Свобода не даром

      Маленькая. Лживая. Бесстыжая тварь, — пронзительно точные слова отплясывали на языке без устали. Словно бы на пустых аллеях Саут-Йоркшира кто-то мог его услышать и пожурить, брань Брендон процедил себе под нос и ускорил шаг, напугав тем самым подлетающего под ноги воробья. В противовес стрелкам и буднему дню на циферблате наручных часов, этим утром он никуда не спешил: он не в том состоянии, чтобы заниматься работой. Приезд в родовое гнездо Брендон отметил, откупорив «Луи XIII де Реми Мартан», и теперь каждый шаг отдавал пульсирующей в затылок мигренью: идея проглотить спиртное вместо кофе не сработала. Не то чтобы Брендон намеревался повторить Адама Норманда, но ему нужен перерыв и точно день-другой уединения; и даже осознание того, что лекарства для Кевина остались в запертой на ключ спальне, никак не могло изменить его решение не возвращаться в Лондон. Пропущенная суточная доза отбросит их совместные с доктором Йордом усилия едва ли не к началу, Брендон это понимал. Но понимал он и другое: если вернется сегодня, лечение сойдет на нет и вовсе необратимо. Случится то, за что он и сам начнет себя презирать: продажную наглую шлюху он задушит собственными руками. Задушит и закопает на заднем дворе. В конце концов, скрыли следы одного Тайлера, скроют и второго.       Кевину не стоило более рассчитывать на проявленное к его шлюшьей шкуре терпение и сравнительное благородство — ни того, ни другого он теперь не заслуживал, если и заслуживал хоть когда-либо. Всего-то полбутылки коньяка и полночи тишины, — Брендон взглянул на события минувших дней со стороны, взглянул на них двоих будто бы издалека, и оставалось лишь удивиться, почему то, что вчера случилось, случилось лишь вчера.       — Еще не надоело? — Кевин наблюдал за ним лежа. Свой безучастный взгляд он перевел на руки Брендона, на баночку с таблетками.       По-прежнему встречаясь исключительно за приемом лекарств, Кевин, тем не менее, не упускал даже этих коротких минут, чтобы выплеснуть на Брендона яд, к слову, совершенно незаслуженно. Брендон же достал таблетку, не произнеся ни слова. Кевин сел на кровать.       — Все ждешь, когда я совсем отупею от колес и раздвину ноги? Или безропотно подставлю зад, только чтобы ты отстал?       Не вставая на ноги, Кевин дотянулся до его ладони и проглотил предложенную таблетку, не запивая водой. Как и договаривались, открыл рот показать, что под языком пусто, и изобразив приторно ангельскую улыбку.       — Даже возразить нечем, — вынес он окончательный вердикт.       — А есть смысл портить твое удовольствие? — бросил Брендон.       — Удовольствие? — Кевин желчно усмехнулся. — И почему я ничуть не удивлен тому, сколь извращены твои представления об удовольствии?!       — Остановись, — Брендон пресек неуместную дискуссию на корню.       — Все еще полагаешь, за меня говорит горе? — прошипел Кевин. — О-о, Кевин, я так понимаю твои чувства, я ведь тоже терял брата, — протянул он нараспев, кривляясь, копируя сказанное Брендоном накануне. — Нет, Брендон, — его именем он будто бы подавился, — ты потерял всего лишь головную боль. Редкое везение, хочу сказать. Ставлю на то, Джордж бы еще и дочь оприходовал, если б дожил. Или и это не было б проблемой? Для вашей семейки извращенцев, может, и это нормально? И кто тут еще из Алабамы?       Лекарство Брендон сунул в карман брюк. Когда наступила тишина, ему даже не пришлось делать ни шага: они и так находились друг от друга близко.       — Встань, — жестко произнес Брендон: он предупреждал.       Глаза Кевина испуганно распахнулись, но не более, чем на секунду, уже в следующую он взял себя в руки, едва заметно прищурился и, дерзко скривив губы, поднялся на ноги:       — Ну и что ты мне сделаешь? Накажешь ремнем? Или сразу членом?       