Смерть солнца начинается в полдень

“When I go out into the world I just don't like what I see You could call it Paradise But it looks just like Hell to me” ♫ Bad Omens - Never Know

Последней каплей всегда оказывается мелочь. И без того улитую по края чашу терпения переполняет не брошенный в нее камень, а дуновение ветра и крошечная рябь. У городских стен собрались десятки тысяч людей, еле нашедших в себе силы добраться из Юнани до столицы. Это был и без того нелегкий путь, который перенесли не все. Теперь же беженцам предлагалось пройти еще столько же до более отдаленных провинций на востоке. Люди оказались не готовы к новому путешествию, а потому продолжали умолять о помощи, оставаясь у врат столицы. Тем самым дуновением ветра, превратившим скандал из-за украденной утки в отчаянную войну, стала трагическая гибель семьи из трех человек. Желая получить лекарства для больного ребенка, мужчина пытался взобраться на стену, но глава охраны, не готовый к тому, что бедняки вдруг перейдут к штурму, перерезал веревку. Отец семейства упал с огромной высоты, придавив привязанного к его спине сына. Хруст размозженного о камни крошечного тельца и был тем самым звуком, с каким ломается надежда целого народа. Люди пошли на воинов столицы Сяньлэ, вооружившись чем попало: палками и камнями, вилами и мотыгами. Обученные солдаты армии разбили их с легкостью, с какой ягуар разрывает на клочки дворовую кошку. Крепкие мужчины вернулись с поля боя с обескураженными лицами. Никто не готовил их к тому, что они станут воевать против полуголых и голодных, похватавших, чтобы атаковать, ветки и гальку. С таким же чувством солдаты могли распинать горстку детей, затеявших на улице игру. Праздновать было нечего. Уж точно не победу над людьми своего же государства. К тому же с самого первого дня поражение жителей Юнани не было таким уж однозначным — Лан Ину все равно удалось взобраться на стену, а потом еще и украсть несколько мешков с провизией и кое-какое оружие. Эти люди готовились биться до последней капли крови. Степень их отчаяния дошла до той точки, когда человек уже не станет бояться, жалеть и раздумывать. Беженцы продолжали свои набеги и гибли, как насекомые, но сдаваться не собирались. Спустя пять таких жалких боев, Се Лянь не выдержал и покинул Небеса, чтобы спуститься и прекратить эти беспорядки. Как и всегда, о своем решении он никого не посчитал нужным оповещать, лишь получил позволение у Владыки Шэньу. Му Цин не имел представления, что сказал принцу Цзюнь У, но что-то подсказывало ему, что Небесный Император дозволил эту выходку с чувством, с каким мать разрешает своему ребенку измазаться в грязи, чтобы после заставить его самостоятельно отстирывать пятна с одежды. Они с Фэн Синем как раз находились в городе, когда аура божественного сияния ослабла и рассеялась, сперва истончившись, как последний лед под весенним солнцем. Ци неприятно дрогнула в меридианах. Му Цин не использовал духовную силу Се Ляня, пока прислуживал ему на Нижних Небесах, но все равно был с ним связан. Внезапное исчезновение ауры не причинило вреда, но ощущалось, как забравшийся под одежду ледяной ветер. Фэн Синь тоже неуютно передернул плечами — по нему это должно было ударить куда сильнее — и посмотрел на него. — Его Высочество… — начал он, но, поймав взгляд Му Цина, замолчал. Никакого смысла это обсуждать не было. Се Лянь делал то, что считал нужным, и служить ему означало биться то об пол, то об потолок в попытках поспеть за всеми идеями, которые могли как обрушить в пропасть, так и вознести до небесных чертогов. Принца они нашли на небольшой улочке, что соседствовала с главной Шэньу. Они успели переброситься лишь парой слов, когда прохожие начали узнавать сына императора, которого уж точно не ожидали увидеть в столице собственными глазами, ведь возвращение небожителя в мир смертных представлялось чем-то невероятным. Люди мгновенно окружили их, голося на все лады: — Мы благословлены! — Даже Небеса не смогли смотреть на наше унижение! — Небожитель снизошел в суетный мир! Му Цин, сжав зубы до ломоты в челюстях, пытался удержать толпу. Фэн Синь занимался тем же самым с другой стороны, пока Се Лянь говорил жителям, что действительно спустился, чтобы встать на защиту своего народа. Му Цин смотрел на все эти воодушевленные лица и едва находил в себе силы унять раздражение. Нарушенные запреты исчислялись десятками, так что и пальцы не нужно было загибать, перечисляя их, — не хватит. Кое-как они все же угомонили людей. Принц в сопровождении Фэн Синя отправился к городской стене, чтобы побеседовать с военачальниками. Му Цин с ними не пошел. Раз уж он снова вернулся в мир смертных, не мог не проведать свою мать. По пути в переулок он думал только о том, как не перепугать ее, ведь его появления в их ветхом доме она уж точно не могла ожидать. Являться во снах и лично, во плоти, — совершенно разные вещи. И ощущаются они также по-разному. Му Цин шел по знакомым до каждой торговой лавки и каждого поворота улице и не мог избавиться от чувства, словно его порывом ветра отбросило далеко назад, разметав в пыль и песок путь, по которому он так долго пробирался. Ведомый огромным желанием помогать людям, Се Лянь никогда не был привязан к императорскому дворцу и собственным родителям. Обучаясь в монастыре Хуанцзи, он мог месяцами не видеть отца и мать, не упоминать их в разговорах и не испытывать по ним тоски. Его вознесение лишь углубило эту пропасть, окончательно разделив его, небожителя, и смертную, пусть и царственную семью. Му Цину такое расставание с матерью далось куда тяжелее, хотя об этом, разумеется, не мог никто знать. Он пошел работать в монастырь, чтобы выжить и помочь ей. После, став совершенствующимся, он тоже в первую очередь заботился о том, чтобы вылечить ее недуги, обеспечить лекарствами, хорошей едой и чистой водой. Отправляясь за Се Лянем для служения на Нижних Небесах, Му Цин надеялся как выстроить нужные связи с небожителями, которые не обращали внимания на его происхождение, в отличие от смертных, так и впоследствии вознестись самому. Когда у него появятся храмы и последователи, мать точно заживет совсем иначе. Если он будет добросовестно