Свобода не даром

      — Я хотел поблагодарить за книги. Еще раз, — сказал Тайлер за завтраком. Покончив с порцией паштета, он сразу же приступил к сладким панкейкам.       Брендон не жаловал ежедневное однообразие блюд, но вчера отдал распоряжение некоторые подать повторно. Его радовал этот здоровый аппетит: какие бы мучения ни терзали религиозную душу Кевина Тайлера, он был слишком рационален, чтобы отказывать себе в простых радостях жизни. Хотя, возможно, выводы были поверхностны и могли принести в будущем разочарования, но Брендон интуитивно понимал, что нет, этого не случится. Кевин был гибким. В этом он убеждался все больше.       — Ты уже приступил к чтению?       — Социальные ценности. Сдвиги и эволюция.       — Значит, Инглхарт, — произнес Брендон. — Хороший выбор. Почему решил начать с него?       — Выбор рандомный.       — Что ж, в таком случае метод себя оправдал.       Кевин долил себе чай. Как и брат, он тоже был напрочь лишен представления о поведении за столом. Но то ли столкнувшись с подобным безобразием прежде, Брендон уже реагировал не столь остро, — с Томом он даже не садился за один стол, пока тот не обзавелся должными манерами, — то ли ему на самом деле было безразлично, что этот Тайлер разговаривает с набитым ртом. Не настолько, конечно, чтобы не обращать внимания вообще, но ничего похожего на отвращение он не испытывал. В конце концов, если правила этикета освоил Том, никаких препятствий для Кевина он тем более не видел.       — Думаю, сегодня закончу, — сообщил тот. — Если позволит время.       — Ты довольно быстро читаешь.       — Привычка детства. Я рос не единственным ребенком. Надо было делиться.       — Книги были в доме редкостью?       — Многие я брал из школьной библиотеки. Но читать приходилось в спешке.       — Что ж, сейчас временем ты располагаешь. Среди прочего тебе принесли два альбома по искусству.       — Я видел, но нет, — хмыкнул Кевин. — Это точно не для меня.       — Отчего же?       — Едва ли отличу Уорхола от… не Уорхола. Это не мое.       — Это не тот пробел, который невозможно заполнить. Достаточно проявить немного интереса.       — Это так важно? Приобщить меня к искусству?       — Почему нет? Искусство действительно стоит того, чтобы обратить на него должное внимание. К тому же, тебе пойдет на пользу иметь со мной точки соприкосновения за пределами постели.       — Если я правильно понимаю, пробежка отменяется? — Кевин сменил тему. Около часа назад они спустились из спален сразу в столовую. Брендон проснулся позже обычного и слишком проголодался, чтобы откладывать завтрак на потом, но отменять планы окончательно, естественно, намерен не был.       — Думаю, ближе к обеду будет удобно. После завтрака можешь заняться своими делами.       — Мне подняться к себе в комнату?       — Как хочешь. Можешь остаться здесь. Или прогуляться. Я не собираюсь контролировать каждый твой шаг.       Вернув опустевшую чашку на блюдце, Кевин встал из-за стола. Брендон проводил его глазами до самых дверей. Заканчивать завтрак в одиночестве не хотелось. Мелькнула мимолетная мысль, не заняться ли с мальчишкой сексом, — не долгим, минут на пять. Нагнуть его прямо здесь, в столовой, на этом самом столе, среди всех этих чашек и тарелок, — откуда он так спешил ускользнуть, — но Брендон себя остановил. Нет, это тело не заслуживало того, чтобы его изнашивали спешными совокуплениями. Такие созданы для иного.       Тем не менее, расположившись у себя в кабинете, Брендон все еще чувствовал свое навязчивое, пусть и неполное возбуждение. Покорный любовник, податливый, стонущий, насаженный на член среди позвякивающей посуды, — образы оказались слишком яркими, чтобы легко от них отмахнуться и тут же забыть. Брендон кое-как переключился на работу. Несколько звонков, один отчет. Серьезного, требующего концентрации, так, чтобы уйти в дела с головой, не нашлось. Через час Брендон уже выключил ноутбук.       