Смерть солнца начинается в полдень

“It’s a cold world We drift into the darkness with Unsure of what is waiting forward On the other side Holding on for life” ♫ Silverberg feat. Daniella Mason - Rescue me

Юн-Юн зевал, широко разевая рот, тер глаза так, что краснели веки, но упорно шел за Му Цином через заросли можжевельника. Две глиняные плошки, что они прихватили с собой, сухо поскрипывали в его руках, а иногда и тихо звякали, когда мальчик спотыкался об ветку. — Гэгэ, тебе сегодня не нужно работать? — второй раз за утро спросил он, когда тропа повернула направо, огибая дугой огромный муравейник. — Нет, — ответил Му Цин. Такие дни выдавались крайне редко и не имели какой-либо четкой периодичности. Все зависело от расписания учеников. Если монахи выбирали день для медитации, слуг не допускали к залам и галереям, чтобы не производить лишнего шума. Мэй Няньцин еще до зари отправился в храм Шэньу и не собирался выходить оттуда до следующего рассвета. Отобранные старшие ученики с самыми развитыми духовными силами составили ему компанию, а остальные довольствовались основными ученическими залами. Когда Му Цин рано утром выходил из своей кельи, слышал храп других слуг, доносившийся из-за соседних дверей. Многие воспользовались днем покоя, чтобы отоспаться, а после заняться своими делами. Наверняка снова будут до изнеможения играть в кости и смотреть книжки с непристойными рисунками. Львиная доля причин, по которым Му Цина крайне не любило его окружение, приходилась на то, что он никогда не принимал участия в таком веселье. Да и не считал это весельем, честно признаться. Юн-Юн снова споткнулся об ветку, едва не свалившись на живую муравьиную дорожку. Му Цин схватил его за широкий рукав и дернул на себя, после отбирая глиняные пиалы. — Осторожнее. Смотри под ноги. Мальчик потупился и проследил взглядом за копошившимися в траве насекомыми. — А можно сегодня и мне попробовать? Му Цин закатил глаза и продолжил идти. — Ты засыпаешь на ходу, — ответил он, услышав за спиной торопливые шаги. — Перебьешь всю посуду, а у нас ее и так нет. — Я проснусь! Честно! — заверил его Юн-Юн. По звуку сзади Му Цин понял, что он опять трет лицо. Самому ему спать совершенно не хотелось. Сознание было ясным и спокойным. Воспоминания о событиях прошлого вечера уже не приносили такого неприятного чувства после нескольких часов сна. Нельзя постоянно оглядываться назад — это только мешает двигаться к цели, отвлекает, сбивает настрой. Му Цин принял решение и не собирался от него отступать. Сегодня он отправится в столицу и навестит мать, а встречи с ней всегда отрезвляли. И заставляли как никогда четко понимать, ради чего он здесь. Они вышли на освещенную солнцем поляну. Кое-где еще сохранились камни, которыми когда-то давно была устлана эта земля. Раньше здесь находилась тренировочная площадка, но потом ее перенесли поближе к ученическим залам, а эта тропа быстро заросла сорняками и кустарником. Му Цину нравилась энергетика этого места. Когда он приходил сюда, мысли успокаивались, подчинялись контролю, а тело наполнялось теплом. Даже в холодную и дождливую погоду в свободное время он не упускал возможности попасть на эту поляну, чтобы потренироваться. Юн-Юн, как бы рано ни приходилось для этого вставать, всегда следовал за ним. Выбрав место, где солнце не било в глаза, Му Цин опустился на уже просохшую траву, положив рядом с собой бамбуковый шест, что все это время нес на плече. Подоспевший Юн-Юн взял у него из рук глиняные плошки и отставил их на камни. Сел рядом, заглянул в лицо, поерзал, стараясь устроиться поудобнее. Нахмурил брови. — Я не понимаю, как можно очистить голову от мыслей. Совсем-совсем ни о чем не думать, — с досадой произнес