***
Егор опустошал стакан за стаканом. Он всегда пил в довольно больших количествах и порой ловил себя на мысли об алкоголизме. «Алкоголики не умеют держать себя в руках и пьют денно и нощно. У меня же всё под контролем» – мысль, которой Ерушин утешал себя всякий раз, когда вновь оказывался в уже знакомом ему баре и заказывал один и тот же любимый алкоголь. Неоновые огни помещения привычно слепили глаза, а бармен, с которым личного знакомства парень не имел, подливал напиток снова и снова, уже давно зная предпочтения Егора. Время стало одновременно и тягучим, и быстротечным, укутывая в приятные высокоградусные объятия.***
С трудом разлепив веки, Ерушин уставился в потолок. Глаза пересохли от текущих во сне слёз – такое с ним иногда случалось, особенно если он перебарщивал с алкоголем. Видимо, что-то снилось, но что именно – вспомнить он не мог. Однако проснулся Егор не потому, что выспался, а по причине адской головной боли. Казалось, череп с двух сторон сжимает стальное кольцо, которое вот-вот раздавит его многострадальную голову, и та забрызгает кровью всю белоснежную постель. Тусклый серый свет проникал в спальню сквозь незашторенное окно и не давал никакого представления о времени суток, но и глаза, а вместе с ними и раскалывающуюся голову, лишний раз не раздражал. Хоть на этом спасибо. Парень не без труда поднял руку, чтобы посмотреть время, но любимые наручные часы отсутствовали. Егор попытался вспомнить, где и зачем мог их снять, но в голове шумело, а мысли ворочались очень тяжело и неохотно. Что ж, если он их потерял, то будет безумно жаль – как-никак, дорогой подарок отца, который ему очень нравился. Но нет, так нет. Со стоном Ерушин перевернулся набок и сполз с кровати на пол. Тело болело так, словно после вчерашней выпивки он разгружал вагоны угля, не меньше. Руки просто отнимались, а шея предательски ныла, хотя Егор не помнил, чтобы делал что-то особенное. Сказать по правде, он вообще ничего не помнил с момента, как вышел на улицу и сел за руль, чтобы поехать домой. Чудо, кстати, что добрался он без происшествий. Хотя… Егор нахмурился – ещё неизвестно, без происшествий ли. «Надо будет проверить, в порядке ли машина», – подумал он, вспоминая как однажды, когда точно так же предавался алкогольному безумию, расцарапал дверь. Но пьяным за руль после того раза парень садиться не перестал, единичный случай никак не влиял на его привычку водить самостоятельно всегда и везде, в любом состоянии. Ерушин чувствовал дикую жажду, но выйти на кухню в таком виде не мог себе позволить. Теперь не мог. Хотя, казалось бы, какая разница? Ведь он в своём доме. Но нет, парень не мог допустить, чтобы его новоиспечённая прислуга увидела хозяина в таком нелицеприятном виде, поэтому, ощутимо сглотнув и чувствуя своё тяжелое дыхание, Егор пошёл в душ, надеясь хотя бы частично привести в порядок тело и мысли. Включив воду в душе, парень не торопился подставить тело под горячую воду. Мельком глянув на свое отражение в зеркале, он практически сразу вывернулся в неестественную позу, пытаясь рассмотреть свою спину. В районе плеч виднелось несколько красных полос. Егор недоверчиво прищурился – откуда у него царапины на спине? Напрашивался единственный логичный ответ, вот только в баре он точно ни с кем не уединялся, а вспомнить, заезжал ли он куда-нибудь по пути домой, парень не мог. Проведя пальцами по коже, он напрягся, пытаясь припомнить события прошедшего вечера, но тщетно. Со страдальческим вздохом Егор закатил глаза и шагнул под обжигающий кипяток. «Больше никогда не буду пить!» – соврал сам себе Ерушин. Решив, что он находится у себя дома, а ехать никуда не собирается, парень уверенно проигнорировал ряд строгих рубашек и просто натянул на тело