Event Horizon (Ближе к тебе)

      Утро наступило неожиданно, даже несмотря на то, что Егор не сомкнул глаз за ночь и по этой причине она показалась ему бесконечно долгой. Тем не менее, едва лучи рассветного солнца озарили его кабинет, как он с удивлением осознал, что новый день всё-таки наступил. Он тщетно пытался уснуть до трёх часов ночи, хоть и понимал, что это лишь бессмысленная трата времени – в голове крутился ворох мыслей, сконцентрироваться на которых никак не получалось. В конце концов, он просто встал и пошёл к себе в кабинет. Парень тешил себя надеждой, что там, в более привычной обстановке, он сможет уснуть, но нет. Поэтому до утра он сидел за столом, пил и курил. Ерушин пытался занять себя документами по приобретённой картине – нужно было всё подготовить к транспортировке и повторной экспертизе, но мысли упорно возвращались к Толе. Егор всё никак не мог принять произошедшее между ними. Секс. Даже мельком подумать об этом было дико, не говоря уже о том, чтобы признать и принять. Как это вообще возможно? Он ведь никогда не интересовался парнями, нет, только девушками. А сейчас, когда ему уже под тридцать лет, вдруг оказалось, что он не знает кто же он. К счастью, небольшое самокопание привело его к тому, что по отношению к другим представителям своего же пола он по-прежнему ничего не ощущает. Проблема только в мальчишке, который то ли делал всякие глупости ненамеренно, потому что туп как пробка, то ли специально его провоцировал, но факт был очевиден – Егор срывался и уже не мог контролировать себя. Ярость переходила в возбуждение по щелчку пальцев. А тот факт, что Толя абсолютно не противился грубости с его стороны – лишь усиливал эффект. Кстати, об этом. Ерушин вспомнил, каким затравленным взглядом Толя смотрел на него в то утро. Парень был действительно напуган и смущен. Сейчас же Егор пытался понять, насколько искренними были эмоции на его лице. Логично, что после фактически изнасилования юноше тяжело даже находиться с ним в одном помещении. И самому Егору было нелегко, он старался не смотреть на него лишний раз и избегал всяческого контакта, чтобы не побуждать неуместные желания в себе и неприятные воспоминания в нём. Но вот сейчас у него возникали вопросы, по поводу того, а так ли против был юноша в ту ночь? Не провоцировал ли он его специально, чтобы получить вполне ожидаемый эффект? Какие из его обрывочных воспоминаний реальные, а какие его мозг лишь создал, отталкиваясь от плачевного вида Борисова? Что ещё не помнит Егор? Вопросы всё появлялись, а ответов так и не предвиделось.       Ранним утром в тишине квартиры хорошо слышен любой шорох, поэтому скоро Егор уловил приглушённый шум с кухни. Он очень сильно не хотел покидать свой кабинет, потому что это единственное место в доме, куда Толя не мог войти без разрешения и в его отсутствие. А всё потому, что Ерушину совсем не хотелось, чтобы мальчишка совал свой любопытный нос в его документы. Поэтому здесь ему было комфортно – юноша не придёт, пока он сам его не позовёт. Однако прятаться здесь от него вечность всё равно не получится. Толя явно ждёт его реакции на события вчерашнего вечера. При мысли, что Борисов должно быть ужасно нервничает, Егор довольно улыбнулся – пусть немного поволнуется. Но через секунду он представил, как юноша кусает припухшие губы, и улыбка тут же покинула его лицо. Отвратительно. Видимо теперь это зрелище будет всплывать перед глазами, когда надо и не надо. Впрочем, нет таких ситуаций, когда было бы «надо». В итоге, как бы сильно не хотелось остаться в кресле, Егор всё же поднялся. Чтобы скрыть внезапную нервозность, он привычным движением поправил волосы и вспомнил, что со вчерашнего дня так и не был в душе, а лишь переоделся. Парень несколько раз провёл рукой по растрепавшимся волосам, пытаясь пригладить их и отмечая, что нужно бы уже подстричься. И покрасить: Ерушин красил волосы в блонд чуть ли не с двадцати лет, чтобы скрыть раннюю седину. Отец, от которого ему передался этот генетический бонус, лишь закатывал глаза, но со временем привык и только иногда отпускал шуточки, когда не находил к чему бы ещё придраться. Егор поморщился от неуместных воспоминаний об отце и, одёрнув футболку, вышел в коридор, прикрыв за собой двери. По привычке он остановился в дверном проёме на кухне и, сложив руки на груди, привалился к косяку, наблюдая за развернувшимся перед глазами зрелищем.       