Смерть солнца начинается в полдень

“There's so much left to learn, and no one left to fight I want to hold you high and steal your pain” ♫ Seether feat. Amy Lee - Broken

— Госпожа Мин, осторожнее! Фэн Синь дернулся в сторону, чтобы придержать споткнувшуюся об древесный корень мать Се Ляня за локоть, но та уже выпрямилась и стояла, пытаясь отдышаться. Му Цин замедлил шаг, дожидаясь их. — Я в порядке, Фэн Синь, — произнесла госпожа Мин. — Не беспокойся. Се Лянь грустно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Единственным светом на их пути была холодная луна, застывшая в небе в окружении тонких облаков. Стояла глубокая ночная тишина, так что каждая хрустнувшая ветка под ногой, каждый вздох принца, покашливание Его Величества заставляли вздрагивать и смотреть по сторонам. Местность, по которой они шли, нельзя было назвать безопасной. Полуразрушенная, захваченная армией Юнани столица осталась позади, но расслабляться было рано. В темное время по этим рощам рыскали бродяги и грабители. Чем быстрее они доберутся до какого-нибудь восточного поселения, где можно будет задержаться и передохнуть, тем лучше. Се Лянь обхватил себя пальцами за шею. Он делал это неосознанно, но очень часто с того момента, как вернулся с Небес, куда его вызывал Владыка Шэньу. Как кандалы преступника или глубокая, зияющая рана, на его коже чернели проклятые оковы — обручем вокруг шеи. Этот магический элемент запечатывал духовные силы принца, низвергнутого с Небес. Оковы не отобрали его бессмертия, но не давали ему возможности и дальше использовать свою ци. Теперь он стал обычным человеком. Му Цин отвел взгляд и беззвучно выдохнул. Госпожа Мин как раз оправила юбки и сделала несколько шагов по тропе, но вновь покачнулась от усталости. — Матушка, ты совсем выбилась из сил, — горько произнес Се Лянь. Фэн Синь, поддерживавший его под руку, с такой печалью посмотрел на супругу императора, что Му Цин не выдержал и подошел к ним. — Еще немного, — сказал он госпоже Мин. — До поселения еще пара часов. Нужно дойти, здесь вам нельзя оставаться. — Я понимаю, — кивнула женщина. — Со мной все хорошо. Идемте же. Однако руку Му Цина она все же приняла и вскоре стала опираться на предплечье, не скрывая своей слабости. Мать Се Ляня всю свою жизнь прожила в окружении слуг, которые все делали за нее, в богатстве, удобстве и роскоши. Конечно же, она не привыкла так много путешествовать пешком в таких условиях. Фэн Синь не мог разорваться между ней и Се Лянем, которого тоже нужно было поддерживать, хотя принц опирался на палку при ходьбе. В тот день, когда рухнула небесная пагода, он спрыгнул с городской стены, погнавшись за виденьем существа в белой маске, и сломал ногу при падении. Она почти зажила, но принц по-прежнему немного прихрамывал. Его Величество шел впереди, погруженный в глубокие раздумья. Фэн Синь, обрушивший на себя ответственность разом за всю царственную семью, периодически вытягивал шею, чтобы отыскать взглядом его широкоплечую фигуру, и, лишь найдя, успокаивался. Свергнутый император не произносил ни слова, и никто не решался заговаривать с ним первым, даже Се Лянь. Госпожа Мин снова споткнулась, зацепившись подолом одеяний за торчавший из упавшего дерева сук. Му Цин стиснул ее мягкую, обласканную маслами и не знавшую тяжелой работы руку, и не мог не подумать, насколько ее кожа отличалась от кожи матери. А его мама ведь была ненамного старше императорской супруги. Где она сейчас? Этот путь так тяжело им дается, а каково было бежать из столицы совершенно одним жителям их переулка? К тому же мама ничего не видела, даже не могла внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться. Но он вынужден был оставаться с семьей наследного принца, чтобы помочь им укрыться. Не пройдет и пары дней, как Лан Ин отправит войска в погоню. — Какая я неуклюжая, — вздохнула мать Се Ляня. Му Цин очнулся от своих тяжелых размышлений и опустил взгляд на низ ее платья. Бежали в спешке, спасаясь от солдат Юнани, захвативших императорский дворец, так что даже ничего с собой толком не взяли, кроме одной повозки, груженой ценностями и оружием. Госпожа Мин так и оставалась в дорогих одеяниях, полагавшихся царственной особе. В них было крайне тяжело пробираться по лесным тропам. — Вам мешает длинный подол, — сказал Му Цин. Мать Се Ляня, и сама