отвечать на молитвы, расширять территории, на подношения она сможет жить безбедно, даже впоследствии переехать в дом получше, навсегда покинув их грязный переулок. А теперь все эти надежды трещали по швам. Репутация, которую Му Цин тщательно выстраивал, могла рухнуть ему же на голову только потому, что тот, кому он служил, поступил до того сумасбродно и странно, что впору было счесть его сумасшедшим. Даже думать не хотелось, какие разговоры теперь ходили о Его Высочестве на Небесах. Их с Фэн Синем и без того часто замечали, на них обращали внимание как на сильных, талантливых помощников. И наверняка все эти обсуждения нет-нет, да переходили и на них тоже. Мама как раз перестилала постельное белье, когда он вошел в их дом. Она замерла, услышав его шаги. Му Цин остановился, не зная, как поступить, чтобы не испугать ее. Она поправила седые волосы, бросив на кровать покрывало, и покачала головой. — Совсем из ума выжила старуха, — тихо пробормотала она. — Мерещится и мерещится. Ее шею и кисти рук, не скрытые одеждой, покрывали глубокие морщины, похожие на русла высохших рек. Блеклые глаза больше не двигались, как раньше, когда мама пыталась ими хоть что-то рассмотреть. Они застыли, глядя в никуда — в темноту, которой ее мир заволокла слепота. Му Цин с трудом сглотнул и тихо, стараясь сделать шепот мягким, окликнул ее: — Мама. Она вздрогнула. Затряслись мелко хрупкие плечи. — Цин-эр? — произнесла она неуверенно. Му Цин и сам не смог сдержать дрожь, скользнувшую холодом по спине и впившуюся под ребра, когда она очень больно ущипнула себя за кожу на руке, вероятно, чтобы проверить, что не спит. — Мама, — не выдержал он, подходя к ней и осторожно обхватывая пальцами ее запястья. — Перестань, тебе ничего не мерещится. Это я. Мать замерла. Низкая, худенькая, она стояла и смотрела в его грудь невидящими глазами, боясь пошевелить даже пальцем. Му Цин привлек ее к себе. — Цин-эр! — От объятий к маме будто вернулось ощущение реальности. Она прижалась к нему и взволнованно спросила, комкая в пальцах его одежду: — Что случилось? Почему ты здесь? Это ведь запрещено! — Не запрещено, — заверил ее Му Цин. — Его Высочество принял решение спуститься с Небес, чтобы помочь в борьбе с жителями Юнани. Я не мог не последовать за ним. Какое-то время она молчала, прильнув к нему и будто слушая удары сердца в его груди. Му Цин держал ее в кольце рук, не сжимая сильно, потому что неосознанно боялся это сделать. Внезапно мама очень серьезно произнесла: — Никогда не слышала, чтобы небожители после вознесения спускались вновь, чтобы лично помочь людям. Все настолько плохо? — Мама, — прочистив горло, Му Цин заговорил более ровным и спокойным тоном. Волнение и смятение от встречи немного улеглись после ее вопроса. — Послушай меня. Мать подняла голову с его груди и дала взять себя за обе руки. — Слушаю. Как и всегда, родной, — сказала она, слабо улыбнувшись. Му Цин прикрыл глаза, но заставил себя вновь открыть их и внимательно посмотреть на нее, хотя она не могла заметить его взгляда. Но способна была почувствовать. — Это не закончится так просто, — сказал он. — Хоть ты это понимаешь? Мятежники не остановятся. Восстания не начинают люди, которые не готовы к смерти. Но перед этой смертью они утащат за собой всех, кого смогут. А их десятки тысяч. И придут еще. — Мы вступаем в войну? — тихо спросила мать. Ее шепот почему-то показался Му Цину холодным. — Ты будешь воевать? Этого от тебя ждет Его Высочество? — Он хочет закончить все миром. Но и я, и ты знаем, что это невозможно. Мама вдруг покачала головой и нахмурилась, не в силах смириться с тем, что услышала. — Цин-эр, мы ведь один народ! Это не чужаки с далеких земель и не кочевники, напавшие ради грабежа и наживы. В кого мы превратимся, если станем убивать друг друга? Неужели Его Величество… Му Цин приложил пальцы к ее губам. — Чш! Мама! Мне ты можешь такое говорить, пока мы одни, но только не кому-то еще. Все же годы, проведенные в союзе с мятежником, выступавшим против власти, не прошли для нее даром. Внутри матери оставался тот самый стержень, который и заставил отца обратить на нее внимание и быть подле нее даже в самые мрачные для их семьи времена. Большую часть времени она скрывала свой нрав и не позволяла себе открыто поддерживать его идеи, но Му Цин знал, что в ней жила непримиримая с несправедливостью душа. И стоило бы это хорошенько прятать. Особенно теперь. — Не выходи из дома. Я буду навещать тебя так часто, как только смогу, — пообещал Му Цин. — Что бы ни происходило снаружи, оставайся здесь. Если будут кричать на улицах или звать, отвечай лишь мне или Лю Чэнь. Не подходи к окну. Мама мягко улыбнулась и, подняв руку, погладила его по лбу и волосам. Задержала пальцы на серебряной заколке, что давно заменила ту деревянную из можжевельника, запах которого так ей нравился. — Со мной ничего не случится. Кому я нужна, Цин-эр? Му Цин наклонился к ней, прижавшись щекой к ее виску. — Мне нужна. Я вернусь через пару дней. У городской стены быстро разбили целый военный лагерь. Прознав о спустившемся с Небес божестве, в армию начали стекаться новобранцы со всей столицы. Солдат не успевали считать и записывать в отряды. Все они стремились попасть в войско, которое считали едва ли не священным, что оправдывало любые действия. В отряды под командованием Фэн Синя и Му Цина выстраивалась очередь, потому что и их быстро приписали к посланникам самих Небес. Му Цин принял титул генерала без единой эмоции. Он уже не мог реагировать, как прежде, на изменение своего положения; слишком часто и всегда неожиданно это происходило со дня знакомства с наследным принцем. Сам Се Лянь примерял на себя то роль бога, то роль водоноса, и все это — за одни сутки. За день он пытался успеть и принять молитвы, и доставить воду в засушливые земли при помощи артефакта Повелителя Дождя, и появиться на поле боя. Му Цин запомнил первую битву урывками. Нападавшие уже худо-бедно походили на солдат хоть с какой-то воинской организацией, но, разумеется, это не спасло их от сокрушительного поражения. От одного взмаха чжаньмадао они падали на спины, как черепахи, и торопились унести ноги, но не успевали. Се