В воцарившейся тишине пощечина прозвучала поистине оглушительно: разве Брендон не рассчитал силу? Медленно, словно бы до конца не понимая, как это с ним произошло, — да и за что, — Кевин взялся за ударенную щеку. Брендон молча направился к дверям: он тоже не понимал, как все это могло случиться с ним самим. Сколько еще будет длиться это безумие? Брендон стиснул спрятанный в карман кулак.       — Ты жалкий! Ничтожество! — раздалось в спину. — Лишь прикрываешь свою похоть желанием помочь! Так не переживай за меня! Ты подобрал первый, но не последний же! Грязный мальчик найдет себе новое применение! Разве не ты говорил, что господь создал меня слишком соблазнительным?       — Раскусил великий замысел его? — Брендон остановился и резко развернулся, так и не дойдя до порога. — Да что с тобой не так?! — рыкнул он.       — Ты!.. Со мной не так ты! — завопил Кевин, его губы дрожали. — Ты совратил меня! Растлил! Почему бы тебе не нарисовать кровью на моей груди пентаграмму?       — Зачем рисовать?! Лучше выжечь!       — А я и не удивлюсь! А потом скажешь, что я сам этого и хотел! Да, Брендон, ты сделал меня своей шлюхой! — Кевин с оттяжкой треснул себя по заднице. — Но на самом деле я даже благодарен! Я ж теперь умею подставлять зад? Хорошо ведь получается? Твоему приятелю сенатору понравлюсь? Слушай, а я ведь больше не путаю за столом приборы, а? Так, может, и у пастора Дитера снискать расположение?       — Повтори, что ты сказал? — процедил Брендон, стремительно возвращаясь к Кевину.       Повторить Кевин не успел, да и незачем, — не было ни одного слова, какое Брендон бы не расслышал. Зато повторил Брендон:       — Что ты сказал?! Проститутка! — кулак впечатался Кевину в лицо.       Кевина, не успевшего ни увернуться, ни поставить блок, шатнуло и круто повело в сторону. Секундой позже он охнул, оседая на пол и зажимая ладонью рот и нос. По пальцам вовсю текло красным.       — Ты! — Кевин сплюнул кровь прямо на пол. — Никогда, запомни, никогда! Тебе не превратить меня в такую же кучу мусора, как ты!       Брендон выехал в Саут-Йоркшир, не дожидаясь утра.       Довольно странно надеяться искать умиротворение в стенах, где каждый дюйм кишит воспоминаниями, и большинство из них едва ли можно назвать приятными, но это все же случилось. Не сразу, да и чувство было не из тех, что окрыляло или хотя бы дарило надежду, но на вторые сутки остыла голова и хотя бы прошло похмелье. Принятое решение было целесообразным, прагматичным и, если окончательно убрать трагикомедию неразделенной любви, уже и не грызло сомнениями: не сомневаться Брендон дал себе слово. Окончательно протрезвев и загасив занывшее чувство в груди, Брендон вернулся домой под покровом ночи: уже утром его жизнь снова войдет в колею, в конце концов, дела не станут ждать, пока он разберется с очередным любовником.       Кевин спал, — сообщила встретившая его горничная. Брендон поблагодарил за ответ и, пожелав доброй ночи, удалился к себе. Расспрашивать, чем тот занимался в его отсутствие, Брендон не стал: не убился — и то хорошо. Обняв подушку, Брендон закрыл глаза и тотчас уснул: в этом доме всегда спалось лучше.       Сон был глубоким и крепким: Брендон не услышал, ни как открылась дверь, ни шагов, и даже не почувствовал, что в постели он больше не один. И только когда чужое дыхание над ухом окончательно перестало казаться ускользающим сновидением, Брендон распахнул глаза, поднимаясь на локтях.       — Кевин? — хрипло спросил Брендон. Он ведь закрыл дверь на ключ, нет? — Ты зачем здесь? Лекарства?       — Лекарства…       Брендон не видел лица — силуэт и тот растворялся в темноте комнаты.       — В ванной. Сейчас принесу, — сказал Брендон. — Погоди.       — Позже…       — Кевин? Что за?.. — совсем не робкая рука накрыла его пах.       — Т-ш-ш, разве ты не хочешь? — зазвучало шипением. — Ты же всегда этого хочешь. Нам же обоим надо…       Сдернув с него одеяло, Кевин буквально присосался к его плоти, вбирая в рот торопливо и сразу, сколько смог.       — Прекрати… ох! — стон Брендон не сдержал, вырвалось само собой, хлестко и отчетливо, и Кевин принял это за поощрение. Как и пальцы, впившиеся в его волосы, — в игру. — Прекрати немедленно! — рыкнул Брендон, предупреждая.       Удерживая Кевина за затылок, он выдернул вставший член из жаркого рта, показавшегося в ту минуту невообразимо жадным и столь же умелым. Второй рукой Брендон потянулся к ночнику. Глаза резануло сухостью и сразу же стало понятно, почему: если он правильно запомнил время, он проспал всего полчаса. Кевин, тем временем, тоже перестав жмуриться от света, сфокусировал на нем взгляд, в отличие от Брендона, совсем не сонный.       — На меня не надо тратить время, — прошептал он. Его глаза горели, будто он наглотался кислоты. — Я себя уже подготовил.       Брендон всмотрелся в его лицо — последствия собственной несдержанности. С разбитой губы уже сошел отек, но место, куда пришелся удар, все еще закрывала запекшаяся корочка.       — Ну ты просто выключи свет, — Кевин истолковал прилипший к его рту взгляд по-своему. — Или?.. Хочешь, можешь меня еще ударить. А хочешь, я ремень принесу… Ударить еще? Принесет ремень? Не ослышался ли он? Да что этот мальчишка несет? Брендон провел рукой по лицу, отгоняя остатки сна.       — Зачем ты это делаешь? — спросил он и сразу же, не дожидаясь ответа, добавил: — Уходи.       — Почему?.. — бесстыжий, лишенный и малейших следов былого смущения взгляд упал Брендону на член. Вкупе с его побитым лицом происходящее выглядело дико и отвратительно.       — Уходи, я сказал! — процедил Брендон сквозь зубы.       — Да что же ты ломаешься… — судорожно выдохнул Кевин, не сводя глаз с плоти, разбуженной непрошенным удовольствием. — Да как будто тебе это что-то стоит!       Действительно, труд-то не велик. Может, так и стоило бы — выдрать шлюху? Раз и навсегда научить понимать слова? Брендон резко встал на ноги.       Не медля, он сдернул с кровати и Кевина. На пижаме треснул шов.       — Чего ты хочешь? — Кевин торопливо перебирал ногами, путаясь в съехавшей штанине. — Не хочешь отходить ремнем? — вместе с Брендоном он уже был на полпути к двери: уж нет, учительствованием он сыт по горло. — Да как же ты хочешь?! Неважно! Пускай, пускай будет по-твоему… я на все согласен!       — Шлюха!       — Шлюха? Да ну и что? — протараторил Кевин, цепляясь за Брендона руками. — Ну что из этого? Или не этому ты учил?       Натянуть на него съехавшие штаны не вышло ни с первого раза, ни со второго, — Кевин упирался все сильнее. Выплюнув крепкое ругательство, Брендон наконец справился и с ним, и с его сползающей пижамой; полновесную эрекцию та скрывала едва ли.       — Ты же хочешь, я же вижу, ну чего ты, — зашептал Кевин прежде, чем Брендон открыл дверь. — Ну чего же ты!       Последнее «ты» донеслось уже из коридора. Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. Брендон поспешно запер ее на замок.       Намеренно он не прислушивался, но чего еще ждал от него Тайлер, продолжая торчать под дверью? Брендон так и не услышал его удаляющихся шагов, зато слышал сбитое дыхание, — во всяком случае, так казалось, пока он не накрылся одеялом с головой. Никакого чувства вины Брендон не испытал: лишь только глубокое разочарование и нарастающую ярость. Какого черта? Не хватало еще, чтобы шлюхи выкручивали ему руки! Разыграть спектакль перед разбуженной горничной и сбежавшейся на шум охраной? Вынудить открыть дверь, чтобы не пришлось сгореть со стыда перед собственным персоналом? Так горел Брендон уже сейчас! Уснуть быстро не получилось, а под одеялом стало жарко и душно, пришлось раскрыться. Брендон весь взмок. Тело чувствовало непрошеную близость, напоминая не только испариной, но и крепким стояком, в чем ему только что отказали. Чертова обезумевшая шлюха не даст покоя даже если ее вышвырнуть за дверь!       