***
Время течёт своим чередом, меняя краски от ярко-зелёного до потускневшего жёлтого. Погребённые под снег сгнившие листья, окутавшие всё в округе белые тона, что холодят нутро, разочаровывая глаза каждодневной серостью, пока хмурое небо не растеряет все унылые тучи, позволяя яркому солнцу появляться чаще и задерживаться на небосклоне дольше. А вскоре из тёплых лучей медленно и застенчиво проглядывают позеленевшая трава и коричневые бутоны, которые потихоньку распускаются, показывая миру розовые цветы на деревьях. Время бежит вперёд, не оглядываясь, не заботясь о тех, кто не поспевает. Техён учится на втором курсе университета, на столь желанном для него факультете иллюстрации. Чуть больше года он, как весенний раскат грома, ворвался в квартиру Хосока, заполняя каждый угол собой: фотографии, журналы по живописи, цветы в разноцветных горшках. Хосок был этому несказанно рад. Постоянное присутствие младшего радовали Чона, заставляли довольно улыбаться по утрам. Хосок потирает заспанное лицо руками, зевая, широко раскрыв рот. Он сладко тянется на смятой постели, поднимая руки выше, разминая, поворачиваясь из стороны в сторону. Вторая половина широкой кровати пуста, но ещё сохранила ощутимое тепло на простыни. Чон встаёт, подхватывая одиноко висящую на стуле жёлтую футболку, натягивая прохладную ткань на голый торс. Он выходит из спальни, ступая босыми ногами по деревянному полу. Техён ходит по небольшой кухне из стороны в сторону, задумчиво что-то бурча под нос. Тёмные брови сведены к переносице, а глубокие карие глаза смотрят сквозь. Парень разливает кофе по кружкам, прикусив большой палец свободной руки. Он не сразу замечает, как горячая жидкость вытекает за края посуды, оставляя коричневые лужи на столешнице. — Медвежонок, тебя что-то тревожит? — Хосок, оказавшийся позади Техёна, заключая того в круг своих рук, пугает младшего, отчего тот заметно дёргается. Чон быстро вытирает тряпкой кофейные пятна, не позволяя тем стечь на пол. Техён отмирает, быстро хлопая большими глазами, отчего чёрные густые ресницы мелко подрагивали. Отогнав пелену с глаз, он фокусирует взгляд на любовнике, что выжимает тряпку в раковину, споласкивая ту водой. — Нет, всё в порядке. Просто странно себя чувствую. — У тебя что-то болит? — Чон развешивает мокрую ткань на ручку кухонного гарнитура, приближается к парню, обеспокоенно кладя руку ему на плечо. — Просто голова немного кружится, — Техён вымученно улыбается, доливая свежезаваренное кофе во вторую кружку, — ничего страшного, пойдём завтракать. Хосок заботливо усаживает своего парня на стул, целуя в тёмную макушку. Он залезает в холодильник, выуживая оставленные с вечера закуски, заботливо расставляет те вокруг Техёна. Убедившись, что младшему комфортно и больше ничего не требуется, он присаживается рядом, цепляя палочками кимчи. — Как дела на учёбе? — Хосок быстро пережёвывает, подталкивая маленькие тарелочки к Техёну. — Всё отлично, долгов у меня нет, могу немного расслабиться перед сессией, — Техён отхлёбывает кофе, чувствуя приятную горечь на кончике языка. Он приподнимает голову, сталкиваясь с испуганным взглядом Хосока, — что-то не так? Техён сводит брови, непонимающе смотря на парня. Чон тянет к нему руку, боязливо касаясь кожи под носом. Младший удивлëнно приоткрывает рот, замечая кровь на пальцах Хосока. Техён рваным движением, касается носа, осторожно проводя подушечкой пальца. — Кровь? — голос младшего вздрагивает. Тот быстро поднимается со стула, срываясь в ванную комнату. Хосок незамедлительно двигается за ним. Он останавливается в дверном проёме, всматриваясь в отражение в зеркале младшего. Техён заметно побледнел, его длинные пальцы вжались в холодное керамическое покрытие раковины. Шум напора воды