осматривавшая ткань, вскинула голову и посмотрела на него. Ее глаза даже в холодном лунном свете напомнили медовый взгляд ее сына. — Подвязать, может, — неуверенно произнесла она, ощупывая руками пояс. К ним как раз приблизились Фэн Синь и Се Лянь. Будь это его собственная мать, Му Цин взял бы ее на руки или хотя бы помог подвязать платье так, чтобы не цеплять одеждой каждый куст, но притрагиваться к супруге императора он не смел, а потому молчал. Фэн Синь, казалось, думал о том же самом, потому что отвел взгляд и покрепче взялся за поводья. Ослик, тащивший их повозку, дернул длинными ушами и смерил собравшихся безразличным взглядом. Можно было усадить госпожу Мин на него, но животное и так еле справлялось с грузом, который приходилось везти. Поразмыслив немного, женщина шагнула к вздрогнувшему от неожиданности Фэн Синю и вытащила кинжал из ножен на его поясе. После она наклонилась и безжалостно надрезала драгоценный шелк. Треск, с которым рвалась ткань, казался оглушительным. Закончив, госпожа Мин вернула клинок Фэн Синю и хотела отбросить лоскут на дорогу, но Му Цин остановил ее. — Нас будут искать. Лишние следы. — Ты прав. — Мать Се Ляня заткнула отрез за пояс и шагнула вперед. — Так гораздо лучше. К рассвету они добрались до первого на их пути поселения. Это была небольшая деревушка, населенная фермерами. Люди здесь поднимались очень рано, чтобы накормить скот и отправиться работать на поля. На подходе к домам им встретились дети и несколько женщин в соломенных шляпах. Путников провожали взглядами, но скорее просто из интереса. Царственной семье пришлось скрыть лица тканью, чтобы их не узнали. Здесь проходили торговые пути, так что пешая группа людей с повозкой ни у кого не вызывала подозрений. Они остановились у колодца, чтобы набрать воды и умыться. Фэн Синь сел прямо на траву и долго прикладывал к лицу мокрые ладони. Му Цин хмуро посмотрел на него. Выглядел юноша неважно. Смуглый цвет его кожи стал землистым, горло подрагивало от неровного дыхания. Виной тому могли быть переживания и напряжение последних дней, но даже на войне после изнуряющих битв Фэн Синь оставался сильным и выносливым. Он и сейчас ни слова не говорил и не жаловался, но вел себя странно. Проделанный ими путь мог до такой степени измотать императорскую семью, но точно не их самих. — Нужно достать какой-нибудь еды, — сказал Му Цин. Се Лянь, казалось, не услышал его слов и стоял, глядя на мирных селян, занятых своими делами. Пожилая женщина мела порог у своего дома, мальчишка-посыльный подгонял тонким прутом ослика, мужчины-пастухи выводили на выпас скот. Му Цин подал пиалу воды госпоже Мин, но та не притронулась к ней и протянула сперва своему супругу. Война не изменила эти места. Жизнь здесь шла своим чередом, а люди занимались привычной работой. Простые, здоровые, не истекающие кровью и не отрезающие себе конечности. Такой картины они не видели, казалось, бесконечно давно. Это напоминало дни в монастыре Хуанцзи, где ежедневная рутина проходила спокойно и естественно, как течение прохладной речной воды. Теперь пик Тайцан был пуст. Советник приказал распределить три тысячи учеников по другим монастырям. Главный храм наследного принца оказался сожжен. Люди не простили божеству ошибок и отвернулись от него. И лишь юноша в бинтах, тот самый солдат, который бился на войне, как безумный, тушил огонь, не покладая рук, и не терял веру. «Я не забуду! Я тебя никогда не забуду!» Му Цин плеснул на лицо водой, чтобы прогнать эти тяжелые воспоминания. Той ночью принц захотел лично подняться на пик Тайцан и посмотреть на свой покинутый и верующими, и самим божеством храм. Фэн Синь отговаривал его и ругался, что Се Лянь лишь изводит себя этим, но тот был непреклонен. Открывшаяся им картина была горькой и печальной, как пепел, что вился вокруг в ледяном лунном свете и отблесках пожара. Услышав приближающиеся голоса, Му Цин повернул голову и увидел трех женщин, подходивших к колодцу. За юбку одной из них цеплялась маленькая девочка лет трех. Заметив их, девушки в нерешительности остановились. Фэн Синь поднялся с травы и отступил в сторону. — Господа, рады приветствовать вас в наших краях, — сказала селянка, державшая обеими руками ручку деревянного ведра. — Позволите набрать воды? — Конечно, — закивал Се Лянь, давая им пройти. — Простите, что заняли