Он поднялся к Кевину в комнату. Тот читал, полулежа на подушках. Кажется, до последней страницы осталось меньше половины. Подняв на него глаза, он медленно закрыл книгу. Брендон пересек комнату. Все это сопровождалось одной из самых вежливых улыбок, которые ему доводилось видеть.       — Подойди ко мне, — сказал он.       Убрав книгу на тумбочку, Кевин поднялся с кровати, но приблизился Брендон уже сам. Теперь они стояли вплотную.       — Вчера ты поцеловал меня. Сам. Ты помнишь это? — спросил он.       Кевин ответил не сразу, но на того, кто пытается извлечь из памяти забытое, он не был похож. Он помнил.       — Не слишком-то было похоже на поцелуй.       — Ты застал меня немного врасплох.       — Ясно. Больше так делать не буду.       Взгляд упал Кевину на губы. Красивые. Впрочем, об этом уже давно известно.       — Будешь, — выдохнул Брендон, помедлив.       В дверь постучали.       — Войдите, — ответил Брендон.       — Ваши вещи, сэр.       — Оставь на столике, — Кевин покосился на вошедшего и отступил назад. Где-то позади зашуршали пакеты, после дверь закрылась. — Никому нет никакого дела до того, что происходит в этих комнатах, — произнес Брендон, когда они снова остались одни. — Разве ты в этом еще не убедился?       Кевин прошел к журнальному столику.       — Вещи для пробежки? Какой из пакетов мой? — тех было четыре.       — Все твои. Я буду ждать у себя. Собирайся.       Когда Тайлер появился, Брендон уже успел переодеться и теперь просто стоял у окна, ожидая его появления.       — Клевые кроссовки, — услышал он. — Удобные.       — Кевин, у меня к тебе небольшая просьба. Пожалуйста, не веди себя перед прислугой так, будто тебя застали за чем-то непристойным.       Он предложил тот же маршрут, по которому они уже гуляли в эти дни, но Кевину вздумалось сначала обежать особняк, и только потом выдвинуться в сторону леса.       — Если пойдет дождь, мы будем слишком далеко от дома, — Брендон поднял голову. Небо заволокло.       — И что? — протянул тот. — Это же просто дождь.       — Хорошо, раз ты так хочешь, — в общем-то, ему было все равно. Брендон ускорил шаг и перешел на трусцу. Кевин взял темп быстрее, свой Брендон менять не стал.       Они обогнули здание. На втором повороте Тайлер притормозил.       — Отдых нужен? — он обернулся.       — Кажется, тебе нужнее, — они поравнялись. — Ты в норме?       — Почти, — сбито выдохнул Кевин, переходя на шаг. Затянувшееся сидение в четырех стенах не могло его не ослабить.       — Ты восстановишься. Со здоровьем, в целом, у тебя проблем нет.       — Наверное, — тот пожал плечами.       — Твоими анализами занимались грамотные врачи. Я полностью доверяю их мнению.       — У меня брали анализы? — Кевин нахмурился.       — Я бы не стал с тобой спать, не имея четкого представления о состоянии твоего здоровья.       — Значит, буду жить долго и счастливо, — сухо бросил он. — Отличная новость.       — При условии здорового питания. Нет ничего хорошего в перекусах на бегу.       — Прежде моя жизнь проходила куда более насыщеннее, чтобы тратить нескончаемые часы на посиделки в столовых.       — Не сомневаюсь, — хмыкнул Брендон. — Остается лишь порадоваться, что человеку свойственно довольно быстро привыкать к достойному.       — У меня была достойная жизнь, — с уверенностью заявил Тайлер.       Брендону оставалось лишь отмахнуться.       — Это беспредметный разговор.       — Достоинство жизни измеряется не количеством нулей на банковском счете, — Кевин ожег его взглядом. — Для меня — точно нет.       — Чем-то еще? Нравственностью? Или, может быть, свободой?       — Для меня это не пустые слова.       — Мало для кого пустые. Но едва ли о них можешь рассуждать ты, никогда не имея даже трети из перечисленного.       