Смерть солнца начинается в полдень

“It's harder than it seems When you're told that All your hopes and dreams Are yours to hold if You just give them What's expected” ♫ Hoobastank - The First of Me

— С этого дня Му Цин будет посещать занятия и тренировки вместе с вами как ученик монастыря Хуанцзи. Голос Мэй Няньцина скрипел, словно тот выпил слишком горячий чай перед тем, как войти в двери ученического зала. Ученики потрясенно молчали, но потом, спохватившись, выдали нестройное: — Приветствуем нового ученика. Се Лянь сидел перед низким столиком для письма в первом ряду со взглядом генерала, въезжающего в освобожденную от тиранов деревню на боевом коне. На его губах не было улыбки, но она снова пряталась в уголках глаз, озаряя их мягким медовым отсветом. Му Цин же чувствовал себя этой самой деревней, стоя перед монахами, впервые одетый так же, как и они все. Белые ученические одеяния были сделаны из куда более качественной и приятной к телу ткани. Он не раз держал их в руках, когда зашивал или стирал, но никогда не примерял, кроме как мысленно. Именно так он и узнал о решении Мэй Няньцина — когда его слуга ранним утром принес ему аккуратную стопку и передал немногословный приказ советника явиться на занятие. Мэй Няньцин бросил на него взгляд, неуютный и пробивающий грудную клетку. Так же он смотрел, встретив его в галерее, когда Му Цин еще не подозревал о планах наследного принца. Се Лянь был полон сюрпризов. Опустив глаза, Му Цин вышел вперед и встал, повернувшись спиной к белым рядам монахов, похожих на стаю замерших в ожидании добычи цапель в полноводном пруду. Выставил перед собой руки, прикрыв одной ладонью тыльную сторону другой, и опустился на колени, кланяясь советнику не как слуга, а как ученик. — Приветствую учителя и обещаю внимать его наставлениям, — произнес он, не чувствуя собственных губ. — Приветствую ученика на пути совершенствования, — проскрипел Мэй Няньцин. Не глядя на него, можно было подумать, что его кто-то крепко держит за горло. И Му Цин даже знал, кто. Не будь Се Лянь наследным принцем, обожаемым и единственным сыном императора, перед которым трепетал даже первый советник Сяньлэ, он бы никогда не оказался в этом зале в такой роли. По крайней мере сейчас. Церемония приветствия учителя и ученика прошла в гробовом молчании со стороны собравшихся. Казалось, все даже дышать боялись, потому что напряжение стояло, как перед летней грозой. Му Цин был уверен, что монахам не терпелось взорваться вопросами и протестами подобно налитой дождем туче, но они не смели и взгляда друг на друга перевести. Мэй Няньцин же с куда большим удовольствием вышвырнул бы Му Цина за двери, бросив следом метлу, а после вздохнул бы с облегчением. Но даже он не имел права идти против воли Се Ляня. Вот точка, в которой можно менять устоявшийся порядок, не опасаясь последствий. Кто-то всю жизнь борется, чтобы оказаться в ней, а кто-то — просто рождается таким, не приложив усилий. Иные же, смелые и безрассудные, лишаются головы, если решают выкрикивать что-то со своего места. Му Цин вдруг вспомнил первый на своей памяти праздник в честь дня рождения Се Ляня и фигуру отца, застывшую во мраке их грязного переулка. Между лопаток вдоль позвоночника пополз холод, будто тот и сейчас стоял за его спиной и смотрел тяжелым взглядом в затылок. — Поднимись, — наконец, произнес Мэй Няньцин. Он молчал слишком долго. Оттягивал момент, когда ему все же придется признать Му Цина учеником окончательно, завершив церемонию. Она должна быть наполнена принятием, но сейчас о нем не могло идти и речи. Му Цин глубоко уважал советника с самого начала, это не изменилось и теперь, но Мэй Няньцин скорее съест собственный сапог, чем посмотрит на слугу как на равного другим ученикам. Для него это было так же неслыханно, как для императорской семьи, если бы Се Лянь прямо в разгар пиршества притащил в обеденный зал уличного кота и посадил на стол среди яств и наполненных вином пиал. Поднявшись на ноги, Му Цин вновь повернулся к монахам, чтобы пройти на свое место. Ученики позволили себе отклеить взгляды от учителя и теперь буравили ими его, следя за каждым шагом. С задних рядов все отчетливее долетали перешептывания: — И как такое вообще могло произойти? — Вчера с метлой в руке, сегодня — ученик прославленного монастыря. — Говорят, за него поручился сам наследный принц. — Какое еще сумасбродство придет в голову Его Высочеству? Чжу Ань и Цзинь Шань, сидевшие ровно друг за другом, тоже смотрели на Му Цина, но молчали. Чжу Ань сжимал кулаки, и этого не скрывали даже рукава. Цзинь Шань недоуменно ломал брови; взгляд его был недобрым, как у Мэй Няньцина. — Тишина! — рявкнул советник ровно в тот момент, как Му Цин опустился на колени у стола. Он словно этого и ждал, прекрасно слыша учеников и их возмущения, но не прерывал их, словно хотел, чтобы Му Цин сполна уловил чужое отношение к случившемуся. Мог и не стараться. Му Цин прекрасно знал, как монахи отреагируют на эту новость. Се Лянь снова поставил себя под удар из-за него, спровоцировав очередную волну недовольств. Зачем? Люди не могут поступать определенным образом без причин. Они были едва знакомы, к тому же их первая личная встреча произошла в чудовищно неловких обстоятельствах. Чего наследный принц добивался, осыпая Му Цина милостью и благородством? Сначала золото, теперь — место среди учеников Мэй Няньцина. Слухи разгорятся, как огонь из упавшей в сухую траву масляной лампы. Му Цин добился этого сам? Или для Се Ляня это было все равно что бросить горсть монет просящему подаяние на рыночной площади? Доброе дело, о котором он и думать забудет с новым восходом солнца. Саднило пересохшее горло. Му Цин с ранних лет понял, что для него в отчаянной ситуации лучше ограбить богача, чем преклонить колени и смиренно ждать, пока тебе бросят гнилой фрукт или медную монету. Он осторожно тронул край листа бумаги, что лежал на столе, придавленный тонкой кистью для письма. Все то, о чем он мечтал и что не мог себе позволить, было рассыпано перед ним драгоценными камнями — только успевай брать. Однако голову вело, как хмельную, и стучало в висках. Му Цин чувствовал себя голодным диким зверем, которого бросили перед свежим мясом, однако любой бедняк, как и ослабевшее животное, знает: дающая рука быстро превращается в бьющую, ты и вдох сделать не успеешь. Каждое занятие начиналось с торжественного зачитывания правил монастыря, и Му Цин сжал пальцы, которыми касался бумаги, в кулак, когда в зале повисло отзвуками под летящими сводами его имя. Мэй Няньцин стоял, заложив руки за спину, и смотрел на него, как воин — на вражескую армию. Му Цин поднялся. Горло и рот пересохли так, что было больно шевелить языком, но все пять правил монастыря он знал, как пять каменных плит до двери своей кельи, по которым их и запоминал. Произнося первое — о непорочности тела и разума, — он бросил осторожный взгляд на приоткрытые двери в зал. Легкий ветер носил опавшие кленовые соцветия по полу. Еще вчера он убирал их с дорожек, а сегодня — зачитывает правила Хуанцзи среди других учеников. От чужих тяжелых взоров щипало кожу, как руки после долгой стирки. Когда Му Цин закончил, Се Лянь — единственный, кто не смотрел на него все это время, — все же обернулся. Уголки его губ были приподняты. Глаза с медовой поволокой лучились теплом. * * * Мастер Вэй Чжилун никак не выразил свое удивление появлением Му Цина на занятии духовными практиками. Он был человеком сдержанным и глубоко почитаемым в монастыре. Его уроки проходили тихо — мастер не любил суету и двигался медленно и степенно, когда Му Цин встречал его на каменных дорожках или под сводами галерей. Ученики выстроились перед ним на площадке белым полем, замерев в приветственном поклоне, и Вэй Чжилун не заговорил, пока не воцарилась пронзительная тишина. — Сегодня мы продолжаем практику обратного течения, — произнес он. — Начинайте подготовку. Монахи выпрямились, некоторые сделали шаг назад через одного, перестроившись так, чтобы ряды оказались более свободными. Му Цин остался на месте, так как двое учеников, стоявших подле него, отступили. Все сняли обувь и верхние одеяния, оставшись в штанах и подвязанных рубахах, чтобы ничего не мешало практике и не отвлекало от работы с энергией ци. Му Цин не знал, о какой технике говорил мастер. Разумеется, он слышал о цикле внутренней энергии и практиках, позволяющих регулировать ее направление, но эти знания были поверхностными — куда более, чем теоретические. Он только положил руки на пояс, собираясь, как и другие ученики, снять с себя