Лянь даже доспехов не надел и вышел сражаться лишь с одним легким мечом. Это походило на травлю слабых сильными. Избавиться от этого чувства Му Цин не мог, хотя все равно шел в атаку, потому что был убежден: они еще ответят за это, и лучше сразу показать врагу силу, дать отпор, чтобы как можно больше мятежников испугалось и усомнилось в своих действиях. Лишь когда бой закончился, Му Цин повернул голову и увидел Фэн Синя, который также руководил отрядом. Первое время он использовал лук и стрелы, но потом пошел врукопашную. Он был весь покрыт кровью, словно долгое время стоял под кровавым дождем. Густая и темная, она склеила его волосы, улила руки и доспехи, блестела даже на сапогах. Почувствовав его взгляд, Фэн Синь повернулся. Его глаза чуть округлились, брови дрогнули. Му Цин в несколько движений пальцев очистил лезвие сабли от крови и налипших кусков плоти. Он знал, что выглядел не лучше. Кровь попала даже на лицо. Он ощущал, как она стягивает кожу, вызывая щиплющий зуд. Это был триумф под знаменем Небес, и солдаты праздновали эту омерзительную победу, хотя ни Фэн Синю, ни Му Цину делать этого не хотелось. Напряжение усиливалось. От понимания неправильности, уродливости происходящего кусок не лез в горло, не говоря уже о вине. Се Лянь выглядел задумчивым и уставшим. Му Цин лишь коротко поделился с ним соображениями о том, что армию мятежников из Юнани наверняка кто-то поддерживает. Не могли бедняки и крестьяне за такой короткий период обучиться воинскому делу и раздобыть столько мечей и луков, чтобы вооружить даже свое жалкое войско. Наверняка это замечали и другие солдаты. Чтобы хоть как-то отвлечься от гнетущих мыслей, Му Цин спустился с городской стены, где беседовал с наследным принцем, и решил пройтись по окраине лагеря. Солдаты собирались группами у бараков и палаток, шумели, смеялись и выпивали. Встречались среди них и совсем молодые, почти детские лица — мальчишки не старше четырнадцати-пятнадцати лет. Все они пришли в армию, будучи последователями наследного принца. Преданные верующие не могли не поддержать свое божество, раз оно приняло решение спуститься в мир и лично постоять за свой народ. В битве против своего же народа. Начало ломить виски, и Му Цин потер их пальцами. От рук до сих пор шел слабый запах крови, хотя он не один час потратил на то, чтобы смыть ее с себя бесследно. Воины прибывали в армию в таких количествах, что днем их не успевали распределить и провести перекличку. Этим порой приходилось заниматься поздним вечером. Со стороны слышались голоса командующих, выкрикивавших фамилии. — Сюэ Чэн! — Здесь! — Сун Ли! — Здесь! — Мэн Юн! — Здесь! Му Цин только повернул голову на звук, услышав это имя, а потом не смог не вздрогнуть, когда прозвучал ответ. Он обогнул несколько палаток, напугав до икоты выпивавших снаружи солдат, которые не ожидали увидеть генерала в лагере в это время. Новобранцы стояли ровным рядом, все как один расправив плечи и вытянувшись по струнке. Командующий продолжал называть фамилии, но Му Цин уже не вслушивался в его голос. Его ищущий взгляд, наконец, наткнулся на юношу со знакомыми темными глазами в обрамлении по-детски пушистых ресниц. Заметив его, солдаты выкрикнули приветствие, а командующий сразу замолчал и поклонился. — Вы свободны, — сказал ему Му Цин. — Слушаюсь, генерал. Юноша, на которого он обратил внимание, стоял, приоткрыв рот и забыв вновь повернуть голову ровно. Му Цин подошел ближе. Было достаточно темно, а со стороны лагеря за спиной шел свет от факелов, так что молодому солдату оказалось непросто разглядеть его сразу, но не узнать по голосу он его не мог. — Цин-гэ… Стоявший с ним плечом к плечу в строю рядовой сделал круглые глаза и резко втянул носом воздух от изумления. Обращаться так к высшему чину было не просто неприемлемо — вопиюще невежливо. Мэн Юн сразу понял, что только что произнес, и потемнел скулами и щеками. — Простите, генерал. — Он поприветствовал Му Цина поясным поклоном. Конечно, это был Юн-Юн. Обстоятельства сложились так, что им не довелось встретиться после того, как мальчик отбыл на обучение с горы Тайцан, и вот теперь судьба свела их снова — на войне. Он еще больше повзрослел и прибавил в росте. Лицо приобрело красивую, неброскую мужественность, хотя глаза так и остались любопытными и яркими. И сейчас они блестели узнаванием и радостью, которую Юн-Юну явно очень сложно было сдерживать. Му Цин отдал приказ остальным солдатам расходиться. Юноша, который стоял рядом с Юн-Юном, бросил на товарища еще один удивленный взгляд, но не позволил себе задавать вопросы и отошел вместе со всеми. — Я так рад. — Юн-Юн несмело улыбнулся и чуть подался вперед, но не приблизился. — Тебя сюда прислали? — спросил Му Цин. — Нет. Мы с другом вызвались добровольно. Подавив вздох, Му Цин положил руку ему на плечо. Юноша улыбнулся уже шире и позволил себе накрыть его пальцы ладонью. — Сейчас нет нужды в такой огромной армии, — сказал Му Цин. — Зачем вы вызвались? Юн-Юн потупился. — Я долгое время обучался и хотел бы принять участие в настоящем бою. — Настоящем? Поверь, как бы ты себе ни представлял то, что творится за этими стенами, твои ожидания не оправдаются. Улыбка на лице напротив дрогнула, но не померкла. — Его Высочество так старается, чтобы защитить нас. Я не могу оставаться в стороне, ведь я принес клятву сражаться за свою страну. — Сражаться за страну — с ее же народом? Голос получился слишком холодным. Юн-Юн поднял на Му Цина темный и глубокий взгляд. Сейчас ему должно было быть около шестнадцати лет. Как и многие другие юноши, он оказался пленен идеей освобождения под знаменем небесного войска. Еще во времена, пока он был простым мальчиком на побегушках при монастырской кухне, он с благоговением смотрел на Его Высочество и ловил каждое его слово. Ничего удивительного в том, что он прибыл к городским стенам теперь, чтобы сражаться вместе со всеми. Юн-Юн хотел что-то ответить, но в этот момент послышались шаги, и он повернул голову на звук. Из темноты вынырнул Фэн Синь. — Я искал тебя, — сказал он. — Зачем? — спросил Му Цин. Фэн Синь заметил рядом с ним солдата и нахмурился, глядя на него. В его глазах тоже читалось