Свобода не даром

      И пусть под мантией матери воплощенного бога каждому найдется местечко, опоздавших не любят нигде; как можно бесшумнее, Кевин прокрался между скамьями, отыскивая глазами свободный экземпляр Писания. Страницы прошелестели в руке. Первые строки слетели шепотом: «Хвала ему». Воздать всевышнему было за что: сегодня Кевину улыбнулась удача. Наконец-то: хоспис примет Чесси уже послезавтра. Тот, что был к дому ближе, приглянулся Кевину сразу, подкупало и удобство расположения — вдруг Джейн захочет навестить мать? Однако содержимое сайта различалось с реальностью, можно сказать, драматично. Не настолько, конечно, критично, чтобы отвергнуть вариант совсем, но Кевину не хотелось переплачивать за надувательство. Со вторым заведением тоже вышла загвоздка — не нашлось свободных палат. Точнее, одна такая была, но пока Кевин уточнял условия, кто-то оказался расторопнее, опередив его буквально на час. Отстой, одним словом. Третий вариант располагался от Седжерс Роуд дальше всех, к тому же пришлось еще и прождать неделю, пока помещение приведут в должный порядок — им, что, вздумалось сделать ремонт? Кевин решительно не видел необходимости. Однако управляющий настоял на принятых стандартах. Похоже, что вечеринка по случаю прибытия Чесси ожидается не меньше, чем у бассейна, с коктейль-баром и живыми музыкантами. А если серьезно, то Чесси получит долгожданный комфорт, какой и требуется человеку в ее положении: ответственный, вежливый персонал, здоровое питание и даже какая-никакая развлекательная программа гарантированы. Практически все как в Саут-Йоркшире, только комнат поменьше.       Кевин уже предупредил мать, чтоб не путалась под ногами, когда за бабкой приедут. Трансфер входил в стоимость медицинского обслуживания, хотя Кевин готов был и сколь угодно доплатить, лишь бы только самому не связываться с транспортировкой. Каршеринг на сорок минут пути в одну сторону и выпадающая из реальности пожилая леди — сочетание так себе. В любом случае, профессионалы справятся лучше — на то они и профессионалы. Кевин уселся на скамью, с Библией на коленках, сунув палец меж страниц, чтобы не потерять нужную. Дома он обязательно спросит мать, куда делся отец Джозеф. Где же он, пятый всадник Апокалипсиса? Прозвище дал ему Том — придумал самое подходящее на свете, — но что бы он сказал сейчас? Новый пастор не устрашал прихожан неизбежностью вечных мук, да и о земных страданиях не особо-то рассуждал. Нет, этот взывал исключительно к совести и личной ответственности. Возжелать жену ближнего своего и одновременно узреть в ней творение господне? Да как бы не так! Обративший на человека похоть, желает не человека, но вещь. Как-то так. Услышали все? Все всё поняли? Справедливости ради, Кевин был полностью согласен, но уже через четверть часа заскучал: отца Джозефа определенно недоставало. Где водопад проклятий для грешников всех мастей? Слабовато, пастор, слабовато — в этих местах любят шоу.       Причащаться Кевин не стал — остался на своем месте в молитве. Впрочем, даже когда богослужение закончилось, он не поспешил покинуть здание, делая вид, что все еще усердно молится. Пусть все разойдутся, ему не хотелось встретить у церковной калитки соседей: прихожане имели обыкновение тратить до получаса на взаимные расспросы о младенцах, школьных успехах отпрысков постарше и за прочей глупой болтовней. На удивление, все эти дни Кевину как-то везло. Домой не пришли не только федералы, но даже из давних знакомых он виделся только с Кристен, да и то лишь по одной причине: они трахались.       Кристен не была девушкой мечты, приличное общество и на порог бы такую не пустило. Ну и что из этого? Разве помешает им это обменяться «валентинками»? Если, конечно, к этому дню он все еще останется в Мэдисоне. В том, что она понадобится ему в Нью-Йорке, Кевин не был уверен; точнее, он еще не решил. Наверняка Кристен согласится сменить место — какая разница, где разносить подносы? — но взять ее в Нью-Йорк означало повесить на спину рюкзак и таскать в нем за собой весь Мэдисон. Да и в Нью-Йорке всем совершенно плевать, в каком статусе отношений ты находишься, да и находишься ли вообще. В Нью-Йорке всем плевать на тебя — отличное место для внезапно разбогатевшего недотепы.       