верхние одеяния, но мастер внезапно негромко позвал его: — Му Цин. Прошу подойти ко мне. Он послушно вышел вперед и встал напротив Вэй Чжилуна. Выражение лица мужчины оставалось непоколебимым, когда он плавно вытянул перед собой руку ладонью вверх. Му Цин моргнул, глядя на его сухие и гладкие, как выбеленные солнцем кости, пальцы. — Позволишь? — спросил мастер, явно не дождавшись от него того, чего хотел. Му Цин бросил взгляд на других учеников. Все держали руки на уровне живота, и они соприкасались лишь кончиками пальцев. Вэй Чжилун терпеливо ждал, ничем не выказывая нетерпения или раздражения. Не зная, что именно нужно делать, Му Цин вложил руку в его ладонь. По предплечью заплясали невидимые искры, и они быстро ползли вверх к шее и затылку. Мастер постоял так какое-то время, затем аккуратно, даже не касаясь ткани одежды, приблизил ладонь к центру его груди. Это было совсем не похоже на то, как Мэй Няньцин прошлым вечером проверял уровень его духовных сил. Вэй Чжилун действовал осторожно, словно гладил поверхность воды, боясь потревожить ее течение. — Твое духовное ядро не сформировано, — сказал он. Его рука плавно взлетела вверх, ненадолго остановившись над головой и очертив полукруг у лица. Му Цин прикрыл глаза. У всех учеников этого поколения к этому моменту уже были духовные ядра, и он, несмотря на самостоятельные занятия, сильно отставал от них по развитию энергии ци. Мастер имел полное право отказаться обучать его. — У тебя плотные и чистые меридианы, — продолжил Вэй Чжилун, не обращая внимания на его смятение. — Ци слабая, но направленная. Металл и воздух. Очень яркие. При должном усердии ты быстро раскроешь свой потенциал. Во время дыхательных практик бери больше силы из земли, чтобы достигнуть баланса. Работая с огненными заклинаниями, усиливай контроль. Огонь будет ослаблять тебя, не забывай восстанавливаться, чтобы не допустить искажения. Я покажу, как, когда придет время. Ощущение его мягкого вмешательства испарилось, как легкий туман. Му Цин глубоко поклонился. — Благодарю мастера и обещаю следовать наставлениям, — произнес он. — Иди за мной. Вэй Чжилун скользнул взглядом по продолжавшим дыхательную практику ученикам и повел Му Цина через небольшой сад в сторону святилища Трех Сокровищ, представлявшего собой окруженный колоннами помост, выходящий на восточный склон горы Тайцан. По четырем его сторонам стояли курильницы. — Полагаю, ты знаешь, что формирование духовного ядра достигается при полной гармонии твоей собственной ци, ци земли и ци неба, — произнес мастер, ступая на помост. — Да, — ответил Му Цин. Длинной палочкой Вэй Чжилун зажег травяную смесь в одной из курильниц и посмотрел на него. — Ты в смятении, и причины мне известны. У тебя есть талант. Хочешь развивать его — отринь ненужное. Хочешь добиться баланса — отнесись внимательнее к своему телу. Прорабатывай усталость. Питайся без лишних мыслей. Удели время парным, а не одиночным тренировкам. В партнеры лучше всего выбрать человека с большим потенциалом к земле или огню. Хорошо подойдет Его Высочество Се Лянь, в его ци, как и в твоей, много металла, но в противовес идет огонь. Вы идеально уравновесите друг друга общей опорой и разными вспомогательными элементами. К слову, его помощник Фэн Синь, хоть и не является моим учеником, — чистая земля. Тренируя выносливость и тело, старайся заниматься с ним. Не забывай о контроле. Му Цин слушал внимательно каждое его слово. Ни один человек еще не беседовал с ним о подобном, и ему хотелось впитывать эти знания каждой частичкой своего естества. Вэй Чжилун встал перед ним, выпрямив спину, и Му Цин невольно принял такую же позу. Мастер протянул руку, но не коснулся его, только повел пальцами чуть вверх. Му Цин приподнял голову, без слов поняв этот жест. Проследил взглядом за чужой рукой, прочертившей ровную линию от низа живота до центра лба. — Дыхание, — произнес Вэй Чжилун. — Сначала низ, земля, потом верх — небо. Не наоборот. — Слушаюсь. — Практикуй. Мастер развернулся и ушел, возвращаясь к остальным ученикам. Му Цин стоял, глядя прямо перед собой и не слыша его удаляющихся шагов — настолько бесшумно он ступал по деревянному настилу, а после — по дорожке вдоль сада. Вэй Чжилун пока оказался единственным, кого не смутили ни его статус, ни