Drabbles Haikyuu ver.

      — Сейджо твоя семья, Т/и, — Ирихата проговаривал каждое слово чётко и без заминки.       Его голос был хриплым и слегка скрипучим, словно вот-вот зайдётся долгим кашлем. Мужчина хмуро сводил брови, сидя на кожаном диване посреди подвальной комнаты. Голые стены без единого окна внушали страх и едва нарастающую панику. Начищенные до блеска полы разили резким запахом белизны. Ты пыталась сосредоточиться на одной точке, чтобы остановить дрожь во всём теле, но выходило скверно.       С боковой стороны воинственно выпятил грудь Ивайзуми. Крепкая и верная опора Сейджо с пустым-пустым взглядом. Хаджиме с детства был добрым мальчиком; он значительно отличался от других своей смелостью и упорством, чем заслужил внимание главы. Ивайзуми не стремился стать лучшим из лучших, не пытался пробиться вперёд остальных не смотря ни на что — он был просто верен. Хаджиме непоколебимо служил Сейджо, вырывая себе место в близком доверенном кругу. Раньше свет воодушевлённо искрил из тёмно-зелёных раскосых глаз, но сейчас они опустошённо сверлили стену. Ивайзуми подвергся проверке на прочность и безупречно прошёл её. Парень перешёл через свои эмоции. Хаджиме всегда оставался сильным, но ты никогда таковой не была.       По другую сторону стоял Ойкава. Уверенный расчётливый взгляд. Он внимал каждому слову Ирихаты — наблюдал и изучал. Готовился занять его место в любой момент. Казалось иногда, что Ойкава в нетерпении резко выхватит из тисков кобуры пистолет и продырявит седую голову с маниакальным наслаждением. Он жаждал власти и был готов ощутить её вкус в полной мере. Ребёнком он часто творил нечто необратимое и ужасное, нечто пугающее и резкое для маленького мальчика, но каждый раз выходил сухим из воды. Ойкава водил людей за нос с ранних лет; руководил и ловко заработал с годами авторитет. Это не прошло мимо Ирихаты. Вскоре после совершеннолетия Тоору оказался незаменим в Сейджо. Порой оценивался больше самого главы.       — Якудза не держит своевольных и сомневающихся во власти людей, — он беспристрастно продолжил монолог.       Невзирая на его слова, можно было отчётливо провести черту между простыми подчинёнными и преемником. Ойкава играл по собственным правилам и заставлял прогибаться под них других, чем вызвал симпатию Нобутеру.       — Пересилить стремление к своим желаниям, целям, нравственным ценностям ради блага семьи. Это не просто показушное временное объединение людей. Это крупная организация выстроенная годами тяжким трудом — кровью и потом. Верность к главе, — голос мужчины хрипел, но глаза неотрывно следили за тобой, словно выискивая толику сомнения в его словах. — единственная постоянная.       Ты заставила себя перестать дрожать и с усилием воли расслабила лицо, чтобы притупить эмоции так ярко выражающиеся на нём. Внутренности скручивало от удушающего страха. Желание провалиться сквозь землю и уйти от столь пристального внимания возрастало с каждой секундой. Ты знала о некой проверке на прочность, что прошли немногие, но выяснила лишь то, что каждая оказалась индивидуальной. Длинные ногти за спиной впились в запястье, оставляя красные следы. В другой ситуации щиплющая боль отрезвила бы на мгновение, но сейчас конечности будто закаменели, стали не свои. Ты сохраняла умеренный темп дыхания под цепким взором Ойкавы. Тот, к удивлению, не строил рожи с вызывающей ухмылкой, а наоборот притих. На миг в янтарных глазах проскользнуло беспокойство, но ты откинула эту мысль подальше. Ойкава Тоору не был исчадием ада, чтобы насмехаться над далеко не чужими ему людьми, но успешно позиционировал себя именно с такой стороны.       Сзади раздался щелчок. Ты обернулась на звук и от увиденного сердце забилось с новой силой, а ладони взмокли. Мерзкий холодок пробежался по всему телу. Ханамаки и Матсукава тащили безвольно висящего на их руках человека с чёрным мешком на голове. Вечно весёлые парни сразу же вышли из комнаты, как только бросили мычащего мужчину от резкой встречи коленей с бетоном, мрачно опустив головы.       — Неважно как его зовут, неважно, что он натворил, — Ирихата вновь заговорил и его тон стал заметно грубее — из него сочилась сталь. — Твоя задача, — Ивайзуми положил на низкий столик пистолет. — убить. Не потому что он предатель или коп, это неважно, а потому что это приказ. Слепая верность в придачу с кристальным послушанием. Вот, что значит быть якудза. Принципы беспрекословного подчинения.       Когда Хаджиме обогнул столик в направлении к заложнику и рывком снял с того мешок, что прекрасно слышал каждое слово, ты вздрогнула как от удара. Теперь три пары глаз уставились на тебя. Ивайзуми, ты была уверена, всё ещё избегал смотреть на тебя. Ему откровенно была омерзительна эта ситуация, но последнее о чём заботится мафия, так это о чувствах своих подчинённых. Ногти до сих пор впивались в тонкое запястье, наверняка оставляя мелкие ранки. Ты дышала сквозь крепко сомкнутые зубы. Задание было из самых простых — всего лишь нажать на курок. И выстрелить. В живого человека. Проще простого.       — Докажи свою преданность, Т/и.       Ты прикрыла глаза на пару секунд и медленно потянулась за оружием. За годы службы ты не раз держала в руках пистолет, но ни разу не воспользовалась им по назначению. Это определило выбор Ирихаты с проверкой на прочность. Его лёгкий, по сравнению с полным магазином, вес сулил о том, что в нём заряжена лишь одна пуля. Один шанс без права на другой выбор.       