Разбогатевшего и неудовлетворенного: эйфория от сошедших лавиной денег прошла невообразимо быстро, и теперь в голову Кевина все громче стучалась мысль, что если он стоил столько, сколько еще он… упустил? Вывод напрашивался будто сам собой: нахождение рядом с Гилбертом открывало возможности безграничные, — правда, Кевину казалось так только сейчас: находясь рядом Гилбертом реально, дела выглядели иначе. Сукин сын давал ему только то, что хотел дать сам. И дело не в деньгах, хотя и ими Кевин по сути даже и не пользовался. Место на тв-канале — вот что не давало теперь покоя. Надо было быть настойчивее. Он должен был стать настойчивее, в конце концов, он тоже отдал Гилберту немало. Кевин перевернул замасленную по краям страницу.       С прибытием в Мэдисон ему удалось ведь не оглядываться назад, но денежный перевод Гилберта только выбил почву из-под ног. Кевина будто разделили надвое: первый увяз в Мэдисоне, второй же и вовсе словно не сходил с ночного трапа. Оба Кевина при этом выглядели какими-то придурками. Муха, угодившая в сироп, — очень на него похоже. Почему бы ему не подумать о предстоящем вечере с Кристен? В конце концов, реальная жизнь это не игра в «Манчкин». Но о Кристен думалось всегда скудно. Да и с чего бы наоборот, если видятся они практически ежедневно? Кевин даже не успевал соскучиться по сексу. Теперь не у нее дома — на обратном пути ее родители заехали к родственникам в Висконсин, но вернулись всего на день позже, — так что Кевин присмотрел им вполне приличную комнату в мотеле и, как только узнал, что сдернуть из Мэдисона прямо завтра ему не светит, оплатил аренду на две недели вперед. Если Кристен работала в ночную или оставалась у себя, Кевин ночевал там один и приходил домой лишь утром, к завтраку или недолгим после, безупречно играя роль парня, только-только вернувшегося со свидания. Воспрявший конформизм не смущал нисколько. Почему должен? Этому месту приходится соответствовать, хочешь не хочешь. Напрасно Том выставлялся: завел бы девчонку, хотя бы для виду, встречался бы тихонечко с парнями — никому б и дела до него не было. Даже здесь на тебя всем вокруг плевать, если ты обычный, и Кевин не собирался повторять судьбу своего недальновидного брата.       Как же зол он был на Тома! Пять дней подряд Кевин набирал его номер, всю чертову неделю делал это, как по расписанию: утром, днем и вечером, — и даже примирившись с бессмысленностью уже почти ритуала, не сдавался и сегодня. Проклятье, зачем Тому понадобилось менять номер именно сейчас? Кевину казалось, будто произошло это вот-вот, точно накануне его звонков, может, за пару часов до первого. Черт возьми, Том, ничего лучше ты придумать не мог! Кевину оставалось только расписаться в собственном бессилии, дав себе самое строгое обещание: из той суммы, что причиталась брату, он принципиально вычтет ровно столько, сколько уйдет на его поиски. Решение поделить случайные деньги на двоих далось Кевину хоть и не сразу, но все же легко. В конце концов, так было справедливо: образование он получил фактически за счет Тома, да и правило близнецов — все поровну — чем не гарантия примирения? Том не идиот, от денег точно не откажется, а дальше Кевин выложится на максимум, чтобы восстановить доверие и без помощи сумм с шестью нулями. Поэтому, как только сам уедет из Мэдисона, то наймет детектива, а Том сколько угодно может менять гребаные номера! Кажется, придумал он неплохо.       Что касалось иных вложений, помимо детективных агентств, Кевин все еще не решил, как лучше ему поступить. Купить квартиру с видом на Центральный парк? Инвестировать в акции? Заняться образованием? Почему нет. Годились все варианты.       