он, когда Му Цин уже успел закрыть глаза. — Как такое возможно, если я всегда о чем-то думаю? Му Цин медленно выдохнул через нос. — В этом и смысл. Если бы все умели это делать, совершенствующиеся были бы обычными людьми. Юн-Юн шумно запыхтел. По шевелению и возне под боком Му Цин понял, что он вытянул перед собой ноги и начал мять в пальцах края рукавов. Мальчик знал, что отвлекать от медитации нельзя, но прибытие наследного принца и поднятая прошлым вечером шумиха не на шутку его взволновали, так что и на следующий день молчание давалось ему с трудом. — А разве совершенствующиеся и так не обычные люди? — спросил вдруг он. — Нет, — отрезал Му Цин. — Как тогда, по-твоему, становятся божествами? Рядом снова что-то зашуршало — Юн-Юн пожал плечами. — Папа говорил, что, если суждено вознестись — вознесешься. Значит, человек уже рождается таким. Тогда какой смысл? — Помолчи. У Му Цина не было ни времени, не желания это объяснять. Кому-то, как наследному принцу, повезло родиться в семье со статусом и властью, а значит, с возможностью заниматься всем, что душе угодно. Военным делом, самосовершенствованием, обучением. А кто-то был всего лишен с самого начала. Если ничего не предпринимать, так и останется. Но разве старейшины пишут в своих свитках о великих богах что-то, вроде «он был рожден в богатстве, всю жизнь жил в процветании, а потому занял место на Небесах»? Нет, везде пишут о достижениях человека, его свершениях, сложном пути и трудностях, что пришлось преодолеть. Может, дело тогда вовсе и не в статусе? Не в том, суждено или нет? А в том, насколько сильно ты этого хочешь? Кому-то нужно приложить больше усилий, кому-то — меньше. Однако потом все равно можно оказаться на равных, добиться этого потом и кровью. И лишь в этом случае появится возможность судить, кто и чего заслуживает на самом деле. Не от точки рождения, не от того, что было дано изначально. От равных условий. Любые весы необходимо уравновесить, прежде чем пытаться что-то с их помощью сравнить. Юн-Юн молчал, но его вопросы увлекли поток мыслей слишком далеко. Му Цин внутренне одернул себя, возвращая к осознанности: всех ощущений в теле, тяжелого тепла в солнечном сплетении, дыхания. У него не было книг, чтобы по ним научиться развивать духовные силы. Все, на что он мог опираться, это обрывочные слова учителя на занятиях, которые у него не было шанса даже дослушать до конца, подметая полы у дверей. Глубокий вдох, медленный выдох. Снова и снова. Полный контроль и сосредоточение. Позиция наблюдателя в собственных голове и теле. Умение одновременно позволить себе полную свободу, но при этом держать все под неусыпным вниманием. В голове появилась легкость. Руки словно пропали, и Му Цин перестал их чувствовать. Возникла четкая картинка всего вокруг, хотя он продолжал сидеть с закрытыми глазами. Зеленая трава, переливы солнечных лучей на ней, камни, из-под которых пробивались упрямые стебли, возня черного ворона в ветвях кленового дерева далеко отсюда. Дыхание Юн-Юна сбоку. Чьи-то шаги по галерее, отделенной от этой поляны тонкой полосой рощи и широкими лапами можжевельника. Тихий плеск воды в ручье под переброшенным через него деревянным мостиком. Лучшим в медитации было именно то, что появлялась возможность замечать столь многое, но ни на чем не останавливать внимание. Мир становился понятным и простым. Превращался в набор звуков, явлений и движений. В чистую энергию, у которой всегда был свой собственный порядок, совсем от тебя не зависящий. Просидев так еще какое-то время, Му Цин осторожно, словно мозаику собирал, вернул себе полное ощущение собственного тела, будто сузив вновь сознание до своих костей и плоти, и только после этого открыл глаза. Юн-Юн