Тайлер резко отвернулся и просто зашагал вперед.       — Побежали? — не думая дождаться ответа, он рванул вперед. На этот раз Брендон решил не отставать.       — Те комнаты, в которых мы спим и едим, это не главная часть дома? — Кевин спросил на бегу. Оторваться у него не получилось.       — Правое крыло сейчас единственное жилое.       — Что в остальной части?       — В общем, все то же самое. Плюс бальный зал.       — Бальный зал? — Кевин повернул к нему голову: не ослышался ли он?       — Раньше его использовали для торжеств. Он уже давно пустует. Если тебе интересно, в ближайшие дни его приведут в порядок.       — Вон та лестница, — он махнул рукой, — ведет туда?       — Да.       Тайлер снова ускорился. Брендон проследил за ним взглядом. Едва ли они побегут дальше, тот выжал себя под ноль. Примчавшись к ступенькам, Кевин согнулся. Опираясь ладонями о колени, пытался теперь отдышаться, за малым не переходя на кашель. Брендон добежал до него не спеша. Кевин поднял голову.       Неровная усмешка изогнула Брендону губы. То, что он в Кевине уже знал, его душную, умерщвляющую мораль, и то, что видел сейчас, — едва ли ингредиенты для одного флакона. Тайлер глотал горлом воздух, вот-вот выплюнет легкие и еле стоял на ногах, но жажда жизни упрямо утверждала в нем право на саму себя. Учуяв в коконе брешь, она пылала в карих глазах яростным, непреклонным огнем. Контраст был забавным.       

      ***

              На то, чтобы привести себя в порядок, оставалось еще четверть часа, но Кевин был уже готов. Садиться за чтение не имело смысла — только вникнешь, как придется закрыть. Днем так и случилось, продвинуться в главах сколь-нибудь существенно так и не удалось. После обеда ему велели спуститься вниз. Распоряжение передал верзила, проводив до самых дверей. Как выяснилось, в кабинет.       Невидимка сидел на небольшом, драпированном вельветом диване. В руках у него была какая-то большая книга.       — Лекция по искусству? — догадался Кевин.       — Лично я рассчитываю на дискуссию, — невидимка вручил книгу ему. Та была увесистой, из-за дорогой бумаги. Мелованная всегда тяжелая.       Кевин опустился на диван.       — Что мне с ней делать? Просто смотреть?       Он пробежался взглядом по обложке. Затем открыл. Первые страницы он быстро пролистал, — там был лишь текст. Он остановился на репродукции, не имея ни малейшего представления, ни что это за произведение, ни кто его создал, ни почему его следовало поместить сразу же за заглавием. Просто какая-то женщина. Портрет. Кевин перевернул страницу. Цветы, оливки и тушка птицы. В целом, выглядело аппетитно. Дальше был Иисус в окружении ангелов. Снова цветы. На следующих листах множество еле-еле прикрытых одеждой людей, изображающих пиршество. Кевин сделал глубокий, терпеливый вдох: он решительно не понимал, зачем ему на все это смотреть, если он все равно не в силах оценить ничего из увиденного. Однако новое изображение все же захватило внимание: мужчины занимались похищением женщин.       — Нравится?       — Не знаю, — честно ответил Кевин. — Просто интереснее, чем цветы и еда.       — А как же Иисус? Неужели не занятно?       — Это издевка?       — Любопытство.       — Не особенно. Когда всю жизнь видишь одни и те же картинки в режиме двадцать четыре на семь, едва ли схожие вызовут желание познакомиться поближе.       — Поэтому книги из библиотеки приходилось читать украдкой? В доме была исключительно религиозная литература?       — Родители увлечены этой темой. У каждого свой круг интересов, — отрезал Кевин. Меньше всего он хотел обсуждать свою семью с таким человеком.       — Картина чем-то тебя привлекла, — продолжил невидимка, снова указав в книгу. — Ты что-то почувствовал, не так ли?       