свободную серую футболку. Он носил их так редко, что каждый раз невольно поражался незнакомому чувству свободы. Правда, отсутствие часов на запястье было куда непривычнее. Что ж, видимо, придётся покупать новые. Может, и сопляку этому купить? Он, конечно, не заслужил столь щедрого жеста, но так от него можно будет требовать пунктуальности вплоть до секунды. «Кстати, где он?» – внезапно опомнился Ерушин. Если Толя, не дай бог, ещё спит, Егор стащит его за ногу и ясно даст понять, что больше так прохлаждаться мальчишка не будет. Однако парень ошибся – в своей комнате Борисова не было, как не было и постели на кровати. Егор нахмурился – что, по простыням спустился с окна? Ну на четыре этажа вряд ли хватило. Окинув напоследок хмурым взглядом тесное помещение, парень вышел, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. Пропажа нашлась быстрее, чем Егор успел разозлиться: когда парень вышел на кухню, то по звуку стиральной машины из второй ванной понял, что Толя решил заняться чем-то полезным прямо с утра. Но тут же в голову Ерушина закрались нехорошие подозрения – вчера он явно был не в состоянии проверять, что сделал мальчишка, пока его не было дома. И возможно, что он не сделал ничего и бесцельно слонялся по его квартире, пользуясь мгновением свободы, поэтому сейчас спешно нагоняет невыполненные задания. И, судя по приближающимся шагам, Егору сейчас предоставится отличный повод либо убедиться в своей правоте, либо понять, что он заблуждается и Толя не настолько наглец. Юноша вывернул из небольшого тупикового коридора, по которому можно было попасть во вторую ванную, большего размера чем та, которая примыкала к спальне Ерушина и которой он пользовался сам. Толя выглядел немного отрешённым и потерянным, но в целом – таким же, как и всегда, похожим на обиженного ребенка в глупых очках. Егор мысленно отметил про себя, что было бы неплохо приобрести для него новые, а может, даже и линзы – вдруг в них он будет выглядеть хоть чуточку на свой возраст? Но ход его мыслей прервался, не успев прийти к какому-либо заключению – Толя заметил его, стоящего на дороге и перекрывающего ему проход. Толя, как показалось Егору, запаниковал при его виде. Понимая, что обойти парня не получится, мальчишка замер, испуганно вскинув карие глаза на Егора, но тут же отвёл их в сторону, скрывая направление взгляда под тёмными ресницами. Он моментально покраснел без вроде бы видимых на то причин. Его дыхание участилось, что было заметно по движению грудной клетки под тонкой рубашкой. Толя приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но тут же закрыл его, прикусывая губу, тщетно пытаясь скрыть её нервное подёргивание. Стопка вещей в руках подчеркивала дрожь в его теле. Егор не понимал, чем вызвана такая внезапная реакция, ведь он не делал ничего необычного. Однако стоило юноше тяжело сглотнуть, и глаза Егора метнулись к его шее. Острый взгляд моментально выхватил красные отпечатки пальцев на бледной коже, и парень нахмурился – он не помнил, когда успел их оставить. Видимо, вчера. Удивленно выгнув бровь, Ерушин продолжал гипнотизировать Толю, надеясь, что он хоть как-то выкажет желание прояснить своё странное поведение. К сожалению, тот явно не торопился вступать в диалог с Егором и лишь молча стоял, вероятно, ожидая, когда Ерушин возьмёт ситуацию в свои руки и заговорит с ним первым. Он опустил глаза, не выдерживая пристального взгляда тёмных глаз. И стоило мальчишке склонить голову немного набок, перехватывая поудобнее вещи, как Егор заметил то, чего не увидел ранее. Сбоку на шее цепочку плохо различимых, уходящих вниз к ключицам, ярких сине-фиолетовых, с красной кромкой пятнен – засосы. Ерушин недоумённо смотрел на них, пока Толя вновь не поднял