Свобода не даром

      Задержаться в Мэдисоне на неделю-другую ему рекомендовали врачи: адаптация Чесси пройдет успешнее со знакомыми лицами рядом — пусть и не каждый день, но хотя бы день через два. Саму транспортировку она перенесла безболезненно, восприняв переезд как путешествие, и испортить все именно сейчас доктор Джонс посчитал крайне неразумным, хотя куда привычнее для Чесси оказались бы визиты дочери, чем внука, которого до болезни она не видела месяцами. Кевин считал иначе: это к лучшему, что навещать бабку придется ему: едва ли вздорный характер матери пойдет ей на пользу. Та сведет с ума и здорового, не говоря уже о той, кто и так не в ладах с головой. В чем была проблема открыть медикам дверь и позволить им забрать старуху вместе с барахлом? В чем-то была. Все еще мертвенно бледному после драки Кевину пришлось ради этого ехать домой. Увидев его такого на пороге, мать и не спросила, что у него с лицом, лишь задержала нечитаемый взгляд на его темно-лиловой скуле.       — Тебе настолько безразлично, что происходит в жизни сыновей? — Кевин выждал момент, когда в доме они остались вдвоем. Отец ушел на смену, а куда делся дед, Кевина не интересовало.       Мать направилась к лестнице.       — Ты давно вышел из того возраста, чтобы ночевать у твоей кроватки, — бросила она, явно недовольная тем, что сын пытается ее отчитать.       Обогнав на три ступеньки, Кевин преградил ей путь.       — Ты знала, что Том приезжал? Вскоре после того, как уехал?       — Как приехал, так и уехал. Причем тут я? Посторонись!       Толкнув его в плечо, она продолжила путь наверх.       — При том, что ему требовалась твоя помощь! — Кевин выкрикнул ей уже в спину. И тихо добавил на выдохе: — Сука.       Собрать практически нераспакованные чемоданы ему понадобилось не более четверти часа; мать даже не успела вернуться в гостиную, когда к дому подъехало такси. О своем возвращении в Нью-Йорк он сообщит ей по телефону — так будет лучше.       Набить Терри Пристону его мерзкую рожу тоже было бы лучше перед самым отъездом, без риска повстречать за углом его дружков после, но Кевин не смог и дальше носить в себе ярость. Ублюдка он встретил у его же дома. Один на один Терри оказался не более чем ссыкливым мешком дерьма — впрочем, таким Кевин его и помнил, — и, отведав возмездия, не слишком-то торопился взять реванш. Возможно, теперь он понял, как тупо влип по самые уши, сотню раз пожалев о том, что не прошел мимо Кевина молча. Толковый адвокат мог сделать всю компанию соучастниками изнасилования, но еще более грамотный — разделаться с Терри, не потеряв при этом кучу времени: надо всего лишь уговорить его приятелей стать свидетелями. Такая свора с радостью сдаст друг друга, лишь бы только избежать наказания или отделаться хотя бы легким. Прежде для этого нужен был Том, но теперь Кевин и сам мог заявить на Пристона в полицию и выступить истцом в суде.       И все-таки Кевину пока не хотелось начинать процесс. Делать это у Тома за спиной чувствовалось как что-то неправильное: Том должен участвовать, даже если на него придется надавить. Да, история — дерьмо, но оставаться жертвой точно не решение, хотя даже мысленный разговор с братом давался с большим трудом. Как Том отреагирует, когда поймет, что он обо всем знает? Точно не хлопнет восторженно в ладоши. Ладно, ему тоже есть что Тому рассказать, хотя сравнивать оба случая тоже так себе… Тома такое могло только взбесить. Ну и пусть. Не удастся убедить самому, Кевин обратится к психологам: он все равно отправит Терри за решетку самым справедливым из всех способов.       