Окончив молитву, Кевин прижал к губам крестик. Действие было вовсе необязательным, но Кевину оно нравилось: нагретый под одеждой и теплый — приятно. И без разницы, как он попал на шею — подарок есть подарок. В смысле, крестик есть крестик. Пути господни неисповедимы, разве нет?       Кевин обернулся на голос:       — Добрый вечер, — его приветствовали той улыбкой, какой встречают желанных гостей. — Здесь впервые?       — Меня приводили в детстве, — Кевин сунул руки в карманы. Желание священника познакомиться, признаться, застало его врасплох: растерявшись, Кевин даже не поздоровался в ответ, отчего стало еще неудобнее.       Самого священника, однако, подобное начало ничуть не смущало.       — На выходных людей обычно больше. Приходите, — приглашающее произнес он. — Возможно, встретите друзей.       — Раньше здесь всегда бывало людно, — Кевин поделился воспоминанием. — Не только на выходных.       — Не все прихожане успевают с работы. Кто-то выбирает пропустить стаканчик к баре. Или остаться дома. Да и время не стоит на месте.       — Кажется, под этой крышей теперь говорят то, что слышать здесь не привыкли, — подметил Кевин.       — Возможно. Из-за болезни отца Джозефа пришлось его сменить.       — Сегодня было странно. Я имею в виду, непривычно, — проклятье, похоже, что хорошие манеры в нем просто не работают. — Надеюсь, с отцом все в порядке, — поспешно добавил Кевин — проявить хоть немного вежливости.       Хотя рассчитывал как раз на обратное. На все воля господа, конечно, но некоторые слуги его определенно заслуживают билет в ад. Отец Джозеф годами закрывал глаза на методы воспитания в семье Тайлеров и не слишком-то был озабочен тем, как призвать деда и мать к милосердию. Наоборот, своими проповедями он только поощрял исключительную к детям строгость. Старый ублюдок, одним словом.       Новый священник казался своему предшественнику ровесником, но производил впечатление куда более приятное.       — Кевин Тайлер, — Кевин, наконец, представился.       Беседа с отцом Кристофом неожиданно растянулась на час, но принесла Кевину истинное удовольствие: пастора, отпускающего шутки по библейским сюжетам, прежде он не встречал. Возможно, что и неосмотрительно, но Кевин позволил себе расслабиться: что отец думает о тех, кто не блюдет законов господа?       — Я посвящен, Кевин, в историю, что случилась с твоим братом.       — Мама? Она рассказала? — Кевин мгновенно подобрался: от расслабленности не осталось и следа. Когда она только успела?       — Не только она, — священник ответил уклончиво. — У тебя довольно большая семья, Кевин.       «С довольно длинными языками», — захотелось добавить, но Кевин сказал другое:       — Сложно принять его выбор.       Бледноватые губы мягко улыбнулись, но вот глаза, все это время изучавшие лицо Кевина, остались серьезными:       — И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?       — Простите? — Кевин переспросил едва слышно: во рту пересохло. Как этот человек понял? Нет-нет, этого не могло быть! Никто здесь ничего о нем не знает!       — Не суди, да не судим будешь, — благовествование от Матвея Кевин знал наизусть и мог процитировать сам, но перебивать отца, конечно же, не стал: — Ибо какою мерою мерите, такою и вам будут мерить, — он дослушал с терпением.       — Не вижу противоречий, — выдавил после: язык будто к небу прирос.       — Чему учит нас Иисус, Кевин? — просил отец Кристоф. — Разве ненависти? Иисус учит любви. И кто, как не страдающая душа, нуждается в помощи и оплоте?       Найти оплот не мешало и самому Кевину: он будто угодил в мультивселенную с произвольным переключением, где все иное, совсем не то, каким он оставил. Как быстро все изменилось! До неузнаваемости! Ведь и года не прошло, а разрыв с прежней реальностью казался Кевину неодолим: даже деда он сторонился уже из жалости — в самом плохом ее проявлении, но точно не из страха. Днем между ними случилась новая ссора: деду снова не понравилось, что Кевин вел себя за обедом «как у себя дома». Доедать Кевин не стал, но из-за стола вышел совсем не молча. «Если ты снова на меня замахнешься, я сломаю тебе руку», — будто всего лишь обменялся парой слов о погоде, именно так Кевин и ответил. Даже в груди не клокотало от злости. Дед предсказуемо разразился проклятиями, но в глубине души Кевин знал, что это сработало: дед его услышал, они навсегда поменялись местами.       