голову и неожиданная находка снова не скрылась в тени его волос и воротника рубашки. Какие-то смутные мысли зашевелились в голове, перебиваемые нечёткими картинками, и Егор задумчиво потёр подбородок. — Подойди, – позвал он Толика. Но парень не торопился на зов, и Егор одарил его одним из самых тяжелых взглядов в своей коллекции: — Живо! Медленно и робко мальчишка двинулся к нему. Он замер на расстоянии вытянутой руки, и Егор недовольно покачал головой – что, ближе-то встать не судьба? Впрочем, он не гордый – сам подойдёт. Он приподнял руку и протянул к шее Толи. Тот едва заметно вздрогнул, и вжал голову в плечи, но не двинулся с места. Егор заметил его реакцию, но не подал виду, а лишь откинул волосы с шеи мальчишки, и обхватив его подбородок двумя пальцами ловко наклонил голову. На таком расстоянии он видел не только россыпь пятен, разного размера и степени синевы, красные отпечатки от пальцев на шее Толи, но также лопнувшую (прокушенную?) нижнюю губу. Мозг Егора отказывался воспринимать происходящее, и он рефлекторно протянул руку, выхватывая снизу Толино запястье. Тот зашипел от прикосновения, и Ерушин подозрительно прищурился. Стопка одежды угрожающе покачнулась, однако мальчишка смог её удержать, прижав к груди. Не обращая внимания, Егор расстегнул пуговицу на рукаве и небрежно подтянул его вверх. На Толиной коже багровели синяки, отсутствовавшие там ещё вчера. В некоторых местах виднелись следы от ногтей – красные полумесяцы, окружённые темно-синим контуром лопнувших сосудов. — Что это? – строго спросил Егор, поднимая его руку выше. Но Толя лишь опустил глаза и шумно выдохнул. Ерушин глубоко вздохнул, стараясь утихомирить клокочущую в груди ярость и не врезать и так порядком пострадавшему мальчишке. Он слегка присел, заглядывая снизу в его лицо: — Я спрашиваю: что это? Вчера я уходил, и ты был в полном порядке, – тут он, конечно, знатно покривил душой – юноша не был в порядке с того самого момента, как попал в руки Егору. — Какого чёрта ты с собой сделал? — Это не я, – прошептал Толик настолько тихо, что Ерушин с трудом сдержался, чтобы не прижаться ухом к его губам. — Это ты… Ерушин вздрогнул и отпрянул от него, как от прокажённого. Первым порывом было ударить его, чтобы проучить раз и навсегда, чтобы больше не врал так нагло, в лицо. Но Толя опередил его и, тяжело сглотнув, поднял голову, глядя прямо ему в глаза. И вместо того, чтобы ударить, Егор замер, увидев его покрасневшие, слезящиеся глаза. В голове сразу стали всплывать нечёткие, но очень реалистичные картинки вчерашней ночи. Вот парень увидел, как он, Егор, пошатываясь, ввалился домой, едва не запнувшись о порог, и привалился к стене, хлопая руками по карманам в поисках сигарет. Как это обычно и бывает, они куда-то запропастились, и Егор их так и не нашёл. Он рассмеялся от нелепой неудачи и потянул с шеи шарф, попутно едва не придушив себя им. Парень скинул пальто и, покачиваясь, подошёл к шкафу с верхней одеждой. После двух бессмысленных попыток пристроить на плечики пальто, которое упорно сползало то влево, то вправо, он плюнул на эту затею и просто бросил его на нижнюю полку, после чего, хватаясь руками для равновесия за стену, развернулся и сразу же наткнулся взглядом на силуэт в коридоре. Юноша, вероятно, привлечённый шумом, робко поглядывал на него. Он не выглядел заспанным, и Егор усмехнулся – ждёт, значит, его. Как верный пёс. А для чего? Что, давно не наказывали? Так это быстро можно исправить. Следующим прекрасным воспоминанием было уже то, как мальчишка поймал его взгляд, не сулящий ничего хорошего, и испуганно попятился назад, в свою комнату. Глупец, думал, что там он спрячется. Похоже, он забыл, что это дом Егора и всё здесь принадлежит ему. Поэтому