► Starset – Monster
You're the pulse in my veins
You're the war that I wage
Can you change me?
Can you change me?
From the monster you made me?
From the monster you made me?
Югём просыпается сам по себе. Будильник не трезвонит, солнце не бьёт в глаза. Он просто открывает глаза и понимает, что выспался. Такое простое и безумно классное чувство, которое было забыто. Он вертит головой, но взгляд пока замутнён. Ему кажется, что в палате есть кто-то ещё, вон там, в углу у двери. Ему так хочется это сказать, сознание ещё не все шестерёнки включает: — Мам? Фигура вздрагивает и подрывается с места. Югём трёт веки, в глазах проясняется. К нему подходит не мать, это и так понятно. Это новая знакомая – возлюбленная отца. Югём осознаёт, что обознался. Но столько раз он видел непрошенное воспоминание, незваный образ – стоило отвлечься, задуматься, вымотаться, как мама появлялась в голове, перед глазами. И на концерте перед обмороком, Ким точно помнит, ему показалось, что он видел маму. Прямо как сейчас. Но она ушла, уже прошёл не день и не один год. — Югём-а, как ты себя чувствуешь? Ей очень неудобно, что на зов сына к матери приходит она. Кажется, что Югём её люто ненавидит, а в свете всего произошедшего ей вообще тут не место. Но она не могла бросить Кюхёна. И пока он вышел за кофе, его сын пришёл в себя. Так неловко… Он выспался, но чувствует себя не очень хорошо. Из всего потока ощущений понимает только что голоден. — Очень есть хочу. А Вы здесь одна? — Нет, что ты! Кюхён-и… то есть, твой папа скоро придёт. Парень вздыхает. Ему никогда не хотелось оказаться в подобной ситуации. И приплести к этому отца. Ведь Ким Кюхён уже переживал такой же случай. И ничем хорошим это не кончилось. — Вы сидите тут всю ночь? Вам разрешили? Женщина слегка краснеет. — Ну… вообще нет. Но я слегка покричала с главврачом. А потом договорилась с сегодняшним дежурным. Эта женщина не выглядит как махинатор века, но Югём чувствует, что она не так проста, раз провернула такое ради своего мужчины. Наверное, отцу стоит отдать должное – со вкусом у него проблем явно нет. Кюхён возвращается с кофе, но когда видит, что его сын в сознании, отставляет стаканчики и кидается к сыну. Он крепко обнимает парня, не забывая, что тот слаб. Отцовские руки передают не только тактильный контакт, они словно проникают сквозь кожу и волнами отдают Югёму спокойствие. Такие обнимашки когда-то в детстве были нормой и ежедневной практикой. И после них ребёнок спал самым крепким и спокойным сном. «Папа никогда не обижался и никуда не пропадал», – думает Югём, осознавая, как далёк был от родителя последние годы. Ведь Кюхён всегда пытался подойти, поговорить, протянуть руку. Но чем больше Югём бил его по этой самой руке, тем реже Кюхён рисковал подходить. Сыну становится стыдно, но такие вещи за секунду не осознать и не решить. Он просто отвечает отцу, поглаживая его по спине широкими ладонями. — Пап, всё нормально, я в порядке. Прости, что заставил поволноваться. — Пустяки, эти волнения ничто по сравнению с тем, как мне сейчас хорошо, ведь ты очнулся! «Я сам не принимал его любовь. Ничью любовь… Нужно, наверное, извиниться. Когда буду готов». Получать поддержку отца очень приятно. И не ударила молния, когда Югём ответил на ласку лаской, мир не перевернулся. Наверное, за забором своих заблуждений парень очень многого не видел и позабыл. — Кстати, Югём-а говорил, что голоден. Как насчёт домашних тток? – нарушает состояние семейного покоя отцовская дама сердца. Кюхён оборачивается на неё и улыбается, готовый рассмеяться: — Откуда здесь еда, ты что? — Я принесла с собой. — Ты пронесла сюда ещё и еду? Боже, что за женщина! Югём смотрит, как отец улыбается, как держит за руку его, а вторую протягивает той, которую сумел полюбить. Ему очень хочется увидеть маму на соседнем стуле, но это нереально. Чтобы не думать о грустном, Югём отвечает: — Не знаю, можно ли мне это, но в данный момент я не хочу ни от чего отказываться, так что согласен на тток. И взрослые с заговорщическими выражениями лиц кормят Югёма тток. А потом заводят простой разговор. Кюхён считает, что нужно рассказать сыну больше об отношениях с женщиной рядом. Он и так долго скрывал её, наверное, не стоило. — Это ещё что, ты бы знал, как мы