Ты резко обернулась, собравшись с силами, с вытянутой вперёд рукой. Промахнуться невозможно. Ты решила, что раз отходных путей не найдётся, то и задерживаться не стоит. Ирихата нетерпелив и в гневе способен на многое. Лучше поторопиться, думаешь ты, пока знакомые очертания лица не дрогнули испуге. В горле пересохло, а глаза заслезились. Вы не были близко знакомы и имена друг друга не пытались выяснить, но короткие дружеские встречи, краткие переглядки оставили светлый след в памяти. Он смиренно ждал своей участи, но всё равно болезненно сжался. Мужчина даже не надеялся на побег, понимая, что если начнёт рыпаться, то не отделается простой пулей во лбу. Хаджиме не позволит мелкой пешке скрыться у себя из-под носа.       Рука с пистолетом задрожала, а громкое прерывистое дыхание наполнило комнату. Вместо забвения слух навострился в разы. Ты могла услышать тихие всхлипы мужчины, чьи руки были связаны. За наблюдением как тот сдерживал изо всех сил рыдания ты не заметила, что вместе с ним сдерживаешь свои. Хотелось кричать до охрипшего горла. Орать, что ты не в силах это сделать, ты не можешь убить живое существо, которое смотрело так жалобно.       — Ойкава, — словно гром среди ясного неба.       Тоору без колебаний пересёк комнату. Ты ощутимо вздрогнула от фатального вмешательства в личное пространство. Ойкава нагло прижался к тебе со спины, едва соприкасаясь чётко прорисованной челюстью виска. Повернись ты к нему, то не увидела бы привычную патетическую ухмылку, а ледяной оскал без намёка на нежность. Ойкава производит впечатление лощёного, исполненного пафоса эгоцентричного человека. И хоть даже это являлось чистой правдой, но было лишь верхушкой айсберга. Глянцевитый, изысканный с дьявольской душой. Тоору готов на всё ради возглавления империи. Он не питал симпатии к одарённым, в отличии от Ушиджимы, а просто использовал сильные стороны кого приходится. Развивал и учил, разрушал и снова строил. Стремился к своеобразному идеалу.       Широкая неожиданно тёплая ладонь накрыла твою, крепко сжимая. До сего момента тихая сдерживаемая паника застрявшая в горле, внешне не проявляющая себя, вырвалась наружу. Коленки содрогнулись и резко ослабли. Ойкава ловко подхватил тебя за талию другой рукой, словно ты ничего не весишь. Ты сжала губы до тонкой белой полоски. Зубы скрипели от сильного нажима. Казалось они вот-вот раскрошатся — так сильно ты напряглась.       — Нет, нет, нет… — непроизвольно слова слились в сплошную катавасию. — Пожалуйста, я не могу… Ойкава… Тоору, не заставляй меня этого делать. Не надо, прошу… Не получится, нет…       Бледные пальцы обвили твои: указательный опасно прижался к твоему на курке. Но полного нажима оставалось пару сантиметров. Противиться жёсткой хватке не было сил, как и двинуться с места. Ойкава пригвоздил тебя к одному месту. Слёзы размыли картинку перед глазами. Выпрямленная рука болела от долгой неподвижной позы. Горячее дыхание и размеренный стук сердца не остановил сквозящую насквозь тревогу и страх. Дорогой парфюм, что внушал ранее спокойствие и безопасность, сейчас бил по инстинкту самосохранения. Содрогаясь, ты зажмурилась, а по щекам плавными линиями потекли крупные слёзы.       — Чшш, — Ойкава наклонился к твоему уху. — Открой глаза.       Жалкие просьбы пролетели мимо него. Голос Тоору не был хриплым, как у Ирихаты или Ивайзуми. Он был мягким и порой звонким, и неизменно с нотками угрозы. В попытке укрыться от реальности ты изо всех сил оттягивала момент. Скулящий мужчина на полу призывал к помилованию. Воздух превратился в едкий дым, вдыхать который было нестерпимо больно.       Ты разлепила веки и не успела и дрогнуть, как хлопок вызванный резким давлением на курок побил по ушам. Оглушительный выстрел разнёсся по стенам эхом. Искажённое ужасом лицо залилось кровью, а тело словно мешок с костями и мясом упало на бетонный пол. Противный запах вперемешку с разбрызганными повсюду кусками нечто красного вызвал позыв тошноты вместе с рвотным рефлексом. Ты закашлялась не в силах вырвать пустоту. Ты не ела с самого утра, предчувствуя неладное. Ошмётки чужих мозгов стояли перед глазами. Казалось, что вместо пары секунд прошёл час. Выстрел в замедленной съёмке повторялся раз за разом.       Чьи-то руки заботливо поглаживали по спине, а нежный шёпот обволакивал вокруг, защищая ото всех. Истерика медленно, но верно проходила вместе с дрожью. Ты прижалась лицом к груди Ойкавы, что не выпускал тебя из рук всё это время. Ирихата с Ивайзуми покинули комнату тут же после выстрела. Неизвестно как отреагировал глава, но тебе кажется, что под защитой Тоору он тебя не тронет, не смотря на неподобающее якудза поведение.       — Я-я не хочу б-больше, — отчаянно промолвила ты. Ирихата не успокоится до тех пор пока ты не выполнишь задание безупречно. Либо так, либо смерть.       Длинные пальцы впились в твой подбородок и подняли опухшее от слёз лицо вверх. Ойкава грозной скалой нависал и дико вбирал каждую эмоцию промелькнувшую на твоём лице. Непривычная серьёзность заострила взгляд.       — Никто и никогда не принудит тебя ни к чему, — дикая предвкушающая улыбка застыла на губах. — Я клянусь.