Толя забрался на кухонную тумбу и, балансируя на коленях, потянулся к верхней полке шкафчика, к той, где лежали новые упаковки с кофе. От лицезрения этой картины у Ерушина пересохло во рту. Такое ощущение, что мальчишка насмотрелся фильмов для взрослых и теперь пытался применить полученные навыки в жизни, иначе объяснить его отвратительно пошлую позу с оттопыренным задом Егор просто не мог. Но самое неприятное – это сработало, и теперь он ощущал непреодолимое желание опрокинуть юнца на холодную каменную столешницу и заставить его стонать. «Так же, как вчера», – услужливо подсказал внутренний голос. Парень поморщился – как не вовремя пробудились воспоминания. Сжав покрепче руки в кулаки, Ерушин стоял и смотрел, как Толя с тихим кряхтением тянется вверх и достаёт-таки пачку. При этом ещё одна падает сверху ему на голову. Охнув, Борисов потёр место удара и положил упаковку на нижнюю полку, после чего ловко спрыгнул на пол и повернулся. Тут-то он и увидел Егора. Застигнутый врасплох мальчишка замер, затравленно поглядывая на парня напротив. В это же время Егор лихорадочно соображал, что ему стоит делать. Как-то он не подумал заранее, что юноша будет ждать от него какой-то реакции по поводу вчерашних событий: начиная от того, что Толя накидался и заканчивая тем, что спровоцировал Ерушина своим поведением и отдался ему в лифте. Но Егор не знал, что ему сказать, за ночь он так и не пришёл ни к какому дельному умозаключению. Все его попытки просчитать собственное поведение провалились, потому что, анализируя последствия в долгосрочной перспективе, парень всё сильнее осознавал фиаско. Он проиграл собственному телу, и теперь даже его разум уступал низменным желаниям.       Пауза затягивалась, напряжение в помещении становилось практически осязаемым. Ерушин спешно пытался придумать, что же сказать, пока Борисов в привычной манере опустил глаза в пол. Ловко он устроился – всегда можно смущенно потупить взор и покраснеть, занимая удобную позицию, при которой ничего не требуется делать. Жаль, что Егор такого себе позволить не мог. Он перевёл глаза с лица Толика на шкаф за его спиной и недовольно нахмурил брови.       — Что за бардак ты устроил? – сухим голосом поинтересовался Егор. Юноша недоумевающе посмотрел на него – кажется, он ожидал чего угодно, любой фразы или действия, но точно не очередных упрёков по части его чистоплотности. Всё ещё ожидая какой-то подвох, Толя быстро обернулся и окинул взглядом шкафчик, после чего вновь повернулся к Егору. Тот лишь закатил глаза – кто бы сомневался, что мальчишка ничего не поймёт и придётся всё ему разжевывать.       — Если вдруг ты за время проживания в моём доме не обратил внимание, то знай, у меня всё лежит на своих местах, – он многозначительно указал взглядом Толе на пачку в его руках. – Откуда упала – туда и положи. Ерушин сверлил его взглядом, пока до Толи не дошёл смысл сказанного. На то, как мыслительный процесс в его голове отражается на лице, можно было смотреть бесконечно долго: юноша сначала нахмурил брови и слегка скосил глаза к носу, прикусывая нижнюю губу, затем опустил взгляд на пачку кофе в своих руках, снова посмотрел в пространство перед собой и, наконец, его лицо озарило понимание. Толя повернулся и увидел во всё ещё открытом шкафу упаковку, выделяющуюся своей неуместностью среди кучи различных бутылок на нижней полке. Он вновь перевёл взгляд на Егора – и тот кивнул. С обречённым видом Толя упёрся ладонями в столешницу и подтянулся, вновь забираясь на кухонную тумбу. Ему явно было некомфортно проделывать те же манипуляции под пристальным взглядом Егора. Почему он упорно игнорировал существование стульев – для Егора так и оставалось загадкой. Хотя, возможно, он просто боялся упасть с него, ведь с координацией у мальчишки были огромные проблемы, а рабочая поверхность тумбы была как минимум в два раза больше сидения стула. Но даже на ней Борисова слегка покачивало, и его крайне неустойчивое положение не нравилось Егору. Когда юноша взял упаковку с полки и потянулся вверх, Ерушин подумал, что сейчас он точно навернётся.       