Планам на спокойное завершение дня, по всей видимости, не суждено сбыться. Едва Ерушин устранил последствия неприятного позднего визита, как звонок в дверь заставил его напряженно замереть на месте по пути в спальню. Парень слушал своё шумное дыхание, пытаясь вспомнить, в какой же момент его квартира превратилась в проходной двор и куда, чёрт побери, смотрит охрана, которой он платит? Почему в его двери ломятся все, кому не лень? На сей раз экран дверной камеры сработал, и взгляду Егора предстали двое замученных жизнью полицейских. Парень раздражённо закатил глаза – где они были полчаса назад, когда были так нужны? Полиция, как и всегда, приезжает очень своевременно.
Подумав об этом, он невольно ухмыльнулся – если бы он хотел убить Борисова, за это время он успел бы не только претворить задуманное в жизнь, но и устранить все улики и избавиться от тела. Кстати, о мальчишке… Егор развернулся и бросился в его комнату, молясь про себя, чтобы тот ещё не уснул. Глупо было надеяться – Толя лежал на кровати, даже не удосужившись накрыться одеялом. Юноша спал, поджав ноги, поплотнее обхватив себя руками. Его обескровленное бледное лицо далеко от того, которое подошло бы под определение здорового. Подойдя ближе, Ерушин заметил испарину на высоком лбу и влажные пряди волос, что обрамляли напряжённое даже во сне лицо. Дотронувшись тыльной стороной ладони до лба, Егор отметил какой он горячий, что никак не вязалось с его бледной кожей. Парень нахмурился – как неприятно было бы ему это признавать, но он не мог не волноваться за мальчишку.
Повторный звонок в дверь моментально вернул Егора к тому, за чем он изначально пришёл сюда. Переместив руку на худое плечо, он мягко сжал его и встряхнул юношу. К счастью, чуткий сон Толи не зависел от его самочувствия, поэтому тот, громко вдохнув, распахнул глаза. Резко сев, он стал испуганно и слепо оглядываться по сторонам, и Егор, понимая, что в полумраке тусклого света, проникающего из коридора в дверь и в отсутствии очков Толя ничего не видит, успокоил его:
— Не дёргайся, это всего лишь я.
Такой себе аргумент – оба помнили, как так же ночью Егор пришёл к нему в комнату и… И ничего хорошего из этого не вышло. Но всё же слова возымели должный эффект, и плечи юноши слегка расслабились. Он кивнул и осторожно поднялся, неосознанно хватаясь за футболку Егора, а когда же заметил, то одёрнул руку словно от огня. В другое время Ерушина бы повеселила неловкость юноши, но сейчас было не до этого. Схватив двумя пальцами подбородок Борисова, он покрутил голову не сопротивляющегося парня. Выглядел он неважно, но видимых повреждений, не считая тонкого пореза на щеке и на шее, не имелось, и Ерушина это вполне удовлетворило. В двух словах пояснив мальчишке, зачем он его выдернул из сна, Егор поволок его по коридору в гостиную и, одёрнув рукава пониже, усадил в кресло, вновь сунув в руки книжку. Перед тем, как открыть дверь, он бросил взгляд на своё лицо в зеркале, и это было лишним – уверенность в том, что всё пройдёт гладко – как рукой сняло. В отражении он увидел посеревшее лицо с красными от усталости глазами и порядком отёкший нос. Егор невольно подумал, что скоро забудет, как выглядит его лицо не избитым – за последнюю неделю он столько раз получал по носу, что ему снова как будто бы пятнадцать и он вновь самый проблемный ребёнок в частной школе. И хотя горбинка на переносице навсегда останется ему напоминанием о тех годах, даже тогда он чаще выходил победителем из всех конфликтов. М-да, пятнадцатилетний Егор был бы очень разочарован своей тридцатилетней версией. Вздохнув, Ерушин потянулся к дверному замку и, нацепив вежливую улыбку, специально для подобных ситуаций, открыл дверь.
— Добрый вечер! – фраза прозвучала максимально глупо, ведь на дворе была уже глубокая ночь, но ничего другого он придумать не смог.
— Здравствуйте, – сдержанно поприветствовал его мужчина неопределённого возраста – по виду он мог быть как ровесником Егора, так и годиться ему в отцы. Его вид, ещё более измученный, чем у самого Егора, немного приободрил парня – возможно, в столь поздний час им достаточно будет увидеть Борисова в добром здравии, а после они уберутся восвояси. Однако спутница мужчины, молодая и бодрая на вид девушка, уже заранее смотрела на Ерушина как на самого опасного в мире преступника. В её глазах он убил как минимум десяток Борисовых, а может даже и больше.
— Разрешите представиться – капитан полиции Шебрле.
Он раскрыл удостоверение перед его глазами, и девушка последовала примеру старшего по званию, продемонстрировав своё удостоверение лейтенанта Поллерт. И, хоть она и делала это явно ради формальностей и практически сразу спрятала корочку обратно в карман, Ерушин успел заметить, что девушка приступила к службе буквально пару месяцев назад. Ехидная улыбка заиграла на его губах – теперь понятно её особое рвение к работе. Этот юношеский максимализм... В нём самом он давно угас, но когда-то и Егор тоже горел своей работой. Вот только чем сильнее рвёшься улучшить мир, тем большее разочарование ожидает в конце.
— Можем мы увидеть Егора Ерушина? – не дожидаясь, пока мужчина заговорит, выпалила девушка.