Из кармана пальцы вытянули сигарету, сразу две из пачки, как раз хватит на дорогу. Вряд ли кто его отругает за курево во дворе, но Кевин все равно решил подымить впрок. Вернулась давняя привычка: в Нью-Йорке лишних денег не водилось, пыхтеть рядом с Гилбертом и вовсе не задалось, зато сейчас он курил с особой жадностью, будто на сто лет вперед, и сигареты стали тем единственным средством, что помогало расслабиться и оставаться собранным одновременно. Кевин закурил на ходу, не останавливаясь.       Бывало, они делали так с Томом, — когда у того заводились сигареты, — хоть Кевину и приходилось буквально выклянчивать для себя пару тяг. Порой жадность брата становилась совсем нездоровой, как в день шестнадцатилетия их одноклассника Терри.       — Думал, ты пустой, — протянул Кевин, недовольно покосившись на брата. В появившейся будто из ниоткуда пачке не хватало всего несколько штук, хотя весь праздник Том только и делал, что стрелял сигареты у любого, кто попадался ему на глаза. Подобного попрошайничества Кевин себе не позволял. — Тебе не стыдно?       — С чего мне должно быть? — прикурив, Том затянулся сразу глубоко.       — У тебя целая пачка! А ты строил из себя… не пойми что, — нужное слово Кевин так и не подобрал.       — Так потому и целая.       — Угостишь? — спросил Кевин будто бы между делом. Похоже, что приглашения присоединиться ждать не стоило.       — Нет.       — Нет?       — Нет.       — Шутишь?!       — Обойдешься.       — Это почему еще? Не будь гавнюком!       — Крепкие слишком.       — Врешь!       — Отвали, — бросил Том с самодовольным смешком. — Строишь из себя… не пойми что.       — Эй, довольно! — Кевин досадливо толкнул его плечом. — Не беси меня. Или я все деду расскажу!       Том только рассмеялся громче и даже шага не сбавил.       — И хватит ржать! Я не шучу, если что! — заявил Кевин, насупившись: вот правда, рассказать бы все дома, посмотрел бы он на это веселье дальше.       — Господи, да почему ты такой душнила? — Том все же остановился, дразняще поводив тлеющей сигаретой у Кевина перед носом.       Это не было в новинку, когда один выдыхает дым другому в рот, но на этот раз Кевину сразу повело голову и даже немного затошнило.       — Я предупреждал, — Том придержал его за плечи, помогая удержать равновесие.       — Глупости, давай еще, — отмахнулся Кевин, кашлянув. — Только не так резко.       — Только не падай в обморок, принцесса.       Кевин ответил показательно выставленным средним пальцем, Том — ухмылкой. На новые пререкания времени не оставалось: сигарета не вечная. Том затянулся. Одновременный выдох и одновременный вдох — ничего сложного, если не тупить. Просто вжаться ртом в рот, не позволяя ценному дыму развеяться.       Язык Кевина лег на что-то мягкое и скользкое — он и сам не понял, как это случилось. А когда понял…       — Ты что творишь? — Том возмущенно отпрянул. — Ты меня сейчас засосал!       — Прости, — торопливо отпрянул и Кевин. — Я… просто… наверное, попробовал дым.       — Наверное, тебе пора начать с кем-то встречаться, — фыркнул Том, демонстративно вытирая рукавом влажные губы.       — Пора что? — растерянно переспросил Кевин, густо, отчаянно краснея.       — То самое, — Том передразнил его, нарочито высунув язык и пошевелив кончиком. — Слышал, Кристен Молл грезит о бойфренде? Вот и суй свой язык в ее рот.       Наутро Кевин избегал встречи настолько долго и настолько тщательно, насколько возможно, когда делишь одну комнату с близнецом. Том еще посмеивался над ним полдня — в школе и после, но к вечеру, вероятно, ему надоело, либо же он поверил в частичную потерю памяти брата: Кевин упорно делал вид, что ничего из вчерашнего не помнил.       — …оглох, педик? — донеслось за спиной. Голос показался Кевину смутно знакомым, но он не соотнес, что так обращаться могли к нему, пока отчетливо не услышал «Тайлер». В ту же секунду Кевина схватили за плечо.       — Точно! Он самый. А я уже решил, что обознался!       Кевин прищурился. Четверо парней, на вид ровесники. Лица закрыты капюшонами. В сумерках не разглядишь.       — Вовремя приехал! Я как раз расстался с Энни. Может, тогда ты возьмешь за щечку? — тот, кто стоял слева, рассмеялся громко и хрипло.       — Что, оглох, педик? — повторил тот, что стоял дальше всех.       — Закрой хлеборезку нахрен, — процедил Кевин, сбрасывая чужую ладонь с плеча.       — Ты че сказал? Ты, гнида!       Кевина толкнули в грудь. Несильно, так, предупреждая. Твою же мать.       — Ты чего уставился? В нашем городе мы не терпим таких сраных педиков, как ты. На этот раз разбитой харей не отделаешься.       — Так, он, может, наоборот, за этим как раз и приехал… По ночам спускал на твои школьные фотки, — слева снова раздался гогот. Кажется, парень был упорот.       — Да не-е-е, просто понравилось, как я ему в рот ссал. Их же прет с такого! Да, сладкий? — тот, кто стоял дальше всех, направился к Кевину. — Пойдем пощебечем, птенчик?       — Не будь жадным, Терри, — услышал Кевин. — Мы тоже хотим себе пару перышек.       Что? Терри? Кевин ушам не верил. Тот самый Терри? Не зря голос показался Кевину знаком — точно, Терри Пристон, только разговаривал теперь он с хрипом и сипло. Видимо, посадил на куреве.       Кевин рванул вперед, плохо понимая то, что именно только что слышал. Это ведь тупая шутка такая? Просто зацепить Тома? Ясное дело, что их перепутали, но ведь все это… просто оскорбить?       Оттолкнув того, кто стоял на пути, Кевин схватил Терри за воротник куртки, другой рукой сдернул с него капюшон:       — Когда ты его видел? Том, что, приезжал сюда? Давно? — Кевин притянул его за шею.       — Кевин?.. Это ты?.. — Терри растерянно уставился на него во все глаза. — Прости чувак, просто выглядишь как педик. Да остынь ты! — он попытался избавиться от захвата.       — Когда? — Кевин протараторил взахлеб. — Когда он был здесь?       — Уехал и через полгода нарисовался. Да ты не беспокойся, мы его встретили как надо! — Терри примирительно оскалился.       Кевин ослабил пальцы, переводя дыхание. В висках гулко стукнуло.       — Ты что ему сделал, урод? — прошипел Кевин.       — Да ладно, чувак, — Терри демонстративно закатил глаза. — Ты нормальный парень. Против тебя мы ничего не имеем, но Мэдисон точно не для таких, как он!       — Он здесь родился, козел, — процедил Кевин.       — Блядь, Тайлер! Отвали уже! — донеслось над ухом. — Иди куда шел, а то опоздаешь!       Угроза стала спусковым крючком. Первый удар оказался удачным: чувак под дозой не успел увернуться и упал на землю мешком. До Терри кулак дотянулся, но по касательной: от удара в затылок Кевина резко повело вбок, но он смог устоять на ногах, принявшись молотить того, кто попал под руку. В глазах потемнело резко, Кевин стремительно падал на асфальт.       — Давай, вмажь ему!       Кажется, он успел достать до кого-что еще, но Терри снова ударил его в лицо. В ушах зазвенело, а затем Кевин услышал крики. Закашлявшись, он не сразу понял, что больше его никто не бьет, тогда откуда новый вопль? Кевин поднялся на четвереньки.       — Ты как? В глазах не двоится? Встать сам можешь? — кто-то придержал Кевина за плечо. Мужчина, не из напавших, помог ему подняться.       Озираясь по сторонам, Кевин кивнул. Терри лежал на земле, скрючившись и поскуливая. Двое лежали в отключке. Третий стонал вперемешку с ругательствами.       — Те двое? Живы? — выдохнул Кевин, сорвавшись на кашель.       — Очухаются.       — Спасибо, — Кевин переступил с ноги на ногу.       — Подбросить? — мужик коротко кивнул: давай, соглашайся, но Кевин решил иначе.       — Нет, спасибо. Живу недалеко, — Кевин попытался выдавить улыбку, но от адреналина не чувствовал мимику. Возможно, смотрелось оскалом.       — Тогда удачи.       По пустой, тускло освещенной улице Кевин побрел, не оборачиваясь. Как только легкий морозец остудил голову, Кевин вызвал такси. До хостела оставалось еще прилично, ужинать дома он передумал. Поднявшись на этаж с комнатами, Кевин сразу же плюхнулся на кровать, избавляясь от одежды уже лежа. Завернувшись в одеяло, он отключился.       Кристен приехала через час. Или через два, Кевин не посмотрел на время. Зато предусмотрительно не запер дверь на ключ, чтобы не пришлось вставать и открывать.       — Так и зачем ты вписался за Тома? — Кристен слушала, не упуская ни слова, но вместе с тем взгляд ее наполнялся непониманием и ожиданием. Ожиданием требовательным и недовольным: не так она планировала провести вечер.       — Зачем я что? — Кевин убрал от лица бутылку с вином. От перепада температур стекло вспотело и выскальзывало из пальцев. — Ты серьезно?       Он не сказал Кристен обо всем: обошелся без деталей. Но даже его туманного пересказа должно было хватить, чтобы не задавать идиотских вопросов.       — И что теперь? Заявишь на них в полицию? Ты ведь тоже мог обойтись без мордобоя.       Кевин ощупал набухшее веко:       — Просто заткнись, хорошо?       Всю ночь Кевин провалялся, ворочаясь и то и дело борясь с тошнотой, — все-таки уроды приложили его головой нехило. Более или менее сносно он начал чувствовать себя лишь под утро, когда стены перестали вращаться свихнувшейся каруселью. Кристен свалила, как только проснулась, а Кевин, оставшись один, обнаружил, что водолазка безвозвратно испорчена: вытянулась горловина. Как же он ненавидел Мэдисон, кто бы только знал… Все-таки привыкнуть к этому месту можно только из гроба. Да и то Кевин предпочел бы, чтобы и похоронили его в другом месте. Где-нибудь гораздо, гораздо дальше.       Ближе к ланчу он заказал в номер еды, но вернулся в кровать, к ней не притронувшись. Все же он недооценил последствия вчерашнего: встать на ноги в ближайшие часы не выйдет. Значит, отлежится до вечера. Ехать в госпиталь не было сил, тем более, не факт, что примут его без записи, да и обращаться за помощью, судя по всему, надо было вчера, сегодня чего уже… Но чувствовал он себя не хуже: лицо болело куда меньше. Вынутый из-под подушки телефон Кевин переключил в беззвучный режим. Он был рад тишине и рад, что Кристен не сможет сегодня отпроситься со смены.       Кое-как Кевин умылся, стараясь не задевать подбитый глаз, принял наскоро душ и наконец почистил зубы: блаженство. И теперь, разглядывая ничем не примечательный потолок, раз за разом Кевин прокручивал в голове драку. Если бы не тот мужик с навыками ниндзя… Да уж, раскидал всех в два счета. Настоящий профессионал. Кевину невероятно повезло, как вовремя тот очутился на безлюдной улице. Редко кто выбирает такой маршрут, разве что прихожане после мессы. Но в церкви Кевин его не видел: он бы запомнил, людей было по пальцам пересчитать, да и вышел он сильно позже остальных. Неужели… Кевин допустил осторожную мысль: за ним, что, следили? Да ну, чушь: ничего подозрительного он не замечал. Бессмыслица. Гилберту незачем это делать, если из самолета он сам же его и вышвырнул, едва ли не пинком под зад. Никому другому это и вовсе не могло понадобиться. Нечего тут и фантазировать.       Кевин снова провалился в сон — и снова в беспокойный. На него нападали, его похищали, он бегал в каком-то лабиринте, его ловили в родительском доме, почему-то заброшенном, и так по бесконечному кругу. Кажется, ночью без снотворного не обойтись. Позже спустится к ресепшен: вдруг за дополнительную плату у них что найдется? Кевин протер здоровый глаз. Светящийся экран телефона в его состоянии мог стать настоящей пыткой. И тем не менее. Он просто сбавил яркость до минимума. Чуть позже Кевин включил на прикроватной тумбочке лампу: день уже начал переходить в вечер, а из дома ему даже ни разу не позвонили. Не то чтобы Кевина это огорчило, наоборот, даже лучше. Так что следить за ним мог и впрямь разве что маньяк. Однако что он знал о Брендоне Гилберте, чтобы не считать его именно таким — съехавшим с катушек от богатства и вседозволенности? Кевин коротко рассмеялся: то, что он знал, как раз доказывало обратное.       