В два шага сократив разделяющее их расстояние, Егор встал рядом, глядя на него. Футболка вновь задралась вверх, и взгляду Ерушина предстал отличный обзор на Толину бледную кожу. Неуместное желание дотронуться до него усилилось в сотни раз и отозвалось покалыванием на кончиках пальцев. Поддавшись странному порыву, Егор протянул руку и осторожно опустил ладонь на талию юноши. От неожиданности тот вздрогнул, но даже не взглянул на него, а лишь сильнее вытянулся вверх. Большим пальцем Егор провёл по его коже, ощущая, насколько она едва ли тёплая и как быстро от его движения появляются мурашки. Толя шумно выдохнул и, наконец, успешно справился с задачей, закинув упаковку с кофе на верхнюю полку. Задержавшись ещё на долю секунд в таком положении, он всё же опустил руку вниз. Следом опустилась футболка, скрывая худощавую фигуру. Ерушин моментально убрал руку и отступил на шаг, словно ничего и не было.       — Спасибо, – промямлил Толя, спрыгивая вниз.       — Не за что, – сдержанно ответил Егор, игнорируя тот факт, что мальчишка заговорил с ним без разрешения. – Не хотелось, чтобы ты навернулся оттуда и разбил свою тупую голову. Ему казалось, что пальцы все ещё чувствуют нежность юношеской кожи, поэтому, чтобы не наделать глупостей, Егор сжал руку в кулак. Толя стоял в считанных шагах от него и смотрел себе под ноги, не решаясь продолжить заниматься своими делами. Атмосфера между ними стала ещё напряжённее, и Ерушин сдался первым. Он слишком устал после тяжёлого вечера и бессонной ночи, поэтому пощёлкал пальцами, привлекая внимание Толи, и отрывисто бросил:       — Принесёшь кофе и что-нибудь поесть ко мне в кабинет. Ясно?       — Да, – прошелестел юноша. Его ответ был не особо интересен Егору, но, тем не менее, он кивнул, прежде чем быстрым шагом покинул кухню.       К себе он ворвался и захлопнул дверь громче, чем следовало. Устало привалившись к ней спиной, парень закрыл глаза – боже, это оказалось тяжелее, чем он думал. Смотреть на этого щенка и видеть в нём помимо раздражающего мальчишки ещё и того, с кем ему было хорошо. Слишком хорошо. Видеть уже другим взглядом его мягкую кожу и блестящие волосы, пухлые губы и взволнованные карие глаза. Слышать его голос, которым он ещё вчера дразнил его, а потом умолял двигаться быстрее. А самое главное – было тяжело осознавать, что вчера он обманул сам себя, сказав, что больше подобного не повторится. Потому что ему этого хотелось. Он решил никак не реагировать на то, что снова переспал с ним, сделать вид, что это нормально и так и планировалось изначально. Эту манеру поведения он выбрал случайно, не планируя ничего заранее. Егор просто не смог ничего ему сказать, потому что запутался в том, кто теперь для него Толя, а самое главное – кто теперь он сам? В очередной раз за последний месяц Ерушин подумал, что хоть и выиграл ту партию, победителем он себя не считал. К счастью, в отсутствии Толи поблизости буквально через несколько минут некая растерянность начала отступать, сменяясь привычным раздражением. Теперь его вновь злил Борисов, возможно, даже больше, чем всегда. Какого чёрта он заставляет его чувствовать себя неловко? Он всего лишь мелкий бестолковый мальчишка! Да, хорошенький, но всё ещё безмерно раздражающий. Вероятно, Егор ошибся на его счёт, и он не такой уж и тупой, ведь как-то же он умудряется вести себя так, чтобы получить ожидаемый результат. И чего Толя в итоге хочет добиться? Он никогда не изменит своё отношение к Борисову, потому что тот – никто.       Будучи неспособным заняться чем-то полезным, Егор то бесцельно ходил по кабинету, то садился и хватался за какие-то бумаги, а потом снова откладывал. Он продолжал накручивать себя, вспоминая все глупости, которые вытворял юноша. К моменту, когда тот постучал в дверь, Егор был уже едва ли не в бешенстве.       — Заходи! – грубо крикнул парень, откладывая в сторону нетронутые документы. Он как раз присел, в очередной раз пытаясь включиться в работу, но Борисов предоставил ему хороший повод вновь отложить дела. Толя просочился внутрь, осторожно приблизился и поставил поднос на стол, стараясь не наклоняться слишком близко к Егору. Однако когда выпрямился, то не отодвинулся, а остался стоять там же, где и изначально. Ерушин повернулся на кресле к нему и нервно побарабанил пальцами по столу. Уголок его губ слегка дрогнул, когда парень заметил, как Толя смотрит на его руки. Когда же Борисов понял, что Егор проследил его взгляд и догадался, о чём он может думать, зарделся и отвел глаза.       — Я хотел тебе сказать… – начал Егор, но осёкся на середине фразы, заметив, как юноша отрывает заусенец с пальца. Едва капелька крови выступила на поверхность покрасневшей кожи, как Ерушин с размаху ударил его по руке. Не ожидавший ничего дурного Толя подпрыгнул от неожиданности и встряхнул ладонью. Он шагнул в сторону и испуганно взглянул на Егора, опасаясь, что тот не ограничится одним ударом. И правильно сделал – когда Толя повернулся парень уже стоял возле него. Он крепко обхватил его запястье и прокрутил в руке, заламывая за спину. Юноша охнул и завалился вперёд, со всей силы впечатываясь щекой в стол. Всё происходило настолько быстро, что его мозг с замедленной реакцией не успевал обрабатывать информацию. Но зато чувства обострились, боль в сжатом запястье ощущалась особенно сильно. Когда Ерушин протянул руку и на ощупь нашарил на подносе нож, Толя лишь испуганно всхлипнул. Оцепенев от ужаса, он смотрел, как прямо перед лицом блеснула сталь. В следующее мгновение в глазах потемнело от острой вспышки боли, по пальцам заструилась тёплая жидкость, а из глаз непроизвольно брызнули слёзы. Егор наклонился к нему, не обращая внимания на кровь, что марала его футболку, и завёл тонкую руку под самые лопатки. Если он и надеялся, что юноша закричит, то ошибся: тот только беззвучно всхлипывал и смотрел в пространство перед собой огромными от страха глазами.       — Ну и что не так? – дрожащим от ярости голосом произнёс ему прямо на ухо Егор. – Я ускорил процесс, ведь ты же этого хочешь добиться, когда постоянно ковыряешь свои пальцы? Еще раз увижу – отрежу их к чёртовой матери. Понял? Толя моментально кивнул, и Ерушин отпустил его руку, делая шаг назад. Борисов быстро выпрямился и осмотрел порезанные подушечки пальцев. Пальцы пульсировали от боли, а кровь не останавливалась. Еще немного – и алые капли упали бы на серый ковёр, поэтому недолго думая, парень собрал в кулак ткань футболки, которая и так была безнадёжно испорчена кровью на спине. Его всего потряхивало: то ли от боли, то ли от шока из-за поступка Егора. В любом случае Ерушину было плевать, что он там чувствует. Он снял свою футболку, на которой в районе груди остались красные отпечатки от соприкосновения с пальцами Толи. Вытерев об неё руку, он прицельно швырнул её мальчишке в лицо и опустился обратно в своё кресло.       — Успокоишься и принесёшь другую, ясно? – юноша кивнул. – И нож забери, он мне больше не пригодится. Всё, иди, не хочу тебя видеть. Долго уговаривать Толика не пришлось – он только и ждал момента убраться от него побыстрее. Уже когда Борисов был в шаге от двери, Егор вдруг вспомнил, с чего всё началось, и окликнул его. Толя обернулся, боязливо поглядывая на него исподлобья. Но тот порыв откровенности, что был у Ерушина изначально, был успешно подавлен и теперь он уже не собирался говорить ему того, что хотел. Возможно, это даже к лучшему.       — Ах да, я же хотел тебе сказать – послезавтра проверю, что ты там выучил. Не дай бог ты не открывал ни разу книгу… Юноша тяжело сглотнул и вновь кивнул. После слов Егора «ступай!» мальчишка едва ли не бегом покинул его кабинет. Ерушин, собственно, был не против – компании в лице Толи ему хотелось меньше всего на свете. Потому что рядом с ним он чувствовал возникающие желания: начиная от привычного порыва причинить ему боль без причины, что он с успехом осуществил, заканчивая стремлением покрыть его шею глубокими поцелуями поверх свежих багровых пятен.       Мысли никак не хотели собираться в кучу и всё крутились вокруг да около мальчишки. Впрочем, стоило только Егору развернуть документ с результатами вчерашнего аукциона, как брови невольно поползли вверх и все размышления о Толе моментально испарились из его сознания. «Портрет Адели Блох-Бауэр I» кисти Густава Климта был куплен за колоссальную сумму. Егору пришлось несколько раз пересчитать нули, чтобы убедиться, что ему не показалось. Но больше всего его смутила даже не сумма, а покупатель. Картину за баснословные деньги приобрёл Андре. Но когда? И как? Неужели, когда Егор покинул аукцион и направился на поиски Толи, Андре выиграл её у других потенциальных владельцев? Парень не мог поверить своим глазам, такое невозможно! Откуда у этого наглого русского прощелыги столько денег? И зачем ему эта картина? Такой тип людей не интересовали вложения в подобные малоприбыльные