— Это я, – от бархатистого голоса кончики её ушей слегка заалели, и она встряхнула головой, пряча смущение за неформально распущенными волосами. Егор с трудом сдержал улыбку – как, должно быть, тяжело, когда потенциальный преступник вдруг оказывается не отвратительной наружности невоспитанным амбалом, а вполне себе приятным человеком. Что-что, а производить хорошее впечатление Егор умел.
Из-за того, что девушка растерялась и как-то совсем стушевалась, в беседу вновь вступил её напарник. Капитан попросил Егора предоставить документы, и тот, любезно пригласив их войти (понимая, что этого не избежать), потянулся к бумажнику. Но вовремя одернул руку – пожалуй, не стоит лишний раз показывать права, те самые, которые имелись лишь на самый крайний случай. Потому что настоящих его лишили ещё полтора года назад. Поэтому, сменив траекторию движения руки, парень нырнул в карман пальто, всё ещё валяющегося на тумбочке у входа, и достал паспорт.
— Прошу, – он протянул руку, обворожительно улыбаясь Поллерт, но вместо неё документ у него выхватил Шебрле. Быстро пролистав его и убедившись в подлинности и в том, что паспорт действительно принадлежит Егору, он сдержанно кивнул.
— Нам поступило сообщение о странном происшествии в отеле «Holiday», – капитан внимательно смотрел на него, выискивая признаки беспокойства и паники. Но ничего подобного его взгляду, разумеется, не представилось. Ерушин слушал крайне внимательно, словно это не он являлся участником этого происшествия, а кто-то другой и сейчас ему просто пересказывают увлекательную историю.
— Вы можете как-нибудь пояснить случившееся? Пока что мы слышали только версию сотрудников отеля и службы безопасности.
Что ж, пояснить парень был готов, для него визит полиции не стал сюрпризом. Разумеется, рассказывать правду даже в минимальном количестве было бы неосмотрительно и глупо. Вряд ли полиции понравился бы рассказ о нелегальном казино в доме Сержа, о, фактически, работорговле, о том, что юноша проживает с ним не по своей воле, о том, как именно их отношения вышли за грань хозяин-прислуга, о методах воспитания Егора и, уж тем более, о том, что именно произошло сегодня ночью и при каких обстоятельствах Толя попал в тот самый злополучный номер.
— Ну-у… – задумчиво протянул Ерушин, постукивая пальцами по подбородку. – Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал в отеле – моему молодому человеку стало плохо и нам спешно пришлось завершить вечер.
— Допустим. А где сейчас ваш молодой человек? – голос мужчины даже не дрогнул, когда он произнёс последнее словосочетание, к великому сожалению Егора – он бы очень хотел, чтобы обвинить капитана в гомофобии и вывернуть ситуацию в свою пользу. Но не судьба.
— В гостиной.
— Можем ли мы пообщаться с ним?
Формулировка вопроса допускала возможность отрицательного ответа, но задающий его – нет. Пожав плечами, Егор повернулся в сторону гостиной и повёл делегацию за собой. Он демонстративно постучал пальцами по дверному косяку, прежде чем войти. За время его отсутствия Толя успел переместиться с кресла на диван и набросить на плечи тонкий плед, скрывая под ним руки и оставляя на виду лишь кисти, удерживающие открытой книгу. Пробежавшись по нему взглядом, Ерушин не отметил ничего примечательного и понадеялся, что полицейские тоже ничего не разглядят. Но если капитана устроило увиденное, после чего он молча приблизился к столу, доставая из толстой папки несколько бланков, и размашистым почерком принялся заполнять их, то вот его напарнице было недостаточно увидеть Борисова живым. Прищурившись, она оглядывала Толю цепким взглядом, пока у того не начали дрожать руки от напряжения. Ерушин переводил взгляд с мальчишки на девушку, понимая, что его свобода держится на честном слове, в буквальном смысле: одно слово Толи – и Егор уедет далеко и надолго. Поллерт прожигала взглядом Борисова, одновременно с этим успевая изучать комнату на наличие в ней каких-либо странностей. Если задуматься – их и не нужно было долго искать. Вся ситуация выглядела максимально нелепо: усталый молодой человек, расхаживающий по дому в строгих брюках и туфлях, но при этом в футболке, и болезненного вида юнец, мирно читающий книжку в полтретьего ночи. Даже Егор понимал, насколько абсурдным выглядит это всё.
— Как Вы себя чувствуете? – Поллерт шагнула вперёд и опустилась на колено перед Борисовым, заглядывая в опущенное лицо. Тот тяжело сглотнул и приподнял голову. Быстро стрельнув глазами в сторону Егора, юноша улыбнулся:
— Сейчас уже лучше, не беспокойтесь.
И снова взгляд на хозяина. Егор запоздало подумал, что следовало сказать ему так не делать и думать своей головой – это Андре или Серж даже не замечают, а вот любой полицейский расценит подобные переглядывания как скрытую манипуляцию. Не хватало только, чтобы Егора заподозрили в том, что он удерживает юношу у себя насильно.
— Позвольте полюбопытствовать, что у Вас на лице?
— Порезался, когда брился, – не моргнув глазом, соврал Борисов. Это даже смешно – мальчишка вообще не бреется, тем более, что так порезать скулу бритвой просто невозможно. Однако, похоже, несведущую в вопросах удаления волос на лице девушку ответ вполне удовлетворил.
— А это? – она глазами указала на его шею.