тут же завозился и звучно почесал руку до красных следов от ногтей на коже. Все это время его кусала какая-то мошка, но он не шевелился, чтобы не отвлекать Му Цина. Таким было условие, на котором он брал его с собой. Му Цин поднялся на ноги и взял с земли бамбуковый шест. Юн-Юн тоже вскочил; его глаза зажглись нетерпением. — А теперь можно мне тоже попробовать? — Нет. Без контроля над телом ты все разобьешь, — ответил Му Цин. Мальчик насупился, но все же послушно подал ему пиалу, когда он протянул за ней руку. — Я бы хотел заниматься боевыми искусствами! — сказал Юн-Юн. — Это куда интереснее, чем сидеть без движений в одной позе! — Одно без другого все равно не получится. Советник не объяснял тебе это? Юн-Юн задумчиво поднял глаза к безоблачному небу. — Объяснял. Но у меня правда нет способностей к развитию духовных сил. Учитель обещал, что, когда я подрасту, смогу попробовать себя в обращении с оружием. Заметив, что Му Цин, взяв одну пиалу, направился к ручью, ребенок побежал следом. Глина потемнела от воды, когда Му Цин опустил в поток один край посуды. — Хочешь быть солдатом? — спросил он. — Возможно. А иначе кем еще мне быть, гэгэ? Этот вопрос занимал головы всех детей, волею случая оказавшихся в ситуации, когда только от их решений зависело их же будущее. Тех, у кого не было богатых родителей, тех, кого не готовили с малых лет к продолжению семейного дела или обучению ремеслу. Выбор был не так уж велик: здоровые телом юноши шли на военную службу, мечтая пополнить ряды императорской армии, или нанимались на работу на фермы. Юн-Юн оказался при монастыре только потому, что Мэй Няньцин был лично знаком с его отцом. Если бы все сложилось не так удачно, он бы присоединился к нищим и попрошайкам. В лучшем случае — стал бы слугой в каком-нибудь не самом богатом доме. О том, чтобы найти себе учителя, и речи бы не шло. Не ответив Юн-Юну, Му Цин выпрямился и пошел обратно. Трава стелилась под ноги, пружинила под каждым шагом. Если не думать о прошлом и не гадать насчет будущего, здесь легко можно было достичь гармонии. Пусть Му Цин не был чьим-то учеником и едва находил время, чтобы становиться ближе к своей цели хотя бы на цунь, ему нравилось тренировать тело и дух. В дни, когда удавалось вот так укрыться от посторонних глаз и позаниматься, он даже засыпал быстрее. Меньше тяжелых мыслей было в голове к ночи. Жаль, что пока и мечтать не приходилось о том, чтобы попробовать это с оружием, не говоря уже о клинках и боевых луках, наполненных духовной силой. Му Цин даже в руках не держал подобных драгоценностей, хотя ученики на занятиях мастеров размахивали такими мечами так, что вибрировал воздух. Найдя ровное место на утопленных в землю камнях, Му Цин выпрямился и направил взгляд на поблескивающее за густой рощей напротив солнце. Мысленно провел линию от собственной макушки, вдоль позвоночника и к земле. Только после этого поставил на голову наполненную водой из ручья пиалу. Подождав несколько мгновений, опустил руку, чтобы не придерживать ее пальцами. Провернул в другой ладони бамбуковый шест, который все это время носил с собой. Юн-Юн, хотя на него даже не смотрели, понял все без слов — поднял с земли пустую пиалу и аккуратно поместил на бамбук ближе к концу шеста. Когда-то Му Цин пробовал делать это с другими подручными вещами. Удерживать таким образом камни было неудобно — мелкие, подходящие по весу, соскальзывали с шеста из-за неровностей, а крупные оказывались чересчур тяжелыми. Тогда он начал брать глиняную посуду из той, что не так часто использовалась на кухне. То, что за разбитые пиалы с него могли потребовать плату из и без того скудных сбережений, только подталкивало быть аккуратнее. Из таких рисков