Клетка Нокфеллской психиатрии

Это было самое холодное лето на её памяти. Самое омерзительное, которое только могло быть. Кофе из ближайшего автомата и пара тонких сигарет с ментолом было её пищей все эти полтора года. Медсестра снова вторит: — Девушка, в палатах запрещено курить! Она молчит. Даже не поднимая на неё взгляда из-под копны каштановых волос. Сделав последнюю затяжку она отщелкнула окурок в окно. — Я не курю. Пожилая женщина всплеснула руками и быстро закрыла форточку. Эшли упала на стул рядом с койкой. Он всё ещё неподвижно лежит под одеялом. Противно пикающая аппаратура уже сводила с ума. Волосы совсем истончились. Когда-то густая темно-темно кофейная грива неприглядно рассыпалась по подушке. — Состояние стабильное, душенька. Шла бы ты домой… Хоть поспала бы… — сетовала медсестра пытаясь расшевелить оловянную ручку окна. Эшли мотнула головой. Поглаживая побледневшее запястье она не отводила взгляда от его лица. Скулы впали, под глазами огромные синяки и неподвижные губы. Будто гипсовая статуя. — Ну почему ты так со мной поступил, м?... — Эшли осторожно подняла руку и положила её на еле теплую щеку. — Я была плохой подругой, Ларри?... В ответ ей лишь тихо пикнул аппарат. Взяв с тумбы ещё не остывший кофе она отпила его из пластикового стаканчика. Просто кофе. Без сливок, сахара или чего-либо ещё. Раньше она и представить себе не могла такого. Сладкое какао с ванильным зефиром, чай с одной долькой свежего лимона, обязательно с косточкой. Это, как считала Эш предвещало её удачу. Да уж… Сейчас она ей точно не помешает. Может баночка пива или энергетика, которые они с Ларри тайно протащили из магазинчика за углом апартаментов. Всё это входило в её меню. А что же теперь? Горький черный кофе. Ещё и вкусным кажется. Девушка точно сошла с ума. Обида неприятно жжет в горле. Она осталась практически одна в этом городе. — Надо бы съездить покормить Гизмо… Сегодня я у неё не была… — подумала она про себя. Выкинув стаканчик в мусорное ведро рядом с кроватью, Эшли поднялась со скрипучего стула и направилась к выходу. В коридорах больницы противно пахло хлоркой и медикаментами. А кто-то ещё соглашается тут работать за копеечную заработную плату. Медсестры снуют туда-сюда, будто ужаленные. Всем нужно помочь, всё нужно успеть. В своих раздумьях она забрела на второй этаж. Этаж без вывески. Очень тихий, и тишина эта прерывалась лишь звоном пробирок и шумом тележки, колеса которой трутся о линолеум. Резкий удар в живот заставил её выйти из своих раздумий. — О, простите, простите! — медсестра схватила платок из кармашка фартука и начала оттирать быстро расползающееся пятно каши по фиолетовой футболке. Эшли прикусила губу. Живот неприятно ныл, видимо врезалась со всей силы, так ещё и каша больно жгла кожу. — Откуда вы хоть свалились?... Медсестра убрала платок обратно в кармашек. Подбирая тарелки с пола она нервно оглядывалась по сторонам. Эшли осмотрела её сверху вниз. — Так вот выходит, кто соглашается… — сказала она всё ещё смотря на неё. — Что простите? — медсестра наконец подняла всё тарелки на телегу и поправила выбившийся из хвоста блондинистый локон, убрав его за ухо. — Ничего, мисс. Всего хорошего. — сконфуженно бросила Эш и рванула прочь с этажа. Выскочив на улицу она быстро нашла на парковке мотоцикл. — Зря я всё-таки это вслух сказала… — прокрутила девушка у себя в голове надевая шлем. Забравшись на мотоцикл она оглядела парковку и нажала на ручку газа. *** — …miserere mei, peccatoris. Тяжелая библия с громким звуком захлопнулась. В зале на скамьях послышались шевеления. Как они уже надоели ему. Старые, будто бы истинно, верующие бабули, которые оставляли за собой песок. Да. Как же. Вновь пришли пожаловаться молодому пастеру на тяжесть жизни и поделиться новым методом