все место. Женщины подошли ближе. Самая юная из них, с ребенком, пристально посмотрела на Му Цина и нахмурилась. Даже набирая воду, она время от времени поднимала на него взгляд; ее поза и жесты казались напряженными. Если бы она таким образом смотрела на Се Ляня, это уже был бы повод срочно покидать это место и искать для отдыха другое поселение, но девушка не обращала ни на принца, ни на его родителей никакого внимания. Ее странное поведение не укрылось и от Фэн Синя. — Ты ее знаешь? — спросил он, приблизившись. Му Цин только неопределенно покачал головой. Он и сам не мог избавиться от ощущения, что лицо селянки кажется ему знакомым. Белая пудра, сладкий запах масел, высоко заколотые шпильками с бусинами волосы, дорогие жемчужные серьги и подведенные черным глаза. Легкая одежда, в которой девушка выскочила на осенний холод следом за ним на крыльцо, где покачивались от ветра алые фонари. Не может быть… — Молодой господин, — нерешительно произнесла в этот момент девушка, — могу я спросить? Эти слова тоже навели на воспоминания о том туманном вечере, который Му Цин с радостью бы забыл. Се Лянь нахмурился, но ничего не сказал. Му Цин сам подошел к селянке. Девочка, которая не отходила от матери, запрокинула голову и смешно прищурилась от солнца. — Ты… — начал Му Цин, но девушка вдруг улыбнулась и широко распахнула глаза. — Это вы! Прошло четыре года, но я никогда не смогла бы вас забыть! — воскликнула она. — Я Мань Су, господин. Вы помните меня? Это действительно была Мань Су. Она не так сильно изменилась с тех пор, но теперь ее лицо не было так густо покрыто пудрой, а глаза без подводки казались меньше и прозрачнее, но никаких сомнений в том, что это она, не оставалось. Именно этой девушке в чайной Мадам Ши Му Цин отдал серебро, взятое за работу по усмирению озлобленного призрака Чжан Е. — Помню, — ответил Му Цин и снова опустил взгляд на цеплявшегося за ее юбку ребенка. Мань Су погладила девочку по голове и, опомнившись, проговорила: — Это моя дочь Мэй-Мэй. Мы с мужем живем в двух улицах отсюда. — Давно ты вышла замуж? — Три года назад, — улыбнулась девушка. — Сына Чжан Е мы воспитываем, как своего. И все, благодаря вашей помощи. У вас есть, где отдохнуть с дороги? Может, окажете нам честь и останетесь в нашем доме? Му Цин обернулся на Фэн Синя и Се Ляня. Они стояли чуть поодаль, совершенно сбитые с толку. Никто не ожидал, что в этом поселении кто-то из них может встретить знакомую женщину, тем более — Му Цин. Особого выбора у них не было. В отдыхе после такого трудного пути и пережитых ужасов нуждались все, а идти на постоялый двор было слишком опасно. Они и планировали попроситься ночевать к кому-нибудь из добросердечных селян, но тут шанс получить ночлег сам плыл к ним в руки. Мань Су махнула рукой ожидавшим ее женщинам с ведрами, чтобы шли вперед. Те, переговариваясь и поглядывая на них, неспешно двинулись к поселению. Му Цин вновь посмотрел на девушку. Та вопросительно вскинула брови, желая услышать его ответ. — Будем рады. Спасибо, Мань Су. * * * Мань Су со своим мужем и детьми жила в самом простом фермерском доме. Внутри пахло деревом, травами и козьим молоком. Места всем едва хватало, но хозяев это совсем не смущало. Супруг девушки оказался крепким невысоким мужчиной с большими натруженными руками. Он вернулся с поля под вечер и сперва удивился, увидев столько гостей, но, переговорив с женой, мгновенно стал радушным. — Вы такая милая семья, спасибо вам за все, — сказала госпожа Мин, когда Мань Су принялась готовить ужин. — Этого мало, чтобы отблагодарить, — ответила хозяйка. Фэн Синь не задавал вопросов, но постоянно хмурился и то и дело бросал взгляд на Му Цина. Его Величество озирался по сторонам и чувствовал себя неуютно, но поддерживал разговор с мужем Мань Су, если тот о чем-то спрашивал. Се Лянь старался улыбаться, но его вид все равно казался немного отсутствующим. И лишь госпожа Мин бесконечно выражала благодарность за такое гостеприимство фермеров. Пусть она и была очень далека от простой жизни обычного народа, ее мягкосердечность не изменили ни война, ни свалившиеся на их семью тяготы. Му Цин не видел Чжан Е при жизни, так что мог лишь представлять, какой она была до всего, что с ней произошло из-за любви к богатому купцу, но ее сын неуловимо напоминал ее. Мань Су с супругом обращались к