разносится по небольшой комнате, пока Техён умывает лицо. Хосок напрягается всем телом, когда видит, как опасно покачивается из стороны в сторону младший. Он видит, как карие глаза Техёна закатываются, а длинные крепкие ноги подгибаются в коленях. Чон подрывается к нему, успев схватить руками голову, цепляясь пальцами за мягкие чёрные кудри. Хосок сидит на коленях на кафельном полу, несильно ударяя Техёна по гладким бронзовым щекам. — Техён-а, — голос Хосока испуганно дрожит, — Техён-а. Чон аккуратно убирает чужую голову со своих трясущихся от страха колен. Он вскакивает на заплетающиеся ноги, лихорадочно выбегая из ванной комнаты, в поисках телефона.***
Холод и серость больничных стен отдавали тоской в сердце Хосока, оставляя после себя глубокую рваную рану, что со временем превратится в уродливый грубый рубец. Тоска так же проглядывала в глубоких карих глазах Техёна, что блестели от скопившихся в них слёз, которые он не позволял себе пролить. Он держался как мог, так, как не смог сам Хосок. В глазах старшего образовалась красная паутина из-за воспалённых капилляров, придавая взгляду нездоровый уставший вид. Он быстро проводил руками по лицу, стирая еле заметные прозрачные дорожки со своих щёк.«Рак разбивает сердца всем, кто тебя окружает»
Только по прибытию домой, Хосок смог позволить себе упасть круглыми коленями на пыльный пол, обхватить дрожащими руками ноги Техёна и громко разрыдаться, утыкаясь мокрым лицом тому в бедро. Похолодевшие руки младшего медленно гладили Чона по волосам, стараясь зацепиться пальцами за мягкие пряди, стремясь оставаться в реальности. Но глаза его пустеют, уставившись в одну точку на блеклой стене, размывая развешенные по ней фотографии. Голова опустела ещё в больничной палате, когда парень, медленно раскрыв веки, щурился от слишком яркого света. Первое, что привлекло его внимание — Хосок, который нервно сжимал его похолодевшую ладонь, остервенело кусая розовые губы. И врач в белом халате, что смотрел прямо, говорил чётко и сухо, но в чужом взгляде можно было увидеть подобие жалости, некой необоснованной вины. Техён, словно маленький болванчик, кивал головой на каждое высказывание доктора, жуя нижнюю губу. Но все сказанные слова проносились мимо, словно Ким был погребён под многотонную толщу воды.Злокачественная опухоль на слизистой желудка
Четвёртая стадия
Опухоль проросла, переходя на новые органы
Сейчас недавние события в больничной палате кажутся ненастоящими, происходящими не с ним. Он будто стоял там и наблюдал со стороны за развязавшейся трагичной картиной, как обычно это бывает в замыленном сне. Но вжимающийся в ноги, отчаянно рыдающий взахлёб Хосок заставляет поверить в реальность происходящего и перематывать драматичные моменты по кругу, как на старом кассетном магнитофоне.***
Один из самых тяжёлых моментов, которые может вспомнить Техён — как он рассказал обо всём родителям. Мать тогда рыдала долго на пару с Хосоком, который всё же держался до конца. Они сидели по обе стороны от Кима на небольшом диване, крепко сжимая его в тёплых объятьях, спрятав мокрые лица в широких плечах. Отец тяжело выдохнул, прижав дрогнувшую ладонь к груди, и медленно опустился в рядом стоящее пустующее кресло с красным пледом на спинке. Техён с виновно опущенной головой смотрел на него краем глаза, видя, как мужчина задирает голову к верху, ударяясь полысевшим затылком о мягкую обивку кресла. Отец медленно двигал сухими губами, но не издавал ни звука, мозолистыми пальцами левой руки он стянул очки с покрытого редкими морщинами лица, откладывая те на колени, и быстро заморгал, стараясь не показать разбитой горем семье своих слёз. Невиданная роскошь — умереть от старости. В жизни нельзя предугадать что-либо, распланировать