— Я плох в бритье, – слабо улыбнулся Толя. Даже с такого значительного расстояния Егор видел нездоровый блеск его глаз и лихорадочно-красные пятна на щеках – мальчишке плохо, но он стойко держится, понимая, что от его поведения зависят они оба.
Поллерт недоверчиво вглядывалась в его лицо, пытаясь уловить фальшь в словах и эмоциях, но Толя, выдрессированный у предыдущего владельца, натянул вежливую улыбку и спокойно смотрел на неё, не отводя взгляда. Несколько долгих секунд – и девушка, кивнув, поднялась на ноги. Напряжённые плечи юноши судорожно вздрогнули.
— Вы сообщили сотруднику отеля, – обратился к Ерушину Шебрле. – Что Вашему молодому человеку стало плохо? – Егор кивнул – да, он действительно сказал именно это. – Вы не обращались за медицинской помощью?
— Нет, – Ерушин повернулся к капитану, ожидающему его ответа, стараясь удерживать Борисова и лейтенанта в поле зрения. – Мы обошлись своими силами и, как видите, ему уже лучше.
— Нам сообщили, что в двенадцать сорок местного времени, – тон мужчины сменился, во мгновение ока утратив живость, становясь подчёркнуто-сухим. – Вы покинули отель, вынося на руках тело, завернутое в простыню со следами, напоминающими кровь. Как Вы можете это прояснить?
«Как-как? Никак!» – раздражённо подумал Егор. Он не успел придумать никакой истории, которая звучала бы хоть сколько-то правдоподобно. Значит, придётся сочинять что-нибудь на ходу. Но навыки импровизации в этот раз не понадобились.
— Это не кровь, – неожиданно подал голос Борисов, и все присутствующие обернулись на него. Толя, не привыкший к такому вниманию, тяжело сглотнул, но уверенно продолжил: — Это не кровь, а вино. Я случайно разлил бутылку, когда хотел наполнить бокалы.
Вся выдержка, что имелась, потребовалась Егору, чтобы не выдать себя и свои эмоции. Незнакомое чувство, которое кроме как гордостью он никак не мог назвать, согрело его изнутри. Он гордился тем, что юноша оказался изворотливее и лживее, чем он сам. Так искусно подхватить легенду о несуществующих отношениях, которую Егор сам подал, а потом продолжить пользоваться этой ложью и надстраивать сверху более изощрённые подробности – Борисов не просто хорош, он бесподобен.
— Вы хотите сказать, что у Вас был м-м-м… – мужчина старательно подбирал слова, избегая уточнять, чем именно они занимались в номере. – Ужин?
— Именно так, – вновь встрял Борисов, с теплотой глядя на Егора. Из них двоих он явно был лучшим актером, и Ерушину оставалось лишь подыгрывать ему.
— Но что Вы скажете на то, что номер был забронирован не на ваше имя, а на имя некоего Дениса Пятковского?
— Это запрещено? – вопросительно изогнул бровь Егор, перенимая инициативу в разговоре.
— Нет, просто странно, чтобы посторонний мужчина бронировал номер для двух других мужчин.
— Не вижу здесь ничего странного. Если Вы ещё раз заглянете в мои документы, то заметите, что вчера у меня был день рождения, – слова легко слетали с губ, и Егор сам поражался тому, как складно получается. – Денис – мой близкий друг, и это был его подарок на мой праздник.
— Допустим. А могу ли я увидеть документы молодого человека? Мне необходимо заполнить протокол.
— Да, конечно, я сейчас их принесу.
Развернувшись, Егор уже собирался покинуть гостиную, когда в спину ему прилетел вопрос от девушки:
— А почему бы молодому человеку самому не принести свои документы?
Ерушин замер на месте. Вот он и попался в собственную ловушку – ведь все документы Толи, в том числе и его паспорт, надёжно спрятаны у него в кабинете, и мальчишка никак не сможет их принести, просто потому что не знает где их искать. Стиснув руки в кулаки, парень глубоко вздохнул и обернулся. Взгляд метался между тремя людьми в комнате, а в голове как назло – ничего. Ни одной мысли о том, как можно выкрутиться.
— Э-э-э… Я боюсь, – слова в голове появлялись с задержкой, словно он читал текст с ненастроенного суфлёра. – Толя не очень хорошо себя чувствует, так что, наверное, не стоит его лишний раз беспокоить.
Недоверчивый взгляд, прикованный к нему, стал совсем уж подозрительным. Вероятно, неуверенный тон Егора поспособствовал этому, но хладнокровие почти покинуло его. Однако в этот момент Борисов поднялся с дивана и, всё ещё кутаясь в плед, словно ища в нём мнимой защиты, обратился к Егору:
— Я не настолько плохо себя чувствую, как ты думаешь, я не инвалид – могу и сам сходить, – несколько обиженно произнёс Толя. Слова, прозвучавшие так естественно в накалённой обстановке, тут же снизили градус напряжения, и плечи Поллерт расслабились, а тяжёлый взгляд уже не давил столь сильно. Вот только Ерушину не становилось от этого легче – Толя, кажется, вообще не соображает, куда лезет. Слегка шаркая ногами по полу, пользуясь тем, что сейчас ему за это точно ничего не будет, он приблизился к Егору, стоящему в проёме, и поднял на него глаза, выдавая всё то, что успешно скрывал последние пятнадцать минут – мальчишка устал и едва стоял на ногах. Проигнорировав многозначительный взгляд Егора, он ловко протиснулся мимо него и исчез в полумраке коридора.
— Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, – окликнул парня Шебрле, отвлекая внимание от силуэта юноши, и Ерушин поплёлся к столу. Подхватив листок бумаги, исписанный быстрым почерком, он пробежался глазами по содержанию. Хорошо, что когда-то он изучал каллиграфию и разные виды начертания слов, так популярных в азиатской культуре, иначе эти каракули разобрать бы не получилось. Ознакомившись с протоколом, в котором сухим профессиональным языком было изложено то, что он рассказал, Егор поставил снизу размашистую роспись и как-то даже успокоился – раз дело дошло до подписи протокола, то, видимо, конец близок.
Едва он выпрямился, как в гостиную вернулся Толя, сжимая в руке паспорт в чёрной обложке. Брови Егора поползли вверх от удивления, но к счастью, никто не обратил на это внимания – Шебрле, кивком поблагодарив Толю, забрал у него документ и вернулся к заполнению протокола, пока мальчишка отступил на шаг назад, к Егору.
— У Вас нет гражданства, Вы проживаете здесь менее пяти лет? – обратился к юноше капитан. Борисов утвердительно кивнул, и мужчина вернулся к заполнению протокола, а Ерушин невольно задумался – он раньше совсем не интересовался, как именно Толя попал сюда. Мальчишка из России, из неблагополучной семьи, но разрешение на проживание получил в восемнадцать лет. А как он сюда добрался? Не пешком ведь. Откуда взял деньги на переезд и как очутился у Сержа? Решив, что обязательно задаст эти вопросы ему позднее, Егор с непроницаемым видом наблюдал за тем, как капитан быстро строчит на оставшемся свободном месте паспортные данные Борисова. От слабости Толю неожиданно повело в сторону, и, опустив руку на юношескую талию, Ерушин притянул его к себе, осторожно придерживая и стараясь не надавливать пальцами слишком сильно – где-то под его ладонью, под толстым пластырем находится уродливый порез, один из тех, который, по-хорошему, нуждался в наложении швов. От прикосновения Егора мальчишка слегка вздрогнул, но не отстранился, позволив придерживать себя. Разумеется, в иной ситуации Егор бы полностью проигнорировал его состояние, но сейчас он, во-первых, чувствовал себя виноватым, а во-вторых, мог себе это позволить. С ехидной ухмылкой парень отметил, как Поллерт отвела взгляд в сторону.
— Подпишите, пожалуйста, здесь.
Толя протянул руку и, не читая, быстро расписался в углу листка. Он вновь устало привалился к плечу Егора. Жалостливо посмотрев на мальчишку, который едва стоял на ногах, капитан откашлялся и поднялся, собирая бумаги:
— На этом, наверное, закончим, всё-таки время позднее. В следующий раз постарайтесь быть аккуратнее.
— Надеюсь, следующего раза не будет, – улыбнулся Егор в ответ. Ему не терпелось как можно скорее выпроводить полицейских. Мягко подтолкнув юношу к ближайшему стулу, он направился к двери, где раскланялся и вновь извинился за возникшее недоразумение. И только дверь за гостями захлопнулась, на плечи свалилась усталость, столь сильная, что, глядя на коридор, в конце которого его ждал Борисов, Егор испытывал желание опуститься на пол и просто бездумно посидеть час. Но, конечно же, вместо этого он поплёлся в гостиную.
Толя сидел за столом, опустив голову на руки. Услышав приближающиеся шаги, он открыл глаза, но головы не поднял. Ерушин знал, что мальчишка видит только его силуэт, поэтому демонстративно сложил руки на груди и привалился к дверному косяку. И хоть подобный жест и заинтересовал Толю, на большее, чем любопытный взгляд, его не хватило.
— Не знал, что ты так хорошо умеешь врать, – губы юноши дрогнули в слабой улыбке, которая сразу же пропала, едва Егор продолжил: — Мне тоже так же нагло врёшь в лицо?
— Тебе нет, – спокойно ответил Толя.
— Допустим, – смысла продолжать нет, да и глупо как-то ругать его за лицемерность, если это сыграло Егору на руку. Но хоть он и понимал, что мальчишку нужно отпустить, ещё одну интересующую вещь хотелось узнать прямо сейчас: — Как ты узнал, где папка с документами?
— Я давно знаю, – лениво пожал плечами Толя. – Как-то убирался и наткнулся на неё среди кучи других.
— А… А почему ты не забрал их? – задал Егор единственный интересующий его вопрос. Он не понимал, почему мальчишка не воспользовался такой возможностью стать свободным, а просто сделал вид, что ничего не знает. – Ты мог бы сбежать, и я бы никогда не нашёл тебя.
— Мог. Но зачем? – неопределённо ответил юноша. Он всем видом показывал, что не настроен продолжать разговор. Медленно поднявшись со своего места, он замер, держась рукой за стол.
— Что не так?
— Голова кружится, – пояснил Толя.
Раздраженно закатив глаза, Ерушин вздохнул и убедил себя, что не стоит злиться на мальчишку – он не виноват в своём самочувствии. Но и Егор не виноват в том, что никогда не отличался эмпатией и выраженной терпимостью к чужой слабости. Поборов в себе желание оттащить его за шкирку в кровать, Егор без лишних слов подошёл и, под настороженным взглядом, закинул Толину руку себе на шею, в который раз уже прижимая к себе за талию. Приступ раздражения прошёл тут же – он чуть не засмеялся, увидев, что мальчишке пришлось подняться на цыпочки, потому что из-за разницы в росте Толе крайне неудобно в таком положении. Но возникать юноша не собирался, лишь цепко держался пальцами за футболку на его плече.
