Inside my veins, your blood Is calling out your name, oh So I go on and on, but I will never be the same Reignwolf
Кевин отложил приборы в сторону. Напрасно он отказался от вина, решив не терять остроты внимания. Сейчас он практически о ней жалел, — он был не просто сконцентрирован, он был натянут как струна. Не обладая каким-то выдающимся актерским талантом, он сам же стремительно разрушал весь замысел, и без того зыбкий и призрачный: оставалось только удивиться, как его похититель до сих пор не раскусил фальшь. Да, тот по-прежнему сохранял тон непринужденной светской беседы, но Кевин ждал каждую чертову минуту: «Вздумал меня обмануть?» — Могу я подать десерт, сэр? — молодая женщина убрала освободившуюся посуду. От ее голоса Кевин вздрогнул. Все то время, пока они сидели за столом, он старался на нее не смотреть, лишь только изредка поглядывал сквозь ресницы. Кем была эта притворщица, демонстрировавшая всем своим видом, будто его присутствие за обедом нечто само собой разумеющееся? Знала ли она о том, что вот уже хренову кучу дней его держали взаперти прямо в этих стенах? Неужели ей было все равно? А если не знала, сможет ли он в таком случае рассчитывать на ее помощь? Или о намерении пленника удрать тут же будет доложено хозяину? Ответов не было. Очевидным было лишь то, что никакого интереса к своей персоне Кевин действительно в ней не видел. Сплошное равнодушие, — точно такое же исходило и от верзилы. — Да, спасибо, — кивнул невидимка. Когда прислуга удалилась, тот перевел взгляд на него: будто чего-то выжидающий и одновременно насмешливый: — Вопрос был адресован тебе. О моих предпочтениях персоналу известно. Желание тотчас опустить глаза туда, где только что стояла тарелка, стало нестерпимым. Кевин его поборол: он должен научиться смотреть этому человеку в лицо, должен научиться вести себя естественно и непринужденно. Хотя легко это было лишь на словах: Кевин чувствовал себя так, что его вот-вот сорвет и он выдаст себя с потрохами. Черт… черт… какого дьявола происходит? Сначала он отправился со своим насильником на прогулку, а теперь с ним обедает, а еду им подает прислуга, на лице которой даже нет ни тени вопроса: кто этот парень и откуда он здесь взялся. Голова шла кругом. И самым пугающим в этом безумии было то, что Кевин до сих пор даже не догадывался, где его держат. Сегодняшний день ничем не помог приблизиться к разгадке, — разве что он увидел дом. Огромный, богато обставленный особняк; подобные Кевин видел лишь в кино. О том, что здание немаленькое, было понятно еще с самого начала: достаточно высунуться из окна и посмотреть по сторонам. Однако истинный масштаб открылся только сегодня: строение было исполинским, — больше, чем любое правительственное здание, какое Кевин припоминал. Его нельзя было даже назвать особняком, — сооружение, скорее, походило на дворец. Пробовать угадать, когда его построили, Кевин даже не пытался. Делать это с его уровнем знаний американской архитектуры равно что тыкать пальцем в небо; он мог предположить лишь то, что дом принадлежал не прошлому веку: его камни казались старше. Признаться, у Кевина даже мелькнула мысль, что он находится в другой стране, — здание мало чем походило на американский стиль. Хотя с другой стороны, что он знал о жизни за пределами Бамы? Все свое детство он безвылазно прозябал в Мэдисоне, и несколько месяцев в Бруклине не слишком-то расширили его горизонты. Но если вопрос времени постройки был, в целом, малозначащим, то за ответ на другой Кевин отдал бы полжизни: кому на севере могла принадлежать эта громада? Судя по природе и погоде, территориально он находился далеко от юга. Что за семья владела такой недвижимостью? Кевин