узнавание. Юн-Юн улыбнулся, а потом, опомнившись, поприветствовал его как должно. — Генерал Фэн. — Ты… — Мэн Юн. — А… — Фэн Синь бледно, но искренне улыбнулся. — Не ожидал, что вот так встретимся. На поле боя не лезь в самое пекло. — Слушаюсь! — Идем, — поторопил Фэн Синь Му Цина, поворачиваясь, чтобы уйти. — Его Высочество хочет поговорить. Му Цин еще раз тронул Юн-Юна за плечо и пошел следом. Они вновь поднялись на городскую стену, где Се Лянь напряженно вглядывался в темную высоту за ее краем, безмолвную и тугую от жаркого даже ночью воздуха. — Солдаты все еще празднуют? — спросил принц, заметив их. — Кто-как, — коротко ответил Фэн Синь. Се Лянь кивнул и снова уставился в никуда. — Ты неважно выглядишь, Ваше Высочество. Все еще проливаешь дожди в Юнани? — Да. — Это бессмысленно, — напомнил Му Цин, скрестив руки на груди. — Мятеж это уже не остановит. — Я не для этого это делаю, — произнес принц. Голос его и правда звучал немного устало. — Там еще остались люди. Я не могу бросить их на произвол судьбы безо всякой надежды. Внезапно Се Лянь напрягся, а в следующий миг выхватил меч, разрубив лезвием мрак за собственной спиной одним движением. Фэн Синь от неожиданности подался вперед, не разобравшись, угрожает ли принцу какая-то опасность, но уже готовый защитить его. Му Цин увидел лишь, как какой-то юноша из солдат пятится от неожиданности и падает с края стены, как в пропасть. — Плохо дело! — воскликнул Се Лянь и молниеносно бросился за ним, повиснув лишь на носках сапог, которыми зацепился за край. Когда молодого воина все же удалось вытащить, его лицо уже можно было разглядеть, так что Му Цин, несмотря на покрывающие голову юнца бинты, узнал в нем солдата, который в бою бросался в атаку, не разбирая дороги. Он сражался с такой яростью, словно каждый противник был его личным кровным врагом, мести которому он ждал половину своей жизни. Поразмыслить дальше не вышло — худенький солдат вдруг кинулся на принца, словно желал столкнуть его со стены. Но почти сразу стало понятно, что пытался сделать он вовсе не это. Сверкнул металлическим блеском наконечник пущенной из темноты стрелы. Се Ляню и самому не составило бы труда увернуться, но юнец явно готов был отдать за него жизнь прямо здесь и сейчас, каким бы ни оказался повод. Фэн Синь выхватил лук, но выпущенная им в ответ стрела не достигла цели, потому что нападавший принялся бежать и быстро исчез во мраке. Не было никаких сомнений в том, что это Лан Ин. Началась суета. Покушение на принца заставило солдат поднять шум. Се Лянь тем временем обнаружил на стреле послание и, прочитав его, обеспокоенно спросил: — Где Ци Жун? Он разве не во дворце? Фэн Синь сразу же отдал воинам приказ это проверить. Се Лянь же не стал дожидаться известий и без раздумий спрыгнул со стены в темноту. Рядовой бросился следом, как привязанный к нему невидимой нитью. Они оба исчезли во мраке за одно короткое мгновение. Логичнее всего было предположить, что Лан Ин, выпустив стрелу, не собирался ранить или тем более убить наследного принца, лишь оповестить его о захваченном в плен двоюродном брате, чтобы спровоцировать покинуть стену. Вот только Ци Жун в скором времени вернулся. Му Цин услышал его вопли задолго до того, как увидел его самого. Тот выражался бранью хуже, чем солдаты, и требовал от них с Фэн Синем немедленно отправиться на поиски его царственного брата, который попал в ловушку. Настораживало то, что у Ци Жуна с собой был меч, окропленный кровью Се Ляня для защиты. Это означало, что принц действительно столкнулся с опасностью, к тому же она не на шутку встревожила его наглого и грубого брата, раз тот потрудился лично разыскать их, чтобы попросить о помощи. Найти Се Ляня получилось, спустя несколько часов, почти на рассвете. Следы привели Му Цина и Фэн Синя к пещере, где принц скрывался за барьером, подпитанным его собственной кровью, вместе с солдатом, что бросился следом за ним со стены. Ловушка, в которую угодил Се Лянь, поражала воображение и отравляла нравственность. Все поле перед пещерой было устлано обнаженными женскими телами в развратных позах. Фэн Синь матерился так, что принц услышал его из своего убежища и стал звать по имени. Му Цин сразу понял, что он подвергся нападению оборотней, которых называли Нежные Объятия. Яд, что выделяли эти существа, притворяясь сладкими цветами, возбуждал настолько, что даже совершенствующимся, контролирующим свои желания, оказывалось трудно им противостоять. Се Лянь изрезал себе мечом левую руку и проткнул лезвием живот, чтобы удержаться от искушения. Вернув изможденного принца в императорский дворец, они с Фэн Синем приняли решение еще раз осмотреть горбатый склон за стеной. Се Лянь выбился из сил, пока целую ночь боролся с оборотнями, но все равно проронил что-то про таинственную нечеловеческую тварь, что ему повстречалась. Ничего такого Му Цин и Фэн Синь не обнаружили, но встретили группу людей, говор которых разительно отличался от диалекта жителей Сяньлэ. Допросив их, Му Цин выяснил, что все подозрения оказались правдой — мятежников Юнани действительно поддерживали другие государства, желая ослабить страну изнутри, чтобы воспользоваться этим в собственных целях. Измученный своими тяжелыми обязанностями и ловушкой оборотней Се Лянь проспал три дня, а после рассказал им о странном существе, которого встретил за городскими стенами ночью, пока искал Ци Жуна. Эта неизвестная тварь носила маску, разделенную пополам. С одной стороны было изображено плачущее лицо, с другой — смеющееся. Что это за демон, принц пока не мог предположить. — Кстати о том рядовом солдате, который был со мной в ту ночь, — вспомнил Се Лянь, пока Му Цин расчесывал его волосы и повязывал их лентой. — Он отлично сражается, особенно с саблей. Му Цин, его нужно отыскать и подтянуть повыше. Слишком знакомым все это показалось. Му Цин когда-то тоже слышал в свой адрес подобный комплимент, вот только он к тому времени уже был совершенствующимся и владел духовным оружием чжаньмадао. Маленький солдат же, о котором говорил Се Лянь, выглядел лет на четырнадцать, к тому же выигрывал скорее не за счет техники, а за счет своей неиссякаемой ярости в бою — рубил направо