И заодно спросит специалиста о себе: с ним самим-то все нормально? В один из «Кристен-вечеров» — так Кевин назвал их свидания — он будто взглянул на себя со стороны. Взглянул и спросил: для чего она здесь? Секс сексом, но все остальное…       Кристен перехватила его взгляд.       — Почему ты на меня так смотришь?       Кевин неопределенно пожал плечами.       — Включим телевизор? — он вытянул из-под подушки пульт, не думая дожидаться ответа. Редко, но в будни находилось что-нибудь стоящее — им могло повезти. Кевин вытянулся на покрывале. Кристен устроилась рядом.       Он уже видел галерею искусств Дрездена в одном из альбомов Гилберта, и мелованные страницы повторялись теперь в телевизоре. Сам Цвингер Кевин видел впервые, но увиденное и с экрана впечатляло. Его вдруг посетила сумасшедшая, абсолютно безумная мысль — почему бы им с Томом не переехать в Европу? Как только он его разыщет, им непременно стоит полететь в Германию. Наверняка в том же Дрездене есть что увидеть и помимо галереи, да и Дрезденом можно не ограничиваться. Он точно не решится сунуться в Швейцарию, но в Германии оба они смогут чувствовать себя свободно. Толерантная и эстетически изысканная Европа — на такое путешествие уговаривать брата долго не придется, а дальше он уболтает его остаться. Кевин улыбнулся собственным мыслям: каждый новый фрагмент его планов становился все более удачным.       — Мы и дальше будем смотреть это? — голос Кристен вырвал его из грез. — Кажется, я не видела столько нарисованных пенисов за всю жизнь.       Античные сюжеты кое-как обнажали женщин, но даже библейские сцены изображали мужчин куда откровеннее. Но при чем тут пенисы? Лошади. Воины в доспехах. Высоко титулованные мужчины и их жены в нарядных одеждах. Картины в золотых рамах неторопливо сменяли один сюжет на другой. Хотя и в пенисах Кевин не видел ничего плохого.       Кристен осмотрела его заживающие костяшки на правой руке, до картин ей не было никакого дела.       — Доволен? — бросила она с укором. — Доказал Терри, что круче всех?       — И не собирался.       — Значит, решил обосноваться в Мэдисоне?       — Нет, — Кевин слушал ее вполуха и потому ответил самым простым способом — честным, не особо вникая, что именно стояло за вопросами.       — Вот именно.       — Вот именно что? — не понял Кевин.       — Пойми, я не оправдываю Терри. Терри — придурок. Но зачем навязывать ему свои представления о жизни, если здесь не живешь? Ему и всем остальным?       Кевин приподнял голову с подушки: он не ослышался? Кому он что навязывал?       — Чем приезд Тома мог испортить жизнь Пристону? Ему и всем остальным? — он намеренно повторил ее последние слова: может, так до нее дойдет, каким бредом это слышалось со стороны?       — Не думал, сколько малышей возьмут с таких пример? — Кристен доверительно заглянула ему в глаза. — Лично мне все равно, кто с кем спит. Но пусть они делают это у себя в спальнях. Мне бы не хотелось, чтобы дети, мои дети, Кевин, видели подобное безобразие.       — Бога ради, Кристен! — рассмеялся Кевин. — У тебя нет детей!       Кристен картинно закатила глаза: не передергивай, когда-нибудь появятся.       И, пожалуй, кое в чем она была права. Зачем он вообще с ней обсуждает все это? Уже давно грели бы друг друга голых под одеялом! Кевин наклонил голову к ее лицу, но Кристен от поцелуя уклонилась.       — Я хочу, чтобы они чтили господа и его законы. Чтобы ходили по воскресеньям в церковь, а не лизались с мужиками по барам. Так правильно. Так заведено. Так положено, — протараторила она, настойчиво требуя себя дослушать. — Все вокруг как с ума сошли с толерантностью! Если даже телевидение теперь не стесняется! Эти художники… они ведь были мужчинами? Эй! Постой…       Кевин все-таки сделал это: заставил ее замолчать. Так-то лучше, малышка: Кевин захватил ее губы своими, а Кристен долго и не протестовала, такие горячие штучки заводятся с полуоборота.       — Не понимаю, каким извращенцем надо быть, чтобы променять это на чью-то жопу? — она положила его ладонь себе на грудь. Почувствовав только белье, Кевин занялся пуговицами на ее рубашке.       — А если бы я сказал тебе? — спросил он, справляясь с каждой по очереди. — Что я тоже? Тоже, как Том? Занимался сексом с мужчиной. Не раз и не два. Много раз.       — Я бы тебе не поверила!       — Почему? — слава богу, он добрался до лифа. Одна из чашек съехала и теперь даже не прикрывала сосок. Кевин зажал его между пальцами: зачем девушки вообще носят бра?       — Ты издеваешься? — Кристен хмыкнула и шлепнула его по руке. — Вот поэтому…       Стянув с плеч тугие лямки, она обнажила грудь, выставляя напоказ пышные формы. Кевин стиснул их — сразу обе. Ответить ему было нечего. Да и, может, хватит болтать? Белья на нем не было, только домашние штаны, и Кевин спустил их до колен. На тумбочке лежали презервативы, но Кевин за ними даже не потянулся. Сперва он трахнет эти роскошные сиськи — в прямом смысле. Он никогда не делал такого прежде, зато в порно видел тысячу раз, и он хотел, как в порно.       Это стало чистым восторгом — не столько от ощущений, сколько от того, что он это сделал. Но и ощущения не подводили, объемы Кристен позволяли буквально стиснуть член ее грудями. Кевин не смотрел в ее лицо, он двигался, не сводя глаз с затвердевших сосков; кажется, он запомнит их навсегда. Да! С сиськами в ладонях, а не членом в горле, а если и в горле — то не в своем! Кевин подался бедрами вперед, к приоткрытым губам Кристен, рискуя вот-вот огрести звонкую пощечину. Но что-то ему подсказывало, что он может сделать и это.       В горло не получилось. Жаль. Кристен закашлялась, защищаясь руками от нового толчка. Однажды за такое же он получил затрещину, и больше Гилберту не отказывал, предпочтя поскорее научиться работать ртом. Разве это справедливо? Разве он не имел права немного развлечься? Он ведь тоже теперь миллионер, в конце концов…       Ладно, лежа на спине тоже хорошо. Кевин раскинул ноги пошире и чуть согнул в коленях. Кристен явно не собиралась трогать его внутри, это Гилберт совал в него пальцы, — просто вышло само собой. Кевин сконцентрировался на ласкающем головку языке: хватит с него сомнительных воспоминаний, и так уже наболтал лишнего.       Он предупредил ее слишком поздно, сам от себя не ожидая, что спустит так быстро. Метнувшаяся в душевую Кристен не произнесла ни слова: похоже, злилась. За тонкой стенкой зашумела вода. Кристен полоскала рот и горло — Кевин распознал булькающие звуки. И они раздражали. Как будто он специально! Да даже и если так, он глотал и волдырями не покрылся. Стало даже как-то обидно из-за столь демонстративной брезгливости.       Кевин уставился в телевизор: все еще показывали галерею старых мастеров. Он не расслышал ни названия картины, ни имени художника, но с младенцем Моисеем в корзине сложно ошибиться. И даже никаких нарисованных пенисов. Не слишком целомудренно, но юношеские бедра покрывала ткань, а единственно обнаженный сидел к ценителям спиной. Не то чтобы похожи — Гилберт выглядел значительно моложе и не носил никакой бороды, но что-то общее все же просматривалось. Поза, наверное. Напрочь лишенный стыда, Гилберт вот так же мог разлечься в кровати, в чем мать родила. Кевин на миг улыбнулся: он и сам чуть было не научился тому же.       