Но даже кое-как утихшее противостояние с собственной природой едва ли принесло облегчение, Брендон был зол и измучен. Скопившаяся тяжесть в яйцах вынуждала вертеться его с одного бока на другой, пока не стало окончательно ясно: сон не вернется сам собой, нужно снотворное.       До душа дело не дошло. Брендон уперся ладонями в холодные края раковины, просто умоется. Думал ли он, забирая Кевина из Мэдисона, что все окончится столь немыслимо скоро? Брендон плеснул в лицо воды. Довольно. Рано или поздно это все равно бы произошло. Все равно. Даже дети прекращают игру, когда та больше не приносит веселья. И это не он, не Брендон Гилберт придумал правила, что для парней вроде Тайлеров дорога в высшее общество сколь коротка, столь же и обрывиста. Так мир устроен.       Лекарство лежало, как обычно, во втором ящике, но таблетки Кевина оттеснили его в самый угол. Через два месяца непрерывного приема Кевину предстояло показаться доктору снова, если, конечно, тот теперь не сглупит и вообще не откажется от помощи. А таковая, со всей очевидностью, требовалась. Пузырьки Брендон сгреб в ладонь, а дальше Кевин пусть уж сам решает.       Кевин не обнаружился ни под дверью в коридоре, ни в спальне, ни в примыкающей к ней ванной. Ну что еще за новости? Брендон спустился в гостиную, но Кевина не было и там. В столовой и на кухне тоже оказалось пусто. Проклятье, ему, что, теперь по всем комнатам искать? Рассудив, что если не застанет несносного мальчишку в патио, то вызовет охрану, пусть посмотрят этаж с бассейном и сад.       Как и весь дом, патио тоже был погружен в темноту, — и здесь от Кевина ни следа, — но Брендон, будто бы у него была на то причина не верить глазам, вышел на улицу. Мелкая морось, словно застыв в ночном воздухе, мгновенно просочилась под халат, добираясь до кожи. Ступая босыми ногами по влажной, холодной плитке, Брендон включил освещение.       В свете зажегшихся фонарей патио не оказалось пустым: на столе из плетеного ротанга валялась перевернутая, опустевшая бутылка, а внизу, скрючившись между стульев, нашлась и сама пропажа. Все в той же пижаме, среди окурков, — их было столько, будто бы он провел здесь целый вечер, — Кевин лежал на сырой земле, без сознания и в луже собственной рвоты.       Уткнув нос в рукав, Брендон торопливо перевернул его на спину. От его хлопков по щекам Кевин медленно открыл глаза, произнес нечто совершенно нечленораздельное, попытался отбросить руку Брендона прочь и снова отключился.       За то время, что Брендона не было дома, Кевин похудел: ел он вообще? Или же это заново вспыхнувшая злость придала Брендону сил занести Кевина в дом, поднять по лестнице и усадить в ванну. Вонючая пижама отправилась на пол вместе с халатом, — Брендона и самого едва не стошнило, пока он раздевался. Поборов соблазн окатить горе-пьянчугу ледяной водой, Брендон настроил теплую: уж слишком громко над ухом постукивали зубы.       От горячих струй, впрочем, Кевин не расслабился и даже наоборот: зашипел и дернулся, будто бы его ошпарило кипятком.       — Не надо… больно, — промямлил он заплетающимся языком.       — Больно что? — не понял Брендон.       — Рука, — снова прошипел Кевин. Звук повторился, когда Брендон осмотрел его ближнюю ладонь и запястье.       На внутренней стороне правого предплечья багровело пятно — аккуратная точка, но кожа вокруг выглядела воспаленной, пусть и не такой же яркой.       — Это что? — спросил Брендон.       — Это адски больно, Брендон, просто дьявольски, — Кевин поморщился, откидывая голову назад, словно бы от усталости.       Устраивая его травмированную руку на бортике, Брендон и сообразил не сразу, откуда взялся свежий ожог, — ожог же? — пока не вспомнил, сколько окурков он видел в патио. Больше вопросов Брендон не задавал. Тщательно обмыв Кевина и молча бросив ему полотенце, Брендон повязал второе у себя на бедрах и тоже умылся. Из ванны Кевин выбрался практически сам, — не без помощи разумеется, но до постели дошел своими ногами, видимо, взбодрила вода.       