уровень развития ци. Он отнесся к нему, как к одному из своих учеников: ни больше, ни меньше. Видел насквозь, но Му Цину не хотелось закрыться или спрятаться, настолько мягко и ненавязчиво мастер изучал его, давая действительно бесценные советы. От курильницы шел легкий аромат, чуть горьковатый, и эта горчащая нотка была, как опора, за которую можно было зацепиться, чтобы удержать контроль. Вэй Чжилун хорошо знал, что делает, когда зажигал именно эту смесь для практики. Му Цин заставил себя дышать ровнее, концентрируясь сначала на ощущениях в животе, потом, на выдохе, в горле и голове. Он держал руки перед собой, положив ладони одну на другую и повернув их вверх для более прочного контроля сил неба. Баланс. Если он будет больше тренироваться и следовать наставлениям учителя, он сможет догнать по уровню других учеников, чтобы присоединиться к общим занятиям. Не имеет значения, ради чего Се Лянь поступил так, как поступил. Это шанс, которым нужно воспользоваться. У Му Цина еще будет время доказать, что он действительно стоил этой возможности — не как милости, а как заслуженной награды. Все, что от него требуется, это стараться и идти к своей цели, которая не изменилась из-за того, что река вдруг резко сменила течение. Мама удивится, когда узнает, что произошло. С этого дня он больше не слуга монастыря Хуанцзи. Он ученик. Они об этом и мечтать не могли. Му Цин вдруг вздрогнул всем телом и едва не оступился, хотя стоял на месте. Колени ослабели, а сбитое дыхание застряло в центре груди, вмиг потяжелев, словно он только что сделал большой глоток ледяной воды. Позвоночник сдавило напряженными мышцами. Перед глазами поплыло, и даже горчащий запах благовоний не помогал избавиться от головокружения. Он больше не слуга. Он ученик. Ученикам не платили ни единой монеты за пребывание в монастыре Хуанцзи. Как Му Цину содержать мать, если, став одним из монахов, он этим утром воспринял как огромный подарок то, чего так опасался все это время? Он потерял работу. * * * Листья на верхушках кленовых деревьев рыжели в закатных лучах, когда вечером Му Цин с тяжелым сердцем подходил ко дворцу Сяньлэ. После ужина, на котором кусок в горло не лез, несмотря на наставления мастера, он заметил, что наследный принц отправился к себе, чтобы подготовиться к завтрашним занятиям. Фэн Синь, сидевший за столом с императорским сыном рядом, бросал хмурые и полные негодования взгляды на шептавшихся между собой учеников. Как чувствовал, что они обсуждали именно Се Ляня. Му Цин помнил, как Его Высочество просил его не встревать в перепалки, и Фэн Синь явно старался выполнить эту просьбу, но давалось ему это с большим трудом. Му Цин постучал в дверь, но ему никто не ответил. Он уловил на заднем дворе какой-то плеск, однако не успел пройти и посмотреть, нет ли там наследного принца, когда услышал его голос и разрешение войти. Внутри было не так много вещей и предметов роскоши, как Му Цин себе представлял. Да и дворец со стороны казался куда больше, чем на самом деле было его убранство. Се Лянь сидел с ногами на кровати и изучал какой-то свиток, склонившись над ним, как кухарь над котлом с супом. Услышав шаги, он вскинул голову и сдул с лица тугую волнистую прядь, выпавшую из высокого кривого пучка на макушке. — Му Цин! Хорошо, что ты зашел. — Ваше Высочество, — поклонившись, поприветствовал его Му Цин. Се Лянь слез с кровати, не надев валявшиеся на полу сапоги. Одеяния свободно висели на нем, а пояса нигде не было видно. Может, и зря он распустил всех своих слуг, оставив при себе только Фэн Синя. Тот явно не очень хорошо справлялся с этими обязанностями, судя по тому, как был одет и причесан наследный принц. Однако прямо сейчас Му Цину не было до этого никакого дела. — Ты очень хорошо показал себя в первый день обучения, — улыбнувшись, сказал Се Лянь. Прозвучало искренне и просто. Му Цин потупился. — Благодарю. — Мастер Вэй передал мне наставления, что нам стоит почаще практиковаться вместе. Можем начать уже завтра… — Ваше Высочество… — И я хочу дать тебе одну книгу, которую уже прочел. Это поможет… что? — опомнился Се Лянь, начавший расхаживать по комнате и едва не упавший, запутавшись в одеяниях без пояса. Му Цин прочистил горло. — Я хотел бы попросить вас кое о чем. — Да, слушаю, — кивнул