— Я помогу тебе, но это в последний раз, – через тонкую ткань Егор чувствовал, как горит его тело. – Не думай, что сможешь выбить себе какие-то поблажки, притворяясь больным.
Ответа не последовало, и Егор молча потащил мальчишку в коридор, мельком думая о том, что вообще-то его спальня ближе.
***
Наивно было рассчитывать, что теперь можно отдохнуть спокойно. Через десять минут после того, как он оставил Борисова в одиночестве, Егор решил ещё раз заглянуть к нему. Просто так, напоследок, перед тем как уйти спать самому. И он совсем не ожидал увидеть Толю на полу возле кровати. Тот сидел, свесив голову вниз, пряча лицо за тёмными волосами, и тяжело дышал. Глухие звуки при каждом вдохе и выдохе насторожили Егора, и, как бы ни хотелось ему незаметно уйти и сделать вид, что он ничего не видел, поступить так он не смог.
— Что ты делаешь? – он оказался рядом быстрее, чем Толя смог сориентироваться. Присев на корточки рядом, парень откинул назад спутанные волосы с Толиного лица, заставляя того запрокинуть голову назад. Тусклый свет из коридора осветил молочную кожу с выступившей на ней испариной.
— Жарко, – прошептал Толя. Приложив ладонь тыльной стороной к его лбу, Егор вновь убедился, что он говорит правду – даже без градусника было ясно, что у мальчишки поднялась температура.
— Боже мой, от тебя столько проблем! – воскликнул парень. Укоризненно покачав головой, Егор выпрямился и потянул его за руку вверх, обратно на кровать. Стоило мальчишке чуть приболеть, так он сразу превратился в невыносимого ребёнка. – Сиди здесь, я сейчас вернусь, и не смей снова опускаться на пол, иначе я привяжу тебя к чёртовой кровати!
Он осекся, но Толя уже вскинул на него пусть и слабый, но заинтересованный взгляд. Ерушин чертыхнулся про себя – он забыл, что подобные угрозы действуют на мальчишку не так, как от них ожидаешь, и Толя придаёт нежеланное значение буквально каждому его слову. Он слишком испорченный, а по виду так сразу и не скажешь. Молча развернувшись, Егор вышел из комнаты и снова полез в аптечку, на сей раз на поиски жаропонижающего. Сам он болел крайне редко, практически никогда, поэтому не был уверен, что такие таблетки у него вообще имеются, но всё-таки нашёл завалявшийся блистер с одной-единственной. Понадеявшись, что срок годности у лекарства не вышел, Ерушин набрал стакан воды и вернулся обратно. К счастью, Толя решил не проверять, исполнит ли он свою угрозу, поэтому покорно сидел на краю кровати, разве что уже стянув с себя футболку. Проигнорировав данное зрелище, Ерушин всё так же без лишних слов сунул ему в руки стакан с таблеткой и выжидающе замер напротив. Прежде чем положить таблетку в рот, юноша осмотрел её и, не найдя ничего подозрительного, поднёс стакан к губам. Неловкое движение – и вот уже по шее вниз стекает капля воды, оставляя за собой мокрую дорожку. Егор закатил глаза – он специально это делает?
— Быстро в кровать, – процедил парень, выдёргивая из его руки пустой стакан резче, чем это было необходимо.
Егор понимал, что не может оставить мальчишку в таком состоянии, пока не убедится, что ему стало лучше. Чувство вины за всё произошедшее с Борисовым в эту ночь не покидало его. Поэтому он направился в гостиную для того, чтобы принести оттуда лёгкое плетёное кресло, которое намеревался сделать своим местом для отдыха на ближайшие двадцать минут, то есть до тех пор, пока юноша не уснёт. Тем временем того ощутимо лихорадило, он безостановочно стонал и бормотал во сне, крутясь из стороны в сторону. Из его бессвязной речи Егор лишь иногда выхватывал собственное имя, которое с хрипловатым придыханием срывалось с пересохших губ. Толе то становилось жарко, из-за чего он сбрасывал с себя одеяло, то, наоборот, знобило так, что всё его тело пробирала крупная дрожь, и Егор снова и снова укрывал его, дотрагиваясь до горячей влажной кожи на руках. Мокрые волосы разметались по подушке, прилипая к шее и лицу каждый раз, когда он поворачивал голову. Успокоился мальчишка только к утру, провалившись в беспокойный, но глубокий сон, и Егор сам не заметил, как тоже случайно уснул в неудобном кресле.
Он проснулся от отвратительной боли в области шеи, которая буквально закаменела из-за неудобной позы, в которой, вероятно, Егор провёл не менее трёх часов, а также от неприятного ощущения чужого пристального взгляда. Открыв глаза, парень даже не сразу понял, где находится, а когда сообразил, то заметил одну из причин своего пробуждения: Толя не пытался притвориться спящим – он спокойно лежал и смотрел на Ерушина из-под полуопущенных век.
— Доброе утро, – прохрипел Ерушин сонным голосом и потёр слипающиеся глаза. Видок у него, наверное, потрясающий. Мельком глянув на наручные часы, буквально вросшие в его кожу, Егор отметил, что сейчас всего восемь утра. Видимо, Толя привык всегда просыпаться рано, в любом состоянии. Ежедневный ранний подъём также объяснял и тот факт, что Борисов быстро отключался по вечерам. Мальчишка в это время продолжал молча пялиться на него, не торопясь с ответом. – Как себя чувствуешь?