Первым, что Кевину попалось на глаза, оказались какие-то домашние площадки для футбольных клубов Нью-Йорка, хотя сам Гилберт даже не упоминался. Имя нашлось в лондонской прессе. Некто Мэттью Гонвер песочил его на чем свет стоит, правда, какого-то другого Гилберта. «Грегори Олби Гилберт: произвольный аборт демократии». «Вы воняете, сэр: токсичный капитал не спрячешь». «Торговые площади диктатуры. Пятновыводитель для респектабельного бизнеса, пожалуйста». Британские таблоиды как есть: чем не кликбейт? Самый одиозный заголовок звучал: «Медичи наших дней: банкиры, строители или убийцы?». Однако. На нем Кевин и остановился.       Даже странно, почему статью не удалили: сам тон, не говоря уже о содержании, звучал крайне оскорбительно. Кевин не имел ни малейшего понятия о нюансах исковой системы Англии, но в судах Штатов Гилберт вполне мог пустить Гонвера по миру. Но, очевидно, фигуранты статьи демонстративно махнули на писаку рукой, не превращая муху в слона и не привлекая тем самым всеобщего внимания к бульварной прессе. Кевин так и не нашел у этой истории развития: всем было плевать. Наверняка подобный исход ударил по Гонверу не меньше, чем мог ударить миллионный иск за клевету: что может быть хуже, когда твоя статья пригодна лишь подтереть зад? Те же судебные слушания, по крайней мере, сделали бы Гонверу имя — сколько журналистов обретали славу таким путем? Немало. Но Гилберты оказались умнее: Гонвер не получил публичную площадку для выступлений, а сама публикация так и осталась недооцененной. Очень незаслуженно, к слову. Да что там говорить: статья была отличной! Либо же у автора разыгралось детальное воображение — а чутье подсказывало Кевину, что нет, — либо тот действительно накопал на полноценное расследование. Чуть больше удачи, и проделанная работа могла стать билетом Мэттью в большую журналистику. Кевин не поленился ознакомиться и с другими его статьями, и, если бы не раскалывалась голова, то насмеялся бы он вдоволь. Как насчет того, что королева Элизабет I была мужчиной? Даже если и так, что с того? Кому интересно прочитать? Разве что маме и деду, вот уж кто точно стал бы горячим поклонниками творчества Мэттью. Неудивительно, что статью про Гилбертов не восприняли всерьез.       Возможно, не стоило и самому Кевину, но все же он нашел бедолагу Мэттью на «Фейсбук». Недолго думая, Кевин отправил ему сообщение со словами восхищения. Оставалось надеяться, что с искренностью он не перебрал, и Гонвер не примет его признание за издевку. Или за подвох. Себе в телефонную заметку Кевин внес буквально одно слово: «Туркменистан», — возможно, пригодится на будущее. А остальное точно не забудется: кем бы ни доводился Гилберту, которого он знал, Гилберт Грегори Олби — похоже, вся семейка стоит друг друга! Когда в туалет захотелось сильнее, чем не шевелиться, на обратном пути Кевин направился к окну. Освещенный квартал пустовал. Кевин прислонился лбом к холодному стеклу. Кого он ожидал увидеть снаружи? Тупица. Гилберт уже сто раз как успел снять слежку даже за домом на Седжерс Роуд. Возможно, Брендон и был маньяком, но точно не идиотом, чтобы не понять: никакой не шантаж укладывал его, Кевина, к нему в постель. Что именно — здесь, в Мэдисоне, не стоило даже думать, и вчерашнее только лишнее тому подтверждение.       Кевин вернулся на потерявшую свежесть постель. Надеяться на новый комплект сегодня не приходилось, здесь простыни меняли редко. Ничего, потерпит еще немного, а после свалит отсюда навсегда, как следовало бы и Тому. Но прежде он отобьет ублюдку Пристону башку.