Се Лянь, подобрав полы одеяний и явно не зная, что с ними сделать, чтобы не мешались. — Я очень благодарен за возможность, что мне предоставлена, — произнес Му Цин. — Однако я не могу в полной мере принять вашу милость. Се Лянь задумался и постучал пальцем по губам. — Тебе не нравится учиться? — спросил он. — Вовсе нет. — С тобой грубо обращались другие ученики? — Все относились ко мне, как должно. — Советник сказал что-то, о чем я не знаю? — Нет. Ваше Высочество, — вежливо, как только могли позволить сыпавшиеся на голову нескончаемым потоком вопросы, остановил его Му Цин. — Я не могу совсем не выполнять обязанности слуги монастыря. Он мог пойти сразу к Мэй Няньцину и объяснить ему это. Тот с радостью вернул бы на его плечи все указания и собственноручно выдал бы метлу, довольный, что оказался прав в словах о том, что каждый должен знать свое место. Однако именно Се Ляню принадлежала просьба снять с Му Цина эти обязанности, так что не поставить его в известность было бы крайне неучтиво. Наследный принц удивленно посмотрел на него. — Почему? Му Цин подавил желание закатить глаза. Это для него такие вещи очевидны. Се Лянь же даже не задумывается о чем-то, вроде денег и возможности купить еды и лекарств. У него этого достаточно без всякой работы. — Мне нужны деньги, так как моя мать уже не в силах трудиться сама, как раньше. Я не могу все время посвящать только обучению. Я хотел бы попросить советни… учителя, — быстро поправился Му Цин, — чтобы он разрешил мне и учиться, и выполнять обязанности слуги монастыря. Се Лянь широко распахнул свои медовые глаза. Поддерживая одеяния обеими руками, он подошел ближе к Му Цину. — Ох, я правда не подумал об этом, — сказал он. — Но это очень сложно. Обучение занимает почти все время. Должен быть другой выход. — Другого выхода нет, — спокойно произнес Му Цин. — Я уже все обдумал. Я справлюсь. — Но… — начал Се Лянь и замолчал, когда дверь прошуршала, отворяясь, а потом громыхнула, как будто ее закрыли рывком или вообще ногой. В налитой сгущающимися сумерками комнате появился Фэн Синь. У него были до колен закатаны штаны. Руки облепили второй полупрозрачной кожей мокрые рукава, а с пальцев звучно капало на дорогой деревянный пол. — Ваше Высочество, — громко позвал он. — Не отстирывается! Се Лянь мгновенно оказался подле него и присмотрелся к тому, что было у него в руках. В смятой белой ткани Му Цин сразу узнал широкий длинный пояс ученических одеяний. — Досадно, — сказал наследный принц. — Еще как! — бросив взгляд на Му Цина, проворчал Фэн Синь. — И как можно было посадить такое пятно? Се Лянь неловко засмеялся и потрогал затылок, на котором топорщились волнами плохо расчесанные сзади волосы. — На занятии мастера Вэя я положил пояс в траву и не заметил, что она цветет. Пыльца так въелась, что я ничем не мог ее потом стереть. Му Цин тоже подошел ближе. Фэн Синь посмотрел на него полными страдания глазами. Его пальцы покраснели на костяшках, хотя сами были совсем бледными в контраст со смуглой кожей запястий. — В ледяной воде стираешь? — спросил Му Цин. — Ну какая есть! — пробурчал Фэн Синь. — Лучше подогреть. Можно? — Му Цин протянул руку, и юноша с готовностью пихнул ему пояс Се Ляня, словно хотел поскорее от него избавиться. По белой ткани и правда шли золотистые разводы от пыльцы, потемневшие от воды. Му Цин слегка поскреб их ногтем. — Мыльный корень и теплая вода. Только так, — сказал он. Фэн Синь хмыкнул и посмотрел на Се Ляня. — Пусть постирает, раз знает, как, а? — протянул он с надеждой. — Не гожусь я для этого, я же тебе говорил. Оставил бы здесь хоть кого-нибудь из дворцовых слуг. Се Лянь молчал. Му Цин стоял с его мокрым поясом, который Фэн Синь даже не потрудился нормально отжать. По запястьям стекали капли воды, и их приходилось ловить тканью, чтобы не лилось на пол. — Я согрею воду, — наконец, сказал Се Лянь, с воодушевлением направляясь к двери прямо так, без сапог. Фэн Синь потемнел лицом и бросился ему наперерез. — Ваше Высочество, хоть сапоги надень! — взмолился он. — Вот куда тебя понесло? Я сам сделаю, все, остановись. Я пошутил. — Фэн Синь, ты прав, я не должен был заставлять тебя заниматься всем этим. Извини. Му Цин слушал их и думал, что от напряжения и трудностей этого дня плохо воспринимает