— Ужасно, – прошелестел юноша. – Но могло быть и хуже.
Он не стал спрашивать, почему Егор сидит в кресле возле его кровати. Точнее, почему – Толя понимал, а вот причины самого поведения были для него загадкой. Но он был не против – после своего пробуждения он целых десять минут смог смотреть на Егора. Раньше он никогда не видел его спящим, поэтому сейчас воспользовался такой возможностью. Даже во сне Ерушин не расслаблялся – его лицо по-прежнему сосредоточенное, словно он обдумывает тяжелые мысли. Брови нервно подёргивались, образуя между собой неисчезающий вертикальный залом на коже, а иногда он едва слышно бормотал на незнакомом Борисову языке. Не было удивительным то, что сейчас парень выглядел так, будто бы не спал вовсе – даже с такого расстояния своим расплывчатым зрением Толя видел, какой у него усталый вид. Ему даже стало как-то неловко за себя и за то, что из-за него Егор был вынужден всю ночь провести в неудобном кресле.
— Болит что-нибудь? – Егор привстал с кресла и дотронулся рукой до чужого лица – вроде бы температура спала. Уже хорошо.
— Да, – кивнул головой Толя. – Всё.
— Не начинай, – недовольно протянул Ерушин. Только Толиного нытья с утра пораньше не хватало для полного счастья. Он потянулся, чувствуя, как протестует спина – последствия сна в кресле вновь давали о себе знать. С трудом поднявшись, парень повёл плечами. Позвонки захрустели, болезненно отзываясь на такое простое действие. Кажется, за подобный отдых тело будет мстить ему ещё несколько дней.
— Сейчас я съезжу в аптеку и куплю чего-нибудь. Оставайся на месте, понял? – неуверенный кивок в ответ заставил Егора подозрительно прищуриться, прежде чем покинуть его комнату.
После всех событий, произошедших за последние сутки, Егор ощущал себя крайне разбито, и меньше всего сейчас ему хотелось выходить куда-либо из дома. Тем не менее, он всё ещё нёс ответственность за здоровье Толи, а также нёс тяжёлую ношу вины на собственных плечах.
Вернувшись через сорок минут, Ерушин застал Толю ровно в том же положении, в каком и оставил – лежащим на кровати с поджатыми к груди ногами. Сначала парень подумал, что мальчишка спит, но через мгновение обнаружил, как Толя, заслышав звук шагов по крохотной комнатке, слабо приоткрыл воспалённые глаза.
— Это я.
Егор не знал точно, насколько плохо юноша видит без очков, но счёл своим долгом сообщить ему о своём присутствии, дабы тот не напугался. Хотя, кажется, впервые за долгое время он ничего не боялся, но не по причине внезапной уверенности, а из-за общей слабости. Сил на активные эмоции вроде страха, тревоги или волнения попросту не осталось.
— Я купил тебе кое-что, – одновременно со словами Егор потряс чехлом в руке. – Они не идеальные, но как временный вариант подойдут. Это лучше, чем ничего.
Парень приблизился к постели и присел на краешек. Чехол щёлкнул замком, и Егор достал очки с толстыми стёклами в массивной пластиковой оправе. Внешне они практически не отличались, от тех, что были у Толи ранее: такие же, как казалось Егору, уродливо-нелепые. Наклонившись, он мягко завёл дужки за уши сидящего напротив юнца, надевая на него очки. Мальчишка заморгал, щурясь из-за мгновенно обострившегося зрения.
— Лучше? – поинтересовался Егор. Его позабавило, как Толя смешно морщил нос и щурился.
— Да, – а сейчас он с интересом смотрел на Егора так, будто первый раз его видел. Было очевидно, что очки, сделанные не под заказ и купленные с учётом лишь двух запомнившихся Егору цифр, увиденных им в рецепте, не будут достаточно хороши для полноценного зрения. Но, если учесть, что прошлые Толины очки были слишком слабыми, а эти, хоть и не подходили для его проблемных глаз полностью, но были всё же ощутимо сильнее, то можно сказать, что сейчас он действительно видел Егора в первый раз. Ему же хуже – сегодня у Егора был такой видок, что он бы с удовольствием сам стал слепым. Но Толя смотрел на него с каким-то щенячьим восторгом, чем даже смог смутить Егора настолько, насколько это было вообще возможно. Ощущая какую-то неловкость, парень поднялся с кровати и достал из пакета две упаковки таблеток и бутылку воды. Кинув их на кровать, он отошёл к окну и встал спиной к Толе, прислушиваясь к тихому шуршанию за спиной. Голова немилосердно болела, и Ерушин подумал, что самому тоже неплохо бы принять обезболивающее. Он прошёлся по комнате, пытаясь утихомирить ноющее тело – спина и шея стали ныть с большим напором, чем час назад. В это время Толя поставил бутылку на тумбочку у кровати и закинул туда же упаковки таблеток. Ерушин обернулся и присел на краешек комода, задумчиво глядя на юношу. Наверное, ему следует извиниться перед ним: за то, что вёл себя с ним неподобающим образом, был слишком груб и порой жесток. За то, что игнорировал его, когда не нуждался, пользовался им и его доверчивостью, когда хотел этого, не интересуясь его желаниями. И, наконец, за то, что уже не раз подвергал опасности его жизнь и здоровье из эгоистичных побуждений. А юноша всё это время молча терпел и не перечил, по каким-то неведомым Ерушину причинам, привязываясь все сильнее и сильнее, настолько, что готов был врать ради него не просто случайным людям, а полиции. Наверное, следовало бы извиниться. Но как же неприятно – признавать собственную неправоту. Поэтому, строго посмотрев на Толю, парень сухо бросил:
— Спи.