Именно так. Но Кевин не признался бы об этом и под пыткой: слишком уж постыдны оказались его мысли. Глядя на этих несчастных женщин, Кевин не испытывал ни капли сочувствия, ни сострадания. Он понимал, что исход сюжета печален: пленниц предадут насилию или даже убьют, но, черт… он чувствовал нечто похожее на ликование. Он хотел, очень хотел, чтобы их похитили. Чтобы не только с ним такое произошло, с кем-то еще — тоже.       — Я могу не говорить вслух? — спросил Кевин.       — Что-то аморальное?       — Нет.       — Значит, да, — раздалось следом. — Кевин, разреши себе это чувство. Если уж художник его себе позволил, ты тем более имеешь на него право.       Кевин молча продолжил листать — не этому человеку учить его морали. Не этому.       Цветы. Еда. Люди. Все то же самое по очередному кругу, но невидимка вдруг остановил его руку.       — Следующий сюжет наверняка тебе знаком. Один из моих любимых в этом альбоме.       — Святой Себастьян? — зачем-то уточнил Кевин. Образ был настолько характерен, что ошибиться можно было едва ли, хотя подобную интерпретацию он никогда прежде не видел. — Да, я знаю его историю.       — Важно не это. Посмотри, насколько он красив, — чужое дыхание осело у Кевина на коже. Он незаметно отодвинулся. — Невероятный. Уверен, художник желал его. Может, даже любил. А теперь взгляни на другую.       Какую страницу надо открыть, Кевин догадался, он с самого начала обратил внимание на две закладки между листами.       — Падший, — произнес невидимка. — Вчера ты уснул в такой же позе. Такой же спокойный и такой же прекрасный.       — По-моему, сравнение не более чем плод воображения, — заключил Кевин, сосредотачиваясь на изображении. Вспоминать вчерашнее совсем не хотелось, уж лучше пялиться на голого нарисованного парня. Кевин всмотрелся внимательнее. Действительно, крылья. Поначалу он принял темные перья за покрывало на ложе. Что касалось внешности, если в их лицах и можно было найти сходства, то довольно слабые. Да и вообще, красивым, а уж тем более прекрасным Кевин себя точно не считал. Привлекательным был Том. Смешно, наверное, так рассуждать, учитывая, что они близнецы. Но правда же ведь, у Тома мимика была что ли получше, да и осанка — ровнее. В детстве Кевин постоянно сутулился, и, кажется, только в Нью-Йорке начал избавляться от привычки ходить с согнутой спиной. Здесь, в стенах этого дома, она возвращалась.       Кевин выпрямился, готовясь к предстоящему разговору — невидимка предупредил о нем еще в кабинете, перед тем, как отправить его обратно в комнату. Но как можно было подготовиться к тому, чего не знаешь? Что еще тот придумал? Какие еще новые условия предстоит ему услышать? Когда дед говорил, что их с Томом вечером ждет разговор, обычно это заканчивалось поркой. Невидимка — не дед, Кевин это понимал, но ситуация была еще хуже: от деда хотя бы было ясно, чего ожидать.       Решив не пытать себя мучительной неизвестностью оставшиеся десять минут, Кевин направился в соседнюю спальню. Дверь была закрыта. Прежде чем войти, он постучал.       — Зайди.       Кевин перешагнул порог. Невидимка расположился в кресле и держал в руках какие-то бумаги.       — Я знаю, что раньше времени, — начал Кевин. — Но я подумал, что…       Невидимка перебил его взмахом руки и просто протянул ему папку.       — Неважно. Чем быстрее закончим, тем лучше будет для всех. Возьми.       Кевин нахмурился и шагнул вперед.       — Что там?       Папка была тонкой и легкой, всего на несколько страниц. Кевин ее торопливо открыл, пробежав глазами по буквам. Их тоже было немного. Кевин тревожно свел брови. Всего лишь название города и улицы. Следующие секунды показались сном — липким, пугающим кошмаром. Он словно читал чей-то ежедневник — поминутно распланированный день. Таких дней было три, начиная с позавчерашнего. На последнем листе была распечатана фотография, издали и не в цвете. Но человека на ней Кевин не мог не узнать.       — Ты ей позвонишь, — услышал он. — Скажешь, что слишком занят работой и поэтому не приедешь на ужин.       У Кевина вспотели ладони.       — Сегодня что, День благодарения? — выдавил он.       — Завтра.       — Я не буду. Нет, — Кевин мотнул головой. — Она все равно не поверит.       — Не поверит чему? Что у начинающего журналиста не нашлось дел в таком городе, как Нью-Йорк?       — Мы всегда собираемся в этот вечер за столом. Все откладывают дела. Все без исключений.       — Именно поэтому ты и предупредишь родных, чтобы они напрасно не волновались, — спокойный голос едва ли изменился, но Кевин все же расслышал нажим.       Пальцы на папке взмокли. Какого черта все происходит именно так? Почему? Кевин сжал зубы, они начали постукивать. Все это время, сидя здесь взаперти, он так надеялся… боялся надеяться, но все равно рассчитывал на этот день. Его отсутствие за праздничным столом в Мэдисоне не могло остаться незамеченным. День благодарения не был в их семье каким-то пустяком: мать бы заподозрила неладное и обратилась бы в полицию. Его должны были объявить в розыск. Должны же ведь…       — Первое, — невидимка заговорил снова. — Вся ваша беседа пройдет здесь, в этой комнате. На громкой связи. Я должен слышать каждое твое слово и каждое ее. Второе. В Алабаме сейчас ланч-тайм. Не стоит начинать с пожелания доброго вечера. И самое важное. Ты должен понимать, я не допущу для себя рисков. Я не хочу доводить до трагических последствий, но предупреждаю, Кевин, я могу это сделать.       В груди похолодело и онемело, но Кевин заставил себя сдвинуться с места. Сделать шаг. Заставил себя вернуть папку — спокойно ее отдать, а не швырнуть в это выхоленное, самоуверенное лицо. Невидимка протянул ему телефон. «Ненавижу, — забилось в мозгу и уже подступило к губам, — как же я тебя ненавижу!» Кевин в бессилии прикрыл глаза.       — У тебя есть несколько минут привести мысли в порядок.       Телефон был его, — когда-то царапина на стекле его сильно огорчила. Она взялась словно сама по себе, Кевин даже не понимал, откуда, а ведь он купил его всего неделю назад. К новой вещи он относился по-особенному бережно, и потому еще долго съедал себя за неряшливость. Черт возьми, каким же глупым и нелепым было тогдашнее расстройство! Всего лишь идиотская, не заслуживающая и внимания царапина.       В списке контактов как будто ничего не изменилось. Посмотреть сообщения Кевин не решился, — невидимка мог заподозрить неладное. Кевин нажал на имя. От трех букв, таких простых, прежде казавшихся нечто обыденным, больно сжалось в груди. На экране засветилось «Мам».       Кевин включил громкую связь. От первого длинного гудка забилось сердце. Последовал второй. Третий. За ним четвертый. «Ну, давай же, ответь… ответь на чертов звонок!» — Кевин взмолился всем святым разом. Наверное, он понял это только сейчас, как сильно — больше всего на свете — хотел услышать ее голос. Пальцы, державшие телефон, уже побелели в костяшках.       — Кевин, — услышал он наконец. — Я только вчера о тебе вспоминала.       — Мам… привет…       — Здравствуй, дорогой. Хорошо, что ты позвонил. Во сколько ты завтра приедешь? Смотри, распланируй дорогу так, чтобы не опоздать.       — Знаешь, я, наверное, не смогу, — проговорил он едва слышно. — Очень много дел. Пожалуйста, не огорчайся только.       — Два дня. До праздника целых два дня, Кевин! Почему бы тебе не закончить свои дела побыстрее?       — Мам, не получится, правда.       — Тебя не могут не отпустить с работы! Это же День благодарения!       — А это Нью-Йорк. Я не могу потерять эту работу.       — Кевин, все соберутся за столом. Все, понимаешь? Традицию прерываешь ты, — с досадой заявила мать. — Придет дядя Джордж. Сара. Лил и Кристен. Думаешь, у них нет дел?       