познакомились. Палец в рот не клади. — Я очень сильно опаздывала на день рождения и попросила тебя, Кюхён-и, пропустить меня в очереди. Нужно же было как-то заявить о себе… — Да, но не шлепком же по пятой точке и попыткой спихнуть всё на мужчину, который стоял за тобой. — Не знаю… вышло очень даже забавно. Парень быстро утомляется, благодарит за еду и заботу, и снова падает в сон. Его ждёт много медицинских процедур и часы неприятных, но необходимых самокопаний. Югём – одержимый танцор неспроста, тут не нужно быть семи пядей во лбу. С раннего детства Югём знает, что такое танец, и не умеет жить без него. Стоило его матери увидеть в нём задатки, как она загорелась идеей – её сын должен был стать лучшим из лучших. И если в детстве ещё была возможность думать над будущим, предполагать, пойти ли в хореографическое училище или связать свою жизнь с чем-то ещё, то подросток Югём лишился права выбора. Кюхён не был против танцев, но всегда предлагал альтернативы, чтобы сыну не приелось, и он не возненавидел то, чем занимается. Но супруга начинала возражать, а со временем это переросло в истерики, которые всегда заканчивались плохо. Чтобы не расстраивать жену, Кюхён прекратил препирания, направив свою энергию на сына. Тот вроде от танцев в целом не страдал, а вот свободного времени и поддержки в избытке не имел. Между тренировками, прослушиваниями в компании Кюхён возил семью в отпуск и на природу, чтобы любимая женщина и сын могли отдохнуть. Эти моменты Югём любил больше всего, мама не нервничала и не кричала. Зато стоило им вернуться к обычной жизни, мать начинала гонять Югёма, чтобы сделать лучшим. Она загорелась идеей, что её сын может стать айдолом и достойной знаменитостью. Много заставляла, а тепла давала мало. Югём старался, потом старался стараться ещё лучше. Детские забавы и подростковые проблемы вплетались лишь мелкими частичками, благо, Кюхён не давал завянуть. У парнишки были друзья, он влюблялся, ходил на разные мероприятия, но очень редко и словно через силу. И это была сила сопротивления его матери. Любой подарок или доброе слово она измеряла в танцах. И Югём просто разучился говорить о своих чувствах. В свои восемнадцать Югём был близок к дебюту, занимался особенно усердно и многого не замечал. Он мечтал дебютировать и глянуть в зал, увидеть там светлое счастливое лицо матери. Хотел, чтобы она подошла, крепко обняла и сказала: «Я так горжусь тобой, Югём-а». Но женщина сгорела буквально за несколько месяцев. Кюхён не говорил сыну, но серьёзная болезнь была куда серьёзнее, чем тот представлял. Мать держалась до последнего, но к дебюту уже не могла ходить, лежала под капельницами и ждала новостей. Югём хотел побыть с ней, остаться на несколько дней, помочь. Верил до последнего, что она выкарабкается, вернётся. Но она зверски разозлилась, когда увидела сына в своей палате накануне дебюта. «Ким Югём, не позорь меня! Я справлюсь! Иди и тренируйся! В следующий раз я хочу увидеть рядом с собой молодого айдола, а не вечного трейни!». Эти слова крутились в голове постоянно. Югём отлично выступил, группу представили к дебюту. Но мамы в зале не было. И отца, на удивление, тоже. После концертной вечеринки за Югёмом приехала бабушка. По её лицу всё стало понятно. Югём никогда больше не подошёл бы к матери, в каком бы статусе он ни был. Мама умерла, оставив с сыном недосказанность, которая укалывала сердце ежедневно. Он старался быть сильным и лучшим для матери, но как только её не стало, всё опустело. Какая разница, кем он станет, когда она не отреагирует? Только тогда парня накрыло волной бессилия, ведь всё, что он делал, было не связано с тем, что он хочет. Танцы любил до одури, но становиться айдолом хотел не он. Ему было нужно, чтобы мама перестала хотеть. На дебют Югём не вышел из-за горя, его невозможно было поднять, он ни с кем не говорил, не ел. Чанхун и Хичоль, конечно, попали не в самое лучшее положение, но проблемы группы были всё же на менеджере, Югёма пришлось отпустить. И если Чанхун принял позицию, какую бы заняла мать Югёма, то Хичоль встал на стороне добра, на которой давно обитал Кюхён, и помог Югёму с работой, когда тот пришёл немного в себя. Кюхён просто был рядом, но бороться с болью сына не мог. Ему и своей хватало. С годами