Хамелеон

Прошло всего пару дней с момента моего поступления в университет. За эти дни я понял несколько важных правил. Первое: до конца обучения не ты пугаешь, а тебя пугают. Наша директриса оказалась непревзойденной стервой. Немолодая женщина, трясущаяся за свою единственную награду, полученную в каком-то там лохматом году, она напоминала чопорную английскую леди, которую уже давно не волновали ни дети, ни деньги, ни мужчины, её интересовало нечто другое – высокое положение и страх. Не сложно было заметить, что она получала огромнейшее удовольствие от ощущения нашего ужаса перед ней. Глядя на нее, ты чувствовал себя жалким кроликом, которого запустили в террариум к голодному сетчатому двенадцатиметровому питону. Что тут ещё сказать, она была настоящим монстром. В первый же день она тонко намекнула, что ей плевать на то, что мы платим бешеные деньги или имеем в карманах по несколько золотых медалей за отличное обучение в школе. С её факультета может вылететь любой, стоит ей только этого захотеть. Так за одну пару была стерта многовековая черта между умными и богатыми. Лично мне это понравилось. Оглядев заполненную до упора аудиторию, я пришел к выводу, что в конце года здесь останется лишь элита. Тогда будет легче найти «нужные знакомства» и тогда станет намного легче дышать. Я все ещё продолжал испытывать дискомфорт в многолюдных местах. Второе правило, слегка противоречащее с первым: учителя, в отличие от нашей «мамки», видят разницу между учениками. Это наглядно продемонстрировал сынишка Салливана. Мало того, что этот кусок идиотизма пришел позже всех и не получил выговор, так он ещё перебил Майка своим «умопомрачительным рыком», который использовался им только для того, чтобы цеплять девок. Ну что вы, учитель был в восторге! А когда удостоверился, что это действительно сын «того самого Салливана», вообще «расцвел». Сказал, что «многого ждет от него». Ну, пусть ждет. Вопрос - дождется ли? Третье правило и самое главное: чтобы попасть в элиту, недостаточно учиться как проклятый, ты ещё должен всем приглянуться. С этим правилом возникло множество неразрешимых проблем. Пусть я больше не носил очки в присутствии других монстров, а надевал их лишь тогда, когда находился в комнате, наедине с Майком, но я оставался все таким же - скованным параноиком. Я снова начал, словно вернувшись в забитое, измученное детство, сторониться незнакомых мне монстров. И поначалу, вполне комфортно себя чувствовал. Мне был никто не нужен, и это было здорово. Мое общение ограничивалось Майком, и меня это устраивало. Только поздним вечером, когда я засиживался за книгами, а Майк уже спал, в душу пробирались токсичные мысли и идеи, которые отравляли все изнутри. Я вспоминал: чего хотел добиться, к чему стремился и что не делаю ничего для достижения своей столь желанной цели. Вновь становилось досадно и больно. Обычно из подобных раздумий меня выводил Майкл. Он пытался расспрашивать, понять. Это было… Мило? Да, мило. До него ещё никто не интересовался, что же именно меня терзает. Почему я подолгу не могу уснуть и смотрю стеклянными глазами в серый, неровный потолок. От чего я так вздрагиваю, когда ко мне кто-то прикасается. Это было странно, по крайней мере, для меня. Странно, но приятно. Кстати о злополучном Майке. За эти пару дней мы неплохо сдружились с ним. Мы проводили много времени вместе. Даже слишком много. Мы посещали курсы, ходили в столовую, библиотеку, на тренировки… Его было слишком много. Обычно такие ребята меня безумно раздражают: чересчур жизнерадостные, впечатлительные и позитивные. Хочется добавить в их «утопический мир» немного «желчи повседневности», чтобы они немного приостыли. Но с Майком было другое. Он заставлял меня искренне улыбаться, без фальши, безо лжи. Добрый и отзывчивый, но слишком глупый и наивный Майк. У него тоже была цель в жизни, по направлению к которой он беспрерывно двигался. Но в отличие от меня, готового идти по головам, костям, трупам, согласного на любые лазейки и хитрости, он достигал своей мечты, надеясь только на себя. Мне бы его амбиции