Ерушин просто распахнул дверь и замер на секунду, хватаясь за косяк, чтобы не упасть. Взглядом, полным непонимания, Толя смотрел прямо на него. Скрывая дрожь волнения, он стискивал руки до побелевших костяшек. Егор усмехнулся: — Соскучился? Но вместо ответа Толя лишь плотно сжал губы и бросил на него неопределённый взгляд из-под тёмных ресниц. Егор мгновенно почувствовал, как сменилась обстановка, а затем шагнул навстречу юноше, который, в свою очередь, попятился назад, но ударился ногой о стоящую позади кровать и пополз уже по ней, подальше от Егора. Толя всё ещё думал, что всё закончится лишь парой ударов. Истина дошла до него только когда Егор стащил его с кровати и грубо притянул к себе, запуская руку под выбившуюся из брюк тонкую футболку, которую сам же и купил ему ранее. — Не надо, пожалуйста, – прошептал юноша куда-то в грудь Ерушину, предпринимая жалкие попытки вырваться из его хватки. Он не понимал: происходящее – реальность или какое-то хитрое наказание Егора и сейчас за непослушание его изобьют. Но Толя, скорее, был готов получить по лицу, чем повиноваться этому человеку во всем. Однако, когда никакой реакции на просьбу не последовало, сопротивление Толи стало нарастать с каждой секундой. Он отчаянно пытался остановить неизбежное и вырывался, чем неслабо мешал Егору раздевать его. К счастью, пара тяжёлых ударов по лицу усмирила его пыл и, кажется, он даже отключился. Впрочем, в себя он пришёл достаточно быстро и попытался вразумить Ерушина теперь уже словами. Естественно, никакого влияния его жалкий детский лепет на Егора не оказал. Сейчас, глядя на стоящего перед ним несчастного юношу, Егор слышал и видел то, что творил вчера ночью. Снова слышал его крики, в которых он умолял не делать этого, просил Егора отпустить его. Видел его слёзы. Потому что мальчишка плакал от бессилия и беспомощности – он не мог физически сопротивляться Ерушину, даже несмотря на то, что тот был вусмерть пьян и едва держался на ногах. Наоборот, его крики и жалкое сопротивление лишь сильнее возбуждали Егора, и тот, нависая над ним, сжимал его шею рукой, заглушая крики до неясных хрипов, не то целуя, не то кусая тонкую кожу. Толя смог-таки высвободить одну руку и дотянуться до спины Егора, просовывая её под расстёгнутую рубашку. Он вцепился ногтями в кожу, и парень зашипел, ударяя его с размаху по лицу. Мальчишка не устоял на ногах и с всхлипом упал на кровать. Нижняя губа, которую Егор зацепил, тут же лопнула, и Ерушин засмеялся, довольный таким поворотом. Он ловко протянул руку и размазал стекающую кровь и слюну с мокрых губ по подбородку. Борисов перехватил его руку и умоляюще посмотрел ему в глаза. — Пожалуйста, я не хочу, не надо… — Главное – что я хочу, – прошипел в ответ Егор с трудом вытаскивая руку из его захвата. Толя вцепился пальцами в ремешок на его часах, и Ерушин молниеносно щёлкнул металлическим замком, после чего, не глядя, бросил их на пол. «Так вот куда они делись!» – внезапно осознал Егор. Неожиданно для себя Егор отметил, что не помнит всего происходящего между ними, но помнит детали. Где-то на уровне чувств. Память услужливо подсовывала ему ощущения того, какая бархатная кожа у юноши и как приятно было впиваться в неё пальцами, оставляя отвратительные синяки на руках, талии, бедрах. Он помнил пьянящий запах его тела, размазанную кровь по заплаканному лицу, припухшие губы. Как мальчишка вскрикнул от боли, когда парень вошёл в него безо всякой подготовки и как обессиленно, но так мелодично вздыхал после. В голове всплыла картина того, как чуть позже Толя комкал пальцами простынь и хрипло дышал. Он уже не мог кричать – голос сел, но Егор был уверен, что если бы он мог, то продолжил бы это делать изо всех сил. Очень чётким в сознании