мальчику Лин-эр. — Я искала вас, — сказала Мань Су, поставив на стол глубокую пиалу с приготовленным супом. — Не знала, что вы постоянно путешествуете, так что надеялась когда-нибудь встретить в столице. — Тебе не было необходимости меня искать, — ответил Му Цин. — Я хотела поблагодарить, — возразила девушка. — Моя жизнь изменилась со встречи с вами. — А-Су часто о вас говорила, — подтвердил ее муж. — Мы любим Лин-эра, как своего сына, а он жив и здоров, только благодаря вашей помощи. Оставайтесь в нашем доме столько, сколько будет нужно. Му Цин сдержанно поблагодарил хозяев, но, как бы хорошо ни звучало это предложение, остаться в этом поселении надолго они не могли. Оно располагалось слишком близко к столице. Совсем скоро императорскую семью начнут искать. К тому времени им нужно было уйти как можно дальше и затеряться в толпе. Задержавшись в этой семье, они не только сами окажутся в опасности, но и подвергнут ей их всех. Госпожа Мин с недоверием смотрела на суп с крупными кусочками корня лотоса, но все же решилась его попробовать и съела все, что было в пиале. Фэн Синь ужинал без аппетита, хотя у них в желудках почти сутки было пусто. Он даже отказался от маньтоу и сушеного мяса, которыми их угощала Мань Су, пока дожидалась мужа с полей. Он так и оставался бледным и нездоровым на вид. Се Лянь вообще забыл о том, что нужно есть, ведь небожителям пища ни к чему. Голод для него был незнакомым чувством. Вспоминать о том, что он теперь простой смертный, обычный человек без духовных сил, принц не спешил. — Вы очень устали, — с заботой в голосе сказала Мань Су, взяв на руки свою маленькую дочь. — К сожалению, у нас не так много места, чтобы разместиться. Я приготовлю для вас все необходимое. — Если у вас найдется место в доме хотя бы на троих, этого будет достаточно. Мы можем спать в пристройке, — подал голос Фэн Синь, имея в виду царственную семью. Му Цину было совершенно все равно, где спать. За свою жизнь он ночевал и на голом полу, и на улице, и в тесной келье для слуг, а вот Се Лянь и его родители точно не привыкли к подобным лишениям, так что решение Фэн Синя звучало разумно. Чем лучше отдохнут Его Величество и госпожа Мин, тем проще им потом будет в дороге. Пока Мань Су с мужем готовили постель для императорской семьи, дети затеяли игру. Се Лянь наблюдал за их возней, и его взгляд теплел, пока он смотрел на них. Они так устали от ужасов войны, что совершенно забыли о таких простых вещах, как спокойный ужин и детский смех. Му Цин подумал, что в последний раз слышал, как кто-то смеется, на городской стене перед сражением, когда разговаривал с Юн-Юном. На следующий день после его гибели в столице появились первые заболевшие поветрием ликов, и тогда смеяться и улыбаться перестали даже уверенные в победе солдаты. Город пал. Великий богатый край прямо сейчас лежал в руинах, и среди них армия Юнани праздновала свою победу, которая увенчалась свержением императора. Простому люду в провинциях не было до этого никакого дела. Ни Мань Су, какое-то время жившая в столице, ни ее муж-фермер не узнали в путниках Его Величество, его жену и сына, наследного принца Сяньлэ. В их доме им даже не было нужды скрывать лица. Народу все равно, кто стоит у власти, пока это не затрагивает их самих. Фэн Синь куда-то отошел, а потом Му Цин увидел, как он о чем-то разговаривает с хозяйкой. Мань Су улыбалась, время от времени смотрела на Му Цина, кивала и отвечала на вопросы юноши с большой охотой. После этой беседы Фэн Синь вернулся в общую комнату подавленный и не поднимал взгляда до того момента, пока гостеприимная семья не сообщила, что они могут идти отдыхать. Для Его Величества и госпожи Мин приготовили отдельную небольшую комнатку. Се Лянь остался в той, где они ужинали. — Ваше Высочество, тебе что-нибудь нужно? — спросил Фэн Синь. — Ты совсем ничего не ел. — Нет, — ответил принц, слабо улыбнувшись. — Я посплю и буду в полном порядке. Отдыхайте и вы тоже, вам двоим пришлось очень нелегко. После обрушения небесной пагоды и его неудачного прыжка со стены, окончившегося сломанной ногой, Се Лянь будто растерял весь свой внутренний свет. Он выходил на поле боя, но меч в его руке дрожал, а, слыша о распространении поветрия ликов, принц только отводил взгляд и опускал голову. Те, кто восхвалял его и уповал на его помощь, принялись