Hurts - wonderful life (slowed+reverb)
Гермиона призраком покинула место предательства собственного рассудка. Ноги дрожали от еще не забытого давления чужого тела и пылающего жара между округлых бедер. Она с отвращением чувствовала остатки липкого семени на своей коже, засохшего рядом с нежными лепестками женского чрева. Дикие спазмы охватили цепями низ живота, и Гермиона отчаянно цеплялась за место боли, как ключ, желающий снять душащие оковы. Все пылало адским пожаром, и каждая клеточка тела содрогалась от расцветающих конвульсий. Выражение лица Тома впервые до конца объяснило девушке, что она, как будто бы прекрасно знала заранее, какой именно будет реакция её тела на страстные порывы палача найти в ней болезненный восторг для вскинутого кверху острого топора. Он смотрел на Гермиону вопреки всем представлениям о том, как это должен делать мужчина; в Реддле не было никакого возбуждения и яростной одержимости. Его рот превратился под тяжелыми струями горячей воды в тонкую полоску, а пролегшая на лбу напряженная складка устрашала весь первозданный аристократизм. Только серые глаза, в которых Гермиона могла видеть свое отражение, затягивала темная дымка, растворяя в себе без остатка женские очертания. От резкой перемены в настроении Грейнджер почти утонула в страхе, сгорая от чужого взгляда, который являл некую смесь злобы и многообещающего для неё ужаса. Она не позволила себе отдаться в чарующие объятия страсти похитителя. Потрясение превратилось в онемение, распространявшееся по всему телу сокрушительной волной, стоило Тому оставить её одной под мощными струями душа. Крепкий жилистый силуэт мгновенно исчез, как утренний туман над травой, давая свежему воздуху пробиться в сжатые от паники легкие. Гермиона, словно находясь в трансе, почувствовала, как руками нащупывает висящее на вешалке полотенце, машинально обматывая его вокруг дрожащего тела. Перебираясь вдоль стены, девушка опасливо оборачивалась назад, подавляя в себе рвущиеся наружу всхлипы. Странных грохот на кухне заставил её встрепенуться и ускорить хлюпающий от стекающей по ногам воды шаг в сторону первой попавшейся двери, минуя ту, у которой недавно потерпела поражение. Только войдя, Гермиона моментально щелкнула замком, скатываясь вниз по дереву. Мученические слезы быстрым потоком обрамили покрасневшие щеки прозрачными бриллиантами горького разочарования. Первобытный страх, смешанный с гнетущим отвращением к собственному телу, лишь распылял обостренные до предела нервы. Мутная пелена не давала Гермионе разглядеть окружающую её комнату, в которой что-то заставляло невольно напрячься. Смахнув влагу, она с трудом сфокусировала взгляд на незнакомой обстановке. С каждым ясным движением глаз, зрачки расширялись от будоражащего шока. Казалось, что вся сила ушла на то, чтобы осознать существование представшей картины. Отголоски и без того тусклого света настольной лампы освещали калейдоскоп глянцевых бумаг, который покрыл практически всю стену разнообразными портретами одного и того же человека. Гермионы Джин Грейнджер. К ней вернулось чувство, испытанное однажды с первым вдохом сладкого запаха от прижатой к её лицу ткани. Это было чувство, когда собственный мир тлеет в опасной темноте, - в той, что садистски обуревает болью, в той, из которой переносишься в пугающие чужие пространства. И прямо сейчас на Гермиону смотрит пейзаж незнакомых окрестностей. На мгновение девушка выпала из реальности, абстрагируясь от того, что было ранее: от насильственного секса, от темных омутов мужчины с требовательным желанием отдаться ему без остатка, от всего. Все её внимание было приковано к разноцветной стене, на которой она наблюдала временную полосу, начиная с той самой чертовой фотографии из книжного магазина, заканчивая...Гермиона даже не могла предположить, в каком месте можно развиднеть конец этого безумства. Изящные движения рук, запечатленные объективом фотоаппарата, плавный изгиб шеи, осыпанный незамысловатой россыпью родинок и легкий намек на безразличие в глазах - все то, что по мнению Гермионы Грейнджер способно удержать взгляд наблюдающего, но не привязать к себе до конца. И вот она попалась в чужие сети. Так не должно было быть. Не так, не так, не так. На одной из фотографии она улыбается так ярко, как сияет самая далекая блестящая звезда, заражая миллениумной пылью глаза смотрящего. Гермиона почувствовала, как её сотрясает дрожь, заставляя сознание истерично биться в припадке. Нигде, даже у неё самой, нет этого памятного отпечатка из университетской жизни. Каким способом это удалось найти Тому, обогнув