softcore

Chris Brown - Grass Ain't Greener

— Расскажи мне, чем ты занималась, сокровище? Гермиона закрыла глаза и слегка наклонила голову вниз, открыто признавая свалившуюся усталость. Кончики пальцев медленно очерчивали острые края листов исписанных бумаг, на которых прослеживался торопящийся буквенный переплет. Яркая вспышка заставила её неожиданно вздрогнуть, а звук появляющейся фотографии покрыться холодной испариной. Том молчал, но шумные вздохи говорили о сдерживаемом потоке недовольства: человек, идущий наперекор установленным правилам всегда будоражит того, кто не любит проигрывать своим же законам. — Читала газеты, которые ты мне оставил, — ровным тоном начала Гермиона, поднимая непроницаемый взгляд на мужчину, — анализировала статьи. — Предполагаю, ты училась в университете искусств, — внимание похитителя сосредоточилось на свежей фотографии, но он спокойно продолжил, — творческие люди иногда поражают своими подходами к серьезным вещам, превращая рутинное дело в что-то невероятное. Детская наивность,— мысленно проговорила она, —тяжелая и кропотливая работа, не предполагающая радужной палитры. В один момент Гермиона вдруг подумала, что может разом разрушить хроническое превосходство похитителя, одарив его неожиданной пощечиной реальности, но вспыхнувшая искра гнева мгновенно погасла под логическими доводами, ранее составленными в минутах долгожданного одиночества. Она должна помнить, что стоит на пьедестале жизненного испытания. — Да, верно. Тень улыбки коснулась его губ. На кофейном столике лежал новенький планшет, насмешливо напоминавший ей, по каким обстоятельствам он попал в этот дом. — Пока я буду фотографировать, прочти мне то, что ты написала, — Том склонился над Гермионой, аккуратно подцепляя пальцами чужой подбородок, — не обращай внимания. Просто говори. Теплые шершавые губы оставили невесомый поцелуй на женском лбу и девушка мысленно поклялась себе, что больше никогда не заставит скрючиваться мышцы лица в гримасе отвращения. Только с ним. Покорно кивнув, она отсчитала несколько секунд, прежде чем переложила исписанные листы себе на колени. Как только её глаза опустились вниз в комнате вновь возобновились ненавистные щелчки, напоминавшие через слой вымученности ритмичные удары молотком по воспаленным перепонкам. Внутри все болезненно задрожало, из-за чего легкий поток липкого страха достиг рук, постепенно перемещаясь по венам к подушечкам пальцев, заставляя их деревенеть от мерзкого холода. Гермиона прекрасно осознавала, как работает организм в стрессовом состоянии, как он старательно защищается от негатива, но никогда не могла представить себе эти острые ощущения, буквально пронзающие насквозь. — В основном, в некоторых газетах прослеживалась тема со сложностями приобретения недвижимости, — начала она, прервав свой спич на абстрагирование от ситуации, — цены на недвижимость растут быстрее зарплат, из-за чего целая прослойка работающего населения не может позволить себе нормальное жилье. Ипотека не помогает решить эту проблему: в ряде случаев сумма ежемесячного платежа оказывается попросту неподъемной. Она старалась вести будничный диалог, поддерживая его монотонным звучанием голоса. В руках прочно держались листы, на которых по пунктам излагалась суть проанализированных текстов. На какое-то мгновение Гермионой завладел мираж: возвышаясь на сцене перед внушительной аудиторией, она уверенно произносила свою речь, а ровный темп повествования заглушал перешептывания присутствующих. Возможно это был единственный способ утешить напряженный разум приторной иллюзией. Тема сменяла тему. Щелчки полароида продолжали оглушать. — Передовица повествовала о том, что во времена падения производства, сокращения рынка и исчезновения возможности обеспечить свою жизнь нечестно позволять одному субъекту владеть несколькими предприятиями... Мужчина смотрел на неё с легкой улыбкой, любуясь забавным представлением серьезности в таком же забавно разыгранном мини-спектакле. Серые глаза скользили по женским изгибам и Гермиона не сразу почувствовала, как чужие пальцы заправили выбившуюся прядь за ухо. Тело против воли вздрогнуло и напряглось, но похититель тихо заворковал рядом с её шеей, шепча едва слышимые утешения. Девушка напомнила себе о том, что показная неприязнь представляет собой существенную опасность. Разрываясь между противоположными чувствами, Гермиона выбрала утомляющие послушание. — Продолжай, — подтолкнул её Том, обдавая щеку горячим дыханием, — я всего лишь убрал волосы. Они синхронно кивнули. Прежде чем жертва возобновила спектакль, мужчина нежно надавил на хрупкие плечи, заставляя тело плавно опуститься на мягкую поверхность. Мышцы Гермионы моментально напряглись из-за страха перед неизвестностью; из груди вырвался судорожный всхлип, который был заглушен закушенной до крови губой. Остекленевшие глаза столкнулись со спокойным взглядом похитителя, и кроме плескающейся умеренности она ничего не нашла в них. Том опустился перед ней на колени, откладывая полароид и фотографии на кофейный столик. Ничего не замечая, слепо перемещаясь между сумбурными мыслями, пульсациями и витающими в комнате запахами, Гермиона ощущала холодное прикосновение ужаса. — Что