i want my kisses back from you

Чону холодно. Холодно даже в двух толстовках и теплом пледе, холодно даже вот так, закутанным с ног до головы. Холод пробирается колючими пальцами под плед и толстовки, касается нежной кожи и играет в салочки с мурашками на коже парнишки. Чону всего лишь восемнадцать. Он слишком юный, ему еще так много нужно было бы увидеть, узнать, почувствовать... А ему слишком холодно, и этот холод совсем не снаружи идет, нет. Он идет глубоко изнутри. У него перед глазами светлый сад из орхидей в один миг обливается кровавым дождём. Чону смотрит сквозь пространство, словно провалившись в беспамятство. Он чувствует, как сердце, оплетённое крепкими ветвями цветка, оставленного злыми, жестокими руками расти внутри него, отчаянно пытается биться. А вот и руки до боли знакомые без капли жалости вырывают его, с лёгкостью раздавливая в кулаке. И улыбка мелькает на лице человека, когда-то горячо любимого, а сейчас почти точно совсем чужого. Слезы текут по щекам Чону, пока он смотри, как его воображение рисует картинку того самого, с ухмылкой и злым смехом вытирающего руки в крови о плед, в который укутан Чону. Окно распахнуто настежь, но Чону не замечает этого. С потрескавшихся губ можно считать тихий, неслышный совсем никому, кроме самого мальчишки, шепот, раз за разом повторяющий лишь одно: «пожалуйста, не надо...». Но воображение безжалостно. В комнате пахнет сигаретами и сыростью. Постель не заправлена, одеяло валяется где-то под ней, забытое, - Чону уже несколько дней спит прямо на полу. Наверное, его друзья потеряли его... Он не смог найти зарядку три дня назад, и телефон теперь совсем бесполезен. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Чону сам то ли выключен, то ли вне зоны... зоны чего? Он и сам не знает. Он просто «вне», уже давно, а сейчас это стало особенно ярко и заметно. Он ушел, он бросил, его больше нет рядом, нет с Чону, он больше не вернется. Мысли об этом раз за разом всплывают в голове, пуская очередную дорожку слез по щекам и приступ нестерпимой боли в груди. Врачи бы сказали, что болят перегруженные переживаниями и сбитым дыханием легкие, но Чону кажется, что это сердце, то самое, измученное и сломанное, разбитое одним ловким движением, одной вскользь брошенной фразой. Он больше не выдержит. Чону беспомощно пялится куда-то в стенку напротив, снова и снова кутаясь в никак не греющий плед. Нужно было питаться хоть чем-то, но у Кима не было сил даже встать с пола. Он, наверное, заболел. Может оно и к лучшему? Умрет от лихорадки, тихо и почти безболезненно, никто не найдет его и скоро о нем забудут. Даже если это не так, ему уже все равно. Сил думать о чём-то кроме этого все еще нет, и Ким даже не старается. Уставшие веки становятся слишком тяжелыми слишком быстро, и Чону прикрывает их лишь на мгновение, чтобы прийти в себя и дать им отдохнуть. Холод, кажется, доходит до груди, и Ким выдыхает воздух из легких, надеясь хоть как-то их согреть. Становится вдруг так легко, словно ему удалось воспарить над всем этим глупым, никому не нужным миром, который только мешает, мучает, и сдавливает легкие подобно тискам. Не открывая глаз, Чону чувствует, как все его тело начинает парить, и слабо улыбается сквозь пелену. Становится спокойно, и образ его пропадает из-под закрытых век. Чону позволяет забытью захватить его полностью, растворяясь в бездне и совершенно не собираясь выбираться... Следующее, что он помнит, — чьи-то теплые, почти горячие руки, тихий шепот и самые мягкие прикосновения, которые Чону когда-либо получал. Он чувствует тепло, много тепла, и растворяется в нем, словно в сладкой патоке. Беспокойное забытьё сменяется нежным, спокойным сном, и Чону впервые за долгое время удается уснуть глубоко. Он открывает глаза, кажется, всего лишь через пару минут, но за окном уже совсем светло. Солнце пробивается через светлые шторы, которых, как Чону точно помнит, раньше не было. Слишком светло, слишком чисто и бело... Он мертв? Почему рай выглядит как его комната?.. Хотя... если бы он умер, вряд ли бы он попал на небеса. Ведь тех, кто хочет встретиться с богами до назначенного срока, низвергают в бездну. – Чшш, лежи, не шевелись много, дурашка. - слишком знакомый голос раздается совсем рядом, и Чону невольно поворачивает голову. Джэхен улыбается нежно, но в его глазах плещется беспокойство. Плохо скрываемый страх океаном затапливает его взгляд, и Чону чувствует укол вины. Он никогда не думал о Джэхене. А ведь старший всегда был рядом, и никогда бы не бросил, но водопад боли, обрушившийся на Чону, почему-то не дал ему об этом вспомнить. Джэхен тот единственный, кто всегда был рядом с ним. Чону протягивает ладошку и касается щеки старшего, совсем не замечая, как слезы снова текут по его щекам. Но теперь это слезы благодарности, принательности и безграничной любви, которую Чону осознал лишь сейчас, спустя столько времени... Их поцелуй пахнет солью, морем и слезами. Он похож на легкий океанский бриз, нежный и ласковый, но соленый от пролитых слез. Их чувства подобны едва раскрывшемуся цветку, они наполнены едва зародившимися эмоциями, но одно известно точно. Они теперь никогда друг друга не отпустят.