действительность. Наследный принц в самом деле только что извинился перед юношей, который должен охранять его даже ценой своей жизни? За то, что попросил отстирать пятно с несчастного пояса? — Я сделаю, — медленно повторил Фэн Синь, осторожно, но требовательно разворачивая Се Ляня от двери. — Му Цин мне покажет, как. Верно? Оставалось только кивнуть. Это был хоть какой-то способ начать возвращать наследному принцу долг за случай с листком. Да и за возможность обучаться — тоже. Долг был огромный и неоплатный, но попытаться стоило. Му Цин себя знал — его рано или поздно сведет с ума мысль о том, что ему что-то досталось по чужой милости. Фэн Синь тяжко вздохнул, когда они вышли на улицу. Протянул руку, чтобы забрать пояс, но Му Цин не отдал. Аккуратно расправил скрученную, как тетива, ткань, стараясь, чтобы вода не попадала на одежду. — Не умею я, — проворчал Фэн Синь, глядя на него. — Согреть воду? Му Цин кивнул. — Да. — Прям кипяток? — И как я буду стирать в кипятке, по-твоему? Фэн Синь фыркнул и спустился по лестнице, направившись на задний двор. — Откуда я знаю? — бурчал он по дороге. — Все эти премудрости ваши… Му Цин сжал пальцами ткань, из которой хлынула холодная вода. Се Лянь так и не дал ему ответа на его просьбу, и вот он тут, помогает Фэн Синю стирать его пояс. Жизнь и правда полна сюрпризов, даже когда кажется, что ты в ней уже разобрался. Он пошел на задний двор следом и пристроил пояс на край чана для стирки. Фэн Синь вскоре вернулся и поставил рядом с ополовиненным ведром еще одно. С поверхности воды поднимался хорошо заметный в насыщенных сумерках пар. — Такая пойдет тебе? Му Цин кивнул. Фэн Синь удовлетворенно выдохнул и убрал с лица растрепанные волосы. Он так и ходил босиком с намоченными по краям штанами, скрученными у коленей. С ногами что ли он в этот чан забирался? И зачем, можно же наклониться. Это всего лишь пояс, вполне можно постирать с краю. — Мыльный корень, — напомнил Му Цин негромко. — Чего? — встрепенулся Фэн Синь. — Корень. Без него не отстирается. Или я могу принести из своей кельи. — Я забыл. Сейчас, подожди. Му Цин вспомнил, что до сих пор не был в новой келье, которую ему предоставили как ученику. Еще предстояло забрать свои немногочисленные вещи из той, где он ютился на правах слуги. Или лучше остаться там, если он будет продолжать свою работу при монастыре? Но дадут ли ему спокойно заниматься? Хотя можно делать это ночью. Другого времени на это все равно не будет. Когда Фэн Синь, наконец, принес ему все необходимое, Му Цин принялся за дело. Юноша на этот раз не стал отходить и примостился с другого края чана, наблюдая за его движениями. — Сразу видно — умеешь, — сказал он через какое-то время. — Я всю воду расплескал, пока пытался оттереть это пятно. — Тереть сильно и не надо, — ответил Му Цин. — Ткань тонкая, из-за этого может быстро прохудиться. — Тогда новую дадут, — пожал плечами Фэн Синь. Му Цин подавил вздох. Да, конечно. Тут не было смысла заботиться о сохранности вещей. Испортится одна — ее место займет другая. — Ты правда… ну… — замялся вдруг на полуслове Фэн Синь. — Что? — Му Цин осторожно вытер щеку, на которую попала капля воды, об ткань на плече. — Правда выучил все эти правила и историю, пока подметал полы? — Правда. — Вот это память… — Не жалуюсь. Фэн Синь посмотрел на помутневшую от мыльного корня воду. Нахмурился снова так, что густые брови сошлись у переносицы. Глаза у него были темные, глубокие, как небо в холодные месяцы. — Только вот болтают теперь всякое о Его Высочестве. А он молчит. И мне запрещает заступаться. — Правильно запрещает, — сказал Му Цин. — Не стоит заступаться в таких обстоятельствах за тех, кто сам может за себя постоять. Фэн Синь задумчиво хмыкнул. Пятно уже почти отмылось. Му Цин долил в чан еще немного теплой воды. — А из лука стрелять умеешь? — Не пробовал. — Так я покажу. Не все же время ты на занятиях пропадать будешь. Му Цин прикрыл глаза, отжимая пояс. Да, не все. То время, которое будет свободно от занятий, он будет проводить за привычной работой. С метлой и ведрами. Про стрельбу из лука можно сразу забыть. За плеском воды и шумным дыханием Фэн Синя он не услышал, как к ним подошел Се Лянь. Благо, все же в сапогах. — Хорошая мысль, — сказал он, уловив часть их разговора. — Му