К горлу стремительно подступал ком. Он ведь знал, что любой из его аргументов окажется неубедительным. Знал, как глубоко мама расстроится. Он ее серьезно подвел.       — Мам, как ты? — выдавил он, разворачиваясь к невидимке спиной. — Как папа? Дедушка?       — Отец?.. Да как обычно. А если бы ты звонил почаще, то знал, что дед недавно подхватил простуду. Ну мы так думали, что простуду. Оказалось, грипп.       — Он в больнице?       — Отказался от госпитализации. Решил болеть дома. К счастью, идет на поправку.       — Слава богу, — выдохнул Кевин, зажмурившись. — Мам, что нового? Расскажи мне, как вы живете?       — Все идет, как идет, Кевин. Приезжай и сам все увидишь. К чему пустые разговоры. Я понимаю, большой город — большие соблазны. Ладно, ты к нам не приезжаешь на выходные. Не звонишь — тоже ладно. Но праздник, Кевин, такой день…       — Я исправлюсь, мам, — тихо пообещал Кевин.       — Да уж постарайся. И смотри, Кевин, никаких отговорок на Рождество. Будь добр, спланируй свою работу так, чтобы мы провели время вместе.       — Я постараюсь, мам, — механически повторил Кевин. Разочарование в голосе матери было невыносимым.       — Господи, — отсекла та. — Знаешь, кого ты сейчас напоминаешь? С этими вечными обещаниями, отговорками и увиливаниями?       — Мне, правда, жаль, что так вышло с Днем благодарения, — кого он ей напоминал, Кевин догадывался.       — Нет, Кевин, тебе не жаль. Когда люди хотят что-то сделать, по-настоящему хотят, они ищут возможности. Для нежелания всегда отыщутся причины.       — Мам, ты не спросишь, как у меня дела? — выдавил он.       — Чего спрашивать-то. Кстати, на Рождество пригласи к нам свою девушку.       — У меня нет девушки.       — И чего же ты ждешь? В твоем возрасте я была уже беременна тобой, Кевин. Или ты хочешь, чтобы и о тебе поползли разные шепотки? — спросила она, помолчав.       — То есть мне непременно надо кого-то трахать, чтобы доказать, что я нормальный? — протянул он. — Серьезно?       — Кевин! — оборвала мать. — Ты как со мной разговариваешь? Думаешь, мне приятно такое слушать? Больше чтобы я не слышала от тебя таких слов. Совсем распустился.       — Прости, но… ты действительно так считаешь? — его голос дрогнул. — Что я должен начать отношения, лишь бы только отвести от себя подозрения перед нашими родственниками?       — Да что на тебя нашло? — фыркнула та. — Начни отношения, чтобы построить семью. Заведи детей. Или ты не понимаешь, для чего люди знакомятся? Нормальные люди, разумеется. Кстати… — она выдержала новую паузу. — Том тебе звонил?       — Нет, — осторожно ответил Кевин.       — Вот и хорошо. Мне тоже нет. Может, наконец, понял, что ему здесь не рады.       — Мам? — вдруг спросил Кевин. — А если бы я был… вот таким же? Ты бы тоже так сказала?       — Господи, Кевин, ну при чем здесь ты? Ты всегда был послушным, хорошим мальчиком. Не сравнивай себя с этим… заблудшим. Никогда.       Оба разом замолчали. Наверное, пора было прощаться.       — Мам, рад тебя услышать. И прости, что подвел с ужином. Я, правда, до последнего надеялся, что все получится, — Кевин выдавил кривую, болезненную улыбку.       — Еще есть время изменить планы.       — Целую, — выдохнул он. Отключившись, он еще несколько секунд тупо пялился в экран, пока низкий голос не заставил его обернуться.       — Кто такой Том?       — Никто.       — Нет, так не пойдет, — невидимка покачал головой. — Это не ответ.       — Племянник, если это так важно.       — Которому настолько не рады?       — Он украл родительские деньги и уехал в Аризону, — Кевин торопливо придумал на ходу.       Получив телефон обратно, невидимка передал его ожидавшему под дверью верзиле. Вопросов больше не задавал.       — Довольны? — глухо произнес Кевин. Дверь закрылась.       Невидимка расстегнул пуговицы на рукавах рубашки.       — По крайней мере, итог меня устраивает.