Одевать его в чистую, сухую пижаму Брендону пришлось самому. Уложив голову на подушку, Кевин будто бы снова утратил способность двигаться сколь-нибудь скоординированно. Зато все время пытался к Брендону прилипнуть, точно магнит, и неважно как — рукой, коленом, плечом, — в ход шла любая часть тела. И это ему почти удалось: момент Кевин все же улучил. Изловчился и притянул накрывшего его одеялом Брендона к себе, вынуждая наклониться еще ниже. Шею Брендона обвило петлей, а кончик уже теплого носа уткнулся в кожу. Помедлив, но по-прежнему не говоря ни слова, Брендон избавился от объятия и отстранился; от Кевина спиртным разило безбожно.       — Ты злишься, Брендон? Не надо, — тихо проговорил Кевин, когда Брендон открыл окно. — Это была дурацкая идея. Все это.       На его слова Брендон отреагировал не сразу, но когда обернулся, Кевин уже отключился. И к лучшему, он не хотел разговаривать. Кевин прав, все это была дурацкая идея. Абсолютно все.       В комнату он вернулся с мазью и пластырем. Обрабатывая ожог, Брендон и не думал ни о чем ином, но взгляд все же упал на молчаливые, неподвижные губы: бледные и почему-то пересохшие, даже такие, они соблазняли потрогать их хотя бы пальцами. Происходящее искривленно напоминало их первую встречу, — он тоже тогда смотрел на эти губы — живую версию тех, что неделями стояли перед глазами. Сколько раз это случалось с Томом? Подобное тому, что сделал с собой Кевин? Нет, Том не изувечивал себя, Брендон, скорее, подумал про алкоголь до беспамятства, а следы он бы точно заметил: Том не резал себя и не прижигал, он не разменивался. К счастью для самого себя, Кевин был трусливее, Брендон не видел в нем самоубийцу, во всяком случае до этой ночи. Сегодняшнее же пошатнуло прежнюю уверенность: то, что Брендон наблюдал воочию, могло оказаться той самой, первой ступенькой в бездну. Брендон искривил губы в подобии усмешки. Что, господь наконец-то изыскал для него средства шантажа? В эту минуту, кажется, он возненавидел это существо еще сильнее, хотя куда уж больше. Следом накатило презрение.       Ведь все, все же было уже хорошо. Да, не сразу, да, с Кевином им понадобилось время друг друга узнать, — слова вроде «привыкнуть» Брендон старательно избегал, от него фонило пресыщением. Но их связь не отбрасывала подобных теней, за семь истекших месяцев Брендон ни разу не испытал ту бесцветную скуку, которая неизменно настигает людей в постоянном обществе друг друга. Возможно бы и стоило, но Брендон не задавался вопросом, почему Кевин так легко забыл, сколь чудесны были дни на яхте и ночи на вилле. Ответ он ведь знал давно, задолго до появления Кевина: шлюхи тебя не полюбят. А значит, возможно, пора было подумать о ком-то еще, о ком-то более подходящем.       Вот только ни о ком больше не думалось и не хотелось: пусть и недолго, но вместе им же было хорошо! Настолько, что тот, кто именует себя Творцом, захлебнулся от зависти собственной желчью. И пускай через четверть часа рука Кевина уже не выглядела столь болезненно, — подействовала мазь, — Брендон так и не покинул их спальню. Сидя на краю кровати, снова полувозбужденный, он неотрывно всматривался в лицо Кевина, запоминая и вожделея его и такого, с синяками. Если бы Кевин не валялся в отключке, точно бы спросил: чего пялится, — пусть даже и прозвучало бы это воспитаннее.       — Что-то не так? Так пристально смотришь.       — Весь день ты будто не в себе, — ответил бы Брендон.       Разговор не был ни фантазией, ни галлюцинацией: от всколыхнувшихся сомнений он вовсе не сошел с ума, просто разрешил ожить воспоминаниям всего-то двухнедельной давности.       — То, что вчера было со мной, — задумчиво начал Кевин, — я словно был под кайфом. Или пьяным. Или все вместе, — он уложил голову на подушку так, чтобы хорошо видеть Брендона: что же именно он ответит.       Брендон поднялся на локте, заглядывая в глаза.       — Тебя это пугает?       — В моменте вроде как нет. Когда мы начали… э-м… проникновение, — Кевин, подбирая слова, запнулся, — мне было хорошо. И, наверное, даже слишком, раз я толком ничего не помню. Сабспейс? — Кевин чуть улыбнулся. — Узнал новое слово. И еще одно. Топспейс. Домспейс? Ты тоже это почувствовал?       А вот Брендон улыбнулся по-настоящему:       — Я получил удовольствие, малыш. Но для тех вещей, о которых ты спрашиваешь, вчерашнего мне недостаточно.       — Но достаточно уже было? Не со мной. Вообще. Когда-то.       — Тебе не о чем переживать, — Брендон взял его ладонь в свою и поднес к губам. — Даже когда достаточно, я не теряю фокус. Со мной безопасно.       Да, пространство верхнего наполнено тьмой помыслов, но где еще, как не в темноте, ты, мальчик, сможешь увидеть звезды? Сказано это было Брендону давно, когда он и сам был в возрасте Кевина, но слова запомнились. Тот же человек приучил его предлагать нижнему лишь то, что испробовал на вкус сам.       — И куда они делись? — бесцеремонно спросил Кевин, прикипая к нему взглядом. — Те, с кем было то самое удовольствие?       — Это не было отношениями. Просто секс.       — Просто секс, когда требуется столько доверия? То есть, человек дает себя связать, разрешает избить или обжечь первому встречному? — хмыкнул Кевин. — Думаешь, я поверю?       — Дело исключительно твое.       — Так ведь не бывает, что доверие есть, но только в сексе, а в обычной жизни обходишься без него? Оно ведь расползается на все, нет?       В тот вечер Брендон принял допрос за тень ревности, и он ошибся. Смысл он поймет позже: Кевин ему не доверял и, очевидно, доверять не собирался. А практики… практики со временем истончат любую преграду — вот что беспокоило в тот вечер Кевина.       И все же он попросил еще. Еще свечей. Еще веревок и еще шлепков — посильнее. И никаких повязок на глазах.       — Это не контроль, — Кевин поспешил добавить. — Просто когда я тебя вижу, удовольствие сильнее. Почему-то мне нравится за тобой наблюдать. Можно же?       Повязки не было, Брендон удерживал взгляд Кевина, пока глаза сладостно не закатились, а после, — привязав его к кровати за щиколотки, — от ударов у Брендона онемела ладонь. Каждому новому всхлипу: «Сильнее, пожалуйста, сильнее!» — Брендон не мог отказать.       Сильнее могло быть только ремнем — из того, что было на вилле под рукой, — и Кевин сказал «да».       Разнеженный и измученный удовольствием анус, приняв стеклянный дилдо, розовел ярко и болезненно, пока выпоротые ягодицы отдыхали. Много времени им Брендон не отвел. За каждым новым ударом Кевин шипел, иногда ругался — то громче, то тише, иногда поскуливал, но никаких «дэйзи» Брендон не услышал ни криком, ни шепотом. У Кевина стоял колом. И Брендон не сдержался.       К грязным разговорам в постели он относился как к грязным разговорам в постели, всего пару раз в жизни Брендон чувствовал себя цельно, проговаривая вслух пошлости, хотя просили его об этом часто. Он делал это, наигранно и лживо, но в ту минуту мало что могло быть естественнее, чем прошептать Кевину на ухо:       — Мой грязный, провинившийся мальчик хочет, чтобы теперь его наказали членом. Да, Кевин?       Брендон медленно вынул из его зада игрушку. «Просто сделай это», — такие ответы не принимаются. Дразня пальцем по ободку, он вынудил Кевина выпрашивать по-взрослому. Давай, Кевин, раздвинь ягодицы и жди, учтиво подставляя разработанную дырку, пока твое приглашение не будет принято.       Мало что из этого было новым — они уже практиковали и подчинение, и наказания, — но с тем, чтобы включить в одну сессию все сразу, Брендон, возможно, поторопился. И Кевин не простил ему унижения, а им двоим — даже мимолетных счастливых часов, вернув сказанное в страсти тоном, каким обходятся с официантом, поднесшим тарелку с упавшим в суп волосом.       