ценности, им нужны деньги быстро и с куда большей прибылью. То, что он не коллекционирует живопись, Ерушин понял ещё при первой встрече по тому, что мужчина ни черта не смыслил в том, что он ему рассказывал при оценке. Так зачем ему столь дорогое полотно? Егор потёр пальцами неприятно ноющую переносицу – бессонная ночь и тяжёлые размышления давали о себе знать. «Господи, я смогу хоть раз нормально поспать без таблеток? Или уже нет?» – устало подумал парень. Он зажмурился и потёр глаза, после чего снова вернулся к изучению документа. Но больше ничего не то, что подозрительного, даже интересного ему не попалось. Куча фамилий людей, которых он знал, о которых слышал и тех, с кем ни разу не сталкивался. Ничего необычного. Ерушин ещё раз посмотрел на фамилию Андре и вернулся к собственной.       За полтора часа он составил подробный отчёт о результатах торгов, подкрепив его ссылками на ход аукциона, в котором были расписаны все ставки, прозвучавшие в течение вечера. Прервался Егор только один раз, когда Толя принес ему свежую футболку. На подушечках пальцев его правой руки сияли глубокие порезы. Было видно, что ему больно, а то, что заклеить пластырем пальцы в этих местах не было возможности, усиливало неприятные ощущения, и юноша слегка морщился. Егор уже и сам пожалел, что вспылил – теперь мальчишка минимум неделю будет нетрудоспособен и не сможет выполнять некоторые из своих обязанностей. Но признавать оплошность парень не собирался и, забрав футболку, грубо выставил его за дверь, чтобы тут же вернуться к работе. Звук телефона застал его как раз в тот момент, когда Ерушин отправил отчёт клиенту и упал замертво на диван. Пришлось подняться и посмотреть, кому и что от него нужно. Увидев имя и сообщение на экране, парень удивлённо присвистнул – это Денис.       «Ну что, стоила она того?» Егор нахмурился – он не понимал, о чём идёт речь. Быстро напечатав ответ, в котором поинтересовался, о ком говорит друг, он вновь занял горизонтальное положение и почувствовал, как потихоньку слипаются глаза.       «Я решил, что раз ты опрокинул меня с баром, то, значит, опять подцепил какую-то девицу на вечер. Стоила она того?» Ерушин застонал. Точно, он же обещал другу, что они посидят и выпьют. Но как-то так получилось, что он и забыл. Вернее, его отвлёк один глупый мальчишка, не наученный хорошему поведению. Егор усмехнулся – он вчера достаточно его проучил. Но говорить о том, что он пошёл не за девушкой, а за парнем, естественно, не стал.       «Определенно. Извини, что так получилось, но я готов загладить свою вину» Не то чтобы он чувствовал себя виноватым, но раз уж его поймали на слове, то теперь уже надо как-то исправляться. В глубине души он надеялся, что Денис скажет, мол у него нет времени и вообще он уезжает. Но нет, следующее же сообщение развеяло все его надежды.       «Давай теперь уже на выходных. В воскресенье»       «Перед рабочим днем?»       «Как будто бы ты встаешь по утрам на работу по расписанию, не выдумывай отговорки, я же знаю, как ты работаешь» Не дожидаясь его ответа, Денис прислал ещё одно сообщение:       «Все, в воскресенье жду тебя, и единственная уважительная причина, чтобы не явиться – это если ты умрешь. Мальчишку, ученика своего, тоже можешь прихватить. Он забавный» С недовольным лицом Егор прочитал сообщение и закинул руки с телефоном за голову. Толя показался ему забавным? Он точно в своём уме? Толя даже близко не стоял к слову «забавный». Егор мог придумать сотню прилагательных, описывающих мальчишку: глупый, бесполезный, раздражающий, безынициативный, нерешительный… Но вариант «забавный» он бы назвал в самую последнюю очередь. Думать о том, как он поведёт Толика на встречу с другом в неформальной обстановке, и том, какие это может иметь последствия хотелось всё меньше и меньше. Глаза постепенно закрывались, и буквально через пять минут Егор провалился в сон.