тоже можно извлекать пользу, а Му Цин привык применять все, что ему доступно, чтобы не сходить с выбранного пути. Юн-Юн пристально наблюдал за тем, как он медленно выпрямляет руку с зажатым в пальцах шестом. Поставленная ближе к кончику пиала сначала подрагивала, но потом успокоилась, будто оказалась на тихой водной глади. У уха кружилась надоедливая мошка. Му Цин слышал ее негромкое жужжание, но не обращал на нее внимания. — И ты еще хочешь, чтобы я бросался в тебя камнями? — неуверенно протянул Юн-Юн, поддевая носком сапога мелкий камушек, чтобы вытащить его из почвы. — Да. Просто так стоять у меня уже давно получается, — негромко произнес Му Цин, почти не шевеля губами. — А если я попаду? — А то в меня камнем ни разу не попадали. Не умру. Боковым зрением он увидел, как вытянулось лицо мальчика. Он не спешил отходить на нужное расстояние, чтобы у Му Цина было время увернуться, так что пришлось добавить: — Не попадешь. В этом и смысл. Юн-Юн все-таки поднял с земли камушек, потом еще один. Так и шел к краю поляны, то и дело наклоняясь и подбирая их. Му Цин заметил, что он не берет неровные или острые камни, выискивая те, у которых были сглаженные бока. Рука наливалась жаркой тяжестью, но не дрожала. Му Цин порой сталкивался с трудностями в этой тренировке из-за того, что после работы на коже появлялись мозоли, или ломило пальцы и запястья. После особенно загруженных поручениями дней приходилось больше времени посвящать медитации, чтобы контролировать боль. Она не была слишком сильной, но мешала концентрации, когда любое, даже крошечное движение или сбившееся дыхание могло нарушить баланс. С меткостью у Юн-Юна было все отлично. Когда он, наконец, справился с неуверенностью и швырнул в Му Цина первый камень, он полетел ему точно в грудь. Пришлось сделать широкий шаг в сторону, чтобы избежать удара. Пиала на шесте начала заваливаться в одну сторону, но Му Цин вновь слегка прокрутил в пальцах гладкий бамбук, удерживая ее на месте. Юн-Юн радостно вскрикнул. Внутри тоже зажглось что-то приятное, греющее. Получается. У него получается. Ликование было недолгим. Му Цин почувствовал, как на волосы у самого лба упало несколько холодных капель. Это значило, что вода в пиале, что стояла у него на голове, слишком сильно всколыхнулась от его движения, все же попав на край и даже перелившись через него. Есть, над чем еще поработать. Поймав его взгляд, Юн-Юн взял из ладошки еще один камушек. На этот раз он был куда смелее и долго не раздумывал, прежде чем замахнуться и бросить его в Му Цина. Так всегда и со всеми людьми. Сначала они опасаются тебя, сомневаются, но, стоит им присмотреться получше, устроить тебе проверку, они начинают наступать и перестают беречь свои силы. И крайне редко это бывает во благо и из лучших побуждений, как в случае с Юн-Юном. Му Цин увернулся и от второго камня, который едва не сшиб пиалу с его головы, и от третьего, чуть не попавшего в плечо, но задевшего край рукава. Юн-Юн не мог стоять на одном месте и бегал из одного края поляны в другой, раскрасневшись от жары. От его сонливости не осталось и следа. Му Цин даже успел подумать, что, возможно, выбирая воинское дело, мальчик не так уж ошибался. — Гэгэ, я… — Улыбка вдруг сползла с лица Юн-Юна, и он уронил камушек, который хотел бросить. Его взгляд устремился куда-то за плечо Му Цина, а румянец на щеках разгорелся еще ярче. За его смехом и криками Му Цин сначала не услышал шаги, но теперь разобрал их очень отчетливо. Позади него кто-то шел по высокой траве. И не один. Стоило Юн-Юну низко поклониться, Му Цин сразу все понял. У него не было ни секунды, чтобы решить, как повести себя, когда за спиной раздался голос: — Простите, мы не хотели вам мешать. Это