он принял потерю и начал жить с чистого листа. И Югём, похоже, приходил к этой простой мудрости тоже. Люди делают больно, а танцы нет: с этой мыслью он жил несколько лет, как мамы не стало. Она ушла и причинила боль, потом бросила девушка, которая разочаровалась из-за отказа от дебюта, обиделись и мемберы, объявившие бойкот в тот самый момент, когда Югём так в них нуждался. Вскоре и папа перестал подходить, парень расценил это тоже за обиду. И закрылся ото всех, отгоняя боль. Только он даже не подумал, что танцы без отдыха – вечная связь с матерью и такая же вечная для него боль, как и её смерть. Югёма выписывают, но танцевать и вообще активничать запрещают. Больше сна, еды и смеха – всего, в чём он себе отказывал во имя любимого дела. Кюхён встречает сына крепкими объятиями и ведёт к машине. Уже внутри он спрашивает о самочувствии, а потом перечисляет, чего купил домой. И в этом списке нет ничего, что Югём бы не любил. Оказывается, отец до сих пор помнит все вкусовые предпочтения сына. Они едут домой, изредка переговариваясь. — Не против, если я включу музыку? — Конечно, пап, включай. — Ты уверен, что это не заставит тебя грустить? Не захочешь танцевать? — Пап, включи то, подо что лучше подпевать, тогда всё будет хорошо. А вообще я не дэнс-психопат, если уж на то пошло, – улыбается парень. Кюхён включает песню популярной сольной певицы о сильной любви к мужчине, который ушёл к другой. На припеве отец подпевает, и Югём покрывается приятными мурашками, он уже и позабыл, какой сильный и красивый голос у родителя. Наверное, поющие люди нравятся Югёму неспроста, ведь у отца голосище такой, что дух перехватывает. Кюхён подпевает, и это безумно красиво. — Ты очень красиво поёшь, пап. — Спасибо. В детстве я улюлюкал тебе колыбельные, после них ты спал так крепко, что мы могли делать любые дела и не беспокоиться. — Правда? Я не помню… Кюхён переключает скорость, поворачивает. До дома ещё приличное расстояние. — У нас с мамой была мечта – стать айдолами. Я отлично пел, а она прекрасно танцевала. Наверное, задатки у тебя от неё. Правда, развивала она их жестковато. — Ты меня удивляешь! Я и не знал просто! Почему же вы не стали айдолами? Кюхён сомневается в том, стоит ли говорить сыну. Но Югём смотрит требовательно. — Она забеременела. Тобой. Югём сглатывает ком и отворачивается. Ему не сказали напрямую, что он виноват в порушенной мечте, но почему-то именно так это всё и ощущается. — Не знаю, что ты там себе сейчас придумаешь, но спешу сказать свою точку зрения. Я не жалею, что моя жизнь изменилась, не стала звёздной. Если бы не твоё рождение, не видать мне всего того, что я имею. Мне пришлось быстро взяться за голову, наконец повзрослеть. Я нашёл дело, которым хочу заниматься, у меня есть любимый сын и уютный дом. Быть айдолом было баловством для меня. Это немного успокаивает Югёма, потому что он всё же чувствует вину. — Мама не бросила мечту, да? Просто переложила её на меня. Так, выходит? Отец понимает, что если сын тоскует по матери, но и очень злится на неё. — Она поступала с тобой не очень хорошо. А я не мог тебя защитить, прости. Я очень любил эту женщину, так, как никого не полюблю. И где-то я просмотрел острые углы. Может быть через тебя она и добивалась личных амбиций, но что было, того не воротить. Нужно будет со временем простить её и принять то, что её не будет рядом никогда. Хорошо, что ты теперь взрослый и можешь научиться жить сам по себе. — Это сложно. — Рядом с тобой есть люди, готовые поддержать тебя в самые сложные и тяжёлые моменты. Это облегчает ношу. Ты всю жизнь танцевал для мамы. Теперь, если захочешь, делай это для себя, для близких. Не думай, что ты ей что-то должен. И до Югёма доходит, что он рвался в давно проигранный бой. «Где ты был, когда она умирала? Танцевал». И теперь ему совестно, что он не был с мамой, когда она умирала. Да, она сама его прогнала. И он не смог сделать выбор. Но теперь может. Они выходят на улицу, погода всеми силами намекает на дождь. Югём встаёт на крыльце дома и в злобных ударах ветра пытался найти ответ на все вопросы. «Я много танцевал для неё. Время простить. И отпустить». Пока сложно, но со временем, верит Югём, у него получится. Нужно только подлечиться и идти исправлять свои косяки.