его проклинать. Отстроенные за три года храмы наследного принца предавали огню, а его самого ругали и смешивали с грязью. Сколько бы Фэн Синь ни затыкал рты тем, кто поносил его господина, люди больше не желали верить в чудесное спасение. Наоборот — считали Се Ляня самым настоящим проклятьем, бедой, обрушившейся на их головы. Проклятые оковы на его шее были скрыты белой лентой, но Му Цин знал, что они по-прежнему там. Опоясывают его кожу, подобно черной ядовитой змее. Каково это — лишиться духовной силы? Потерять возможность использовать свою ци. Чувствовать внутри только бесконечную пустоту на том месте, где всегда полноводной рекой текла собственная энергия. Фермеры ложились рано, так как просыпались на заре, и дом вскоре погрузился в полную тишину. Се Лянь задремал, повернувшись к ним спиной. Возможно, он и не спал, но дышал ровно и не шевелился. Дорога вымотала и его. Сломанная и не до конца зажившая нога была вытянута и торчала из-под слишком короткого для роста принца покрывала. Фэн Синь так и сидел с низко опущенной головой, пока Му Цин не поднялся с места и не затушил свечу. — Идем спать. Они вышли в пристройку, где семья хранила мотыги и вилы, а также сушила траву. Горчащий свежий запах здесь ощущался куда сильнее, чем в основной части дома. Дверь была закрыта на тяжелый, ржавый с краев засов, и в щель под ней пробиралась влажная прохлада ночи. Дышать стало проще. Му Цин, не снимая верхних одеяний, сел на матрац из соломы и распустил забранные тонкой веткой волосы. Свою заколку он отдал сбежавшим из столицы жителям, а искать другую в такой суматохе было некогда. Лентой, которую он носил последние дни до окончательного завоевания столицы, было перевязано предплечье Се Ляня. Принц поранился, пока они второпях собирали его оружие, чтобы погрузить в повозку. Теперь его скорее всего придется заложить. Искать работу, не убравшись подальше от Сяньлэ, было слишком опасно, а деньги понадобятся. На еду и кров, как минимум. Не в каждом поселении их будут встречать так же радушно, как здесь. Фэн Синь шумно, трудно дышал. Му Цин видел в темноте только его сгорбленный силуэт в нескольких шагах от себя. Наконец, он тоже сел на приготовленный для него матрац и приложил ладони к лицу. — Отдохни, — произнес Му Цин. — Утром нам нужно будет отсюда уходить. — Почему ты мне ничего не сказал? — спросил Фэн Синь, проигнорировав его слова. — О чем ты? — Не издевайся, Му Цин. — Чужой голос звучал тихо и надтреснуто. — Я столько раз упрекал тебя за взятое с Пин Тайцао серебро, и ты не мог объяснить, на что оно пошло? Му Цин вздохнул. Так вот, о чем он разговаривал с Мань Су? Спрашивал, откуда они знакомы. И девушка с радостью выложила ему историю о том, как Му Цин однажды ночью пришел в чайную, где она работала, и отдал ей часть денег, чтобы она могла позаботиться о сыне погибшей подруги. Разумеется, он скрывал ото всех, что наведывался в такое место, куда монах Хуанцзи и взгляда не имел права обратить. Да и с оправданиями за прожитые годы у Му Цина сложились крайне непростые отношения. Когда-то он только и делал, что объяснял каждый свой поступок, чтобы его не заподозрили в дурных намерениях, только это никогда не помогало. Он был первым, на кого все поворачивались, стоило случиться неприятностям. Может, это было еще и обычное упрямство, но Му Цин действительно не видел смысла переубеждать Фэн Синя, уверенного в том, что он взял деньги с подлеца просто потому, что это деньги. Хотя и такое нельзя полностью отрицать. Му Цин не мог вернуться с задания к советнику и не принести никакой платы, ведь совершенствующиеся зарабатывали своим трудом, и монастырь существовал за счет подношений благодарных людей. За пустые руки тогда оправдываться пришлось бы куда больше. — Почему ты молчишь опять? — прошептал Фэн Синь, повернув к нему голову. — А что я тебе отвечу? — спросил Му Цин, убирая пальцами назад распущенные волосы. Мань Су за ужином призналась, что по их цвету его и узнала, потому что лицо от страха и смущения в тот вечер запомнила плохо. — С тех пор прошло уже четыре года. — Какая… кх… — Фэн Синь кашлянул и помолчал, судорожно сглатывая. — Какая разница? Я ведь не знал! — Знал или нет — что это меняет? — Ты точно издеваешься. Пусть я и заслужил, но ты мог хоть объяснить мне все, чтобы я не цеплялся к тебе за это! Как я