i want my kisses back from you

Мне кажется, что я схожу с ума. Мой дневник превращается в записки сумасшедшего, одержимого и больного человека. Больного тобой, Сяо Чжань. Как ты мог бросить меня вот так? Как ты мог оставить позади все, что между нами было, и отправиться на небеса так рано?.. Ты же обещал, что подождешь меня, и мы отправимся туда вместе… Темноволосый парень в сердцах отшвыривает ручку, стараясь игнорировать дорожки слез, которые уже капают на листы перед ним. Синеватые чернила размываются в разводы от соленой влаги, смешивая слова в общую сине-белую размытую лужу на испорченных листах. Юноша содрогается в беззвучных рыданиях, повторяя снова и снова себе под нос два слова, одно имя, которое выжжено болью на его сердце, татуировкой прямо там, на сердечной мышце, на оборотной стороне черепа, перед глазами… Сяо Чжань… Сяо Чжань… Сяо… Чжань… Боль и сожаление разливается в груди подобно липкому яду, ядовитым варевом заполняет его органы, не давая дышать. Ван Ибо не дышит уже три года. Его кислород забрали в ту ночь, и с тех пор он ни разу не сделал нормального вдоха. Чтобы дышать, ему нужен Сяо Чжань. Ван Ибо дышит его улыбкой, дышит его глазами, смехом и легкими прикосновениями во время мимолетных секунд рядом. Ван Ибо дышит Сяо Чжанем, и уже три года не может заставить себя произнести эти слова в прошедшем времени. Больно… Ван Ибо не умеет жить без Сяо Чжаня. Серебристая кошка мягко подходит к плачущему парню и ласково трется о его ногу. Ибо поднимает на нее красные, усталые глаза, и понимает, что и она не умеет жить без Сяо Чжаня. А Ибо никогда не был ее хозяином, нет. Они делили горе на двоих, делили воспоминания и боль, и были равны, но Ван Ибо никогда бы не смог заменить ей Сяо Чжаня. Его не смог бы заменить никто. *** — Погоди, я за тобой не успеваю! — яркий смех старшего въедается в кожу Ван Ибо. Он останавливается и оборачивается, и в ту же секунду Сяо Чжань легко обгоняет его, пользуясь замешательством. Старший кричит что-то про неосторожность и мечтательность, убегая далеко вперед, а Ван Ибо просто стоит, улыбаясь как дурак, и видит в бегающем парне солнце, которое для него никогда не зайдет. Пара секунд проходит, прежде чем Ван Ибо срывается с места, в считанные секунды догоняя старшего и с хохотом роняя его на газон. Их возня заканчивается ленивыми и нежными поцелуями, разделенным воздухом на двоих. И Ван Ибо в очередной раз понимает, что Сяо Чжань лишь делится с ним своим воздухом, а сам Ибо дышит только рядом с ним. Сяо Чжань прекрасно готовит. Ван Ибо готов просыпаться даже в пять утра, если это будет гарантировать ему завтрак от Сяо Чжаня. Не важно что это — даже ненавистные ему морепродукты — если это было приготовлено рукой его Сяо Чжаня. Старший рано уходит на работу, и даже если Ван Ибо не нужно просыпаться так же рано по своим делам, он все равно встает ежедневно в шесть утра и смотрит, как Сяо Чжань собирается, только потому, что растрепанный утренний Сяо Чжань — отдельное произведение искусства. Если бы Ван Ибо был художником, все его картины были бы посвящены утреннему Сяо Чжаню. Утреннему, уставшему, ленивому, улыбающемуся, смеющемуся, плачущему, стонущему, разбитому, серьезному… Просто Сяо Чжаню, ведь прекраснее его на свете нет совершенно никого. И Ван Ибо стал бы посвящать картины даже родинке под его нижней губой, которую считает особенно прекрасной. *** Ван Ибо не удерживает в руках телефон, который падает на ковер с глухим стуком. Такого не может быть. Женщина в телефоне, все еще не бросившая трубку, громко повторяет: «Господин Ван? Вы в порядке?», но у Ибо нет сил ответить ей. Еще утром он слышал его голос, обнимал его, еще утром сцеловывал улыбку с его мягких губ… А завтра опознание. Через три дня похороны, и Ван Чжочен уже пишет сотни сообщений Ибо, умоляя держаться. Держаться за что? Опорой всегда был именно Сяо Чжань, а теперь… Как у слепого отобрать палку, у инвалида забрать его кресло; так у Ван Ибо забрали Сяо Чжаня, и он мгновенно потерял все причины жить. Авария. Несчастный случай. Виновных нет. Выживших тоже. Ван Ибо рыдает в морге, не в силах взглянуть на бледное лицо, еще тридцать шесть часов назад ярко улыбающееся. Чжочен и Сюань Лу выводят его, послушного и пустого изнутри, и отводят домой. Но стоит им уйти, вся посуда... Их совместная посуда летит на пол, разбиваясь на мелкие кусочки подобно сердцу Ван Ибо. И он не в силах изменить это. *** Когда-то давным давно они пообещали друг другу умереть в один день. Проживут долгую жизнь и умрут вместе, засыпая и держась за руки. Но Сяо Чжань нарушил обещание, и сейчас, три года спустя, Ван Ибо все еще винит себя. Листы бумаги летят в мусорку, и Ибо засыпает прямо за столом с одним именем на губах. Сяо Чжань… Сяо Чжань… Сяо Чжань… Не уходи.