вспыхнул момент, когда он без сил упал на мальчишку, вдавливая его своим весом в кровать. Правда, тот никак не отреагировал. Тело Борисова мелко подрагивало, а сам он едва слышно всхлипывал. С трудом переведя дух, Егор аккуратно повернул его голову к себе и увидел покрасневшие глаза с лопнувшими от напряжения сосудами и искусанную нижнюю губу. Он недовольно нахмурился, но лишь на секунду – настроения злиться у него не было. Хотя вид Толи его весьма расстроил. Парень зажмурился, пытаясь прервать поток всплывающих видений в голове, от которых его уже порядком начало мутить. Конечно, это никак не помогло. От дальнейших воспоминаний его, скорее, спасли провалы в памяти. Немудрено – Егор всегда предпочитал напиваться до беспамятства. Вот только ранее подобных последствий у такого метода расслабления не обнаруживалось. Максимум – он просыпался с какими-то незнакомыми девушками в собственной постели. Но чтобы напиться до состояния полной потери контроля настолько, что он буквально нарушил закон – такого раньше не случалось. Повинуясь внезапному порыву проверить очередное не то воспоминание, не то ощущение, Егор протянул руку и, слегка повернув голову Толи набок, отогнул воротник рубашки. На коже виднелся яркий синяк с чётко читающимися следами от зубов. Он сам укусил его за выступающую мышцу на плече, и теперь лишь убедился, что ему это не приснилось. Ничего из того, что он вспомнил, ему не приснилось. Рука безвольно соскользнула с плеча Толика. — Я и ты… – глупо переспросил Егор, глядя не на самого юношу, а сквозь него. Но он уже заранее знал ответ. — Между нами что-то было? Борисов потупил глаза в пол, лишь его шумное дыхание прерывало гнетущую тишину. Ерушин хотел ударить его, чтобы заставить говорить, но рука просто не поднялась. Он не мог поверить, что сделал с ним то, чего не видел даже в страшном сне. Но вот, посмотри, это произошло. Поэтому он просто глубоко вздохнул и сдавленным голосом произнёс: — Кажется, я задал тебе вопрос. Будь добр, отвечать, когда я спрашиваю. — Да, – едва слышно выдавил из себя Толя, не поднимая глаз на Егора. И тот был ему благодарен – самообладание и выдержка, нарабатываемые годами, резко покинули его, и он понимал, что просто не сможет посмотреть в эти несчастные глаза юноши. Не сейчас. Да и слов, признаться честно, у него тоже не находилось. Егор отступил от парня на шаг. Он растерянно смотрел на него, не понимая, что ему следует сказать или сделать. Вчера ночью он перешёл грань дозволенного и совершил недопустимое. Егор не мог с точностью сказать, что было для него большим потрясением: то, что он воспользовался беспомощностью Толи и взял его силой или же то, что он в принципе сделал это с ним. С прислугой, мальчишкой. Он же почти ребёнок! Даже одно из этих происшествий было для него неприемлемым, а сочетание лишь ухудшало всё до безумного состояния. В голове крутилась мысль, что он всё ещё может ударить юнца и сказать, что тот ему врёт. Избить его до багровых пятен на тех местах, где осталась нетронутая кожа (зная себя и свои наклонности по части секса – нетронутой кожи у юноши практически не осталось). Но это ничего не изменит. Он будет смотреть на него и видеть произошедшее: вспышки воспоминаний, накатывающие эмоции, всплывающие ощущения, оставшиеся на кончиках пальцев – всё это никуда не денется. Впрочем, рука уже дернулась, сжимаясь в кулак. «Просто сделай вид, что ничего не было. Скажи, что не веришь ему. Давай!» – мысленно кричал сам себе парень. Он перевёл взгляд на Толю и заметил, как тот что-то сжимает в кулаке. Ерушин нахмурился и попытался разглядеть что же это. Но не стоило напрягаться – Борисов сам протянул свою руку. На ладони его подрагивающей руки лежали любимые тяжёлые часы Егора.