Перебор? Да брось, Брендон, просто до тебя, наконец, дошло то, о чем говорил отец, и теперь оставалось злиться лишь на одного себя, когда вопреки здравому смыслу ты возложил на эту связь надежды. К счастью, наваждение хотя бы не успело разрастись, да и в необратимость чувств Брендон все еще не верил.       Вернувшись к себе, Брендон завалился в кровать, задушив в пустых объятиях подушку. На большее, чем закрыть глаза, уже не осталось сил.       Утром Брендон проснулся раньше будильника, и, несмотря на то, что проспал не более трех часов, с постели он встал, — нет, не бодрым, — в тонусе, — то натянутое ощущение, когда знаешь наперед, ничего радостного предстоящий день не сулит. Не дожидаясь пробуждения Кевина, — похмелье не лучший посредник в переговорах, — Брендон уехал в офис. На работе он был рассеян и одновременно несдержан, позволив себе несколько раз повысить голос на секретарей. К двум часам стало окончательно ясно: от него в компании пользы сегодня никакой. Как если бы предположить, что такая могла быть где-то в другом месте, Брендон вернул важные документы в сейф, остальное распределил по ящикам, оставляя за собой стол в привычном, идеальном порядке.       Водитель получил распоряжение отвезти его на Риджент-стрит: он прогуляется полчаса. Брендону не требовалась тишина уединенных парковых аллей, он уже точно знал, что и как скажет Кевину. Хочет тот или нет, но лечение закончит. В конце концов, доктор Йорд вполне может наблюдать за ним дистанционно, получая необходимые анализы непосредственно из Штатов. Что касалось Кевина, у Брендона был заготовлены и кнут, и пряник. В день окончания медицинского наблюдения Кевин получит дополнительный денежный перевод, покрывающий два года аренды снятой им квартиры. Если же Кевин заупрямится, в ход пойдут угрозы, и Брендон дал себе слово не гнушаться никакими.       Брендон не ожидал, что его пребывание в Вест-Энде затянется. Он уже возвращался к машине, как на перекрестке Брук-стрит и Бонд-стрит его окликнул Марк Рейнолд, давний приятель университетских времен, взявший пару недель отпуска, чтоб провести их с дальней родней. После выпуска они виделись крайне редко — Рейнолд переехал в Австрию, и с тех пор их графики чаще не совпадали. С женитьбой Брендон поздравлял его по телефону, как и с рождением первенца, а новость о том, что Рейнолды ждут второго малыша, новостью для Брендона не стала, правда, к тому моменту, когда он услышал о ней впервые, пол ребенка был еще неизвестен. За чашкой кофе, какую сопровождали рассказы о жене, шестилетнем сыне и предстоящем рождении дочери, Брендону было довольно странно наблюдать, как Марк Рейнолд, некогда ловелас, любитель наркотических трипов и групповых оргий, превратился в заботливого и счастливого семьянина. Брендон был за него рад, но поддержать рассказ было нечем.       Хотя общая тема все же нашлась.       — Райли так вырос, — улыбнулся Марк. — Течение времени всегда видишь на чужих детях. Хотя этот уже точно не ребенок.       Речь шла о Райли Степлтоне-Хакките, формально Марк приходился ему троюродным племянником, хотя сам был старше на тринадцать лет. Райли был поздним и немыслимо желанным ребенком, что, впрочем, едва ли сказалось на нем сколь-нибудь отрицательно: Маргарет воспитывала сына мудро.       — Я видел их двоих на аукционе, — сказал Брендон. — Январь, кажется.       — Я знаю, — ответил Марк. — Райли о тебе спрашивал.       Брендон кивнул и ответил, что некоторое время провел вне Англии, сначала в Америке, а после в Италии. Оба снова обменялись репликами о быстротечности времени и позже сошлись на мнении, что уж кого годы не берут, так это Маргарет. В свои шестьдесят герцогиня по-прежнему восхищала элегантностью и стилем, так что могла с легкостью дать фору юным племянницам, а сын определенно пошел в мать.       Ближе к вечеру Брендон вернулся домой. Попросил горничную пригласить Кевина и сам направился в кабинет, не переодеваясь. Так легче будет всем и, в первую очередь, самому Кевину: чем раньше все закончится — тем лучше.       