Amber Run - I Found
«Если ты одержим какой-то мыслью, то она подстерегает тебя на каждом шагу, даже в воздухе ты чуешь её запах»*
Гермиона сидела на пустой кровати, поджав под себя сложенные ноги, которые были спрятаны в тяжелых путах одеяла. Одинокая, скованная наручниками рука безвольно висела над батареей, терпя прохладные сквозняки, скользящие колкими язычками по воздуху. Холодный металл ощущался привычным кольцом на нежной коже, из-за чего Гермиона практически не обращала внимание на существования пытливых оков. Свободной рукой девушка перелистывала шероховатые страницы, пробегаясь глазами по сюжетным строчкам. Окруженная книгами, она старательно отвлекалась от суровой реальности, пытаясь найти утешение в бумажных переплетах. Внимая каждое слово, Гермиона с наслаждением смаковала литературу, привлекая своим воображением яркие образы, стремительно проносящиеся перед глазами пестрым калейдоскопом, и, наверное, это можно было считать мимолетным иллюзорным убежищем. Она представляла, как пробирается через густые ветви склоненных ив к просачивающимся лучам солнца. Книжный персонаж радостно махал ей в след, подбадривая Гермиону двигаться дальше и ни за что не останавливаться. Длинные лозы ласкали её руки, когда она тянулась к заветному теплому мерцанию, осторожно раздвигая ветви плакучего дерева. Приятная прохлада окутывала изящные ноги нежным шлейфом свежести, придавая уверенность ускоряющимся шагам. Но чем дальше Гермиона погружалась в зеленую глубь, тем недоступней становился свет в конце растительного туннеля. Обнимающая листва с каждым шагом напоминала горячие мужские руки, алчно опутывающие женское тело тугим узлом. Она задыхалась от боли в скованных запястьях, которые тянулись к охристому небу из последних сил. Цепкие ветви превращались в скользкие острые лезвия, наказывая беглянку за попытку скрыться кровоточащими царапинами. Плутая в расплывчатых образах, Гермиону вырывала из утопии отрезвляющая реальность, напоминая телу про забытые ощущение страстных прикосновений в интимных местах. Бездумно наблюдая за закрытыми окнами, она мечтала узнать, что же происходит за пределами этого дома. В голове тревожно билась мысль о родителях, мелькая перед глазами белым бельмом. Знают ли они, где находится их любимая дочь? Помнят ли они о том, что у неё была выставка, получившая второе название «Эдем таинственной Евы»? Что, если эта Ева была похищена в кромешный Ад? Влага выступила на глазах, но Гермиона быстро смахнула слезинки с нижних век, проглатывая ком безвыходности. Лихорадочно перелистывая страницы прочитанных книг, в которых когда-то таилась надежда на успокоение, она жалобно всхлипнула, с отвращением отбрасывая бумажный переплет в сторону. Рука зудела и сводилась судорогой в наручниках, отекая от одного ненавистного положения. Но больше всего эмоциональное состояние угнетал предмет, предназначенный для малых нужд, который стоял возле кровати, смущая и без того заалевшую девушку. Можно ли это назвать паталогической заботой? Или патологической ненормальностью? Во всех действиях Тома Гермиона явственно видела шквал противоречий, вихрем сносящий с трудом возведенную вокруг неё защитную платину. Она не пыталась понять его, потому что в этом не было необходимости. Грейнджер четко знала, что проблемы чужого человека – не её проблемы, и помочь справиться с ними можно только нормально попросив об этом. Но, как бы иронично это не звучало, просьба о помощи не давала о себе знать. Отвлекшись от отчаянных размышлений, Гермиона застала себя за неосознанным перечитыванием одной и той же страницы, смысл которой постепенно доходил до утомленного разума. «…я хрипел, задыхался собственной кровью, но не терял надежды. С трудом достал скрюченными пальцами железячку из зажима и вставил в замок наручников. Повернул, щелкнул. И