гомеопатии. О, но как можно забыть о тех, кто сидит поодаль от них. Грузный мужчина недовольно, или же с недоверием, оглядывал эту шушеру, которая особо не спешила расходиться. — Братья, сестры. Вечерняя служба подошла к концу. Во имя отца, сына и святаго духа. — молодой человек стоя за стойкой медленно перекрестился. — Аминь! — послышалось со всех концов зала. Горожане наконец начали расходиться. Но тот мужчина не особо и спешил. Ну что ему опять нужно? — Отец Трэвис. — прокуренный голос окликнул пастера, который отставил библию и собирался отходить от стойки. — Тут накладка вышла… — Что, Хэмиш? Снова пришел грехи «замаливать»? Я уже гово… Хэмиш резко подорвался со скамейки. Обходя деревянные скамьи он отрывистым шагом направлялся к стойке. — Не дерзи мне, Трэвис! Я тебе не за это бабки плачу! Пастер не пошевелил и уголком губы. Хотя, обвинение весомое. — А за что же – платишь? — Трэвис наклонил корпус ближе к мужчине. Бывалый рэкетир. Зато с деньгами. Всё при нем, всё о нём и только так. Жаль только девочку, которую ему прочат в невесты, но это уже лишнее. Так за что же он платит «бабки» пастеру? Причем, судя по угрозам, очень немалые. А всё до безумия просто. У данного контингента сложилась… Не сказать, что примитивная… Но очень простая цепочка действий. Какая? Рэкет — Деньги пастеру — и вот тебе уже готовенькое место в раю. Никаких тебе душевных терзаний. Ни чувства стыда, горечи. Неа. Это же говорило и об отсутствии совести. — Деньги ты платишь не мне, а жертвуешь церкви. И на содержание сирот. — Да какая разница?! Плачу же! — Хэмиш вскрикнул. — Не думал, что ты так трясёшься за свою шкурку, — усмехнулся Трэвис. Его явно забавляло такое состояние рэкетира. — Умирать собрался что ли? Губы расплылись в ухмылке, когда он увидел смятение на лице рэкетира. Выходит, действительно боится. Иронично, учитывая его интересную профессию. — Не твоего ума дела, святой отец! Отмаливайся за меня! Тебе ясно? Чтобы я видел! — Хэмиш кое-как пытался не сорваться на крик. — И что же мне нужно сделать? Грамоты «искупляющие» грехи уже давно отменили. Мужчина чуть дал локтями по стойке. Быстро развернувшись он стремительным шагом пошел прочь из церкви. — Завтра жду тебя на утренней службе! — ухмылка Трэвиса растянулась ещё больше. — Да пошел ты! — громким эхом раздалось по залу. Дверь с грохотом захлопнулась. Всё-таки не выдержал. Слабак. *** Алиса медленно вжалась спиной в холодную стену. — Право… Очень неожиданно… — промямлила она отведя глаза в угол. — Ну, а чего неожиданного? Я успешный и богатый мужчина. Ты не настолько красива, чтобы разбрасываться такими выгодными предложениями. Да и к тому же с позорной печатью в трудовой. Рядом с её головой приземлилась массивная рука. От неё пахнуло жестким сигаретным дымом и порохом. — Спасибо за столь точную мою характеристику. Девушка вынырнула из-под Хэмиша, когда тот начал всё ниже нависать над ней. — Извини. Мне нужно работать. Алиса поправила фартучек отряхивая его от невидимых крошек. Звонко цокоча каблучками по, казалось бы мягкому, полу она быстро удалилась за угол. — Так и помрешь ведь в одиночестве. Шизофреничка. Рэкетир резко одернул края пиджака и вытащил зубочистку изо рта. Он небрежно воткнул её в цветочный горшок стоявший рядом на подоконнике, раня листья денежного дерева. Вдалеке лишь послышались удаляющиеся шаги. — Это что сейчас было... Эшли поднимаясь на этаж выше волею случая стала свидетельницей данного разговора. Ей всё было прекрасно слышно за хлипкими еле приоткрытыми дверьми ведущими на лестничную клетку. — И куда он пошел, если в этом крыле всего одна лестница. — она хмыкнула и плотнее закрыла двери. — От греха... Она убрала руку с косяка. Чуть шмыгнув носом, она побрела на нужный этаж. В реанимационное отделение.