Долго ждать Брендону не пришлось: спустя минуту Кевин стоял прямо перед ним. В ответ на «надо поговорить» Кевин опустился в кресло, ссутулился и поднял на восседавшего за столом Брендона тусклые глаза.       — Прости за вчерашнее. Это было так тупо… Все из того, что я наделал.       Брендон, пристально за ним наблюдавший, перевел взгляд на свои скрещенные пальцы.       — За вчерашнее уже простил, — ответил он, хотя с ответом помедлил. — Хочешь сказать что-то еще?       Кевин молча покачал головой и тоже уставился на свои ладони. Те едва заметно подрагивали на сведенных коленях.       В горле у Брендона почему-то пересохло: стакан с водой был бы не лишним, но из жидкого в кабинете был только алкоголь. Брендон коротко прокашлялся.       — Последние дни выдались излишне напряженными, не находишь? — произнес он, словно бы объясняя возникшую заминку. — Но вместе с тем каждому из нас представилась неплохая и, что видится мне важным, своевременная возможность понять некоторые вещи. Прежде всего, я хочу, чтобы ты знал, решение не было ни легким, ни быстрым.       — Я понимаю, что заслужил наказание, — Кевин опустил голову ниже. — Я готов.       — Наказывать тебя уже бессмысленно.       Кевин дернулся и вскинул на него тревожные глаза:       — Мы… Мы что, прощаемся? — он принялся ковырять пластырь, заклеивший ожог. — Или?..       — Кевин, хватит!       — Ты говоришь, прямо как политик. А когда они говорят что-то такое, обязательно жди новое дерьмо. Что ты решил, Брендон?       Распахнувшаяся дверь остановила Брендона на полуслове. Кто посмел войти в кабинет без стука? Тот, кому могло сойти такое с рук, уже сидел перед ним, словно на эшафоте.       — Ой, ты не один, Брендон? — с порога донеслось удивленным голосом Ив. — Я не знала.       Но смятение Ив длилось недолго. К Брендону она направилась торопливыми шагами и со счастливой улыбкой на лице: сюрприз! Крепко обняла его за плечи и поцеловала в щеку.       — При-ве-ет, — игриво протянула она Кевину, задержав взгляд на его лице. — Я не вовремя? — последнее она спросила снова у Брендона.       Как ни в чем не бывало, словно бы и не было у него пол-лица в сине-зеленых пятнах, Кевин ей улыбнулся:       — Как дела? Давно не виделись. Жаль, не пересеклись на вилле.       — Да ерунда! Может, у тебя еще получится туда вернуться, тогда и затусим, — подмигнула она. — Брендон, я распорядилась подать ужин через час. С дороги готова съесть слона.       — Отлично, — Брендон поддержал идею. — Я тоже проголодался. Когда он встал на ноги, Ив снова его обняла:       — Встретимся в столовой. Как же я соскучилась!       Проводив ее до дверей, Брендон вернулся к столу и к разговору.       — Ты покинешь мой дом сразу после ужина, — сообщил он Кевину ровным, спокойным голосом. — У тебя есть час на то, чтобы собрать чемоданы. Возьми все, что хочешь забрать с собой. Охрана вызовет такси. Номер в «Ритц» забронирован на твое имя на одну ночь.       Кевин, глядя на него во все глаза, слушал, не шелохнувшись.       — В течение трех дней твой счет будет пополнен, — продолжил Брендон. — Сумму я сейчас не назову, этим вопросом занимается моя секретарь. Тариф тот же, что был, за три полных месяца. В случае соблюдения условий, обозначенных доктором Йордом, тебе придет дополнительный денежный перевод по окончании лечения. Чтобы избежать путаницы, Мелинда рассчитает сумму по принципу «день приема лекарств равнозначен дню моего гостеприимства».       Проговорить все это оказалось легче, чем Брендону представлялось. Всего лишь сделка, пусть и с нетипичными условиями.       — Но если твою глупую, Кевин, голову посетит мысль оскорбить за ужином Ив или, убереги тебя господь, высказаться о Джордже, ты очень сильно об этом пожалеешь, — напоследок, перед тем выставить его сначала за двери кабинета, а потом и вовсе из жизни, Брендон добавил: — Снисхождения не жди.