должен теперь себя чувствовать? Му Цин пожал плечами и опустился на матрац, отвернувшись от него к деревянной стене, рядом с которой лежал сноп сушеной травы. — Никак не должен, — ответил он. — Не цепляйся ты к этому, нашел бы что-то другое. Не вижу смысла спорить. Фэн Синь выдохнул, втянул носом воздух снова. Дыхание его так и оставалось неровным, словно у него была сдавлена грудь или он долго бежал на пределе своих возможностей. Му Цин чуть приподнял голову, чтобы прислушаться. Так иногда дышала мать по ночам, когда подхватывала простуду, и болезнь только начиналась. В детстве приходилось так же до звона в голове прислушиваться к звуку ее дыхания, чтобы понять, нужно ли прямо сейчас, не дожидаясь рассвета, подниматься и идти искать лекарство. Искать… Громкое слово. Красть скорее. Хорошие снадобья стоили таких денег, что заработать их у Му Цина, который не мог ребенком пойти разгружать повозки или браться за еще какой тяжелый труд, возможности не было. С ними по соседству какое-то время жила пожилая женщина-травница. У нее Му Цин брал смеси для отваров для матери, а взамен ходил в лес собирать еще. Соседка рисовала на дощечках углем листья, чтобы он знал, как они выглядят, и приносил только те, что ей нужны. Но потом она умерла, оставив лишь кое-какие знания, которых Му Цин нахватался от нее, пока помогал. Только простудой заболеть сейчас им и не хватало. — Тебе плохо? — все же спросил Му Цин. — Нет, — отрезал Фэн Синь. За спиной зашуршала одежда, проехалось по деревянному настилу с сухим шорохом покрывало. Фэн Синь повозился, но потом затих, хотя дышал по-прежнему странно и даже не стал продолжать разговор, а раньше с Му Цина с живого бы не слез, пока не продолбил бы ему вопросами дыру в голове. Несмотря на тяжелые мысли, усталость все же взяла свое, и Му Цин вскоре задремал. Сон был неглубоким, поверхностным, потому что в сознание упорно лезли и тревога за мать и Лю Чэнь, и дурные воспоминания о войне и поветрии ликов. Думал он и об отце. За брошенным домом так и остался алтарь с пеньками догоревших благовоний в песке у поминальных табличек. Му Цин никогда не привязывался к местам, но все равно были вещи, которые, как якорь, притягивали его внимание и уже никогда не уходили из памяти. Он проснулся затемно — от тяжелого дыхания Фэн Синя за спиной. Сначала не сразу понял, что происходит, но сознание очень быстро вернулось к реальности, вырвавшись из пут неспокойного сна. — Фэн Синь? — позвал Му Цин, но ответа не услышал. Поднявшись, он подошел и присел перед чужой лежанкой. Фэн Синь морщился и то и дело облизывал пересохшие губы. Его глаза оставались закрытыми, но сказать, что он спит, точно было нельзя. Му Цин тронул костяшками пальцев его лоб и едва не отдернул от неожиданности руку, потому что с таким же успехом мог прикоснуться к боку кипящего котла. — Серьезно? — выдохнул он. — Лихорадка? Фэн Синь на его памяти вообще ни разу не болел. У него было крепкое здоровье, благодаря постоянным тренировкам и закалке. Он мог простудиться и пару дней чихать так, что вздрагивал даже Се Лянь, из-за чего в его записях иногда были кривые линии в череде идеально выведенных ханьцзы, но подхватить лихорадку… Му Цин взял Фэн Синя за руку, намереваясь пощупать его пульс, но тот вдруг вывернул запястье из пальцев и, поймав, сжал его ладонь. — Му Цин? — Ну а кто еще? — произнес Му Цин тихо. — Что с тобой? — Прости. — Фэн Синь повернул голову набок; скорее даже уронил на ослабевшей шее. На его раскаленную кожу легли спутанные волосы. — Извини меня. — Нашел время, — раздраженно сказал Му Цин. — Отпусти, мне нужно проверить твой пульс. Но Фэн Синь так и стискивал его ладонь. Он все же открыл глаза, лихорадочно блестевшие от жара, и посмотрел на Му Цина, хотя сфокусировать взгляд не мог, только моргал то и дело. У него дрожали грудь и горло от озноба. Это уже было совсем плохо. К тому же причин для такого состояния не находилось. Стояла теплая погода, даже дожди последние дни не шли, с чем им очень повезло в дороге. Почему так? Плюнув на захваченную в горячий плен чужих пальцев ладонь, Му Цин второй рукой все же проверил точки на запястье Фэн Синя. Билось хаотично, как у человека на грани искажения ци. Таких людей Му Цин лично ни разу не осматривал, только знал по книгам. Чжу Ань после схватки с духом крови во Дворце Четырех