её так, что-бы прожить всё по чётким пунктам. Она хаотично виляет, путается на бесконечных поворотах, часто бывает непредсказуема, груба и истерична. Единственное, чего точно можно ожидать — смерть. Она настигнет в сто процентном случае, игра в прятки с ней бесполезна. Самое ужасное, когда начинаешь ожидать её в двадцать лет, словно давнюю подругу, что обещала зайти на выходных. Через несколько мучительных месяцев, Техён решается забрать документы из университета, в который ранее безумно мечтал попасть. Он решил не советоваться в этом вопросе ни с хёном, ни с семьёй, он просто хотел потратить оставшееся недолгое время так, как хочется ему, и прислушался только к себе. Ким хотел бы путешествовать, но накопленных средств не хватало, и Хосок должен был продолжать учиться. Техён искал прекрасное в окружающем, стараясь наслаждаться всем тем, что имеет сейчас: красными закатами, свежим летним воздухом и робкими улыбками Хосока, который старательно пытался скрыть в карих глазах всю грусть, что наполняла его. — Я хочу на свидание, пока я ещё могу! Голос Техёна звучит слишком громко, отчего Чон испуганно дёргается, роняя ложку с зачерпанными хлопьями в тарелку, разбрызгивая белые капли молока по столу. Ким прикрывает широкой ладонью лицо, скрывая налившиеся от широкой улыбки щёки. — А что значит, пока могу? — Хосок хмурит тёмные брови, сводя те к переносице. Тонкие пальцы выдёргивают жёлтые салфетки, вытирая деревянную поверхность стола. — Ты всё понимаешь. Мы договорились не произносить это вслух, — парень поджимает губы, складывая те в тонкую полоску. Он неловко ковыряется в своей тарелке, перемешивая сладкие хлопья. Хосок в ответ молчит, прикусив изнутри щеку. Он черпает ложкой размякшие увеличившиеся в размерах хлопья, спешно засовывая их в рот. Повисшая в комнате тоска чувствуется отчётливо, оседает вокруг, заставляет носы защипать. Техён чувствует вину за это, опускает чёрную лохматую голову ниже, пряча за отросшей чёлкой раскаянные глаза. Хосок молчит долго, тщательно пережёвывая, превращая мягкую субстанцию в кашу, с трудом сглатывая. Свободной рукой он шарит по ноге Кима, выискивая руку младшего. Он крепко сжимает её, переплетая их пальцы. — Мы будем ходить на свидание в любой момент, когда ты захочешь. Сердце в грудной клетке горестно сжимается, отдавая колкой болью в мышцах. Техён поднимает голову, рвано поворачиваясь к парню. На лице Кима расползлась широкая квадратная улыбка, а на чёрных густых ресницах скопилось несколько прозрачных слёз.***
Парк пустовал в будние дни, лишь немногие пары, в особенности с детьми, прогуливались в раннее рабочее время. Хосок бодро шагает вперёд, цепко держа руку Техёна, таща его за собой. Они шли вдоль зелёной аллеи, затянутой с обоих сторон лиственными деревьями. Техён увлечëнно мотал головой из стороны в сторону, цепляясь карими глазами за всё, различные вагончики, что продавали уличную еду, стоили отдельного внимания. — Пойдём, — тяжело кряхтит Ким, волоча за собой старшего, что удивленно вскинул брови. Остановившись у ларька со сладкой ватой, Техён тыкнул пальцами в стенд, капризно выдыхая. — Хочу! Хосок медленно кивнул, сразу потянувшись к поясной сумке, доставая кошелёк, после протягивая купюры продавцу. Глаза Кима заинтересованно бегают, внимательно следя за работающим аппаратом, и тем, как мужчина двигает тонкой палочкой по пластиковым стенкам, наматывая розовую вату. Техён счастливо лыбится, отщипывая уже липкими пальцами кусок сахарной ваты, засовывая его в рот, довольно пережёвывая. Хосок тянется к его сладости, желая попробовать, но получает лёгкий шлепок по ладони, отчего старший ошарашено приоткрывает рот. — Иди за своей, — недовольно тянет Ким, отворачиваясь корпусом и пряча остатки розовой