иных вариантах. Теперь, когда обратного пути нет, он решил хотя бы на мгновение отвлечься от сумбурной каши в голове и переключиться на что-то другое, и к этому другому он и направился. Борисов даже не отреагировал на его приближение, и Егор уже был готов пощёлкать пальцами, но вовремя сообразил, что это будет выглядеть неуместно и может вызвать ненужные вопросы у человека, и без того далеко сунувшего нос в дела этих двоих. Поэтому вместо привычного жеста парень протянул руку и осторожно подхватил двумя пальцами подбородок Толи, поднимая его голову. Как он и предполагал – мальчишке явно было нехорошо: неестественно бледное лицо покрывала едва заметная испарина, взгляд был мутным, а губы по-прежнему были чуть приоткрыты, издавая прерывистые вздохи вместо ровного дыхания. Ерушин понимал, что в таком состоянии Толя вряд ли без проблем дойдёт до машины. Стиснув зубы, Егор подумал, что с удовольствием бы сейчас залепил ему звонкую пощёчину, чтобы привести в чувство, но делать это при постороннем человеке – довольно недальновидно. Оглянувшись через плечо, парень заметил, что Андре стоит у стола и с лёгкой полуулыбкой наблюдает за разворачивающейся перед ним картиной:       — Я вижу, Вашему юноше не очень хорошо? – с наигранным интересом поинтересовался мужчина. Егор понял, что буквально находится под прицелом. Под прицелом идиотского внимания, которое может оказаться слишком уж пристальным и привести к умозаключениям в этой лысой голове, которые могут сыграть против него. Хотя они и так сыграют против него. Ситуация изначально вышла из-под контроля.       — Как ты? – Егор с напускной заботой и нежностью в голосе обратился к Толе, вновь, но уже более аккуратно подцепил его подбородок и еле ощутимо касаясь большим пальцем его нижней губы, в ответ на что получил растерянный взгляд, который ещё мгновение назад был мутным, как у новорожденного котёнка. Андре уже сделал свои выводы о взаимоотношениях Егора и Толи, и в его голове эти двое – сладкая парочка. Устраивало ли это Егора? Нет. Хочет ли он, чтобы вскрылось его настоящее отношение к этому тощему щенку? Однозначно нет. Продолжит ли он игру, создавая видимость того, что всё хорошо? Да, хотя в его планы и не входило играть гея перед чужими людьми. Он в любом случае в дерьме. Во всех смыслах этого слова. Украдкой бросив взгляд назад, Егор отметил, что мужчина увлечён тем, что накрывает белой тканью полотно, а поэтому решил тут же использовать эту возможность для того, чтобы напомнить Толе о том, чего он хочет от него на самом деле. Егор наклонился к парню и прошипел:       — Если ты сейчас же не прекратишь, я оставлю тебя здесь. Поверь, мне это ничего не стоит, а тебе очень не понравится то, что с тобой могут сделать. Толик вздрогнул и моргнул, фокусируя зрение на хмуром лице Ерушина. В карих глазах, скрытых нелепыми очками, плескался страх. И, к сожалению, Егор не мог понять, чего он испугался на самом деле – его самого или озвученной угрозы. А жаль, хотелось бы знать на будущее. Осторожно покрутив лицо юноши, Егор удовлетворенно отметил, что сейчас он может и не в порядке, но до машины дойти точно сможет.       — Вставай, мы уходим, – хлопнув Толю по плечу, Ерушин вернулся к столу за своими вещами. Кинув папку с бланками в дипломат, он захлопнул крышку, а потом увидел, как Андре протянул руку и положил сверху небольшой, но пухлый конверт. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что там внутри. Пересчитывать парень не стал, а лишь кивнул и молча сунул конверт во внутренний нагрудный карман пиджака. Андре бормотал какую-то чушь на отвлечённые темы, вновь превращаясь в богатого русского дурочка, но Егор уже не повёлся на это и просто развернулся и шагнул к Борисову. Он взял его за руку, стараясь контролировать свои движения, чтобы те не выглядели такими резкими и не вызывали лишних подозрений, а потом повёл его за собой к выходу, всё равно слишком грубо стискивая хрупкие пальцы. Андре шёл за ними, обогнав лишь у выхода, намереваясь «проводить дорогих гостей». Егор надеялся, что не слишком громко скрипит зубами от злости. Спокойно вздохнуть он смог лишь тогда, когда шагнул за порог этого отвратительного дворца. Казалось, что даже просто стоять стало легче, почва на улице была твёрже, чем в том отвратительном, пропахшем фальшью кабинете. Парень повел напряженными плечами, разминая их, едва слышно хрустнул шеей и шумной выдохнул. Толя, видимо, тоже хотел покинуть это место как можно быстрее, а потому поспешно спустился по лестнице, лишь на середине обнаружив, что Егор всё ещё стоит на крыльце. Юноша обернулся и неловко остановился на полпути, пытаясь сообразить, что ему делать дальше. Глаза Ерушина сузились, губы сжались в тонкую полоску и он незаметно покачал головой, а затем развернулся к Андре, стоящему на пороге.       — С Вами приятно работать, Егор. Вы действительно настолько хороши, насколько о Вас говорят. Надеюсь, мы с Вами ещё не раз посотрудничаем. Всего Вам хорошего! – он протянул руку для рукопожатия.       — Спасибо. Мне тоже было приятно с Вами работать, – бесстрастно произнёс Егор в ответ, сжимая его ладонь и стараясь не переборщить, чтобы не сломать ему кости. После этого он вернулся к застывшему на лестнице Толе и быстрым шагом пошёл мимо него к машине, спиной чувствуя взгляд Андре и улавливая звук едва слышных шагов Борисова.       Едва опустившись в кресло автомобиля, Егор зажмурился и закинул голову назад, обнажая кадык и тяжело сглатывая. Так паршиво он себя уже давно не чувствовал. Им буквально воспользовались, обвели вокруг пальца как мальчишку и вынудили играть по чужим правилам. В ярости он выпрямился и стукнул рукой по рулю. Толя вздрогнул от неожиданности, но не произнёс ни звука. Кажется, он боялся даже дышать рядом со взбешённым Егором. Мальчишка отодвинулся от него настолько далеко, насколько позволял размер кресла и ремень безопасности. Можно было ударить его. Разбить его очаровательный носик в кровь, превратить губы в кровавое месиво и заставить кашлять, давясь собственной кровью. Смотреть, как она стекает по подбородку на шею, видеть влажные дорожки слёз на щеках, слушать его всхлипывания и сорванное дыхание. Но зачем? Разве он виноват в том, что Егор сделал, возможно, непоправимую глупость. Станет ли Ерушину легче от вида избитого парня? Да. Изменит ли это что-либо в глобальном плане? Нет. Именно по этой причине Егор закрыл глаза и до побелевших костяшек стиснул руль двумя руками. Он знал – стоит только раз потерять контроль и потом его уже не вернуть. Парень стал медленно считать про себя, стараясь не отвлекаться на звук стучащей в такт пульсу крови в голове. Постепенно дыхание стало восстанавливаться, красная пелена, стоявшая перед глазами, скрытыми опущенными веками, пропала, а в голове прояснилось и способность адекватно мыслить вернулась. Егор открыл глаза и медленно повернулся в сторону пассажирского сиденья. Толя моментально опустил голову вниз, старательно скрывая, что всё это время украдкой наблюдал за Егором. Ерушин ухмыльнулся – такой смешной. Он видит всё, даже когда его глаза закрыты. Внезапно к Егору вернулось миролюбивое расположение духа и он, заметив, как мальчишка покусывает пухлые губы и царапает кожу на пальцах рук, вместо того, чтобы повысить голос, неожиданно спокойно обратился:       — Что-то хочешь спросить? – Толик замешкался и неуверенно кивнул в ответ. – Ну спрашивай. Твой лимит слов ещё не исчерпан. Только, пожалуйста, не зли меня глупыми вопросами.       — Я… Я хотел спросить… – Егор нахмурился. Он что, заикается? Однако, сглотнув, парень продолжил, но уже увереннее: — Кем ты работаешь? Ерушин рассмеялся низким грудным смехом. Кто бы сомневался, что мальчишку заинтересует именно это. С другой стороны – раз спрашивает, значит, интересно. Может что-то соображать, когда захочет. Егор повернулся к нему – и тот напрягся, уже рефлекторно вжимая голову в плечи. Ерушин примирительно поднял ладони и покачал головой.       — Я – искусствовед-оценщик. Моя работа заключается в том, что я оцениваю стоимость картин, гравюр и редко – гобеленов. Но в основном специализируюсь по живописи. Я делаю первичный или просто экспресс-осмотр полотна на предмет оригинальности, качества, художественной ценности, если это не известный художник, и даю оценку, за какую сумму его можно купить или продать. И, как ты мог заметить, я делаю это не на словах, а подтверждаю всё документально. Продажа любых произведений возможна только после оценки – это заключительный этап подготовки любой сделки. Я изучаю документы, оцениваю риски, примерную ценовую политику на рынке и выношу вердикт. К сожалению, то, что ты увидел сегодня – фарс. Это не профессиональная работа, это – шантаж и вымогательство.       — А почему тогда ты согласился? – тихо спросил юноша.       — Слишком много вопросов, – сухо бросил Егор, и парень моментально опустил голову вниз. Этот вопрос ему не понравился, потому что он и сам себе не мог на него ответить. Почему он согласился?