был наследный принц Се Лянь. Му Цин ни с кем бы его не перепутал. Уставшая от тяжести и вытянутого положения рука все-таки дрогнула, и пиала опасно накренилась. Му Цин попытался поймать равновесие, но было слишком поздно. Он уже почти представил, как хрупкая глина разлетается на осколки по траве и камням, но этого не произошло. Появившийся перед ним из ниоткуда, как бросившаяся под ноги змея, Се Лянь поймал ее одной рукой и тут же выпрямился, сияя широкой улыбкой. — Это моя вина, — сказал он. — Во время такой тренировки не стоит подходить к человеку со спины. Му Цин опустил руку, в которой держал шест, и снял с головы пиалу с водой, следом поклонившись наследному принцу. От запястья до плеча все онемело, а пальцы не желали слушаться. Незаметно перебрав ими, чтобы размять, Му Цин выпрямился и увидел рядом с Се Лянем Фэн Синя. Через его плечо был перекинут кожаный ремень, державший колчан со стрелами с прямым белым оперением. В руке юноша сжимал простой лук без всяких украшений на корпусе. — Я видел тебя вчера. У дворца Его Высочества, — произнес он, нахмурившись. Его взгляд, вопреки сошедшимся у переносицы густым бровям, не показался Му Цину враждебным, скорее сбитым с толку. — Так ты один из учеников монастыря Хуанцзи? Се Лянь прочистил горло и потер ладонью гладкий бок пиалы, которую так и держал в руках. — Фэн Синь, это Му Цин. Он здесь работает. — И когда вы познакомиться успели? — покосившись на принца, спросил Фэн Синь. — Вчера. Я встретил Му Цина, когда он подметал пол рядом с ученическими покоями. Я был неловок и споткнулся. Он любезно помог мне не упасть. Юноша сразу расслабился и покачал головой, поджав губы. — Ни на секунду нельзя тебя оставить! — Фэн Синь приставлен ко мне для охраны с четырнадцати лет, — объяснил Се Лянь Му Цину, нисколько не обидевшись на эти слова. Он обернулся к замершему чуть поодаль, как кролик в траве, Юн-Юну и помахал ему рукой. — Кто этот малыш? — Юн-Юн, — сдержанно ответил Му Цин, хотя происходящее напрочь лишило его легкости, ради которой он сюда и пришел. Тело было напряжено, а рука не переставала мелко дрожать после нагрузки, хотя обычно такого не происходило. К счастью, рукав это хорошо скрывал. — Он помогает на кухне. — Учитель рассказывал мне о нем. Рад познакомиться! — громко, чтобы мальчик тоже услышал, сказал Се Лянь. — Так ты тренируешься здесь? У тебя очень хорошо получается! — Благодарю. — Учитель решил, что сегодня мне не стоит медитировать после вчерашней дороги, так что мы с Фэн Синем собирались попрактиковаться сами. Искали подходящее место для стрельбы. Му Цин невольно бросил еще один взгляд на лук в чужой руке. На поясе Се Ляня висели украшенные крупным серебряным узором ножны, из которых торчала тонкой работы рукоять с золотой кисточкой на эфесе. — Площадка для стрельбы находится по другую сторону галереи, Ваше Высочество, — ответил он. Юн-Юн, все же справившись со смущением, медленно подошел ближе и прилип к его бедру. Му Цин незаметно толкнул его пальцами, чтобы встал ровно, но мальчик только крепче прижался к нему. Се Лянь с улыбкой посмотрел на него, но снова поднял глаза на Му Цина. — Мы не хотели мешать другим ученикам. Сражение — это очень шумно. Фэн Синь довольно хмыкнул, услышав эти слова, и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Он, как и наследный принц, не ощущал напряжения или неловкости. — Так мы будем заниматься или нет? — спросил он. — Мы поищем какое-нибудь другое место, — сказал Се Лянь. — Если вам здесь нравится, оставайтесь, — возразил Му Цин. — Мы все равно уже собирались уходить. Еще раз поклонившись и подтолкнув Юн-Юна, который стал неповоротливым, как начавшая застывать глина, Му Цин развернулся, чтобы уйти. На