едва не заработал этот страшный недуг, но лекари смогли вернуть его к гармонии. Однако Фэн Синь не совершенствующийся, так что подобного опасаться не стоило. — Нужно идти, — сказал вдруг Фэн Синь, порываясь встать. — Куда? — воскликнул Му Цин, удерживая его за плечи. — Куда ты собрался? До рассвета еще часа три. — На городскую стену. Они нападают ночью, нужно идти. Помочь Его Высочеству. Фэн Синь бредил и даже не понимал, где находился. В его голове все еще продолжалась война, и он рвался в битву, которую они уже давно проиграли. Му Цин прижал его своим весом к лежанке, скрестив его руки на груди, как пеленали в коконы маленьких детей. От чужого тела шел такой жар, что создавалось ощущение, что он склонился над кипящим супом. — Лежи, — сказал он четко. — Нет никакой войны. Тихо. — Я должен… — Ничего ты никому уже не должен! — в отчаянии проговорил Му Цин. Его так и оставить было нельзя — вскочит и пойдет в неизвестном направлении, напугает либо семью, у которой они остановились, либо кого-то из селян. Вся деревня спала, снаружи не слышалось ни шороха: ни чужой поступи, ни даже пения еще не проснувшихся птиц. Взгляд упал на подвешенные под потолком пучки трав. Му Цин, кое-как замотав Фэн Синя в покрывало, поднялся и зажег свечу. Посмотрел на листья. Мань Су явно любила запасать лекарственные растения, из этого можно было попробовать приготовить отвар и хотя бы немного облегчить состояние Фэн Синя, пока они не найдут снадобья. У небогатых фермеров вряд ли нашлось бы что-то более действенное, чем травы. Фэн Синь уже не рвался куда-то бежать, лишь беспокойно вертелся и трясся от холода. Му Цин пробрался в общую комнату к печи, чтобы согреть воду. Се Лянь не проснулся, умаявшись за день, так что получилось и разобрать травы, и приготовить отвар. Вернувшись в пристройку, Му Цин с трудом заставил Фэн Синя выпить его. Такие лекарственные смеси были безумно горькими, но других выходов не оставалось, потому что даже как-то облегчить этот привкус было нечем. Под рукой не оказалось ни куска чистой ткани, так что Му Цин, смочив ладонь, приложил ее к чужому полыхающему лбу. — Утром что-нибудь придумаем, — сказал он. — И как тебя угораздило? Фэн Синь тяжело сглотнул, отчего дернулся его кадык, посмотрел на него. Взгляд у него становился чуть более осмысленным — уже хотя бы от выпитого горячего. Хотелось верить, что травы все же подействуют. Если не вылечат окончательно, то снимут жар. — Утром… тренировка, — сказал Фэн Синь. — Его Высочество хотел показать тебе какой-то новый прием. Му Цин на пару мгновений прикрыл глаза, поплотнее прижав руку к его лбу. — Да, — ответил он. — Я потренируюсь, а ты посидишь отдохнешь. Спорить с ним было бессмысленно. Теперь от воспоминаний о недавней войне лихорадка отбросила Фэн Синя еще дальше — к временам, когда они жили в монастыре Хуанцзи. Тогда было спокойно. Не без трудностей, но сейчас те годы воспринимались едва ли не самыми счастливыми и мирными. Лучше уж пусть бормочет об этом, чем вскакивает, думая о битвах и реках крови. Фэн Синь взял его за вторую руку, закопав куда-то в складки покрывала в попытках то ли прижать к себе, то ли переплести пальцы. Му Цин уже не протестовал, слишком страшно все это выглядело. Люди в лихорадке цеплялись за все, что видели, мучаясь от жара и озноба. Они долго молчали. Фэн Синь хрипло дышал, время от времени вздыхал и морщился, как от боли, и никак не мог уснуть. Му Цин то и дело прикладывал к его лицу немеющую от холодной воды руку, и она быстро согревалась от горячей кожи. Жар медленно, но отступал. — Таким я тебя и помню, — сказал вдруг Фэн Синь, когда Му Цин окончательно потерял счет прошедшим часам. Еще было темно, но свет от почти прогоревшей свечи становился прозрачнее, что означало скорое приближение зари. — Ты не мог так сильно измениться. — О чем ты? Фэн Синь кашлянул и облизнул сухие, покрытые бледной коркой губы. Уставился в потолок. — До того, как у тебя характер стал, как у императорской наложницы. Как будто это что-то объясняло, хотя фразу эту Му Цин помнил. В своем состоянии Фэн Синь явно забыл, что произносил ее в его отсутствие — при наследном принце, пока Му Цин стоял снаружи его покоев и пытался утихомирить вырывающееся из груди сердце. — Понятия не имею, о чем ты говоришь. Фэн Синь горько усмехнулся и повернул голову, посмотрев