ваты от парня. Чон обиженно дует губы, горделиво фыркая, отчего Техён громко смеётся, отламывая порцию побольше, резко оборачивается к любовнику, насильно пихает ту ему в рот. От тёплого ветра сладкая субстанция разлетается, цепляясь за чистые волосы Чона, слепляя тёмные пряди вместе. — Техён-а, — протяжно возмущается старший с набитым ртом, он касается своего лица ладонями, ощущая липкость на щеках. У Хосока сердце глухо падает вниз, когда они останавливаются возле захватывающих дух аттракционов. Техён упрямо показывает на американские горки, быстро кивая чёрной головой, сияя счастливыми глазами. И Хосок не может противостоять этому радостному взгляду и трепетному сжиманию его руки выше локтя. Чон тянет вымученную улыбку, нерешительно ступая вперёд, чувствуя, как слабеют его ноги в коленях. Но Техён смеётся громко, прикрывая красивое лицо ладонью. Его плечи рвано дёргаются, он слегка сгибается, наблюдая, как ошарашенное выражение лица Хосока сменяется на легкое недовольство. Он не успевает возмутиться вслух, как чужие пальцы крепче сжимают его предплечье, уводя подальше от страшного аттракциона. Они останавливаются возле карусели с многочисленными расписными насыщенными цветами лошадьми. Ким бежит к кассе, покупая сразу два билета, благодарно скалясь кассиру. Он пихает билет Чону, убегая от того вперёд, стремясь выбрать самую красивую лошадь. Карусель раскручивается медленно, издавая постоянную настырную мелодию, что надолго застрянет в головах посетителей парка. Они медленно двигаются по кругу, сидя на твëрдых железных конях, держась руками за грязные поручни. Техён прикрывает счастливые глаза, отдаваясь моменту, стараясь запомнить ощущения надолго, вдыхает аромат тёплого ветра и разнообразной еды, что продают в вагончиках неподалёку. Хосок отпускает одну руку от лошади, доставая телефон из сумки, направляя тот на младшего, делая несколько фотографий, намереваясь повесить их на стене в квартире, предварительно выбрав самые красивые яркие рамки. Он хочет фотографировать Техёна каждую минуту, навязчиво желая сохранить в памяти любимый образ, боясь, что с годами тот может ускользнуть от предавшего сознания.***
Техён угасает, с каждой мучительно-протекающей неделей Хосок понимает это более отчётливо. Его вес уменьшается слишком стремительно, аппетитные круглые щëки впали, выдавая острые скулы парня. Когда младший снимает футболку, рёбра осязаемо проглядывают сквозь тонкую бронзовую кожу. Под карими глазами явно красуются тёмные круги, которые не проходят сколько бы Ким не спал. Каждое движение парня сопровождается головокружением и слабостью в тонких исхудавших ногах. Аппетит давно покинул его, он ест в основном под строгим надзором старшего, обычно супы или каши, остальная пища отдаёт режущей болью в желудке. Лечение не помогало, снимало лишь часть той боли, которую испытывал Техён. Он считал это бесполезным, лишь тратой сил и нервов, ведь парень всё принял давно, много месяцев назад он свыкся с мыслями о страшном неизведанном будущем и просто ждал, когда это всё закончится. Белый унитаз часто окрашивался в ярко-красный, Техёна рвало кровью. Горло саднило так, словно изнутри от желудка вверх вели острым наточенным ножом. Ким честно устал, мечтая освободиться, но он боялся оставить Хосока. Старший с каждый днём становился нервознее, постоянные поглаживания собственных рук и задумчивое состояние выдавали его. Техён смотрел на него с горечью, касаясь побелевшим от налёта языком своих пересохших губ. Глаза Чона покрылись лопнувшими капиллярами, оставаясь покрасневшими постоянно. Хосок тоже ждал, но не освобождения, а то, как сердце с острой болью разорвётся. Ждал с глубоко засевшим страхом, каждое утро просыпаясь с громким мычанием и холодным