и налево. Дай ему в руки палку — будет и ею лупить противника до изнеможения. Это неприятно резануло. К тому же сколько еще совсем зеленых солдат нужно этой армии? Они и так начинали нести потери, особенно с тех пор, как противник принялся становиться сильнее за счет поддержки извне. Се Лянь же не стал слушать никаких возражений. Отдав приказ подтянуть мальчишку повыше, он тут же забыл о нем, погрузившись в думы о куда более насущных вопросах, а в скором времени снова отправился в Юнань с дождями. Армия противника продолжала набирать силы. У воинов появлялась более выраженная, хитрая тактика, они становились все дисциплинированнее и смелее. Уже не получалось вести бой, как раньше, почти бездумно. Нередко Фэн Синю и Му Цину приходилось прикрывать спины друг друга и вытаскивать свои отряды из западни. С матерью, когда удавалось ее навещать, Му Цин все чаще молчал, не в силах даже говорить с ней о чем-то отвлеченном. Приходилось занимать себя домашними делами, помогать ей с уборкой и стиркой, чтобы хотя бы так проводить с ней время. Однажды, обнимая его на прощание, мама тихо сказала, что от него пахнет кровью. Фэн Синь мрачнел с каждым днем все больше. Они уже не спорили — обсуждали тактику, вели своих солдат в бой и обменивались короткими, рублеными фразами, а после битвы расходились по своим палаткам, не говоря друг другу ни слова. В одном из боев Му Цину пришлось сразиться с крайне умелым воином, который действовал, как профессиональный убийца. Все в нем: его движения, атаки, навыки защиты, то, как он нырял под быстрое, смертоносное лезвие чжаньмадао, — выдавало искусного солдата, в какого не мог превратиться ни один беженец из Юнани, начавший войну с мотыгой в руке. Его поместили в темницу для допроса, но он молчал. Стражники доложили Му Цину, что он не дал ответов на вопросы ни под страхом смерти, ни под пытками. — Кем могут быть эти воины? — напряженно произнес Фэн Синь, когда на закате они поднялись на городскую стену, глядя на улитое кровью и усеянное телами поле боя. Поднялся сильный ветер, доносивший запах разложившихся трупов и гнилой крови. — Наемники с севера, — ответил Му Цин. — Мастера боевых искусств говорят, что такие атаки — это их почерк. Фэн Синь выругался, кусая губы. — Крысы. Сколько раз послы с севера приезжали в Сяньлэ и клялись Его Величеству в своей дружбе и желании укрепить союз! А теперь они подпитывают нашего врага! Му Цин посмотрел на его осунувшееся лицо. Фэн Синь беспокоился за Се Ляня, видя, как тот устает, разрываясь между молитвами, землями Юнани и набегами мятежников, но сам выглядел не лучше. В последнем бою он едва не пропустил стрелу — Му Цину, который был в тот момент слишком далеко, пришлось бросать меч, чтобы отбить ее, и все равно острие наконечника задело плечо Фэн Синя, глубоко вспоров кожу. — Не бывает дружбы между государствами, — холодно сказал Му Цин. — Кто-то один все равно будет желать богатства и земли другого. — Ты прав, — помолчав, ответил Фэн Синь. Его смуглая кожа даже в алом закатном свете казалась тусклой и нездоровой, словно он мучился от отравления или не спал несколько суток. — И был прав, когда говорил, что к этому все и ведет. Может, советник втайне все же учил тебя предсказывать бедствия по звездам? — бесцветно усмехнулся он. — Чтобы понять такие вещи, звезды не нужны. Му Цин развернулся, чтобы уйти, но Фэн Синь вдруг остановил его, мягко, совсем не требовательно взяв за локоть. У них и правда уже не оставалось сил на то, чтобы спорить и препираться друг с другом. Му Цин чувствовал себя вымотанным, но еще больше ощущалась усталость Фэн Синя — от него ею веяло, как запахом крови от волос и кожи, сколько ни три себя мыльным корнем до красноты. — Му Цин… — Фэн Синь сглотнул и снова отвел взгляд на погибавшее на горизонте солнце, что делало небо кровавым, как поле боя. — В следующий раз не бросайся мечами в бою. Ты остался безоружным. — С саблей, — возразил Му Цин. — В ножнах. Они нападают, как свора собак. Ты можешь не успеть ею воспользоваться при ближней атаке. Му Цин потянул руку на себя. Фэн Синь разжал пальцы, защипнув ускользающий край его рукава. — Хорошо. В следующий раз буду стоять и смотреть, как тебя протыкают стрелами. Фэн Синь опять безжизненно усмехнулся, хлопнул его по плечу и ушел сам. Се Лянь уже два дня пропадал где-то между Юйши на юге, откуда брал воду, и западными землями, продолжавшими умирать от засухи. Солнце заваливалось за горизонт. Бездушное и молчаливое. Несмотря на его лучи, еще касавшиеся земли, гнилой ветер с поля боя оставался холодным. Послышались шаги. Му Цин обернулся, решив, что Фэн Синь все же передумал уходить или забыл сказать еще какую-нибудь глупость, но это был не он. Юн-Юн улыбнулся и быстро окинул взглядом секцию стены, чтобы убедиться, что не отвлек Му Цина от беседы с кем-либо. Они были здесь совершенно одни. Никому и в голову не приходило в такой ветер после изнуряющего боя подниматься сюда, чтобы полюбоваться гниением трупов снаружи. — Генерал Му. — Юноша поклонился и подошел ближе. — Уже не гэгэ? — беззлобно и тихо спросил Му Цин. Юн-Юн неловко рассмеялся. — Прости. Прошло столько времени, что я пока так и не решил, можно ли позволять себе подобное. — Мне все равно. Зови, как хочешь. — Хорошо. Цин-гэгэ. Му Цин слабо улыбнулся. Юн-Юн встал с ним рядом, тоже глядя на заходящее солнце. Когда они расставались четыре года назад на пике Тайцан, небо было таким же красным. То было спокойное время. Одинокое и тихое. Монастырь остался далеко позади со своей привычной размеренной рутиной, шелестом кленовых листьев и запахом можжевеловых зарослей. Больно укололо осознание, что Му Цин почему-то скучал по тому времени. Он так стремился оставить прошлое позади, но сейчас особенно отчаянно и остро ему не хватало мудрой беседы с Вэй Чжилуном, строгого взгляда советника, от которого хотелось подобраться и приосаниться, смеха Юн-Юна и его объятий, драк с Фэн Синем. Простых драк, когда они валяли друг друга в траве, а не убивали людей сотнями, покрываясь коркой крови. Война, какой бы она ни была, закаляла тело, ожесточала душу, но и заставляла тосковать по чему-то простому и привычному. — Я уже был в