— Я не хочу, – тут же откликнулся Борисов.
— Почему? – ответ Толи сбил его с толку – мальчишка же явно не выспался, как и он сам.
— Потому что тогда ты уйдёшь, – одними губами произнёс Борисов, глядя ему прямо в глаза. Что-то кольнуло у Егора внутри в ответ на эти слова, заставляя чувствовать себя неприятно-странно. Он невольно усмехнулся – Толя ведёт себя как противный маленький ребёнок. Такой самонадеянный, кажется, позабыл, с кем имеет дело.
— Ты думаешь, если я захочу уйти, то меня остановит то, что ты не спишь?
К такому Толя явно оказался не готов – на лице отобразилась вся гамма чувств, от непонимания до обиды. Он растеряно захлопал ресницами, и Егор увидел, как старательно тот пытается придумать что-нибудь, чтобы убедить его остаться. Вот только ничего не получалось. Дабы не мучить его, парень отстранился от комода и подошёл обратно к кровати.
— Я подожду, пока ты уснёшь, а потом уйду.
— Я бы хотел, чтобы ты остался. Пожалуйста, – кажется, Толя решил, что раз он болеет, то может позволить себе говорить всё, что взбредёт в его голову. А возможно, он просто ничего не соображает из-за температуры. Ну или просто глупый. Точно одно из трёх.
— Торговаться вздумал? – прищурился Ерушин. – Не ты один сегодня не выспался. Хочу полежать хотя бы часок.
— Ты можешь лечь здесь, – неожиданно выпалил мальчишка, похлопав ладонью по одеялу и тут же заметно замявшись. Сказать, что Егор потерял дар речи от подобной просьбы – ничего не сказать. Изогнув бровь, он посмотрел на него и покачал головой.
— Мне, кажется, ты перегибаешь, – произнёс парень, нарочито медленно опускаясь в кресло напротив кровати. – Советую тебе лечь спать и побыстрее выбросить подобные глупости из головы.
***
Время тянулось катастрофически медленно, и было бы так приятно провести его в крепком тёплом сне, а не в вязкой полудрёме, но это единственный вариант, доступный Егору. Как бы он ни старался, предаться полноценному сну в жёстком плетёном кресле попросту невозможно. Борисов тем временем, находясь в куда более удобном положении, тоже по какой-то причине не спал. Его сознание отключалось ровно до тех пор, пока его собственное тело не становилось ему врагом, вырывающим его из сна собственными же движениями. Он часто ворочался, заставляя кровать под ним поскрипывать, и это действовало Егору на нервы.
На самом деле, ничего не мешало ему плюнуть на всё и отправиться спать в собственную комнату или хотя бы в гостиную. Сейчас парень пренебрёг бы даже походом в душ, потому что накопившаяся усталость слишком давила на него. Но всё же что-то удерживало его здесь, не позволяя вновь пойти на поводу у своего эгоизма и сделать так, как было бы выгоднее прежде всего ему. Впрочем, это «что-то» – ничто иное, как образ усталых Толиных глаз, молящих Егора о том, чтобы тот остался хотя бы до тех пор, пока он, Толя, не уснёт. Часто ли Борисов о чём-то просит? Часто ли он делает для него что-то? Егор знал ответ на оба этих вопроса, но ещё он знал, что лучше всего та жизнь, где в первую очередь ты думаешь о себе, а потом уже о других. Борьба мыслей продолжалась недолго, и парень, решив, что провёл в этой крохотной комнате больше времени, чем следовало бы, поднялся с кресла, мимолётом бросив взгляд на, как ему казалось, наконец, мирно уснувшего юношу. Что ж, если Толя и вправду уснул, Егор с чистой совестью может уйти отдыхать к себе. Но сперва обезболивающее. Взяв с прикроватной тумбочки сверкающий блистер, Ерушин тихим шагом направился в кухню, чтобы не будить шуршанием мальчишку и по пути наведаться в ванную за водой, в которой сейчас так нуждалось его лицо. Часы показывали уже без пятнадцати десять, но пасмурная погода за окном оставляла ощущение раннего утра, погружая квартиру в серый полумрак, так и нашёптывающий о том, что сегодня можно не вставать с кровати подольше. Крупными глотками протолкнув воду с лекарством в пустующий пищевод, Егор направился в ванную, где минуту провёл у зеркала, вглядываясь в серость лица, которая сейчас делала его выглядящим даже не на свой возраст, а старше. Плюнув на ноющие ощущения в едва работающих мышцах, парень всё же принял решение быстро принять душ, дабы смыть с себя налёт последних событий и воспоминания о них, а затем отправиться в постель, предварительно, разумеется, всё-таки проверив состояние Борисова.