путы упали на пол в поражении.» И путы упали на пол в поражении… Зажимы для бумаги? Гермиона закусила нижнюю губу, вчитываясь в строки до дрожи в зубах. Чем дольше она гипнотизировала чернильные буквы, тем сильнее волнующий трепет покалывал далеко спрятанное под титановой броней самообладания живое и хрупкое. Перед глазами постепенно складывался пазл в воодушевляющую красочную картинку, в которой кареглазая отчетливо разглядела одну вещь: механизм наручников имел схожее строение с железной частью зажима, и эта мысль не давала ей покоя. Но как? Как повернуть основание до заветного щелчка? Множество вопросов свалились одним тяжелым грузом, но почему-то эта увесистая кипа незнаний вселяла будоражащее чувство скорой свободы. Гермиона должна узнать все любым способом и продумать до мелочей опасный план. Внезапный хлопок входной двери отвлек девушку от полюбившейся тишины и прекрасных часов одиночества, и через некоторое мгновение раздались тихие неспешные шаги к комнате, в которой она находилась. Женская рука машинально потянулась к краям одеяла, с трудом натягивая его до самых плеч, образуя вокруг тела спасательный кокон. С каждым её движением наручники царапали поверхность батареи скребущим звуком, заставляя Гермиону невольно поморщится. Но она, почти что до потери пульса, не хотела быть доступной - во всех смыслах этого слова. Брюнетка затаила дыхание и прекратила дергаться, когда в комнату вошел Том, принося с собой легкий уличный сквозняк. Девушка ощутила жгучие мурашки на коже даже под толстым слоем одеяла. Но они были не из-за внезапного холода. Горячие губы жадно впивались в податливую женскую шею, кусая и помечая бархат изгибов... Гермиона позволила себе вздрогнуть, но эта щедрость не заставила её спрятать взгляд от Тома. Она опасливо смотрела на него, разглядывая и задумываясь одновременно над тем, что он сделает с ней сегодня. Вокруг похитителя витала аура напряжения, возбуждения и агрессии. От Гермионы не скрылась проступающая на чужом лице злоба, которая подчеркивала жесткие мужские контуры острой пеленой свирепости. Зачесанные назад смолистые волосы, казалось, боялись спадать вниз, не желая обжечь кончики об горящую кожу, потому что именно сейчас она пылала пожаром. Холодным леденящим пожаром неестественной бледности. Внутренности Гермионы сжались, стоило ей пересечься с темным взглядом Тома, в черноте которого виднелись острые кинжалы, готовые безоговорочно пронизывать все, что могло попасться им на пути. Она не обнаружила тлеющих угольков ненормальной нежности, на которые смотрела сквозь пелену слез, когда слушала извинения за его порывистое поведение. Совсем ничего. Гермиона не была знакома с этим пугающим состоянием, и это осознание наводило животный ужас, потому что сейчас казалось, что еще одно её движение и Том яростно сорвется с места и убьет, не волнуясь об появлении акварельных разводов алой крови на безупречно белой рубашке. Она не двигалась, когда мужчина шумно втянул воздух и расстегнул наручники, хватая её за предплечье и дергая на себя. Боль от захвата отдалась по всей руке, и Гермиона тихо застонала, стискивая зубы от грубых действий Тома. Он не проронил ни единого слова, даже не оглядел свою жертву собственническим взглядом, и эта гремучая смесь страха и недоумения искрилась в подкорках сознания. Мужчина потащил Гермиону на кухню, усиливая хватку на руке, когда она не успевала за его быстрым шагом. Гнетущее молчание настораживало, но дикий ужас появился лишь тогда, когда Грейнджер предположила, что может быть скрыто за этой немотой. Что-то произошло. Том посадил покорную девушку на стул, бросая последний беглый напряженный взгляд пленяющих омутов в её сторону. Она вздрогнула, когда заметила, что похититель не пристегнул ногу наручниками к ножке стола, как это было