нескольких боях, но все равно переживаю и не могу заснуть, если знаю, что завтра грядет еще один, — признался Юн-Юн. Му Цин положил руку ему на плечо. Этот жест уже вошел в привычку, хотя раньше он не позволял себе проявлять к мальчику ласку. — Выпей немного вина. Юн-Юн недоверчиво нахмурился. — Вина? Гэгэ советует мне вино? Му Цин закатил глаза. — Ты солдат, а не совершенствующийся. Не строй из себя невинность и не выводи меня из себя. Юн-Юн без стеснения рассмеялся и пошел следом, когда Му Цин начал спускаться по каменной лестнице. — А ты хоть раз пробовал вино? — спросил он. — Нет. — А хотелось бы? — Нет. — Совсем? — Тебя Фэн Синь научил бесить меня вопросами? * * * Напал враг, вопреки ожиданиям, не как обычно, перед рассветом, а к вечеру следующего дня, причем очень малой группой. Отряду Му Цина удалось оттеснить их к самому горбатому склону. Это было похоже на отвлекающий маневр, чтобы увести их подальше от стены. Наверняка Лан Ин вновь задумал прорваться в столицу, чтобы разграбить оружейный склад или попытаться выманить Се Ляня, которого даже не было в городе, хотя войско продолжало идти в бой с его именем на устах и украшать доспехи талисманами его храмов. Му Цин был спокоен — отряд Фэн Синя прикрывал их с тыла. Даже если армия Юнани соберется напасть на стену, их будет ждать сильный отпор. Битва продолжалась — вялая и какая-то бессмысленная. К Му Цину даже не пытались приблизиться, а кто пробовал — лишался головы одним взмахом сабли. Мятежники все отступали, и Му Цин уже решил, что даст им уйти, чтобы не заканчивать бой слишком далеко от столицы, когда из-за склона появились воины-наемники. Их легко было узнать по черной одежде и длинным, сужающимся к острым концам лезвий кинжалам — по одному на каждую руку. Они с Фэн Синем несколько дней назад устраивали на них настоящую охоту с сотней лучших воинов Сяньлэ. Были уверены, что всех перебили, к тому же старались выявлять и обрубать все связи армии Юнани с другими государствами. Откуда снова столько наемников? Му Цин повернулся к своим солдатам и вскинул руку, раскрыв ладонь. — Засада! — Приказ генерала отступать! Когда была возможность, он предпочитал отдавать приказы жестами, а не кричать через все поле. Так его четче и гарантированно понимали старшие по званию, кто передавал сигналы к действиям рядовым. Они могли ринуться в бой и победили бы, но он не хотел нести такие потери. Нужно было как можно скорее объединиться с армией Фэн Синя и окружить врагов с обеих сторон в кольцо. Для этого требовалось отступить ближе к городской стене, где они и разделились. Зашумели выпущенные из леса, где прятались мятежники, стрелы. Воины среагировали молниеносно — не зря Му Цин столько времени обучал их слушать команды, но еще думать собственной головой. Они перестроились, отбивая острые наконечники мечами и саблями. — Назад! — крикнул Му Цин. — К столице! Наемники двигались очень быстро. Несмотря на отличную видимость на открытой местности и преимущество его отряда, что находился под склоном, они без страха наступали, хотя в них тоже начали стрелять из луков. Нескольких удалось убить. Войско послушно, дисциплинированно отступало, не забывая давать отпор врагу. До солдат во главе с Фэн Синем, поджидавших у стен, было уже недалеко. Заметив наемников, тот вскочил на коня и выхватил из-за спины лук, осыпая врага стрелами снова и снова. Наконец, объединившись двумя отрядами, Му Цин и Фэн Синь повели солдат в бой, окружая противника. Наемников было много, более ста человек, и сражаться с ними приходилось в полную силу. Они побеждали. Разумеется, побеждали, но потери все равно были. Му Цин то и дело натыкался взглядом на тела солдат их армии. Се Ляня очень не хватало, но именно сегодня принц не смог поддержать воинов своего народа на поле боя, орошая дождем далекие земли. — Продажные твари! — ругался Фэн Синь, орудуя мечом направо и налево. — Убирайтесь, откуда пришли! Кровь лилась рекой. Трое воинов, окруживших Му Цина, ловко уклонялись от ударов чжаньмадао и все норовили поднырнуть под лезвие, чтобы подобраться ближе. В конце концов они перетянули на себя все внимание, так что оставалось надеяться, что солдаты держат удар сами. Дыхание сбивалось; запах крови, вызывавший тошноту, уже будто проникал сквозь кожу, отравляя ци. Му Цин боковым зрением заметил в толпе солдат Юн-Юна, который тоже ожесточенно и бесстрашно сражался. Его лицо, залитое чужой кровью, выглядело почти жутко. Он отвернулся всего на несколько минут. Взмах саблей, и голова одного из вражеских наемников оказалась отрублена. Лезвие, пройдя через его щеку и рот, оставило на шее лишь нижнюю челюсть. Брызнула кровь, окатив его союзников и самого Му Цина. Еще удар, и второй оказался безоружным, потому что обе его руки отлетели вместе с зажатыми в них кинжалами. Третий попытался атаковать, но на него со спины уже набросился разъяренный Фэн Синь, который, отними у него меч, начал бы раскидывать северян голыми руками. — Уводи своих! — крикнул Фэн Синь. — Назад! — скомандовал Му Цин. — Отступаем в город! — Слушай команду генерала! Отступать! — вторили солдаты. Му Цин повернулся к городским стенам, и в этот момент его сердце заколотилось так быстро, что вся кровь отлила от лица, оставив на коже лишь чужую, что и без того покрывала его с головы до ног. Он бросился вперед, но не успел ничего сделать. Юн-Юн сражался с одним из наемников, не заметив, как со спины к нему подобрался еще один. Юноша как раз вонзил меч в живот врага, когда кинжал сзади вспорол ему поясницу, заставляя вскрикнуть так, что у Му Цина этот короткий крик отпечатался в памяти, как подошва тяжелого сапога на мокром песке. — Юн-Юн! Юн-Юн повернулся, но его взгляд был таким мутным от боли, что Му Цин не был уверен, увидел ли он его, услышал ли за гулом в ушах. До него еще было слишком далеко, тем более к Му Цину ринулись другие солдаты Юнани. Выхватив меч из ножен на поясе, Му Цин с силой метнул его в наемника, что занес над рухнувшим Юн-Юном клинок, чтобы нанести последний удар. Тот захрипел и упал на юношу лицом вниз. Пробиться к нему получилось не сразу. Подоспели воины отряда Фэн Синя. Наконец, вражеские солдаты стали отступать, и