напряг память, пытаясь выудить из нее имена тех, кто смог бы сгодиться на роль владельцев. О ком он мог слышать хотя бы из новостей и светских хроник? Жаль, что у него не было карандаша и бумаги: всех, кто только придет на ум, следовало записывать: невидимка мог относиться к кому-то из них. Кевин рассеянно поковырял вилкой поданный десерт, по виду тот напоминал чизкейк. — Кевин, все хорошо? — прозвучал низкий голос. Кевин поднял глаза. — Чей это дом? — спросил он, решившись. К черту, он ничего не теряет. Конечно, он не надеялся, что этот человек тотчас представится, а заодно и расскажет всю свою биографию, но, возможно, появится хоть какая-то зацепка, пусть даже прямые ответы он явно и не получит. — Мой. — Впечатляет, — протянул Кевин, придав голосу немного шутливости. — Сколько здесь комнат? Сто? — Триста шестьдесят. Цифра была озвучена просто и легко, без хвастовства и, как Кевину показалось, без намека на гордость. Недвижимость подобного уровня была для его похитителя делом из разряда обыденных, это чувствовалось. С замиранием сердца Кевин решил продолжить расспрос. В висках осторожно забилось: запоминай все, что услышишь. Запоминай. — Дом не кажется заброшенным, хоть здесь вы и не живете. — За ним следит прислуга. К тому же, в последнее время я бываю здесь несоизмеримо чаще. — Территория вокруг… это же лес? Чем-то напомнило детство. Я много времени проводил на природе, особенно, когда везло с погодой, — Кевин растянул губы в улыбке, но внутри все подобралось: возможно, прямо сейчас удастся выяснить кое-что и поважнее числа гребаных комнат. — Для здешних мест довольно теплая осень, хоть и дождливая, нет? — Всему свое время, Кевин. Как только я посчитаю момент благоприятным, ты узнаешь, что это за место. — Да, бросьте, — выдохнул Кевин. Он не мог не попытаться. — Это ведь Канада? — Нет. Невидимка покачал головой: расспрос окончен. Прямо сейчас стоило заткнуться или сменить тему, но новая с ходу не нашлась. Кевин подцепил вилкой свою прикормку: что ж, это была не Канада и вовсе не чизкейк. Нежная, сладкая субстанция осела на языке цитрусовым послевкусием. Значит, он все-таки в Штатах. Значит, практически дома. В рот отправился второй кусочек, — в повисшей тишине надо было срочно что-то сделать: та наливалась безысходностью и тоской. Да, он почти, черт возьми, дома, он в своей стране. А это… все это с ним не навсегда: так не может длиться вечность. Он обязательно выведает все то, что поможет отсюда удрать. Просто надо научиться с этим человеком разговаривать. Просто надо представить, что он берет у него интервью. Журналистика — сложная штука: приходится иметь дело с людьми хитрыми и скрытными. Но на то и существуют профессионалы, чтобы делать свою работу. Просто его работа проходила в трудных условиях, — помимо сложности респондент обладал еще одной отличительной чертой: Кевину он был отвратителен до вновь вставшего в горле кома.***
После обеда Тайлер попросил разрешения снова выйти на воздух. Брендон не возражал: запланированный телефонный звонок едва ли завершится быстро. В своих расчетах он не ошибся: так и случилось. Правда, к тому моменту, как он освободился, Тайлер еще вовсю бродил по аллеям, освещенным небывало ярко как раз по этому случаю. Возвращаться в скором времени в дом он явно не намеревался, но Брендон не стал прерывать его прогулку: у них впереди вся ночь. Стоя в сгустившихся сумерках у окна, он прокручивал в голове нескончаемое множество ее вариантов, один за другим. Однако так и не пришел к чему-то конкретному, — кроме одного: сегодня он снова сделает это тело своим. Усиливающееся предвкушение волновало: он действительно хотел этого мальчика. Гораздо