На следующий день, по пути в хоспис, вместе с цветами Кевин купил лубрикант. Цветы предназначались для Чесси. Что до второй покупки, ни с кем из мужчин он спать больше не собирался — всего лишь для мастурбации. Кое-какие практики сексом с девушкой не восполнялись. Даже отличным сексом.       Чесси же закатила самый настоящий скандал, потребовав убрать лживые цветочки немедленно. Ей пришлось колоть успокоительное, и уже через полчаса Кевин мчал по хайвэю обратно в город. Следующий его визит оказался куда лучше. Как выяснилось, бабка приняла его за своего любовника, — того самого, кто однажды увез ее в Лос-Анджелес. Кен, кажется. Ни Кевин, ни сами цветы были совершенно не виноваты.       Смирившись с перспективой мотаться в хоспис еще неделю, а в перспективе и все две, Кевин занялся поисками жилья в Нью-Йорке — иных занятий в Мэдисоне у него не находилось. Он присмотрел квартиру пока на аренду и внес через агентство залог на четыре месяца вперед: за это время он решит окончательно, тратить ли деньги в Америке на покупку собственной. За это время он найдет Тома, и они решат вдвоем. За рулем выходило легко и само собой — мечтать. Картинки их будущей жизни сменяли друг друга, как страницы в красивом журнале. Очень красивом журнале. Когда-то они ведь так и хотели — вместе свалить из чертовой дыры и поселиться в большом городе вдвоем. Если бы Том не променял их мечту на какого-то педика, так бы оно и было. На этом Кевин себя обрывал, выравнивая стрелку на спидометре и торопливо возвращаясь к своим безоблачным и таким обнадеживающим грезам. Он не должен злиться на Тома еще и за это: Том уже и сам сожалел. Во всяком случае, Кевину хотелось так думать.       И все же хоспис действовал на Кевина удручающе. Он не позволял себе признаться, но теперь, глядя на бабку, он чертовски боялся состариться и повторить ее судьбу. Слабоумие — это ведь наследственное? Тогда в сто, нет, в миллион раз лучше откинуться молодым. Но вот вопрос: умереть молодым — это как? Болезнь? Авария? Суицид? Ничто из этого не годилось, все — полное дерьмище. Первое больно, второе страшно, третье — так и вовсе грех. И что? Хорошего выхода не существовало? Плутая по лабиринтам своих упаднических мыслей, Кевин то и дело порывался пропустить в баре стаканчик, но всякий раз не давал себе расклеиться. Сегодня желание напиться пересилило остальные. У Чесси снова наступило ухудшение: в Кевине она не узнала даже того любовника, — живой труп с блуждающим по стенам взглядом.       Для вечера вторника местечко с названием «Пивнуха епископа» было довольно оживленным. Люди. Люди. Люди повсюду. В густом дыме выкуренных сигарет играли в бильярд, сидели у барной стойки или, разбившись на парочки, уединялись в кабинках. Кевин разместился от всех подальше, насколько позволяло помещение, за столиком ближе к уборной. Из туалетов даже не воняло блевотиной — повезло: обычно с этим дело дрянь.       После восьми включили караоке. Четыре женщины, явно одинокие и уже здорово пьяные, мучили, не переставая, микрофон, а заодно и посетителей. Должно быть, они пели «I will survive» подряд раз десять или около того. Правда, нашлись и те, кто между криками поддержки подхватывали древний мотив, пританцовывая и пытаясь оживить свои студенческие годы, — забавно смотреть. Но больше грустно. Особенно за старика, отбившегося от своих ради сочной брюнетки откуда-то из Мексики, вдвое младше его самого. Конечно же, Кевин уже видел таких людей: когда они напиваются, хотят поговорить, воняя алкоголем до той степени, что ты больше не можешь есть. Не встретив ответной симпатии, старик начал бить посуду, и его выгнали к чертовой матери. Испашка вздохнула с облегчением. Что касалось остальных пенсионеров, Кевина изрядно удивило само присутствие такого количества пьяных пожилых в одном месте — не хватало разве что деда. Ладно, к черту стариков, от них одни разочарования. Вот бармен — совсем другое дело. Этот высокий тип с длинными волосами и в гавайской рубашке мог бы надрать задницу любому даже в Церматте: Мистер «лучшие напитки по лучшей цене» играючи справлялся в одиночку в прайм-тайм. Кевин попросил «Челада», и он, будто Иисус во плоти, сотворил настоящее чудо: один глоток — и Кевин тотчас сказал ему повторить. Его потихоньку отпускало. Дважды за вечер звонила Кристен, и дважды Кевин на звонок не ответил. Ему нечего ей сказать: отношения в современном мире явно переоценены. Что это, если не чистой воды лицемерие? В Нью-Йорк он поедет один, причем покинет Мэдисон завтра же. Спиваться здесь дальше он не собирался. И он не сиделка, в конце концов! Он и так сделал все, что от него зависело. Кевин заказал себе еще, пока лица посетителей не стали расплываться тусклыми пятнами — и зачем он так напился? Но одно он все же рассмотрел. Точно! Он видел эту физиономию прежде. Где? Еще бы он не помнил! Прямо за барной стойкой потягивал то ли ром, то ли виски его спаситель. Не медля, Кевин поднялся из-за столика и направился к стойке шаткой походкой: он угощает. Какое-никакое спасибо за помощь.       Когда подошла его очередь, и Мистер Гавайская рубашка, наконец, обратил на него внимание, Кевин попросил повторить вон тому джентльмену его напиток — двойной — и сделать такой же для него самого. Ждать долго не пришлось, и теперь Кевин следил за тем, когда угощение дойдет до адресата. Поставив перед тем полный стакан, из-за льда — до краев, бармен указал на Кевина.       Их отделяли два стула, оба были заняты, но, кажется, один вот-вот освободится: изрядно поддатый гость уже расплатился и теперь сосредоточенно ощупывал карманы. Здесь ведь никого не удивит вождение в пьяном виде? Когда, наконец, он свалил, Кевин поспешил занять нагретый стул. Его спаситель обратился к нему сам:       — Ты меня клеишь?       Вопрос застал Кевина врасплох.       — Нет… Эм-м-м… благодарность за помощь?.. — произнес он, словно оправдываясь.       Мужчина нахмурился.       — Ты о чем?       — Драка. Девять дней назад. Уже десять, наверное… — от выпитого он всегда терял счет времени. Завтра ведь уже наступило?       Какая разница, впрочем… Кевин повернул лицо ушибленной стороной. Оно практически стало прежним, совершенно нормальным на вид, но, если присмотреться, гематома под бровью сошла не полностью. Кевин указал на нее пальцем: вот его доказательство.       — Чушь, — гаркнул спаситель. — Не припомню ни одной потасовки за последние десять лет.       — Чушь? — Кевин слышал это слово дважды. Первый раз от дяди Гарри Поттера, затем — от Гилберта. — Ты из Великобритании?       — Послушай, чувак, — здоровяк рассмеялся. — Серьезно, я не из ваших. Поищи себе кого-нибудь другого. — За напиток спасибо.       Кевин растерянно потер лоб: даже голос был похож. Неужели его так развезло, что он обознался? Прежде память на лица его не подводила. Покраснел он, кажется, до самых корней волос: он идиот, которому явно пора домой.       Новое сообщение на фейсбук он заметил, только когда добрался до кровати. Некто по имени Мэттью Гонвер… Так, стоп! Гонвер! Да быть не может! У Кевина чаще забилось сердце. Тот самый писака, копавший на Гилберта, прочитал его сообщение и даже написал ответ. Точнее, вопрос: «Что вы хотите?» Всего один, но значило это… Да-а! Чувак готов поболтать! Кевин затаил дыхание, пытаясь урезонить свое взбесившееся сердцебиение. Что… что ему делать дальше? Схема сложилась быстро и четко: он будто даже протрезвел!       