их снова оттесняли к лесу. Му Цин отбросил с Юн-Юна тело убитого наемника и всмотрелся в бледное лицо с посиневшими губами. Из уголков его рта шла кровь. Он судорожно, неглубоко дышал. Глаза от боли заволокло мутной пеленой, как у матери, когда она только начала слепнуть. — Спокойно, — сказал Му Цин. — Я заберу тебя отсюда. — Гэгэ… — Юн-Юн с огромным трудом сглотнул. У него ходуном ходила грудь. Му Цин не мог придумать, как его поднять, чтобы не потревожить рану. Землю заливала кровь, которая уже даже не впитывалась в почву, а собиралась лужами, темная в наступающих сумерках. Кричали солдаты, слышался звон оружия, но рядом с ними никого не было. Нужно было как можно скорее уносить его отсюда, звать лекарей. Никакая духовная сила не поможет при таком кровотечении. — Я не могу… пошевелить ногами, — с хриплым бульканьем в горле произнес Юн-Юн. — Потерпи, — коротко ответил Му Цин, хотя отрицать очевидное уже не мог. Юноше перерубили позвоночник. Наконец, удалось увидеть через хлещущую кровь часть раны, хотя Юн-Юн лежал на спине. Бок был рассечен, и глубокая рана уходила дальше через всю поясницу. Неизвестно, почему он еще оставался в сознании. Двигаться нормально и ходить он уже не сможет никогда, а вероятнее всего умрет, промучившись в страшной агонии. — Гэгэ. Му Цин перевел взгляд на его лицо. Юн-Юн положил дрожащую руку на свой пояс, впитавший брызги крови. — Что? — тихо спросил Му Цин. — Тут. Помоги… Му Цин увидел короткие ножны с кинжалом и, не понимая, зачем это делает, помог юноше достать клинок. Юн-Юн притянул обнаженное лезвие к груди. — Мне… больно. — Знаю, — сипло ответил Му Цин. Юн-Юн моргнул. Его колотило, из-за чего кровь из его спины только сильнее заливала землю. У Му Цина в ней вымокла одежда на коленях. Он умрет в муках. Спустя десять минут или сутки агонии. Юн-Юн это понимал едва ли не лучше, чем он сам, так что Му Цин мог сколько угодно притворяться, что кинжал ему без надобности, правду он осознал почти сразу. Юноша придержал клинок одной рукой и придвинул вторую к Му Цину. Его пальцы были ледяными и очень слабыми. Казалось, сожми их Му Цин чуть сильнее, они растают в его ладони, как комочек снега, хотя собственная кожа всегда тоже оставалась холодной. Фэн Синь как-то в драке по юности обозвал его рептилией. — Прости, что… оказался слабым, — произнес Юн-Юн не губами, а клокочущим горлом. — Тебя хорошо обучили. Ты достойно сражался. Его окровавленный рот дрогнул в улыбке. — Я рад. Пытаясь безрезультатно проглотить тугой ком в горле, Му Цин поднял и повернул кинжал, приставив острие к его груди. Юн-Юн накрыл навершие рукояти ладонью, и теперь они держали его вдвоем. — На счет три? — спросил Му Цин под исступленно бьющееся где-то в ушах и глотке сердце. Юн-Юн моргнул в ответ. — Раз. — Гэгэ… — просипел Юн-Юн. — Ты… мой лучший друг. Он вдруг сам надавил на рукоять, но сил, чтобы острие дошло до сердца и убило мгновенно, у него не хватило. Его лицо исказила мучительная гримаса боли. Му Цин, не позволив себе закрыть глаза, вдавил кинжал вниз. Голова Юн-Юна завалилась набок, тело обмякло. Он не позволял себе плакать все это время, но сейчас из его распахнутых глаз все же потекли слезы, хотя он уже был мертв. Му Цин поднялся на онемевшие ноги. Внутри в момент, когда он нажал на рукоять, пронзая сердце мальчика, что-то оборвалось и повисло уродливым куском, как сломанная кость на жилах. — Му Цин… Обернувшись, он увидел Фэн Синя, что стоял от него в нескольких шагах. Неизвестно, как долго. Солдаты толпились у ворот, подгоняя своих быстрее заходить внутрь. Вражеского войска нигде не было видно, только со стороны леса поднимался сизый дым, теряясь в сумерках. Не ответив ни слова, Му Цин развернулся и пошел к воротам. Армия расступилась, давая ему путь, которого он перед собой не видел. Он даже не раздумывал, пока шел, на ходу снимая залитые кровью доспехи, в темницу, где до сих пор держали под стражей первого наемника, что они захватили живым. Стражники встали по стойке смирно. — Приветствуем генерала! Му Цин молча выставил перед собой руку и очертил круг в воздухе пальцем. Охрана беспрекословно повиновалась и покинула пост. В темнице затхло пахло пóтом и запревшими волосами. Связанный пленник сидел на коленях со стянутыми за спиной руками. Когда Му Цин подошел к нему, он вскинул голову и явил взору спокойное, безразличное лицо, испещренное мелкими шрамами. Пытали его грубо и без фантазии. Не став задавать вопросы, Му Цин в одно движение опустился перед ним и приложил руку к его груди. Ци, которая и без того затравленным зверем билась в энергетических каналах, хлынула в чужое тело таким потоком, что наемник содрогнулся. Его рот скривился, словно расплавился и стек ниже к подбородку. Му Цин согнул и напряг пальцы, вцепляясь в его грудь испачканными в крови Юн-Юна ногтями. Ци, чистейший раскаленный металл, проникала под кожу и приносила чудовищные страдания. С такой пыткой этот ублюдок еще не сталкивался. Совершенствующихся точно не приставляли для допросов. Этим занималась стража. Или палачи. Му Цин сейчас ничем от них не отличался. Мужчина захрипел. Его голова свесилась к груди, но Му Цин свободной рукой вздернул ее, схватив за тусклые в таком свете волосы, которые так никто и не освободил из тугого хвоста. — Говори, — произнес Му Цин, не узнав собственный голос. — Кто вам платит? Наемник затрясся, когда ци вгрызлась в него железными зубами, что были горячее, чем солнце. В груди тоже раскалялось, но сам Му Цин не чувствовал боли или не был способен ее замечать. Это продолжалось несколько минут. Свой вопрос он не повторял, не собираясь останавливаться, даже если тело перед ним расплавится, превратившись в кровавую лужу на этом впитавшем мочу и пот полу. — Мы… из Куанхэ… — то и дело сглатывая, проговорил мужчина. По его подбородку текла слюна. Куанхэ — северное государство, расположенное в одноименной долине. Му Цин кивнул, нисколько не ослабив поток ци. — По какой дороге вы попадаете сюда? — задал он следующий вопрос. Пальцы сводило. Духовное ядро в солнечном сплетении билось, как второе сердце, но куда быстрее, сокращаясь и заставляя расходиться в стороны нагретый тяжелый металл. У