отчетливее, чем в прошлый раз или глядя в последние дни на него с монитора. Их единственный секс произошел в спешке и тумане, и он так и не сумел толком им насладиться. Что ж, сегодня он выжмет свое удовольствие, — насколько позволит компромисс с собственными желаниями, конечно. О вынужденной уступке Брендон не мог думать без сожалений, — но вид бледного от страха любовника едва ли доставит наслаждение ему самому. В прошлый раз Тайлер трясся от одних лишь веревок. Дилдо и розги могут спровоцировать, как Брендон подозревал, настоящую истерику, — а сегодня он хотел просто расслабиться. Брендон услышал, как отомкнулась дверь. За щелчком в замке последовали тихие шаги. Медленно развернувшись, он осмотрел вошедшего с ног до головы. От долгой прогулки у того зарумянились щеки. Нос тоже покраснел, самый кончик, — видимо, к ночи похолодало. Однако утомленным Тайлер не выглядел, — наоборот, казался бодрым и даже посвежевшим. — Замерз? — Брендон остановил взгляд на покрасневших кистях: выбирая для Тайлера одежду, он совершенно не подумал о перчатках. — Все нормально, — Кевин поднес ко рту сложенные лодочкой ладони. — Надеюсь, комната пришлась тебе по вкусу. Свою новую спальню Кевин увидел несколько минут назад: охрана Тайлера получила распоряжение сопроводить его сначала туда и лишь затем — к нему. — Теперь я буду сидеть взаперти там? — Не знаю, зависит от тебя. Но, как мне кажется, ты не станешь до этого доводить. Я ведь не ошибаюсь, Кевин? Тайлер убрал руки от лица и молча продолжил путь, глядя себе под ноги. За время их совместной прогулки, а потом и за обедом Брендон уже обратил внимание, как часто тот опускает глаза. Это раздражало: он начинал чувствовать себя бездушным изувером, в то время как Кевину стоило если не радоваться своему изменившемуся положению, то хотя бы не позволять себе демонстративного пренебрежения предложенным комфортом. Смешно. Сколько парней норовили залезть к Брендону в постель, безошибочно чувствуя, какие блага и привилегии сулил статус его постоянного партнера? Достаточное количество. И тем не менее, по иронии судьбы, ни один из двух братьев в это немалое число не входил. — Когда я с тобой разговариваю, будь добр, смотри мне в глаза, — бросил Брендон. Да, подобные манеры не находят с его стороны одобрения, и Тайлеру не следует об этом забывать. — Спасибо за книги. Но я не увидел в стопке той, о которой просил, — услышал Брендон. — Верно. У меня есть опасения относительно ее эффекта. Боюсь, он может оказаться нежелательным. Возможно, ее принесут тебе позже. Неопределенно пожав плечами, Тайлер задержал взгляд на разобранной кровати: — Я думал, все случится в моей постели. — Хочешь в твоей? — Нет, мне все равно. — Что ж, тогда раздевайся. На одетого тебя я насмотрелся вдоволь. — Я видел, — Тайлер направился к креслу. — Вы долго стояли в окне, — он взялся за край свитера и решительно стянул его через голову. За свитером последовали штаны. Без промедлений, избавился от носков и белья. Представшая взору нагота не была чем-то новым: каждую линию Брендон давно изучил до малейшего изгиба, — но в груди все равно забилось чаще. Сколько он ждал этого момента? Почти всю осень. И особенно — уже практически истекший ноябрь. Они, наконец, встретились глазами. Кевин чуть улыбнулся, но, несмотря на ту спешку и решимость, с какими раздевался, выглядел так, что вот-вот стыдливо прикроется, а щеки у него порозовеют уже не от мороза. — Нравлюсь? — вдруг спросил он. Брендон с интересом прищурился. Если бы это был Том, он без сомнений принял бы вопрос за флирт. Но перед ним стоял Кевин, и дразнил его именно он, — зачем это понадобилось, Брендон не слишком-то понял. Неважно, впрочем. Его