Цин, у меня появилась чудесная идея! Му Цин расправил пояс и показал ему. Се Лянь засветился улыбкой, как праздничный фейерверк. — Спасибо тебе! — с жаром поблагодарил он. — Что у тебя за идея, Ваше Высочество? — спросил Фэн Синь, поднимая чан, чтобы вылить воду. — Я хочу предложить Му Цину стать моим личным слугой! — подняв вверх указательный палец, произнес Се Лянь. Му Цин оторопел. Он стоял перед наследным принцем в сумерках, глядя на его бледное лицо, на котором светились, как две звезды, глаза, и уже не в первый раз не мог поверить в то, что от него слышал. — Ваше Высочество… — Это решит все наши проблемы! — вмешался Фэн Синь, едва не навернувшись вместе с чаном, когда попытался перехватить его поудобнее. — Конечно! — кивнул Се Лянь. — Ты сможешь спокойно учиться. В свободное время нам будет удобнее вместе практиковаться, а мне не придется посылать за слугами во дворец! Поручений у меня куда меньше, чем во всем монастыре. — Но… — попытался возразить Му Цин, когда показалось, что между фразами возникла удобная пауза. — И я, разумеется, буду платить за твою работу! Плеснула вода, когда Фэн Синь вылил ее из чана, отойдя подальше. Когда он вернулся, Му Цин не посмотрел на него, но все равно почувствовал на себе его выжидающий взгляд. Се Лянь кивнул сам себе, будто все уже было решено. Стать личным слугой наследного принца? Звучало, как бред. Зачем Се Ляню слуга в его лице, если у него множество специально обученных людей во дворце? Да, это выход, и любой другой на месте Му Цина ликовал бы, что все так разрешилось, однако его одолевали сомнения. Долг перед Се Лянем рос, делая пропасть между ними и их положениями еще чернее и глубже. И этот долг не отработать и не отстирать, как белый пояс от цветочной пыльцы. Но что Му Цину еще оставалось? — Так ты согласен? — спросил вместо Се Ляня Фэн Синь. Вероятно, ему не терпелось получить подтверждение того, что ему больше не придется возиться с поясами, волосами, шпильками и уборками. Му Цин посмотрел на него. Фэн Синь моргнул и почему-то отвел взгляд, так и держа пустой чан в обеих руках дном к себе. Весь перемажется, он же на земле стоял. Му Цин выставил перед собой онемевшие от напряжения руки, в которых по-прежнему был выстиранный пояс, и поклонился Се Ляню. — Я готов служить Его Высочеству и благодарен за подаренную возможность, — тише, чем следовало, произнес он. Прошуршала трава, когда Фэн Синь, наконец, расстался с чаном и поставил его на место. Все еще мокрых рук коснулись чужие теплые пальцы, когда Се Лянь придержал его ладони своей. — Я очень рад, — сказал он, заставляя Му Цина выпрямиться. * * * Дни закрутились, как гонимые ветром осенние листья. Му Цин начал просыпаться еще раньше, чем прежде, чтобы успеть самому привести себя в порядок и повторить то же самое с Се Лянем. После они вместе шли на занятия. На полпути всегда сопровождавший принца Фэн Синь сворачивал к тренировочным площадкам, а они вдвоем направлялись в ученический зал. По вечерам, когда всем предоставлялось свободное время для отдыха, Му Цин сидел в своей новой келье перед книгой, что ему дал Се Лянь. Он попросил у Его Высочества именно ту, в которой был ответ на вопрос Мэй Няньцина об усмирении темной энергии. Этот материал хотелось усвоить особенно хорошо еще до того, как он будет изучен на занятиях. Мастер Вэй Чжилун каждый день проводил с Му Цином короткую беседу, наставляя в дыхательных практиках и следя за балансом его духовных сил. В этот раз Му Цин точно так же был погружен в чтение при тусклом свете свечи, когда в дверь тихо постучали. В ученической келье было куда просторнее и свежее, чем в той, где он жил раньше. Голова стала болеть не так часто, и уставал физически Му Цин меньше, так что мог себе позволить подольше посидеть, восполняя пробелы в знаниях. Это занятие поглощало его настолько, что он даже не сразу понял, что раздавшийся робкий стук был именно к нему. Фэн Синь стучался совсем не так. Иногда создавалось ощущение, что он бьется в дверь головой. Се Лянь, если ему что-то было нужно, присылал его или приходил сам. При этом поручений среди ночи у Му Цина еще не случалось. Решив, что это все же наследный принц, он поднялся из-за стола, открыл дверь и недоуменно замер, когда никого не увидел. Однако, стоило