каким-то хитроумным путем реальность? Воспоминания нахлынули непривычным потоком. Гермиона отчетливо помнила полный безудержного веселья день, когда их группа - молодых и амбициозных студентов, - посетила барочный Дрезден. Саксонские земли радушно встретили иностранных гостей, радуя их поистине завораживающим Гроссер-гартеном и шедеврами искусства Галереи старых мастеров. Искренняя, ничем не обремененная улыбка девушки, после, замершая на совместной фотографии, была вызвана множеством величественных работ известных живописцев. Гермиона с легким трепетом вспоминала, с какой жадностью и восхищением разглядывала картину Джорджоне "Спящая Венера", наслаждаясь идеалом женской красоты шестнадцатого века. А как была удивительна Сикстинская мадонна Рафаэля Санти! Сошедшая с небес царица с крохотным младенцем, смотрящая неотрывно в чужие глаза со всей своей высшей религиозностью и недосягаемостью, поселила глубоко в душе только манящую загадку. Она разрешала смотреть, но все равно была так далека от этого мира. И Гермиона шокировано осознала, в каком месте могла храниться эта наполненная теплыми воспоминаниями фотография. У того, кто крепко и совсем по-дружески обнимает её со спины. У того, чье лицо на этом отголоске памяти обведено красным маркером и перечеркнуто зловещим крестом. Одержимость. Больная и ненормальная тяга. Руки девушки прислонились к стоящему под ними письменному столу. Перед глазами замелькали черные пятна, будто бы специально отплясывали ритмичную чечетку, мешая разуму усвоить полученную информацию. Гермионе на мгновение показалось, что её ноги превратились с переваренные макароны - так нестойко они держали потяжелевшее от свалившихся на хрупкие плечи проблем тело. Полынно-горький привкус отчаяния губил глотку, из-за чего она не могла издать ни единого звука. В груди лишь билось ожесточенное чувство, которое Гермиона сама не смогла понять, но точно знала - к ней вернулся контроль. Из-под опущенных ресниц она разглядывала лежащие в беспорядке бумажки, среди которых её взгляд зацепился за странный фрагмент документа:ТОМ МАРВОЛО РЕДДЛ...диагноз DSM-5...
— Ты что-то искала, сокровище? — Гермиона резко вскинула голову, сжимаясь внутри от напускной улыбкой Тома, которая не вселяла теплых и трепетных чувств. Она тяжело сглотнула, хватаясь дрожащими пальцами за края мебели. В руках мужчины покоился кухонный нож, угрожающе поблескивая на тусклом свете в провоцирующем вызове. — Если нет, то иди ко мне, дорогая. Ты же не хочешь, чтобы я наказал тебя? В глазах померкло.***
— Вы не узнаете этого мужчину, мистер Реддл? Темнокожий полицейский пристально разглядывал лицо продавца-консультанта, пытаясь найти зацепки для расследования дела о пропажи человека. — О, простите, сэр. Увы, но как бы иронично это не звучало, за день у нас столько клиентов, что из-за загруженного рабочего графика не всегда обращаешь внимание на бесконечный поток людей, — мужчина сочувствующе поджал губы, отдавая фоторобот итальянца в руки негра. — Разве у продавцов книжного магазина не хорошая память на лица? — Увы, такое работает только с книгами, — Реддл легко посмеялся, вызывая у полицейского привычную сухую дежурную улыбку. — Очень жаль. Но знаете, мне бы хотелось больше верить камерам. Позвольте посмотреть, мистер Реддл? — Да, конечно, — обезоруживающе залепетал мужчина, быстро щелкая мышкой по второму экрану. Темнокожему полицейскому незамедлительно вручили несколько новеньких чипов. — Спасибо. И да, — негр внимательно осмотрел бледное, но выразительное лицо консультанта, впиваясь темно-карими глазами в чужие, — будьте осторожны, мистер Реддл, преступность не боится даже нашу современность. Если что-то узнаете о пропавшем, Вы знаете, куда обращаться. — Хорошо, договорились. И Вы, берегите себя, офицер... Угрожающий оскал очертил налившийся от предвкушения губы. "Разумность есть признание того факта, что реальность существует, и ничто не может изменить истины и быть выше акта её постижения - то, что Вы никогда не поймете, гоняясь за нарушителем закона с очевидными вопросами, офицер".
Собственнические объятия дьявола безмятежно баюкали упавшую с небес мадонну, любовно лаская голую шею мягкими поцелуями. Сладкий и невинный аромат распалял неконтролируемую похоть и желание всецело обладать прекрасным созданием, которое даже не подозревало об чужих метаниях, прошибаемых самыми извращенными пороками. — Моя, Гермиона, только для меня. Видишь? — он аккуратно поднял бледную руку на уровень закрытых глаз девушки, — видишь? Ты видишь эту букву, дорогая? Помни, это - для Тома. Том. Том. Том.