приближение тот выдержал спокойно, не пытаясь ни отойти, ни опустить голову. И даже больше: когда Брендон оказался совсем рядом, улыбнулся увереннее и… неужели зазывающе? Брендон взял с подлокотника аккуратно сложенный свитер и поднес его к лицу. Место, где шерсть соприкасалась с подмышкой, пахло терпким, — он так и думал. — Ты слишком нервничаешь, — ткань была сильно влажной. — Расслабься. Брендон провел пальцем под подмышечной впадиной, — сбежавшая капля задержалась на ребрах дрожащей мерцающей блесткой. Кевин опустил длинные ресницы, отслеживая его руку. Затем те снова порхнули вверх. — Я хочу в тебя. И не стану отказывать себе хотя бы в этом, — Брендон снял пальцем мокрую точку. — Развяжи мой галстук. Как в прошлый раз не будет. Я тебя хорошо подготовлю. Тайлер скомканно выдохнул и посмотрел на него встревоженно и опасливо. В отличие от губ, его глаза не умели притворяться. Брендон почувствовал прикосновение на груди, затем — холодок на коже, немного выше воротника его рубашки. Узел поддался не сразу, — Том справлялся быстрее. Когда тот все же ослаб, Брендон перехватил замершее запястье: под тонкой кожей зачастил пульс. Брендон коснулся его губами. — Теперь пуговицы, — медленно проговорил он, наслаждаясь мягкостью согревшейся под его дыханием кожи. Свитер вернулся на кресло, пряжкой на ремне Брендон занялся сам. Выскользнув из петель, тот сложился в руке петлей, — Брендон повел ею по стройному обнаженному бедру. Затем разжал ладонь, ремень с глухим звуком упал на паркет. — Я тоже вынужден себя сдерживать, — Брендон вытянул галстук из-под воротника. Невысказанный вопрос, застывший в глубине карих глаз, остался без ответа. Естественно, Кевин его не понял: многие вещи ему только предстоит познать и, как Брендон рассчитывал, не в слишком далеком будущем. Темно-синяя полоска ткани легла Тайлеру на тонкую переносицу, затем Брендон обошел его со спины. — Руки, — шепнул он, завязав первый узел. — Положи на затылок. Брендон удовлетворенно выдохнул. В свете электричества, изящные кисти казались на темных прядях совсем бледными, — но они отогрелись и больше не выглядели обветренными. Пропустив конец галстука между запястий, Брендон затянул петлю. Не слишком туго, так, чтобы не онемели пальцы. Следом в путы угодило и второе запястье, — Брендон зафиксировал оба двойным узлом. На руках Тайлера проступили крохотные мурашки, — до самых локтей, — становясь четче и ярче даже от случайных касаний. Собственное тело тоже неторопливо пробуждалось, — теплыми, накатывающими волнами. Брендон любил этот момент, — то состояние, когда все только начинается. Он осмотрел своего Себастьяна спереди: искушающий образ обрел телесную оболочку. Наконец, его можно было осязать. Маленькие соски стали тверже, — Брендон чуть царапнул их ногтями. Ниже, над пупком, он очертил полукруг, — дальше начиналась темная дорожка. Отчего-то именно она цепляла взгляд, хоть Брендон прежде и не замечал за собой фиксации на подобных вещах. Сомкнув кулак у Тайлера на мошонке, он сделал шаг назад, к кровати, утягивая того следом за собой. Шаги вслепую вышли робкими и осторожными, словно Кевин ступал не по гладкому полу, а по битому стеклу. Не спеша избавляться от одежды, Брендон сел на постель. Тайлера он оставил стоять, — любуясь его прекрасным телом. Брендона всегда возбуждало ответное желание: реакция на его присутствие, его воздействие, воплощенные фантазии, наконец. Ничего из этого в Кевине не было, его член не был хоть даже слабо возбужден, — но это мало что значило. Брендон уже знал: тот все равно под ним кончит. Юное тело все равно уступит и, предав своего хозяина, признает нового. Сегодня по-настоящему — натянутым на его