раньше, но решится на побег Гермиона побоялась. Не сейчас, особенно когда чужая злость пропитала и без того нелегкую атмосферу. — Чем занималась, пока меня не было? — прозвучал низкий голос, отвлекая девушку от разглядывания свободных ног. Затаив дыхание, Грейнджер внимательно наблюдала за напряженной спиной Тома, который орудовал ножом над кухонной доской. Низкий голос с оттенками холодности и прикрытой агрессии разбудил инстинкт самосохранения, заставляя Гермиону вести непринужденную беседу. — Читала те книги, что ты оставил, — в звенящей тишине её голос прозвучал слишком слабо и неуверенно, и немного помедлив, она добавила, — хорошие…книги, мне понравились. Мужчина хмыкнул. — Еще бы. В комнате вновь воцарилась тишина, в которой мимолетно проскакивали звуки звенящей посуды, но под витающей в воздухе вуалью напряженности они сходили на нет. Гермиона пристально разглядывала жилистые руки Тома, заметно подрагивающие при движении кистей. Обхватывающие нож пальцы впивались в ручку с дикой силой, заставляя кровь прилиться к месту сопротивления. Казалось, что острие предмета скоро окажется полностью в деревянной доске, и эта мысль заставила девушку ужаснуться. Какие черти взбудоражили его? — подумала Гермиона, не прекращая свои наблюдения. Не прикованная мертвой хваткой к ножке стола правая нога все еще не давала покоя. Ужасное нетерпенье, сродни голоду, обуяло девушку встать и убежать из тошнотворного кошмара, но невидимая сила заставляла её покорно сидеть и терпеть исходящее от похитителя раздражение. Решив, что лучшим способом избавиться от нежелательных мыслей, которые будут мешать новой тактике поведения, это элементарно переключить внимание на что-то другое. Разглядывать уже знакомую кухню не было интересным занятием, поэтому она обратила свое обостренное внимание на поверхность стола, пытаясь с усердием абстрагироваться от происходящего. Особенной и неожиданной странностью для Гермионы стали лежащие на другом конце кухонной мебели бумаги, повернутые к ней лицевой стороной. Приглядевшись, она разобрала пару строчек, среди которых большими буквами был написан адресат: Том Марволо Реддл Еще ниже Гермиона увидела адрес, на который пришли счета. 3 Ilchester Place, London W14 8AA. На мгновение она почувствовала легкое головокружение, когда перед глазами помутнели буквы, но в следующий момент Гермиона вернулась к действительности. Это был западный район Лондона, и в этих окраинах находился Холланд-парк, и, как знак следствия, дом похитителя располагался в самом сердце Англии. Она должна знать это. Перед ней неожиданно появилась тарелка со спагетти и стакан с абрикосовым соком, чарующий сладким запахом проснувшийся аппетит. Столовые приборы незамедлительно опустились рядом с посудой, и она невольно наклонилась вперед, когда над её спиной навис мужчина, слышно втягивая в себя исходящий от волос тонкий шлейф. К счастью Гермионы этот момент продлился недолго, и в следующую секунду Том отстранился от неё, вновь обращая льдистый взгляд в сторону пленницы. Поджав губы, она с трудом обхватила ослабевшими пальцами столовый прибор, стараясь не обращать внимание на чужое присутствие. Наколов макароны, Гермиона нахмурилась – они были холодными. — Что-то не так? Девушка медленно прожевала полузамороженную еду, незаметно давясь твердыми кусочками мучного изделия. — Все нормально, — сделав глоток сока, Гермиона поморщилась от вставшего кома в горле. Том пребывал в отвратительном настроении, и ради своего же блага она предпочла надеть маску покорности, соглашаясь на все условия мужчины. По высчитанной закономерности, вероятность остаться нетронутой была больше половины, и позиция послушной девочки должна перетянуть удачу на её сторону. Ей нельзя просчитаться. Только подчинение. Жуй, глотай, наслаждайся. — Нет, — Том выхватил