***

      Выходные наступили неожиданно быстро, если бы не календарь, Егор бы и не заметил. После аукциона он работал как проклятый, договариваясь о повторной экспертизе картины от лица покупателя, о транспортировке до лаборатории и до клиента. Как обычно, больше всего проблем доставляли именно перевозчики, которые работают по отлаженным схемам транспортировки и менять их ради перевозки пусть и очень дорогой, но одной картины никак не желали. А для перевозки требуются особые условия, чтобы не повредить ценное полотно. К вечеру пятницы Ерушин был измотан и зол настолько, что когда наткнулся на мальчишку в гостиной, то наорал на него без причины. Ему показалось, что Толя бездельничает: тот сидел в кресле и читал книгу, перекинув ноги через один подлокотник и упираясь выступающим позвоночником в другой. Юноша задумчиво шевелил губами и морщил лоб, параллельно накручивая на палец прядь уже заметно отросших тёмных волос и поправляя свои большие очки, опуская их то ниже, то выше по переносице, ища удобный обзор текста для своих слабых глаз. Иногда он, увлечённый чтением, чуть закусывал кончик большого пальца или задумчиво водил им по губам, а затем невольно резко одёргивал руку, будто бы на подсознательном уровне помня о том, как любые действия с пальцами выводят Егора, всегда зло одёргивающего его за это. Тусклый свет торшера оставлял отблески на стёклах очков и растрепавшихся прядях волос парня, а кожаное кресло слегка поскрипывало, когда мальчишка чуть шевелился, принимая более удобное положение для своих худощавых ног. Когда Егор рявкнул на него, чтобы он не прохлаждался без дела, тот дёрнулся от неожиданности, прижимая книгу к груди. Заметив название на обложке Ерушин тут же, вспомнил, что сам велел парню прочитать книгу. Проверять полученные им знания Егору не хотелось, но он напомнил себе, что это важно. Можно ограничиться парой вопросов – и будет ясно, насколько хорошо Толя вообще понимает суть предмета.       — Прочитал? Пойдём, проверю, что ты понял, очень надеюсь, что больше, чем ничего.       — Сейчас? – нервно переспросил Толя, не двинувшись с кресла.       — А ты когда хочешь? Ночью? – ехидно поинтересовался Егор. Некую двусмысленность он осознал, только заметив проступивший румянец на щеках Борисова. Парень ругнулся про себя – из-за Толи он стал чаще говорить не думая, что впоследствии могло перерасти в дурную привычку. Ерушин ощутил колкое раздражение на самого себя, но решил перевести его на мальчишку. Тяжелым взглядом окинув Толю, он приказал: — Быстро, пока я за волосы тебя не оттащил в кабинет! Юноша моментально поднялся на ноги и замер, глядя под ноги. Пальцы нервно одернули футболку и руки сжались в кулаки. За Егором он следовал беззвучной тенью и неловко остановился у двери. Ерушин же прошёл и опустился на край стола, сложив руки на груди, и кивнул Толе на диван. Тот послушно присел, взволнованно вытирая ладони о брюки. Его пальцы слегка подрагивали от напряжения, но заметив, что Егор смотрит на них, Толя стиснул кулаки.       — Окей, давай начнём с простого. Скажи мне, пожалуйста, определение слова живопись, что это вообще такое? Внимательный взгляд тёмных глаз скользил по лицу юноши, считывая все эмоции. Вот он нахмурил брови и слегка наморщил лоб, а вот – слегка закусил нижнюю губу и скосил глаза к носу. Егору казалось, что он знает все эти жесты так, словно смотрел на его лицо всю жизнь. Толя поразительно громко думал, если можно так сказать – по сравнению с его лицом Ерушин представлял из себя каменную статую с неподвижной маской. Впрочем, сейчас он уже не был так сдержан: начало нарастать недовольство – такой простой вопрос, а он уже думает слишком долго.       — Эм… Ну, как я понял… – неуверенно начал Борисов и Егор демонстративно громко застонал, откидывая голову назад.       — Господи, почему ты такой глупый? Я не спрашивал, как ты понял, я спросил определение! – с этими словами парень опустил голову и в последний момент успел поймать взгляд, которым мальчишка смотрел на его шею, прежде чем потупил глаза на свои пальцы. Егор слегка прищурился – в этот раз ему точно не показалось, Толя смотрел на него и отнюдь не привычно затравленным взглядом. Последний раз такое выражение лица Ерушин видел у него в тот день, в лифте. Он нервно дёрнул плечом, чтобы самому случайно не посмотреть на него так же, как в тот день, и повторил свой вопрос.       — Ну, в общем, живопись – это наиболее популярный вид изобразительного искусства, произведения которого создаются с помощью красок, наносимых на твёрдую поверхность. Основным выразительным средством живописи является цвет. Ерушин слушал его, не перебивая, лишь изредка кивая головой. Хоть мальчишка и дал неполное определение, но самое главное всё же назвал. Правда, если он и дальше будет отвечать так же, то ничем хорошим эта беседа не закончится.       — Хорошо, тогда скажи мне, что такое картина в живописи.       — Картина в живописи – это произведение изобразительного искусства, относительно ограниченное от окружающей среды и предполагающее длительное воспри…       — Чем ограниченное? – перебил его Ерушин. Юноша вздрогнул и нелепо приоткрыл рот. Он растеряно посмотрел на стоящего перед ним парня и виновато опустил голову. Ответ был столь тихим, что услышать его было просто невозможно.       — Говори громче! – грубо прикрикнул на него Егор.       — Я не знаю, – нехотя повторил Толя. Егор почувствовал непередаваемое желание ударить его по голове тем учебником, который он даже не смог нормально прочитать. Собрав всю свою выдержку в кулак, он сдержался, и максимально спокойно прояснил.       — Роль ограничения выполняет рама, неужели так трудно догадаться? Это важно, именно поэтому реставрация рамы является неотъемлемой частью восстановительных работ. Думаешь, художники использовали их столетиями, чтобы друг перед другом повыпендриваться? Нет, это необходимая деталь, отсекающая окружающее пространство, иначе можно было бы просто оставить полотно на подрамнике и не создавать себе дополнительных трудностей. Судя по сконфуженному виду Толи, он знал это, но забыл и теперь выслушивал пояснения Егора со страдальческим лицом. Сам же Егор не понимал, как можно было так плохо усвоить информацию? Это же написано в самом начале. Может, мальчишка читать не умеет?       — Хорошо, допустим, давай другой вопрос… – Ерушин задумчиво почесал подбородок и выпрямился, направляясь к дивану. Он опустился сбоку от Толи и сложил руки на груди. – Ты можешь мне сказать, что из себя представляют хроматические тона, а что ахроматические? Красноречивей повисшей тишины не существовало ничего в мире. Юноша опустил голову и слегка сжался. Его напряжённые руки судорожно комкали ткань брюк. Ерушин подумал, что это была изначально плохая идея – какой из него учитель, если он с трудом сдерживается, чтобы не избить его до багровых кровоподтёков. Но он считал, что у него есть на то веские причины, ведь он задавал ну самые простейшие вопросы. Это даже не азы, это элементарные знания, которые люди узнают в школе на уроках рисования. Нет, это невозможно, ему срочно нужно занять чем-то руки, пока он случайно не придушил бестолкового мальчишку. Егор потянулся, схватив с небольшого столика у дивана пачку сигарет, и переставил пепельницу на широкий подлокотник, поближе к себе. Рельеф глубоких морщин, просевших между сведёнными к переносице бровями, на мгновение озарился мягким тёплым светом от огня. Щелчок крышки зажигалки, тяжёлый металлический стук о стол, издаваемый ею же, а затем шумный выдох, сопровождающийся серым клубком дыма, плавно скользящим по слегка вытянутому вверх горлу и выскальзывающим сквозь пухлые губы.       — Ладно, – дрожащим от ярости голосом продолжил парень. – Я надеюсь, ты хотя бы понимаешь разницу между импрессионизмом и экспрессионизмом? И снова в ответ тишина. Едва слышное неровное дыхание подсказало Егору, что Толя не сможет ему ничего сказать, даже если знает правильный ответ – кажется, у юноши снова начиналась паническая атака. Но останавливаться Ерушин и не думал, наоборот, у него внезапно появилось желание довести мальчишку до истерики. Некий азарт. Просто чтобы посмотреть, как это будет происходить.       — Допустим, давай что-нибудь другое, – он чувствовал, каким сдавленным голосом говорит. От злости тряслись руки, и пепел с тлеющей сигареты упал на пол, но Егор проигнорировал это. В голову закралась запоздалая мысль, что возможно стоило не курить, а налить себе выпить. Алкоголь успокоил бы его нервы куда эффективнее, чем табак. Но рассуждать о том, что лучше было бы сделать – уже поздно.       — Можешь ли ты… – начал Егор и заметил, как затягивающиеся порезы на пальцах Толи вновь открылись, пачкая брюки кровью. Помимо этого, юноша согнулся чуть ли не пополам, видимо, надеясь, что так он станет незаметным для Ерушина. Прикрыв глаза, Егор сжал челюсти и медленно выдохнул. Но советы по контролю гнева не работают, когда условная граница уже пройдена, поэтому он рыкнул: — Schau mich an! Und nimm deine Haende weg!