крепкий ствол. Облизав губы, Брендон подался вперед. Ладони легли Тайлеру на бедра, оставалось чуть наклонить голову. Язык коснулся теплой плоти, — Кевин крупно вздрогнул и отпрянул. Попытался, — Брендон лишь стиснул его за выпирающие косточки. Он взял в рот не полностью, пока только дразня и распаляя. Кевин поджал губы, и если бы не повязка, — Брендон был уверен, — он бы увидел, как тот зажмурился. Зато он видел откликающуюся плоть. Не только видел, он чувствовал ее губами, языком, или щекой — впуская каждый раз поглубже. Спустя несколько минут он вбирал уже под корень. Если снимался, то делал глоток воздуха и снова заполнял себе горло. Член Тайлера окончательно встал, — налитый, возбужденный, с показавшейся головкой, покрасневшей и блестящей от его слюны. Кевин задышал напряженно и часто, его живот подрагивал. Коленки — тоже, — Брендон замечал это всякий раз, стоило лишь опустить взгляд. Естественно, Брендон не исключал: какая-то из подружек вполне могла расщедриться на ласки, — но едва ли это было чем-то стоящим. Ему, конечно же, встречались женщины, которые, доставляя оральное удовольствие, и сами заводились. Но все же подобное — явление само по себе редкое: большинство расценивают минет как необходимую прелюдию. И даже те, кто умел побаловать мужчин, их лучшие старания отблескивали в памяти Брендона всего лишь тусклым свечением. Он давно сделал для себя вывод: ничей рот не справится с членом на языке лучше, чем мужской. Пройдясь еще раз губами по стволу, он нащупал в простынях лубрикант. Прозрачный гель блеснул на кончиках пальцев. Он не любил такие смазки, с анестетиком: своя плоть от них тоже теряла в чувствительности, либо приходилось пользоваться презервативом, — что удовольствия не добавляло. Но пусть сегодня станет исключением: это тело в нем нуждалось. У Брендона был большой член и совсем не тонкий. Не настолько, чтобы столкнуться с проблемой, чтобы кто-то не смог его принять, — но все же прежние его любовники были опытными и знали: боль от проникновения окупится с лихвой. Подобного знания у Кевина Тайлера еще не было, и их прошлый опыт тем более не стал постулатом. Брендон направил руку в горячую ложбинку. Дырочка, едва до нее дотронулись, испуганно сжалась. — Не надо. Не противься, — Брендон надавил на ободок, медленно погружая первую фалангу. Тайлер инстинктивно зажался, но он и не собирался обращать на это внимание, продолжив растягивать тугие стенки. Когда давление чуть ослабло, он убрал палец и поймал губами возбужденную плоть, — проверить: та в твердости ничуть не утратила. Брендон поднялся на ноги, все шло как надо. — Встань коленями на матрас, — шепнул он Кевину в щеку. — Так будет лучше. Брендон придержал его за плечи. Подложив одну из подушек, он надавил Кевину на спину, побуждая лечь на нее грудью. Затем притянул за бедра, высоко задницей вверх. Открывшееся зрелище за малым не свело с ума, — Брендон с наслаждением огладил вытянутую поясницу и округлые половинки, каждую по очереди. Ширинка на брюках натянулась. Брендон сжал ее в кулаке; на ткани остался лубрикант. Две половинки разошлись в стороны, — Брендон вмял в них пальцы. Дырочка, уже порозовевшая от вторжений, попыталась сомкнуться, но в такой позе едва ли у Кевина оставались шансы — анус приоткрывается сам собой. Брендон любил эту позицию, — впрочем, не только за это. Сколько всего порочного в ней таилось, — как ни в одной иной. И вместе с тем столько же отрешенно-чистого: тело, взятое на поругание, получит бесконечно больше, чем даст. Брендон добавил на ладонь смазки. Сопротивление ободка все еще чувствовалось, но Брендон без усилий погрузил в него пальцы. Сразу два, — начав двигать ими глубоко и