вилку из руки, кладя еду себе в рот. Тихое шипение, сменяемое ругательствами, напугали Гермиону, — они холодные! У тебя что, язык отсох?! Почему ты продолжаешь делать это? Она вскрикнула, когда тарелка полетела со стола на пол, разбиваясь с характерным звуком на мелкие кусочки. Резкая крепкая хватка на плечах выбила весь воздух из легких, заставляя давиться удушливой теснотой в горле. Бушующий океан ярости в глазах Тома сковывал Гермиону в невидимые железные тиски, а чужая тряска сильных рук вызывала из потаенных мест сознания ненавистный страх. — Мы договаривались, что ты не будешь молчать, Гермиона. Говори про то, что тебе не нравится, рассказывай, о чем ты думаешь, когда я рядом и когда далеко, — ядовитый тон голоса сочился из губ похитителя, и девушке казалось, что от такой интонации на её коже появятся омерзительные язвы, — не будь тупой сукой, сокровище, и не смей испытывать мое терпение, пока я не передумал быть заботливым сопляком. Женская рука инстинктивно дернулась в сторону, и Гермиона, не заметив стоящий рядом с ней стакан, опрокинула содержимое на чистую рубашку. Насыщенный оранжевый цвет окрасил ткань большим мокрым пятном, стекая липкими струйками по обнаженным ногам. Судорожный вздох едва контролируемой злости нарушил нависшую тишину. На глазах Гермионы навернулись слезы, и, оцепенев, она подняла испуганный взгляд, который моментально попал в плен мрачных омутов дикого зверя. В его лице не было ни искорки жизни, ни намека на раздражение; оно сделалось непроницаемым. Сильные люди каждый день преодолевают свои страхи. Сможешь ли ты, Гермиона? Том затащил её парализованное от страха тело в ванную, все также стискивая зубы и двигая желваками от проступающей внутренней агрессии. Она шептала без остановки два слова, на которые больше всего возлагала надежду, но "пожалуйста, нет" было недостаточно для того, чтобы похититель прекратил кошмарить ослабевшую психику Гермионы. Ледяные струи из душевого шланга окатили холодной коркой нежную кожу, оставляя после себя красные пятна от напора воды. Том сорвал с неё рубашку, отбрасывая ненужную вещь в сторону, полностью обнажая дрожащее тело. Бешеный пульс обезумевшего от резкого контраста сердца отдавался громкой пульсацией в висках, оглушая Гермиону почти что до потери рассудка. Горячие слезы смешались с ледяной водой, когда струи нещадно попадали по глазам, ослепляя её. Прозрачная вуаль раскрылась перед ней, и девушка подняла налитые свинцом веки, чтобы увидеть перед собой лицо похитителя. Оно осталось тем же, что Гермиона запомнила на кухне: непроницаемым, но таким жестоким. — Скажи мне, почему у тебя дрожат губы? — опасный тон появился в голосе мужчины, и Грейнджер начала молиться, чтобы её ноги не подкосились от ужаса. Тяжелые капли воды стекали по жестким ресницам Тома, под которыми скрывались пронзительные серые глаза. — буду ли я прав, если скажу, что тебе страшно? Поток воды стал немного мощнее, а температура ниже, из-за чего пальцы ног свело судорогой. Она ощутила крепкий торс Тома, который прижался к её поджатому от холода животу, вызывая внутри хаос от противоречивых чувств. Жесткая ладонь жадно обхватила женскую лебединую шею, предупреждающе сдавливая пальцы на грудино-ключичных мышцах. Гермиона издала слабый протестующий писк и, сомкнув губы в тонкую полоску от попадающей в горло воды, настороженно посмотрела на приближающееся лицо. Ей было страшно и холодно. — Страшно, Гермиона? Или, быть может, настолько холодно, что твои губы посинели? — грубым голосом спросил мужчина, гипнотизируя темными глазами невинную пленницу. — Не молчи! Говори, тебе холодно или страшно?! Она закричала, когда мужчина увеличил поток холодной воды, направляя мощные струи на окоченевшее тело. — Холодно, Том! Пожалуйста! — истерично закричала девушка, закашливаясь