от пота лбом, нервно шаря рукой рядом по кровати, стараясь нащупать пульс младшего. Через пару месяцев Техён не может передвигаться самостоятельно, стоять на ватных ногах слишком тяжело, в теле постоянно чувствуется разъедающая слабость. Чон всё чаще пропускает пары, стараясь оставаться с любовником как можно дольше. В университете он не может сидеть нормально, не может сосредоточиться. Он лишь кусает истерзанные губы, что не успевают затянуться новой плёнкой, и встревожено косится на часы. Техён принял решение перебраться обратно к родителям, ведь Чону надо учиться, а так может помогать неработающая мама. Хосок, не желая расставаться с любимым, переезжает вместе с парнем, получая разрешения старших Кимов. Техён хрипло и часто дышит через приоткрытые губы, пустыми глазами уставившись в белый потолок. Желудок скручивает в тугой узел, пронзает раскалёнными клинками так, что хочется громко взвыть. Его побледневший лоб покрылся испариной, слабые руки медлительно поглаживали впалый живот, надеясь на успокоение. Хосок лежит рядом, прижимает спиной с острыми позвонками к своей тёплой груди, нежно целует поредевшую от былой химии макушку, шепча ласковые слова на ухо. Их пальцы невесомо соприкасаются на теле младшего, и Техён, собирая все силы, требовательно сжимает чужую руку. — Хосок хён, — его голос очень тихий и сиплый, он судорожно облизывает уста, чувствуя раздражающую горло сухость, — воды. Чон осторожно отрывается от него, приподнимаясь на локтях, тянется к тумбе за отставленным прозрачным стаканом. Он помогает Киму приподняться на постели, бережно удерживая потяжелевшую голову, помогая пить через розовую трубочку. Техён смачивает губы жидкостью, и облегчённо выдыхает, медленно сползая с подушки. Хосок отставляет стеклянный стакан, ложится рядом, ласково поглаживая похолодевшую руку младшего, протяжно ведя от плеча до кисти. — Хён, — вновь привлекает внимание Техён, еле поворачивая голову вбок, чтобы увидеть любовника. Хосок неспешно кивает ему, показывая, что сосредоточенно слушает, — пообещай мне, что ты не замкнёшься в себе, обещай мне, что ты снова полюбишь. Голос Кима слабый, каждое сказанное слово даётся ему тяжело. Он чувствует исхудавшей спиной, как вздрагивает грудная клетка Хосока, слышит, как тот с дрожью выдыхает. — Обещай! Хосок резко поднимается с нагретой постели, обходя ту, присаживаясь на колени у края рядом с Техёном. Он ловит его мёрзлые кисти, мягко сжимая в своих тёплых руках, поглаживая сухую кожу большими пальцами. Его карие глаза смотрят прямо в тёмный потерявший краски взгляд. — Техён-а, — шепчет Хосок, боясь испугать, нарушить интимность момента, — я всегда буду любить тебя, слышишь? В уставших глазах предательски скапливаются слёзы, в горле разрастается жёсткий ком, из-за чего Чон шумно сглатывает. Он быстро моргает, стараясь согнать прозрачную пелену, размывающую взгляд. Он опускает одну руку, тянется ей к чужому бледному лицу, любовно поглаживая впавшую щеку. — Нет, хён, ты должен пообещать мне. Я не смогу спокойно уйти без этого обещания. Я боюсь. — Не бойся, малыш Тэтэ, — неприятные слёзы скатываются из карих глаз, холодя горячие щёки старшего, — я с тобой. — Я боюсь за тебя, хён. Они молчат, погрузившись в нагнетающее безмолвие, слыша лишь редкие всхлипы Хосока, который он пытается подавить. Старший утыкается лбом в край кровати, чувствуя кожей мягкое одеяло, что пыталось согреть замёрзшего Кима. Он приближает тонкие руки к себе, нежно целуя те, касаясь полными губами небольших трещинок на сухой коже. — Обещаю, — шепчет Хосок, потираясь прямым носом о кисть, стараясь передать всю свою нежность, — обещаю, медвежонок. Техён счастливо улыбается, с трудом растягивая потрескавшиеся уста, прикрывая вымученные глаза. — Я всё ещё твоя комета, хён? — Самая яркая комета, малыш.***