его плечо вдруг легла тяжелая и горячая ладонь. Лишь каким-то чудом получилось не вздрогнуть всем телом. Рядом стоял Фэн Синь и протягивал ему пиалу, которую до этого держал Се Лянь. Ту, что стояла на земле, забрал Юн-Юн. — Ты забыл. — Спасибо. На самом деле Му Цин не забыл. Просто счел невежливым забирать ее из рук наследного принца, раз он так в нее вцепился. Лишь когда их с Юн-Юном скрыла тень деревьев, Му Цин позволил себе провести ладонью по плечу, на котором будто все еще ощущалось навязчивым жаром чужое прикосновение. Детство очень быстро научило простому правилу — если тебя вот так хватают, нужно вырываться и бежать, а не застывать, как он сделал это сегодня. Правда бежать было не от чего. Юн-Юн, все еще красный, как будто ему щеки намазали вишневым соком, что-то бормотал себе под нос. Му Цин же шел и думал о том, что ему еще долго предстоит тренироваться, чтобы достичь настоящей гармонии, когда ничто вокруг, даже самое неожиданное, не сможет сбить его, заставить дрогнуть и потерять равновесие. Сегодня внезапное появление наследного принца едва не закончилось разбитой посудой. А за нее потом пришлось бы расплачиваться. Он еще долго слышал громкий голос Фэн Синя, хотя не мог разобрать, о чем он говорил. Так, значит, он правильно решил, что юноша не совсем слуга. Почему же для охраны наследного принца правящая династия выбрала именно его? Чем он отличался от других солдат, способных следовать по пятам и защищать от любой опасности? Или Се Лянь сам это сделал? Чем же его привлек собственный ровесник, раз он отобрал его для такой важной роли? Плечо жглось, будто по коже провели крапивой. Му Цин отдал пиалу Юн-Юну, чтобы мальчик отнес посуду на кухню, а сам направился к себе. Нужно было поторопиться и попасть в город до полудня. * * * Главная улица столицы была, по своему обыкновению, шумной и цветной. Из дверей таверн доносились запахи жареного в масле теста и специй. Му Цин прошел мимо знакомых лавок с фруктами и свернул в родной переулок, в котором мог ориентироваться даже в кромешной темноте в любую погоду. Когда он стал жить в монастыре и реже бывать дома, начал еще сильнее замечать, насколько здесь все было грязным и обшарпанным. Сердце сжималось от осознания, что его мать вынуждена жить в таких условиях, но Му Цин не мог ни взять ее с собой, ни найти для нее более уютное место. Ее зрение стремительно портилось, и она с трудом сама передвигалась по городу. Вскоре она совсем не сможет выйти одна, без посторонней помощи, и тогда придется что-то придумывать. Еле прорвавшись через толпу знакомой ребятни, Му Цин подошел к своему дому и приложил руку к двери. Он уже собирался распахнуть ее, когда его окликнули: — А-Цин! Обернувшись, Му Цин увидел вынырнувшую из-под развешанного на просушку белья девушку в соломенной шляпе. Ее волосы были скручены в жгут набок и перехвачены выцветшей лентой, которая когда-то была красной, но сейчас посветлела почти до серого. — Чэнь-цзе, — кивнул Му Цин, слегка улыбнувшись. — Тетушка ушла в чайную, — сказала девушка, подойдя ближе. — Говорила, что ей нужно сегодня отдать им ткань для ширмы. — Я ведь просил ее дождаться меня, — с досадой произнес Му Цин. — Она не знала, когда точно ты придешь, а это был срочный заказ. Он не раз упрашивал мать дать обещание, что она больше не будет браться за работу, которая требовала каких-то передвижений по городу. Что, если ее, едва видящую, собьет повозка? Или толкнет кто так, что она упадет? Чайная находилась совсем недалеко от переулка, но даже этот короткий путь мог оказаться для нее очень опасным. — Прости, — прикусив нижнюю губу, сказала девушка. — Я не могла ее проводить. Родители… — Я понимаю, — ответил Му Цин. С Лю Чэнь они знали