наемника изо рта хлынула кровь. — По… перевалу… Через… Гуйлинь. Они с Фэн Синем перекрыли армии Юнани весь кислород, все пути, откуда к ним могли поступать провизия, оружие и амуниция, но про перевал никто и не подумал. Гуйлинь — пещера, которая прорезала северные горы. Значит, наемники нашли там проход, продолжая подпитывать их врага. Му Цин убрал руку и выпрямился. Едва мужчина попытался вдохнуть, он ударил его по лицу. И снова. И еще. Чужая посеревшая без солнечного света кожа лопнула и раскрылась лоскутами. — Му Цин! Сзади его кто-то обхватил, мешая нанести новый удар. Оказалось, бил Му Цин не раз и не два — он будто отключился, а лицо сидевшего перед ним на коленях наемника уже напоминало кровавое месиво. Рука тоже была разбита, но боли он по-прежнему не ощущал. Со спины его крепко держал Фэн Синь. Му Цин попытался вырваться, но хватка у того была, как у медведя, особенно после битвы. Чужая грудь тяжело вздымалась, сдавливая лопатки. — Пусти. — Стой! Му Цин, руки искалечишь! — И что с того? Наконец, Му Цину все же удалось вырваться. Пленник, которого он пытал, получил лучшее, что ему теперь могла предложить судьба, — потерял сознание, но не упал на пол, а просто обмяк, так и продолжая сидеть на коленях. С его губ тянулись на пол кровавые нити слюны. Встревоженная стража поглядывала на них из коридора, но приблизиться не решалась. — Повесить его труп на городской стене, — приказал Му Цин. — Генерал… но он еще жив, — пробормотал один из стражников. — Это его проблемы. Му Цин отвернулся и вышел из темницы. Он слышал за собой тяжелые шаги. Снаружи уже стемнело. Лил дождь. С поля боя как раз сносили раненых и убитых. Тело Юн-Юна где-то там, под ливнем. В луже крови и грязи. — Му Цин. Фэн Синь взял его за плечо. Му Цин сбросил его руку, но успел сделать только шаг в сторону ворот, когда Фэн Синь возник прямо перед ним, как широкая каменная стена. — Стой. — Не трогай меня. — Да стой же ты. Фэн Синь говорил на удивление спокойно, но сдвинуть его с места сейчас не была способна даже Небесная Кара. Му Цин не мог сравнить себя с этим божественным явлением, но его попытки оттолкнуть его успехом не увенчались. Лицо заливало дождем. Выбившиеся в бою из хвоста волосы липли ко лбу и щекам. Видно вокруг было плохо, как через густой туман. Тогда Му Цин сделал то, что единственное пришло ему в голову как первая действительно осознанная и яркая мысль с того момента, как он пронзил кинжалом грудь Юн-Юна. Он даже не стал замахиваться, просто коротко ударил Фэн Синя по скуле, и тот мгновенно ответил тем же. Они сцепились, как два льва, лязгнув наручами, которые казались совершенно лишними. Это был единственный доступный сейчас язык. Боль от удара по челюсти немного отрезвила, так как оказалась первым, что Му Цин вообще почувствовал с тех пор, как покинул поле боя. Ци, истонченная, но острая, тяжелая, стальная, натянулась так, что резала энергетические каналы, как смертоносная струна. Фэн Синь дрался без изысков — стандартными атаками, которые Му Цин знал наизусть и совершенно осознанно пропускал, не отвечая защитными приемами. Лишь когда Фэн Синь повалил его на землю — спиной и волосами, и без того покрытыми кровью, в лужу, он начал отбиваться от него уже не глядя, наотмашь. — Дикий, мать твою, — ругался Фэн Синь. Без эмоций, устало и бесцветно. — Угомонись. Му Цин. Успокойся. Му Цин… — Отвали от меня, — прошипел Му Цин. — Ладно. Бей еще, чего ты остановился? Фэн Синь говорил одно, а делал другое: скрестил руки Му Цина на его груди, прижав запястья предплечьями. И выворачиваться уже не было сил. Затылок тупо, глухо болел, и в нем неприятно немело. Шея казалась налитой металлом, словно ее в оковы заковали. — Мы их всех найдем и убьем. Одного за другим, — монотонно проговорил Фэн Синь, низко наклонив голову. Му Цин закрыл глаза, когда он коснулся его лба своим, навалившись всем весом. От тяжести чужого тела создавалось ощущение, что сверху упала вся Небесная Столица — мраморными полами на ребра. — Прямо завтра и пойдем, — добавил Фэн Синь и замолчал. Его лоб был горячим. С волос стекала дождевая вода. Му Цин мельком, без эмоций подумал, что сейчас наблюдают солдаты, которые выбрались из своих палаток, чтобы раздобыть еще вина, и стража, сносящая трупы из-за стены. Их генералы лежат в грязной луже, разметав волосы и истекая чужой кровью, что, наконец, смывала с них вода. От Фэн Синя ею и пахло, но из-под его ворота, у самых ключиц, веяло жарким теплом и тем самым запахом, что с юности заставлял ци в меридианах течь в обратном направлении и путаться в теле, как в чужом. Му Цин чуть повернул голову. Фэн Синь отпустил его руки и положил, нацепляв на прорези в наручах мокрые пряди, ладонь на его макушку, давая уткнуться носом в свою шею. Ливень ревел и разбивался о каменную мостовую. Перед глазами стояла темнота. * * * Поздней ночью Му Цин шел к своей палатке через солдатский лагерь. Возвращаться в императорский дворец, где проводил свое время Се Лянь, когда прибывал в столицу, не было никакого желания. Почти все воины спали. Лишь некоторые сидели снаружи, тихо беседуя между собой, и поднимались на ноги, выпрямляли плечи, едва его видели, но Му Цин лишь молча кивал им и проходил мимо. Его никто не окликал и не останавливал. Вдруг взгляд зацепился за знакомое лицо в бинтах. Это был тот самый юнец, который провел с Се Лянем ночь в пещере за барьером, когда принц угодил в ловушку Нежных Объятий. Взгляд черного, наполненного тяжелой густотой, но все равно блестящего глаза показался смутно знакомым, однако у Му Цина не было сил копаться в своей памяти. Совсем мальчишка. Младше Юн-Юна. — Генерал, — уважительно, но без подобострастия произнес солдат. — Иди домой. На чужом лице отразилось недоумение, но юноша быстро взял себя в руки. — У меня нет другого дома. — Тогда иди, куда хочешь, — сказал Му Цин. — Меня это не касается. — Я здесь, чтобы служить Его Высочеству! Конечно. Се Лянь просил подтянуть его повыше, потому что ему показалось, что он хорошо владеет саблей. Этот еще вчера ребенок умрет на поле боя и будет лежать в луже крови, заплатив за эти комплименты своей никому не нужной жизнью. — Больше нет. Это приказ, солдат.