* Борисов практически не шевельнулся. По движению его напряжённых плеч можно было отследить, насколько часто он дышит. Приоткрытые губы едва заметно шевелились, но это явно была не попытка сказать что-то связное. Егор не видел его глаз, но подозревал, что в данную минуту взгляд Толи сложно назвать осмысленным. Он уже видел подобную сцену ранее и понимал, что вести любой диалог с мальчишкой в таких обстоятельствах нет никакого смысла. Парень понимал, что, наверное, он не должен злиться на него, ведь Толя не может контролировать панические атаки и своё состояние. Но мог бы – не злился. Хотя то, что он чувствовал, описать словом злость было бы недостаточно ёмко, нет, это был гнев, тот самый, который Егор всегда сдерживал. Тот, который мешал ему мыслить, под воздействием которого он терял контроль над собой и совершал множество неосмотрительных поступков. Как, например, сейчас, когда он даже не заметил, как протянул руку и впечатал сигарету в кожу юноши. Только запоздалый болезненный крик привёл его в чувство, и он одёрнул руку.       Тёмная кровь окрасила молочную кожу, скрывая под плотным слоем сильнейший ожог. Моментально пришедший в себя Толя прижал руку к груди и в страхе попятился от Егора, пока тот недоумевающе смотрел на потухший окурок. Он даже не сразу понял, что произошло, и глупо смотрел, как из глаз мальчишки по щекам текут слёзы. Толя сжимал кисть трясущимися пальцами, постанывая от боли. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий, но он, казалось, даже не замечает их. Егор отшвырнул сигарету и запустил руки в волосы, закрывая глаза. Он надеялся, что, когда откроет их, всё это окажется лишь плодом его больного воображения, а мальчишка так и будет сидеть рядом и мямлить свои жалкие ответы на простейшие вопросы. Но уверовать в то, что так и будет, мешали сдавленные всхлипы слева от Егора. Ему пришлось открыть глаза и столкнуться с неприятной реальностью – он опять потерял контроль и нанёс юноше увечья. В голове промелькнула мысль, что в следующий раз он просто случайно убьёт Борисова и даже не поймёт, как это произошло. Тот факт, что Толя остался сидеть рядом, хоть и максимально отодвинулся от него, вжимаясь в угол дивана, стал очередным неприятным звоночком – лучше бы у него был хоть какой-то инстинкт самосохранения. Возможно, это могло бы уберечь их обоих от того, что Егор может не нарочно с ним сделать. Но сейчас Ерушин был рад тому, что мальчишка остался, и он медленно сполз с дивана, присаживаясь перед ним на корточки. Истерика Борисова стихла и о том, что она была, напоминали лишь судорожные вздохи и редкие неконтролируемые всхлипы.       — Дай свою руку, – тихо произнёс Егор. Он не собирался просить прощения, хоть и чувствовал свою вину. Толя смотрел на него так, словно видел перед собой самое жуткое чудовище из ночных кошмаров. И у него были веские причины для подобной реакции. Однако когда Ерушин настойчиво протянул раскрытую ладонь, парень, после недолгих колебаний, подал ему дрожащую руку. По тыльной стороне ладони размазано столько крови, что Ерушин невольно ужаснулся. Однако, заметив глубокую круглую рану, всё остальное показалось ему сущей мелочью. Из-за заторможенной реакции Толя не одёрнул руку сразу же, и теперь она представляла тошнотворное зрелище с зияющей дырой возле большого пальца. Из руки будто вырвали кусок плоти и оставили в таком виде. Егор напряженно смотрел перед собой не в силах взглянуть в глаза Толе. Он невесомо провёл кончиками пальцев по коже, прислушиваясь к звукам, что издаёт юноша. Слегка нажал рядом с местом ожога и услышал шипение.       — Сильно больно? – тихо спросил Егор, поднимая наконец-то голову. Судя по тому, как Борисов сжал губы – сильно. Но он отрицательно покачал головой. Тот факт, что мальчишка нагло врал ему прямо в глаза, меньше всего волновал Егора. Куда больше его беспокоило, что юноша по-прежнему доверял ему, раз позволил осмотреть травму, которую сам Егор же и нанёс. Толя вновь полагался на него, надеясь, что Ерушин проявит инициативу и распорядится его дальнейшими действиями. Поэтому парню пришлось собраться с мыслями и исправлять уже то, что он натворил.       — Пойдём, надо обработать твою руку, – и, не отпуская дрожащую ладонь, Егор поднялся. Мягко потянув Толю за собой, он повёл несопротивляющегося юношу в ванную, по пути вспоминая правила оказания первой помощи при ожогах. Кто бы мог подумать, что эта информация из школьного курса ему когда-либо пригодится.