опустить взгляд, все стало понятно. На пороге в темноте стоял Юн-Юн. За эти несколько дней Му Цин не появлялся на кухне, ведь теперь ему не нужно было носить туда воду, а чай для наследного принца ему передавали другие слуги, делая при этом такое лицо, что, будь пиала для него самого, Му Цин к ней бы и не притронулся. Мальчик теребил рукава и тихо всхлипнул, когда он посмотрел на него. — Юн-Юн? Что ты делаешь здесь так поздно? — шепотом спросил Му Цин. — Гэгэ… — снова шмыгнув носом, Юн-Юн опустил голову. Сбитый с толку Му Цин взял его за плечо и втянул внутрь, плотно закрывая дверь. В свете свечи он увидел, что лицо мальчика было залито слезами. — Ты чего? — Му Цин присел перед ним, испугавшись, что того могли сурово за что-то наказать. Юн-Юн вдруг подался вперед и крепко обнял его за шею, но ничего не ответил, только начал плакать еще сильнее. — Что случилось? — попытался Му Цин снова. Опять не дождавшись реакции, он обхватил Юн-Юна обеими руками и приподнял, чтобы посадить на кровать. Сделал мысленно пометку, что стоит побольше внимания уделять тренировкам на выносливость. Мальчик был худеньким, но все равно Му Цину было тяжело таскать его на руках. — Гэгэ. — Оказавшись на кровати, Юн-Юн свесил ноги и вытер заплаканное лицо, выглядя совершенно несчастным. — Ну в чем дело? — спросил Му Цин, садясь рядом с ним. — Ты не приходишь, — хватая воздух маленькими порциями, произнес Юн-Юн. — Пропал… совсем. Му Цин перевел взгляд на ровное пламя свечи на столе и раскрытую книгу, по которой пятнами расползался ее свет. Он действительно совсем не находил времени, чтобы навестить мальчика, и тот пришел к нему сам, пробравшись ночью к ученическим покоям. И как выяснил, в какую именно дверь постучать? Или все слуги и кухари теперь были в курсе, где и как живет Му Цин, потому что сам наследный принц сделал его своим приближенным? За заботами и погоней за знаниями он совсем потерял счет дням, а к чужим разговорам и вовсе перестал прислушиваться. Спина Юн-Юна вздрагивала под ладонью. Му Цин потер его по лопаткам. — Я не пропал, — сказал он тихо. — Я занимался. — Ты теперь не будешь… со мной тренироваться? — спросил мальчик, собираясь вытереть рукавом кончик носа. Му Цин поймал его руку и придержал. Дотянулся до пиалы для умывания и стащил с нее чистую ткань. Юн-Юн схватился за нее, прижал к глазам. — Буду, — сказал Му Цин. — Но сначала мне самому нужно кое с чем разобраться. — Ты теперь учишься, гэгэ? — Мальчик отнял ткань от лица и поднял голову, глядя на него сквозь мокрые ресницы. — Прямо как наследный принц? — Почти, — уклончиво ответил Му Цин. В конце концов, духовного ядра у него еще не было. — А я могу тебе помочь? — Это вряд ли. Лицо Юн-Юна вновь скривилось, и он повесил голову. — Я скучаю, — пробормотал он. — Хватит плакать. Му Цин не умел утешать и успокаивать. Себя в том числе, поэтому просто никогда не плакал. Даже если бы захотел, уже вряд ли получилось бы. Мама, желая приласкать его, обнимала и гладила по волосам. У нее было тихое и теплое дыхание — даже если она молчала, становилось светлее. И она была единственной, от кого Му Цин принимал физический контакт. Его слова, что нужно перестать лить слезы, не возымели действия. Юн-Юн продолжал размазывать их по лицу ладонями, забыв про то, что Му Цин дал ему для этого ткань. — Мне одиноко без тебя, — икая, сказал он. Не придумав ничего лучше, Му Цин поднялся с кровати и затушил свечу. Юн-Юн потерялся в ночной темноте, осталось только его шумное прерывистое дыхание. Му Цин подвинул его к стенке, стащив предварительно с его ног сапоги. Мальчик покорно, как кукла, лег на покрывало. — Разбужу рано, — предупредил его Му Цин. Юн-Юн подкатился под бок, уткнувшись носом в ребра. Му Цин переждал неприятное ощущение, от которого хотелось вздрогнуть, но потом обнял его одной рукой. Лежать было неудобно, но можно немного потерпеть, пока мальчик заснет. — Гэгэ? Если заснет. — Что? — Я знал, что у тебя получится. Ты много старался. Му Цин смотрел в темноту над собой. Пахло еще не остывшей свечой на столе и кухней — от волос Юн-Юна. Тот, спустя время, перестал всхлипывать и задремал. Му Цин повторял про себя отрывки из книги, которые хотел особенно тщательно запомнить, но в них все равно впутывались сказанные мальчиком слова.