Кевин поспешно влез в свитер обратно. Пуговица на брюках так и осталась расстегнутой — к черту, не до нее. Будь он трезв, он бы ни за что не решился: правила приличия и все такое, — но не в этот раз! Кевин надавил пальцем на значок видео звонка. Не зря говорят, готовь сено, пока солнце палит. Предсказуемо его звонок сбросили, но черта с два! Кевин повторил еще и еще. На третий раз соединение установилось.       — Вы с ума сошли? — спросило размытое в свете экрана лицо. Другого источника освещения в комнате не было. — На часы смотрели?       — Эмм… нет, — честно ответил Кевин. В следующую секунду до него дошло: действительно, кретин. О разнице во времени он совершенно забыл.       — Затапливаете горе в пять утра?       — Типа того, — протянул Кевин. — Простите. Я вам перезвоню утром.       — Уже утро, — недовольство в голосе Гонвера только окрепло. Видимо, он был из тех, кто оправдания и извинения принимает за слабость.       И Кевин был готов ему подыграть.       — Еще раз простите, — улыбнулся он самой виноватой из существующих в мире улыбок. — Ваши статьи… вы проделали такую работу! Колоссально!       — Довольно. Он к вам остыл? — пренебрежительно бросил Гонвер. — Не скромничайте. Тем более, ответ знаем мы оба. Вас вышвырнули. С глаз долой — и нет больше для вас кошелька.       Кевин всмотрелся в экран, и очень вовремя: в комнате Гонвера как раз зажглась прикроватная лампа. Выпитое, как и качество звонка, не позволяло разглядеть детали поодаль, но главное Кевин поймал. Мэттью Гонвер на фейсбук отличался от реального, можно сказать, драматично. Никакого лоска. Без намека на пафос. Темно-серые круги под глазами прорезали глубокие морщины. Осунувшееся лицо. Либо Гонвер серьезно болел, либо прикладывался к бутылке. Косматые седые пряди, примятые подушкой, дополняли картину самым невыгодным образом.       — Допустим, — Кевин выдержал паузу в несколько секунд. — Вы правы, впрочем.       — Да неужели! — Гонвер рассмеялся каркающее и хрипло. — И что же вы мне хотите теперь рассказать? Что-то из того, чего я не знаю о Гилбертах? Вы ведь не зря лазили по моим публикациям. Увольте. Извращения меня не интересуют.       — Вы меня даже не выслушаете?! — Кевин добавил в голос растерянности. И возмущения, разумеется.       — Свяжитесь с другими изданиями, — Гонвер был недоволен и, что хуже, разочарован. — А мы на этом закончим.       — Погодите! Вы сами писали про Туркменистан! — выпалил Кевин взахлеб: нет, старине Мэттью так просто не сбросить его со счетов. — Про все те мутные делишки! Похоже, что вы — единственный, кто понимает о чем я, мистер Гонвер!       Общие фразы и никаких фактов — что может убедить собеседника быстрее? Пусть теперь Гонвер додумает сам, в курсе каких таких делишек Кевин был и с кем из журналистов он связывался еще. Кевин не зря выбрал слово «единственный». Пусть Гонвер считает, что у него, Кевина, не просто язык чешется, а что он в теме, возможно, значительно глубже, чем понимает сам. Честно? Плевать. Главное, сработало: отключаться Гонвер передумал.       — Ну писал. И что? — прохрипел он. — Расследование давно похоронено под слоем пыли.       — Он не свернул там дела, — Кевин решил идти ва-банк. — Я практически уверен.       — С чего вы взяли?       — Вы все еще уверены, что не хотите послушать про извращения? — он снова позволил себе паузу и на этот раз даже заполнил ее улыбкой. — В последние месяцы, в нашем доме все чаще появлялись гости, — он намеренно употребил «наш», будто в нем говорила обида, и это именно она бросила наивного простака в цепкие когти матерого волка расследований. — Догадались, откуда?       На миг Гонвер поменялся в лице. Даже взгляд загорелся. То-то же, старик.       — То есть вы хотите сказать мне о все еще дружеских контактах с диктатурой? — вот и речь ускорилась: точно, он приободрился.       — Дружеские? — хмыкнул Кевин. — Слово «интимные» подойдет куда лучше.       — Вас заменили евнухом из гарема? Сочувствую. Но что вы хотите от меня? — снисходительно фыркнул Гонвер. — Публикацию мемуаров?       — Знаете, а я вам почти поверил! — проговорил Кевин с нарочитым энтузиазмом. — Поверил, что взаправду держите меня за дурака. Мемуары я, пожалуй, оставлю при себе. А как насчет поработать вместе? Отличная идея, верно? Статья взлетит. Наша общая, разумеется, — добавил он чуть более сдержанно: лишь бы не спугнуть. Последнее ведь не перебор?       — Вы, что, журналист? — Гонвер уставился на него недоверчиво, но больше — с любопытством. — Неужели в вашей голове найдется что-то дельное?       — Вы можете посмотреть мои публикации, — охотно подхватил Кевин. — Последние были сделаны осенью.       — Уже зима.       — Будем считать, я тяжело переживаю разлуку. Не мог сконцентрироваться на работе.       — А сейчас, значит, можете?       — Как видите.       — Я вижу пьяного и обиженного на папочку педика. Признайтесь, он лишил вас девственности?       — Именно такой к вам прежде и не обращался, верно? — Кевин не растерялся.       И, кажется, его наглость сработала. Сменив яд на липкий сироп, Гонвер рассмеялся, внешне весьма благодушно. При этом его пушистые пряди затряслись так, что он стал похож на свихнувшегося одуванчика из мультика про клумбу. Новую сальность Кевин пропустил мимо ушей. Как и все оскорбления — он сбился со счета, сколько услышал всего за четверть часа. Но, кажется, канат он перетянул на себя.       Гонвер же, угомонив свое карканье, спросил:       — Мистер Тайлер, вы не думали, что этот орех вам не по зубам? Если вы на самом деле журналист, и карьера дороже мести, бросьте. Мне и самому следовало понять это раньше.       Кевин подавил ухмылку: Гонвер решил его слить? Мол, не суйся, мальчик, положись на дядюшку Мэттью и не порть себе жизнь? Что ж, Мэттью, иди к черту, он тоже умел поиграть в сочувствие.       — Вам угрожали? — Кевин обеспокоенно свел брови. — Я не думал, что все так далеко… Гонвер его перебил: эту игру он раскусил.       — В этом не было необходимости, — произнес он уже без глупого притворства. — Гилберты умеют договариваться ласково и нежно. Со смазочкой, так сказать.       — Как?       — Легко. Как только тема Гилбертов всплывает, столь же скоротечно она и выгорает. Малые издания будто сговорились сторониться этой семьи. Никому не интересно.       — Крупные?       — Находят темы горячее.       — Вы думаете, это подкуп?       — Пожертвования.       Гонвера перекосило, словно только что откусил лимон. Отлично, он подхватит.       — Мы говорим о коррупции. Это скандал!       — Мы говорим о власти. Взамен на быструю выгоду люди готовы залить себе глаза смолой.       — У вас ведь остались материалы? — осторожно спросил Кевин. — Те, что не вошли в статью? Если они не представляют ценности для вас, почему бы вам не отдать их мне? У меня остались источники в доме, что-то может пригодиться.       Гонвер снова расхохотался.       — О-о-о, как мне нравится эта история! Поразительная!       — Что вас так веселит? — не понял Кевин.       — То, что идиотами оказались сразу оба сына. Не думал, что и второй настолько же глуп, — Гонвер замолчал как-то слишком резко и энергично потер ладонью лоб. Старый ублюдок страдал еще и от мигрени. Неудивительно, когда носишь в себе столько желчи. Удивительно было, как она еще не разъела его изнутри. — Почта, указанная в профиле, верна? — наконец, спросил Гонвер, помедлив. — Я отправлю вам файлы. Ждите.

      ***