Ожидание смерти пугает, но не ждать её невозможно, обыграть её утопично. Техён освободился, как он ждал долгие два года, ждал сначала со страхом, а после с желанием избавиться от разъедающей нутро боли. И Хосоку кажется, что последний вздох Кима сопровождала лёгкая улыбка. На пальцах Чона нет живого места, искусанные покрытые мелкими заусенцами, что тот яростно отрывал с измученной кожи. Хосок поправляет низы чёрного пиджака, низко опустив голову, боясь встретиться с печальными глазами пришедших на прощание людей. Он сидел за столом с родителями возлюбленного, слыша громкие всхлипы матери Техёна, и успокаивающий, но дрожащий голос отца. Хосок лишь сжимал еë ледяную руку, своей такой же холодной, стараясь поддержать друг друга. Люди давно разошлись, лишь родители Кима переговаривались с кем-то в узком коридоре. Хосок красными глазами смотрел на большой портрет Техёна, обрамлённый в чёрную раму, с атласной лентой на уголке. Техён там улыбался своей очаровательной улыбкой, а карие глаза блестели, выражая радость, которой он всегда светился, наполняя ей окружающих. Хосок уже не плачет, он чувствует пустоту в районе груди, словно что-то насильно вырвали из него. Он не мог оторвать пустого взгляда от лица Техёна, осознавая, что никогда уже не видит этой весёлой улыбки нигде, кроме как на развешанных фото по его теперь пустой квартире. — Хосок-а, — он слабо дёргается от тихого голоса и мягкой ладони на своём опущенном плече. Обернувшись, он видит маму Кима, что нежно поглаживала его сгорбленную спину. — Тэ просил отдать это тебе после, — она слабо тянет ему белый конверт, на который пристально уставился Хосок, подмечая лёгкую дрожь пальцев женщины, — после того, как всё закончится. Чон благодарно кивает, склоняя голову, принимает конверт в свои руки. Женщина слабо улыбается, быстро отводя взгляд, прикрывая рот небольшим кулачком. Она кланяется, щурясь, быстро покидая комнату. Хосок проходится подушечками пальцев по гладкой бумаге, подносит её к носу, надеясь услышать слабый аромат любимого. Он мелко сглатывает, аккуратно раскрыв конверт, доставая белый, исписанный синими чернилами листок.«Привет, Хосок хён. Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Хах, звучит как в кино, правда? Я пишу это, чтобы напомнить тебе про твоё обещание. Ты не должен забывать о себе, не должен закрываться ото всех, не должен страдать. Я понимаю, как это грустно. Веришь, что я сейчас плачу? Ты, наверное, тоже. Не плачь, пожалуйста, хён. У тебя слишком красивая улыбка, в которую я когда то влюбился. Пожалуйста, закончи учёбу, следуй своим мечтам, живи и дыши полной грудью. Знаешь, когда я узнал о болезни, я только тогда понял, что жизнь так коротка. И стал жалеть о том, что откладывал всё на потом. Я многое не успел, так сложилась моя судьба. Но я надеюсь, что ты успеешь всё. Будешь радоваться жизни за нас двоих. Знаешь, мне так многое хочется сказать, но когда пишу все мысли путаются. Я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю. Я хотел бы сказать тебе это ещё миллиард раз, но, к сожалению, не успею, хотя я постараюсь, конечно же. Спасибо тебе за всё, за все счастливые моменты, проведённые вместе, за лучшие воспоминания, за заботу и бесконечную любовь. Но ты не должен глушить в себе это чувство. Пожалуйста, полюби кого-то ещё, Хосок хён. Ты должен осчастливить ещё кого-то. Я очень люблю тебя и буду любить до последнего вздоха, честно. Я не знаю, что будет дальше, но я уже не боюсь. И ты, хён, не бойся. Ведь в любом случае ты моё тёплое солнце, а я твоя яркая комета. А кометы они всегда летят к солнцу. Я люблю тебя, знай я всегда рядом. Вспоминай обо мне, глядя в бескрайнее небо. Твой Тэтэ»