Тёплые струи воды несколько облегчили состояние, но усталость, конечно же, не смыли, сделав её, наоборот, ещё более тягучей и убаюкивающей. Насухо вытирая пористые от частых осветлений, и потому быстро впитывающие воду волосы, Ерушин бесшумно проник в комнату, где спал Толя. Было заметно, что всё это время он крутился на кровати, что говорит о том, что его сон всё ещё был беспокойным, и Егора это разочаровало. Болезненно побледневшее лицо вызывало жалость и заставляло мозг бегущей строкой прокручивать «ты не можешь просто взять и уйти отсюда». С обречённым вздохом Егор кинул на прикроватную тумбочку полотенце и опустился на край кровати. Он замешкался, пытаясь понять, насколько целесообразное решение сейчас принимает, какие последствия это будет иметь и насколько сильно он пожалеет об этом в дальнейшем. Голова разрывалась от мыслей обо всём пережитом за последние сутки, а попытка оценить рациональность собственных действий только делала громче этот гул в голове, который уже просто невозможно было терпеть. Поэтому, мысленно щёлкнув кнопкой где-то в глубине своей черепной коробки, отключая таким образом мозг, парень всем телом опустился на кровать, где на противоположном краю спиной к нему лежало щуплое тело Толи. Как только голова коснулась подушки, глаза Егора мгновенно закрылись от ощущения наступившей, наконец, от принятия горизонтального положения расслабленности, перекатывающейся по мышцам. Он устало вздохнул, и на этот шум к нему вяло повернулся Борисов, приоткрывая сонные глаза, прячущиеся под нахмуренными бровями.
— Ты здесь?
— Здесь.
— Доброй ночи, – прошептал Толя, отворачиваясь обратно к окну.
Эти слова прозвучали так нелепо, но Егор лишь усмехнулся, понимая, что на дворе никакая не ночь, а Толя просто оговорился из-за того, что сильно вымотан – физически и морально. Выждав меньше минуты и оставив юношу без ответа, Ерушин лишь молча перекинул руку через его туловище и, стараясь как можно менее грубо, подтянул того к себе. Он почувствовал, как тело Борисова слегка напряглось под его рукой. Егор не мог знать наверняка, что сейчас происходит в голове мальчишки, поэтому, дабы избежать лишнего напряжения, которое сейчас было бы совсем некстати, прошелестел, утыкаясь носом в тёмные волосы и прижимая Толю ближе к себе:
— Я очень устал. Я хочу отдохнуть и хочу, чтобы ты сделал то же самое.
После этих слов тело Борисова постепенно обмякло, и Егор стал ждать, пока тот окончательно уснёт. Сам он обычно отключался быстро, но не тогда, когда жизнь была слишком полна приключений, и неважно – плохих или хороших. Эмоциональная перегрузка всегда оставляла на нём отпечаток в виде бессонницы, которая ну никак не соотносилась с физической разбитостью. Вот и теперь парню оставалось лишь ждать, пока сон завладеет сознанием, и он знал, что сейчас ему понадобится больше времени, чем обычно. Тусклый дневной свет едва пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы, оставляя блёклую изломанную полоску на одеяле и касаясь расслабленного плеча Толи, чуть виднеющегося из-под белой ткани. Егор аккуратно протянул руку и коснулся кончиками пальцев светящейся кожи. Та мгновенно дала реакцию в виде россыпи маленьких мурашек, и парень мысленно усмехнулся – Толя такой чувственный и податливый в ответ на всё, что делает Егор, даже когда спит. Где-то глубоко внутри тёплым бальзамом разлилось ощущение некой власти и… Значимости? Смахнув накатывающие размышления, Ерушин вновь перекинул руку поперёк худощавого тела, утыкаясь носом в каштановые волосы. Он ощущал себя так странно, испытывая пусть и совсем не яркое, но чувство вины. Это ощущение заставляло его обнимать Толю, согревая собственным телом, вдыхать запах его волос и иногда проводить тыльной стороной пальцев по его щеке, будто бы извиняясь. Юноша лежал без движения, и лишь размеренно дышал. Его изредка потряхивало, потому что, очевидно, он всё ещё чувствовал себя очень плохо, а лекарства, принятые двумя часами ранее, лишь сняли симптомы.
Когда свет от окна переместился выше и стал бить в закрытые глаза, Толя повернулся лицом к Егору. Тот, успевший уже задремать к этому времени, открыл глаза. Он видел, как мальчишка попытался принять удобное положение, упираясь ладошками ему в грудь, и он не был против. Свою голову Толя расположил прямо напротив лица Егора, и тот, глядя на него усталыми глазами, скользил взглядом по этим уже знакомым чертам: густые, сдвинутые домиком брови, слегка подрагивающие ресницы, чётко очерченный подбородок, пухлые губы и выпуклая родинка под ними. Поддавшись мгновенному порыву, Ерушин слегка приподнялся, подтягиваясь ближе к юношескому лицу, насколько это позволяло положение тела, аккуратно и медленно, задерживая губы на коже, коснулся сначала лба, затем виска, потом чуть ниже – скулы, щеки, а затем подбородка. Пожалеет ли он об этом? Дорожка чуть влажных поцелуев отозвалась в спящем Борисове едва слышным мычанием, с которым он приподнял голову выше, будто бы ожидая, что сейчас его продолжат целовать. Но вместо этого Егор лишь взял его ладонь, упирающуюся в собственную грудь, поднёс её к губам и также оставил лёгкий поцелуй на кончиках пальцев, а затем, приняв более удобное положение, вновь по-собственнически притянул парня к себе, позволяя тому уткнуться носом и губами себе в шею, обдавая её тёплым размеренным дыханием. Он наконец-то погрузился в темноту.