отрывисто. Кевин засопел, но терпел и сняться не пытался. Впрочем, Брендон бы ему и не позволил. Ему самому слишком нравилось то, что сейчас происходило. Натянутые края входа стали ярче и темнее. Поблескивая от смазки, они заманивали и искушали поскорее заменить пальцы плотью. Но Брендон не торопился. Будоражило и само предвкушение, — сдерживать себя, превращая предстоящее проникновение в нечто еще более желанное. Брендон добавил палец — третий. Однако трахать Тайлера сразу тремя оказалось все же туго, и он не стал тратить время дальше. В конце концов, смазки внутри было уже достаточно, аж хлюпало. Брендон расстегнул ширинку. Сократиться опустевшее отверстие не успело, — место пальцев тут же заняла головка. Секундой позже Брендон коротко простонал. Кажется, Тайлер и не сразу понял, что произошло. Растяжение было для него само по себе дискомфортом, — любое и неважно чем, он еще не научился различать. Правда, Том не раз говорил, что тоже не чувствовал тот самый момент, когда Брендон начинал его трахать членом, — но Том слишком глубоко тонул в предшествовавших проникновению ощущениях. Этого Тайлера могли затягивать разве что стыд и протест, — растягивая его, Брендон видел, как то и дело напрягался его позвоночник, и заострялись лопатки, хотя внутри было относительно податливо. Когда Брендон сделал толчок, второй, Кевин жалостливо всхлипнул: он понял. Вся кровь, что текла у Брендона в венах, устремилась к паху. Брендон охнул. — Не анализируй, — выдохнул он, устраиваясь между разведенных бедер удобнее. — Просто чувствуй, — впившись Кевину в ягодицы, он снова погрузился под корень. Пальцы на затылке сомкнулись в замок, а сам Кевин задрожал всем телом. Не от одной лишь боли, — Брендон и сам почувствовал, как проехался головкой по простате. Не медля, он повторил движение. Юношеское тело вновь было в его власти. Теперь он мог делать с ним все, что только хотелось. Трахать глубоко и лишь только головкой, вколачивать ее в простату или наоборот, дразнить, намеренно ее обходя. Брендона бросило в жар, он даже пожалел, что до сих пор не избавился от одежды. Удерживая искусившие его бедра практически на весу, он толкнулся снова, погружаясь в их блаженную тесноту. Кевин впился зубами в простыню. — Больно? Тайлер не ответил, лишь судорожно глотнул воздух, скомкав побелевшими пальцами себе волосы. Брендон остановился. — Кевин? — он повторил вопрос. Затем скользнул рукой к его члену. Кевин дернулся, словно по нему ударили током. Брендон сжал в ладони головку. — Не знаю! Я… я не могу! — губы Тайлера искривились. Брендон увидел их две болезненно неровные дуги, Кевин лежал щекой на простыне. Но возбужденная плоть, что мягко пульсировала в руку, говорила об обратном, говорила за него и о другом. Нет, это была не боль. Это было то, о чем говорил и он, Брендон: та самая острота. Наглаживая Кевину его тяжелый, налитый член, Брендон все-таки дал ему передышку. Или себе. Слишком уж сладко и туго жаркие стенки смыкались по его стволу. Когда он продолжил двигаться, брюки сползли вниз, болтаясь где-то на коленях. Очень скоро они обволакивали уже лишь щиколотки. Белье задержалось на бедрах, но Брендон не обращал на него внимания: усмирять принявшее его тело оно не мешало, — да и мало что могло его сейчас отвлечь. Брендон ускорился, выколачивая из Тайлера обрывистые всхлипы, новый толчок — новый всхлип. Резко и неожиданно, тот выгнул шею и замолчал. — Боже… останови это, молю тебя, — донеслось рвано и хрипло. Секунду спустя в ладони Брендона стало скользко. Пальцы, липкие от спермы, сомкнулись на темной макушке. — Отныне я твой бог… запомни это, — Брендон прошептал так же хрипло. Задыхаясь, он излился в обмякшее тело.