      Дугласу не спалось. Время от времени он страдал бессонницей, но в основном летом. Сегодняшней ночью ему не позволяло заснуть ощущение собственного просчета. Что это, возраст? Когда он стал столь наивен, чтобы полагаться на людской здравый смысл? Некогда прагматичный и последовательный, Брендон становился все более непредсказуемым. Даже Ив заметила неладное, попытавшись вытянуть из охраны и прислуги, где и когда дядя обрел свое новое увлечение. Те, кто могли Ив ответить, разумеется, с ней не пересекались. На время Тайлера даже не приходилось ни одного крупного расхода, чтобы прийти хоть к какому-то выводу. Никаких новых машин, драгоценностей или недвижимости. О последнем транше знали лишь те, кто вел отдельный счет самого Брендона, он редко им пользовался. Дуглас и сам узнал случайно.       В тот день, когда парня высадили в Мэдисоне, он выдохнул с облегчением. Оставалось дождаться, когда с Тайлера снять наблюдение. Однако дни шли, а нового распоряжения Дуглас не услышал. Гилберт поменял решение? Дуглас не был сильно удивлен. Действия Гилберта буквально противоречили друг другу: второе — первому, третье — второму и так далее. Похитить парня и держать его взаперти, чтобы вместе отдохнуть на популярном горнолыжным курорте? Представить любовника племяннице и следом распрощаться? Что, жажда острых ощущений вывела Гилберта за пределы спальни, и теперь он намеренно бросался из крайности в крайность? Или разыгранный финал лишь только выглядел таковым, а прощальные откупные были всего лишь демонстрацией перспектив? Дуглас не исключал уже ничего. Однако свою первую неделю в Штатах Брендон провел так, что едва ли походил на человека, желавшего сохранить прежнюю связь. Да, начиная со второй недели секс за деньги прекратился, но Дуглас разумно списал это на бизнес: все свое внимание Гилберт переключил на дела. Напоминать ему о Тайлере Дуглас тем более не спешил, он сам снимет с того наблюдение через месяц-другой. Но, как и недотепа Тайлер, он попался на ту же удочку. Гилберт только хотел казаться увлеченным делами, таким он хотел выглядеть со стороны, но что творилось у него в голове, знал только он сам.       Дуглас же с самого начала относился ко всей истории с настороженностью и опаской. Как и к самому Кевину. И не зря: поселить в доме журналиста равно что запустить лису в курятник. Даже такого глупого. За всю свою жизнь Дуглас еще не получал информацию так легко и дешево. Вся электронная почта, приходящая на ящик Тайлера, автоматически дублировалась теперь на ящик Дугласа. Тайлер даже не побеспокоился о том, чтобы проверить безопасность своих аккаунтов, вновь обретя к ним доступ.       О файлах, пришедших от Мэттью Гонвера, Дуглас не мог не доложить. Гонвер был занозой в заднице, и только профессиональная и последовательная работа Милинды Хоггарт, занимавшейся в то время репутационными рисками семьи, загасила опасную искру прежде, чем полыхнул пожар.       Гилберт, все еще находящийся в Штатах, слушал его с непроницаемым лицом: услышанное ломало ему всю игру. Или… нет?       — Что-нибудь еще приходило? — ровно спросил он.       — Билет до Нью-Йорка. Пятница. Вторая половина дня.       Дугласу показалось, что соединение зависло. С полминуты Гилберт неподвижно смотрел в экран, ни разу не моргнув.       — Что ж, кажется самое время встретиться с мистером Тайлером и попросить его оказать любезность не совать нос в чужие дела, — заключил он. — Подготовь, пожалуйста, мой перелет в Мэдисон.       — Для разговора не потребуется твое личное присутствие.       — Это не единственная любезность, какую я жду. А о некоторых лучше просить все же лично, — сообщил Гилберт. — Времени прошло достаточно.