на него. На его коже наконец-то стала проступать испарина, а ее оттенок уже не был таким серым. — И почему ты такой сложный? — спросил он, еле шевеля губами. — Сколько уже… знаю тебя, не могу понять. Му Цин выдохнул, отведя взгляд. — Может, тебе уже и не надо меня понимать? — Надо, — тут же возразил Фэн Синь. — Ты помог этой семье. Я не знал. Думал совсем другое. Презираешь Его Высочество… за доброту, а сам… — Я не за доброту, — отозвался Му Цин. — И не презираю. Хватит болтать ерунду, у тебя уже не такой жар. Фэн Синь закрыл глаза. Руку Му Цина он уже не сжимал, просто держал у своей груди, как ребенок, засыпающий с соломенной куклой. — Прости, — пробормотал он невнятно. — Я не хотел… Я ошибся… опять… — Спи, Фэн Синь. Больше Му Цин не услышал от него ни слова. Лихорадка действительно отступила, и Фэн Синь уснул. Так как он все это время находился на грани бреда, сложно было сказать, какие его слова можно воспринимать всерьез, а какие — лишь как плод помутившегося сознания. Му Цин и не держал уже на него зла. С той их ссоры в императорском дворце из-за проклятья минула не одна неделя, и за эти дни произошло столько событий, что удерживать в себе еще и старые обиды было ни к чему. Из-за хорошей памяти Му Цин запомнил каждое сказанное ему тогда слово, но такую боль, как тогда, они уже не причиняли. Тем более сейчас, когда Фэн Синь лежал перед ним бледный и измученный, сам на себя не похожий. К счастью, наутро ему стало намного лучше. Казалось, что болезнь, чем бы она ни была вызвана, отступила, так что, попрощавшись с семьей Мань Су, все они двинулись в путь. Оставалось найти какое-нибудь укрытие подальше от столицы, где они могли бы задержаться подольше, даже если Лан Ин отправит за ними погоню. Закладывать оружие и ценности они не спешили, пытаясь найти работу. В следующем уже более крупном поселении получилось наняться к торговцам для разгрузки повозок. В провинциях было много беженцев из столицы, так что найти хоть какой-нибудь способ заработать деньги оказалось трудно. Се Лянь взялся за работу со всей отдачей. Му Цину в какой-то момент даже показалось, что он был рад заняться чем-то, кроме всех тех обязанностей, что взгромоздили на него война и внезапная болезнь среди населения. Даже без духовных сил физически принц был в отличной форме, так что они очень быстро закончили таскать тюки и получили за это плату. Его Величество с супругой укрывались в старой полуразрушенной кумирне на окраине провинции. Когда-то здесь поклонялись наследному принцу Сяньлэ, но сейчас это было жалкое покинутое строение со сломанным столом для подношений и кучей мусора вдоль стен. Скорее всего здесь уже останавливались какие-то другие беженцы, или в кумирню приходили поживиться бродяги. Подходило любое убежище, выбирать было не из чего. Му Цин купил еды, так как Се Ляню не стоило появляться даже перед простыми лавочниками, чтобы не раскрыть себя. Хватило только на небольшое количество сухих слив, маньтоу и маленький мешок риса. Му Цин помнил времена, когда они с матерью питались отваром из рисовой шелухи, так что это в его глазах выглядело еще неплохим заработком. Сознание очень быстро перестраивалось. Несмотря на три с лишним года, проведенные на Небесах, а после и в генералах армии, Му Цин не мог забыть свое детство и то, как приходилось выживать в то непростое время. За эти годы ничего нового в чувстве голода, усталости и бесконечной надобности держать ухо востро не появилось. — Фэн Синь, ты плохо выглядишь, — сказал Се Лянь, когда они возвращались к кумирне, где прятались его родители. — Я говорил тебе не брать сразу так много тюков, можно было сходить несколько раз. — Все в порядке, Ваше Высочество, — отозвался Фэн Синь. — Чего там было ходить, если можно утащить за один подход? Его лихорадка не возвращалась, но что-то все равно было не так, если это заметил даже наследный принц. Фэн Синь снова был бледным и время от времени останавливался, чтобы отдышаться, что было на него не похоже. Когда кумирня уже показалась в отдалении, Фэн Синь вдруг закашлялся и замедлил шаг. Му Цин остановился и сбросил с плеча мешок риса, который нес. Се Лянь тоже встал и обернулся. — Фэн Синь? Фэн Синь отвел от губ ладонь, которой прикрывал рот, и у Му Цина в этот момент похолодело в груди. На его подбородке и пальцах блестела свежая кровь.