от попавшей в рот жидкости. Тихий рык раздался возле уха, и в следующую секунду ледяная вода стала горячей. Мышцы заныли от резкого контраста температур, из-за чего ей пришлось облокотиться об стену, чтобы не рухнуть вниз. Гермиона с жадностью вдыхала в себя воздух, словно это было то самое далекое заветное желание, когда Том убавил напор, позволяя чужой истерики сойти на нет. Горло саднило от нервного истощения, и Грейнджер молилась, что не должна упасть в обморок. Она с отвращением посмотрела из-под опущенных ресниц на похитителя, на лице которого не было отпечатков ярости и напряженности - только слепящая насмешка, зрелая и четкая, опасно непредсказуемое веселье и огромное, не знающее границ возбуждение. — Это так легко, говорить о том, что тебя волнует, — низким голосом протянул Том, ставя руки по обеим сторонам женской головы, — молчание - не есть хороший способ для решения проблем в отношениях. — Ты исчерпал все известные формы порочности и придумал себе новое развлечение, как издеваться надо мной таким способом, — не сдержалась Гермиона, затравленно наблюдая за довольным лицом напротив. — Если ты считаешь, что это издевательство, то смею огорчить - это ошибочное мнение. — Тогда почему твои слова идут врознь с действиями? — она вздрогнула, когда руки Тома отняли её ладони от груди. Переплетая пальцы, мужчина крепко обхватил их, поднимая над головой девушки. Гермиона застыла, когда он прислонился своим лбом к её, выпуская горячий воздух прямо в губы. — Потому что мне нравится твоя реакция. Нравится то, как в твоих глазах расцветает страх, а в следующую же секунду сменяется на непокорность, — большой палец нежно обвел контур женских губ, слегка надавливая ногтем на нижнюю вершинку, — я хочу увидеть твое истинное лицо. Позволь себе открыться мне, сокровище. Внезапный поцелуй заглушил жалобный стон Гермионы, и давление горячих губ сокрушилось на нежные уста. Он смаковал сладкую тонкую кожу с упоением, посасывая и обводя языком места наказывающих укусов. Сильные руки Тома завели её кисти за спину, не давая девушке вырваться из страстных объятий. Она дрожала от холода плиточной стены позади себя и от прижимающегося разгоряченного тела, под кожей которого перекатывались упругие мышцы. Это было волнительно и непредсказуемо: страх, из-за которого сводило поджилки, сменялся на острое покалывание внизу живота, что вызывало неконтролируемое отвращение к ситуации. Ей не должно нравиться. Гермиона задыхалась от накалившегося воздуха вокруг них, пытаясь освободиться от жадных губ Тома, которые требовательно сминали её в своем плену. — Пожалуйста, нет, — вода продолжала струиться по их телам, окутывая горячей прозрачной вуалью изгибы, — я не могу, страшно, Том. — Я не слепой, чтобы видеть очевидное, — резко прервал он, — перестань лгать мне и себе, Гермиона. Она почувствовала прижимающийся к её лону жар и мгновенно запротестовала. — Прошу тебя, нет... — Замолчи, — рыкнул он, впиваясь в шею требовательным поцелуем. Гермиона застонала от пронзившей горло боли, дергаясь под мужчиной, как безвольная кукла. На неё вновь начало накатывать отвращение к происходящему. Ей казалось, что она видит сгущающиеся волны утомления; страх и неспособность противостоять сильному полу накапливались вокруг, а страстные поцелуи по всему телу высасывали последние капли самообладания. Том тихо постанывал, вбирая в теплый рот четко очерченные соски. Его язык ловко игрался с вершинками, алчно всасывая в их в себя, вызывая нервный всхлип сверху. Тело предательски дрожало под умелыми ласками мужчины, но разум бил тревогу, не давая Гермионе окончательно отдаться первобытным инстинктам. — Знаешь, почему я принял сегодня столь радикальные меры? — она вскрикнула, когда Том прикусил нежный сосок, оттягивая его на себя, — хочешь знать, какая