ты... — Продолжай, Гермиона. Вновь взглянув на неё из-под опущенных ресниц, мужчина медленно огладил плавными движениями ладоней точеные бедра. Тяжелый ком горечи затруднял сбившееся дыхание, из-за чего щеки покрылись заметным румянцем. Гермиона могла бы смириться с любым наказанием, оскорблением, с любым брошенным проклятием; единственное, чего она не могла принять от него — это ласку. Пульс эхом отдавался в голове и казалось, что еще немного и послышится треск. — П-правительство Мехико заключает новый договор с некоторыми странами... общая доля иностранных инвестиций в горнодобывающую отрасль страны составляет порядка шестидесяти процентов... Отблески глянцевой бумаги плясали по потолку и стене. В комнату осторожно просачивался полуденный солнечный свет, освещая темные густые волосы мужчины. Волнительная дрожь выступила на коже, когда чужие губы чувственно прижались к втянутому животу, одаривая его влажными поцелуями. Слезы выступили на глазах, стоило девушке столкнуться с потемневшим взглядом, хищно наблюдавшим за метаниями жертвы. Легкие прикосновения сменились игривыми покусываниями, заставив Гермиону охнуть и поджать пальцы на ногах от ласковых пыток. — У тебя была возможность проанализировать статистику на следующей странице? — хриплый смешок пощекотал чувствительную кожу. Сдавленный выдох отразился в звенящей тишине. — Пожалуйста, остановись. Спутанные волосы прилипли ко лбу. Поцелуи ниже становились требовательными, жадными, они страстно опаляли нежную кожу яркими отметинами, завлекая изгибы женского тела в горячий рот. Доносившиеся звуки прикосновений были невыносимы: Гермиона дрожала от испытываемого отвращения, которое накрепко завладело испуганным разумом. Грубые пальцы ощутимо провели по чувственным контурам, мягко надавливая подушечками на клитор. Все тело прогнулось от настойчивых касаний: от осознания того, что сейчас происходит, Гермиона заплакала, давясь крупными слезами. — Тише, сокровище, расслабься. Я не сделаю тебе больно, только лишь помогу снять напряжение. — Том, пожалуйста, — тонкий писк отвлек мужчину от занятия, — прошу, не нужно... — Все будет хорошо, Гермиона. Охваченная волной внезапно прихлынувшей отчаянной пустоты, она почувствовала резкое переутомление. Тело знобило в лихорадке, словно скользкие ледяные осколки таяли на пылающей коже. Чужой рот накрыл через ткань нижнего белья пульсирующее место, вызывающе проводя влажным языком по контурам. Гермиона отчаянно всхлипнула, хватаясь свободными руками за голову Тома в попытке оттолкнуть его от себя. На протестующие движения мужчина резко прижал тонкие кисти к поверхности, демонстративно сжимая их в крепких тисках. Струйка алой крови выступила на поврежденной губе, на что похититель громко хмыкнул, продолжая сладкие пытки. — Я чувствую, как ты дрожишь, — тихо мурлыкнул он, — чего ты боишься, Гермиона? Она громко охнула, когда горячий рот прижался к обнаженным очертаниям женской плоти, нежно обводя сухие складки мягким языком. В голове стремительным потоком мелькали неразборчивые мысли, сменяющиеся между собой абсурдными картинками. Спектр эмоций, который её охватил, был невероятно бешеным. Все, что она могла воспринимать из возникшего хаоса - то, как теперь плавно двигаются пальцы в сжатом влагалище. — Боишься близости? Скажи, малышка, — ритмичные движения набирали обороты, — ты боишься кончить? Боишься позволить своему телу расслабиться? Тебе ненавистна мысль, что никак не можешь это контролировать? Судороги покалывали онемевшие от напряжения конечности. Он раздвинул складки, жадно прикасаясь к ней, словно силясь запомнить каждую клеточку. Вокруг них витал головокружительный запах секса, от которого Гермионе хотелось забыться. Но с каждым поцелуем и прикосновением она вновь возвращалась в мучительную реальность. — Н-нет, прекрати! Тихий стон вырвался из приоткрытых опухших губ Гермионы. Тело предательски поддавалось первобытным инстинктам, от которых накатывала неконтролируемая тошнота. Все это отбирало последние силы, заставляя её мучится в адской агонии. — Прекратить? — губы чувственно скользили по влажной плоти, — уверена? Том добавил третий палец и зашипел. Гермиона с всхлипом сжала голову бедрами, умоляюще отворачивая её в другую сторону, пытаясь не наблюдать за провальными попытками сопротивляться охватывающему удовольствию. Ошеломленная происходящим, она закрыла глаза. — Узкая, — простонал мужчина, выдыхая теплый воздух на чувствительную кожу, — как же я могу позволить себе остановиться, детка? Ведь ты такая хорошенькая. Использованная бумага разлетелась по полу. Том овладел ею так, будто бурная, полная желания страсть могла свести её с ума. Гортанный стон полностью приковал Гермиону к месту, из-за которого мышцы влагалища ритмично затрепетали вокруг пальцев, заставляя бедра инстинктивно помахивать в такт толчкам. Все было до ужаса неправильным. Внутренняя борьба превращалась в кровавое сражение и больше всего ей хотелось перестать ощущать себя грязной сукой. Но от светящегося белыми полосками клейма было трудно избавиться. — Дыши, сокровище. И она задышала, выпуская из груди ненавистный звук подошедшей разрядки. А на стенах все игриво плясали отблески теплого солнечного света.