и уверенность! Так же, как и мое, его детство было полно разочарований и боли, и это нас сближало. Различны были лишь наши реакции на «превратности судьбы». Если я, получив пощечину от «госпожи удачи», забирался в темный, сырой угол и винил в проступках всех и вся, то Майкл не обращал на это внимание. Сквозь смех и радость он делал выводы и шел вперед. Я тоже делал выводы, тоже анализировал свои просчеты, но для меня каждая моя ошибка была невыносимо болезненной иглой, которая втыкалась в мое и так хиленькое и затравленное сердце. - Майк, учеба только началась! Надо оторваться сейчас, пока есть возможность! Потом нас полностью поглотит учеба, и мы просто не вылезем из книг! Пойдем! – уговаривал своего приятеля змеевидный парень. Рэнди оглядел себя в зеркале, поправил салатовую рубашку и снял большие пурпурные очки. - Вот не сдашь экзамен, я посмотрю, как ты повеселишься! Я лучше останусь здесь, почитаю. Тем более завтра, на утро… Ты только представляешь, как ты с утра пойдешь на пары, Рэнди? – зеленоволосый парень действительно переживал за друга, но не может же он ему просто запретить идти на вечеринку? « Черт побери, а ему и вправду идет зеленый. А то все фиолетовый, да синий!» - заметил про себя Вазовский. - Я с утра приползу на пары, Майки, - ехидно усмехнулся Рэнди, имитируя голос Майка. - Майк, пойми... Это наш единственный шанс познакомиться с крутыми ребятами… – с горечью произнес Рэнди. Он и в правду так считал - сегодня тот самый день, когда он может попробовать вылезти из своего «болота одиночества», отряхнув «тину безызвестности», и он просто обязан этим воспользоваться, другого шанса может просто не представиться. - Что я, зря кексы пек? – вновь надета «скалящаяся маска», вновь сыгран восторг. Хоть Рэнди и любил готовить, особенно выпечку, но предпочитал это делать действительно для дорогих и близких ему монстров. А так как до Майка у него фактически и не было друзей, то обычно он пек только для себя и только тогда, когда у него было по-настоящему скверное настроение. Надо было себя развлекать хоть чем-то, пусть даже сладостями. Майкл смотрит на взволнованного друга и только что испеченные кексы. Парень уже успел попробовать «кулинарное творение» Боггса. Рэндалл испек «вкусности» в первый день их знакомства. И тогда Майк окончательно решил, что ему, безусловно, повезло с соседом. - Ой, буковка перевернулась, - пробормотал Боггс и аккуратно поправил сладость. На каждом свежевыпеченном кексе красной глазурью было выведено по букве. Вместе они составляли фразу: «Будь моим приятелем!» Эта «прелесть» заставила Майка глупо улыбнуться: «Какой же Рэндалл все таки… Забавный? Явно пытался готовить без очков. А зря, в них он очарователен. Многим девчонкам нравятся именно такие парни. Тем более, с таким количеством обаяния, он может хоть в пакете из-под картошки ходить! Хуже все равно не станет». Конечно, Майк не догадывался, с каким двояким чувством Рэнди наносил эту надпись: с одной стороны, Боггс надеялся и вправду обзавестись парой приятелей на этой «попойке», а кексы могли стать неплохим «подсластителем» к новой возникнувшей «дружбе». С другой – Рэндаллу казалось, что эта фраза отдаленно напоминала одну из тех, которые красуются на старых картонках у попрошаек. Только они просят мелочь или еду, а он молит о дружбе. Ощущение было отвратительным, но «в борьбе все средства хороши». - Иди, развлекайся, чудовище! Ну, я тебя предупреждал! – подмигнул Майк. - Хех, чудовище, - отмахнулся от него Рэнди и, взяв поднос, покинул комнату. «Чудовище, если бы Майк, если бы. Сейчас я больше похож на жалкую, ползучую тварь, но мы это исправим», - отозвалось эхом подсознание Рэнди. Майк ещё пару минут смотрел на уже закрывшуюся дверь: он, почему-то чувствовал, что не должен был его отпускать. Должен был переубедить. Что-то мучило Майка, но он не мог понять что: предчувствие, ревность? В любом случае, этого момента уже не вернешь, поэтому можно только надеяться, что это всего лишь глупая обида на то, что Боггс оставил его сегодня совсем одного. (Blue October - Say It )