мысль вызывает у меня дикое желание запереть тебя в своем подвале на целую вечность? Хрупкое тело забилось в конвульсиях, когда чужая рука настойчиво двинулась вниз, цепляя подушечками пальцев клитор. Инстинктивно сжавшись, Гермиона прикусила нижнюю губу, оттягивая острием зуба кожицу, тем самым давая струйке крови течь по подбородку. Плавными эротичными движениями пальцы потирали налившиеся возбуждением складки, медленно толкаясь к сосредоточению женственности. Тихий всхлип, наполненный жалостью и ненавистью, распалил дикий жар Тома, заставляя его гортанно стонать в пухлые губы Гермионы. — Есть те, кому не безразличен твой иностранный дружок, — начал он, слизывая кровь с дрожащего подбородка, с удовольствием смакуя чужой вкус сдержанности, — безусловно, ты можешь относить себя к этой категории. Но знаешь, как легко управлять чужим разумом? Холодная волна здравого рассудка окатила её внезапным штормом, когда она услышала, про кого говорит похититель. Отвращение сменило обманчивое удовольствие, заставляя тело напрячься с новой силой. — Сначала нужно убедить всех, что ты мирный житель, не смеющий идти против закона ради достижения своих заветных желаний. А потом, когда серьезность примет обманчивую маску доброжелательности, нужно пошутить или состроить мерзкий щенячий взгляд, рассказывая при этом любую убедительную чепуху. И самое забавное, что этот мираж не могут различить с реальностью. Его огромные руки запутались в каштановых волосах, дергая и потянув их так, что её голова запрокинулась назад, обнажая напряженную худую шею. Темный возбужденный огонь не смел тлеть в глазах Тома, предпочитая опалять плавные изгибы пленницы. Гермиона тяжело задышала, когда он вжал её тело в себя, дразня вставшим членом влагалище. Искаженное дьявольским возбуждением лицо с одного взгляда вызывало невыносимый ступор, из которого она не могла выбраться. — Помни, Гермиона, ты - моя, и ничья больше. Если найдутся те, кто займется твоими поисками, будь уверена, — горячее дыхание, смешавшееся с теплыми каплями воды, распаривало утомленное тело, — я найду способ прекратить это. Его губы снова впились с напором в бархатные вершины Гермионы настолько сильно, что она не сразу почувствовала резкий толчок, из-за которого весь воздух покинул её легкие. Он закинул женскую ногу на свое бедро, сильнее вколачиваясь в мягкое, но сухое лоно. Глубокие толчки неприятно растягивали внутренности, и Гермиона отчаянно вскрикивала, цепляясь ногтями в крепкие мышцы спины Тома. Мужчина зарычал, подхватывая девушку и подминая под себя. Внизу пульсировало адской агонией, и на секунду Грейнджер подумала, что умирает от грубого натяжения стенок влагалища. — Ты такая узкая, расслабься, — прошипел он, сбавляя темп толчков. Она заплакала, обвиняя себя в предательстве своего рассудка. Девушка громко ахнула, когда Том отстранился, а затем снова погрузился в неё, посылая ошеломляющий импульс вверх по позвоночнику. Учащенные вдохи и хриплые стоны наполняли комнату, и влажные шлепки разгоряченных тел распыляли первобытные животные инстинкты. Мужчина начал набирать скорость, вбиваясь в Гермиону так, что ей стало трудно дышать. Её зрение постепенно затуманивалось, когда сладкая нега поднималась от кончиков пальцев ног к чувствительному месту сгорающего от смешанных ощущений тела. Мышцы судорожно сжимались вокруг его члена, и Том, почувствовав отдачу, стал покрывать жадными поцелуями кожу. Перед глазами мелькали пятна, и против воли Гермиона громко застонала, закрывая глаза от приближающегося оргазма. — Черт, — глухо прошипел Том, толкаясь бедрами, чувствуя скорую разрядку, — кончи для меня, сокровище. Внезапное осознание дало отрезвляющую оплеуху, и девушка зажмурилась от неверия. Она отдалась так просто, наплевав на установленные предубеждения и принципы.