друг друга с раннего детства. На самом деле все дети бедняков были знакомы между собой, но именно ей Му Цин доверял больше, чем всем остальным. Он предпочитал одиночество, и эта девочка никогда не нарушала его в те моменты, когда оно было особенно нужно. Однако всегда оказывалась рядом в передрягах. Для Му Цина не было тайной, почему она всегда заплетала волосы набок — чтобы скрыть уродливый шрам, оставшийся на ее лице и шее после того, как торговец в лавке на соседней улице плеснул на нее кипящим маслом. В некоторых местах кожа будто расплавилась, и раны были такими глубокими, что не заживали несколько месяцев. Мама Лю Чэнь готовилась к худшему, но девчонка выкарабкалась. — Чэнь-цзе, я хотел поговорить с тобой, — сказал Му Цин, проверив, что рядом с ними никого нет. Девушка улыбнулась, вскинув брови. — О чем же? Снова безумные идеи, как отомстить господину Ма? Он уже перебрался от нас на другой конец города! Господин Ма и был тем самым торговцем. Местные мальчишки не оставляли его лавку в покое после того, что случилось с Лю Чэнь. Устав от постоянных проказ, испорченных вещей и сворованных монет, тот и правда сбежал подальше, бросив место, которое приносило ему неплохие деньги. Лю Чэнь не упускала случая пошутить на эту тему, делая вид, что не держит на него зла и недовольна такой местью, но Му Цин прекрасно знал, что ее душа также радовалась справедливости. — Идем, — еще раз посмотрев на закрытую дверь своего дома, сказал Му Цин. Лю Чэнь была на два года старше него, но, посмотрев на них со стороны, чужие люди вряд ли бы смогли понять, почему Му Цин обращается к ней «цзе». Он обогнал ее в росте в тринадцать, и с тех пор эта разница только увеличивалась. К тому же даже в семнадцать Лю Чэнь оставалась подвижной и очень веселой, чего нельзя было сказать о Му Цине. Его серьезный вид ее вечно забавлял. Он отвел девушку в сторону и, подняв с земли длинную ветку, начертил ею на земле гору Тайцан и главную тропу, что вела к воротам на вершине. Лю Чэнь стояла рядом, разглядывая появлявшийся на дорожной пыли рисунок. У них не было денег, чтобы купить бумагу и тушь, так что приходилось писать и рисовать прямо так — на земле. Родители учили их ханьцзы именно таким способом. — Что это? — не выдержала Лю Чэнь, когда Му Цин ткнул веткой в землю, обозначив точку рядом с тропой. — А у тебя нет вариантов? — Гора Тай… — Тихо! — сразу перебил ее Му Цин. — Но да, это она. Девушка нахмурилась и посмотрела на него. — А-Цин, что там? Му Цин подавил желание вздохнуть и очень тихо ответил: — Это спуск к источнику. — Он указал палкой на прочерченную в пыли линию. — Если пойдешь, иди ночью, чтобы тебя никто не видел. В это время там никого нет. — А-Цин, я не понимаю… — Если со мной что-то случится или я долго не буду появляться, сходи туда. Там кое-что спрятано. Забери, позаботься о матери. Но не нужно делать это без крайней нужды. Лю Чэнь долго молчала, теребя пальцами свой рукав, но потом все же спросила: — У тебя что-то не так? Если в этом монастыре с тобой что-то может случиться, то… — Это на крайний случай, — повторил Му Цин. — Ты запомнила? Чэнь-цзе? — Да. Да, я запомнила. Му Цин быстро стер рисунок и отряхнул руки, отбросив палку. Лю Чэнь наблюдала за ним с непроницаемым лицом, но потом, поймав его взгляд, коротко улыбнулась. — Обещаю, А-Цин. Я сделаю, как ты просишь. С тетушкой все будет хорошо. Но и ты постарайся, чтобы мне никогда не пришлось карабкаться ночью в гору. — Хорошо. Му Цин отлично понимал, что не в горе дело. Они с Лю Чэнь были самыми выносливыми с детства. И мыслили очень похоже. Ведь это была та самая девчонка, которая, свесившись с плеча отца, указала ему на небо в день рождения наследного принца. «Смотри».