coldplay - o
По внутренним ощущениям Гермиона понимала, что находится у одержимца чуть больше месяца. Из-за отсутствия новостей с внешнего мира было трудно предположить о движении человеческого существования. Казалось бы, кому это надо? Гермиона могла мысленно провести черту сравнения двух параллель. По своей цветовой палитре одна линия имела насыщенную окраску на каждом участке, переливаясь словно радуга, но контуры этой прямой отдавали будничной рутиной. За серой пеленой, на самом деле, так многое скрывалось: первый весенний дождь, запах скошенной травы рядом с распахнутым окном, теплые охристые блики на рабочем столе или тени замысловатых стволов деревьев. Такие мелочи можно перечислять бесконечно, но конечной идеей этой жизни будет то, как быстро люди привыкают к тому, что доступно им в полном распоряжении. И в такие моменты привыкания они позволяют впускать в эту красоту проблемы и хлопоты. Гермиона не отрицала, что сама любила этим грешить. Учеба в университете, сутки или двое усилий над очередным проектом и больше сотни выпитых кружек с чаем, кофе. А потом наступает цикличность. Работа, фотосессии, встречи, сон. А потом работа, работа... Но все же, была ли в этом своя прелесть? Однозначно. Следующая линия была жирной и черной. Она выражала отсутствие всего здравомыслящего и даже не пыталась подать признаки нормальной жизни. В ней таилось абсолютное ничего. До определенного момента Грейнджер не давала ей титула «это со мной не произойдет», потому что была уверена в своем крошечном везении. Но, окунувшись в ледяной водоворот событий, сомнения все же появились. Из дна пролитых слез Гермиона доставала по крупицам выводы — она сходила с ума. Чертовски не хватало повседневных вещей, постоянной осведомленности о текущих делах и всего того, что было у неё до. В заточении у собственных переживаний и вечном страхе неуютно и холодно. Внутри все меркло, тлело, пропитывалось непонятной субстанцией, будто темнота испытывала вечный голод, отнимая все, чтобы насытиться. Гермиона теряла себя. Она лежала на кровати и гипнотизировала металлические наручники. Из-за закрытых штор было непонятно - день сейчас или вечер? Отсчитывая удары собственного сердца Гермиона медленно погружалась в дремоту. Накатившая усталость уже стала любезным спутником. Ей ничего не снилось, хотя в моменты, когда она находилась рядом с Томом, возникало страстное желание оказаться в другом мире, где будет только Гермиона Грейнджер. Тело обмякло. Наручники все также привычно впивались в покрасневшую кожу. Она не могла точно сказать, когда ушел Том, но эти минуты гордого одиночества и покоя хотелось продлить. За окном отсутствовал шум города, поэтому тишина била по барабанным перепонкам. Иногда в её ушах появлялось эхо тех привычных звуков, которые она слышала в период своей нормальной жизни. Но это пугало и раздражало одновременно. Гермиона удивлялась, как у неё еще остался запал, ведь столько было увидено и прочувствовано... Предположительно из коридора послышался звук открывающейся двери и звон падающих ключей. — Сокровище, я вернулся. Гермиона затаила дыхание. Внутренности свернуло и дважды вывернуло. Отголоски фантомных прикосновений дали о себе знать, и с каждым ускоренным шагом похитителя они острее ощущались на гусиной коже. — Вот ты где. Мужчина смотрел на неё с хищным прищуром. Укутанная в белоснежные и блядски непорочные простыни она пялилась на него, как на возвышающуюся гору, с которой вот вот сойдет лавина. — Тебе стало холодно? — спросил он, ощупывая батареи в комнате, — вроде теплые. Похититель буднично снял пиджак, вешая его на плечики. Такими же движениями он расстегнул рубашку, предоставляя Гермионе вид на рельефную спину, которая слега наклонилась вниз от усталости. Насвистывая незнакомую мелодию, Том медленно направился к ней. — Как себя чувствуешь? — его рука обманчиво заботливо легла на лоб, — выглядишь неважно. Нервный смешок хотел вырваться из её губ, но внутренний инстинкт самосохранения помешал сделать это. Серые глаза внимательно бегали по женскому лицу пытаясь выявить причину столь болезненного состояния жертвы. Стиснув зубы, ей пришлось ответить. — Должно быть, я просто устала, — прохрипела Гермиона и слегка прокашлялась, — думаю, мне нужен свежий воздух. Мужчина рефлекторно поднял одну бровь. И она поняла, какую чушь только что сказала. — Думаешь? — нахмурился он, — когда в последний раз у тебя были месячные? Гермиона погрузилась в молчание. От осознания, что она потерялась во времени после нежного изнасилования, волоски встали дыбом. Велика вероятность, что после всего того, что с ней было, организм и цикл попросту дали сбой в отлаженной системе, ибо до этого никаких проблем с этим не наблюдалось. Но это лишь сладкие речи психологической защиты. — Я...я не помню, — честно призналась девушка. Тяжело вздохнув, мужчина аккуратно положил руку на укрытый одеялом живот. От этого действия Гермиона вздрогнула, и к горлу неожиданно подкатила тошнота. — Тебе нужно нормально питаться и пить витамины, — почти ворчливо произнес тот, — говори мне всегда про свое самочувствие. Ты издеваешься, черт возьми?! — Мне нужно в туалет. Вздохнув, Том поднялся с кровати, но не успел найти ключи от наручников, как Гермиону вырвало на пол желчью. Её тело пробил резкий озноб, и перед глазами заплясали темные пятна. Мышцы судорожно сжимались в такт скрюченному желудку, отчего сохранять равновесие становилось все труднее. Кислый привкус во рту провоцировал повторное извержение, но Гермиона сдержалась и почти заплакала от унижения. — Черт, — процедил похититель и быстро поднял ослабшее тело в вертикальное положение, — дыши глубже! Мужчина покинул комнату, яростно сбивая все на своем пути. С каждым глубоким вдохом Гермиона переставала чувствовать конечности. По ощущениям она могла сравнить это, как будто кто-то подсоединил в неё трубку, через которую медленно, но верно выкачивают кровь. В ушах начало звенеть, голова кружилась словно после американских горок, а перед глазами нещадно плыло. Последнее, что она услышала, перед тем как закрыть веки, это приближающийся топот босых ног и запах лекарств.— Смотри на меня, сучка! Всхлипывая, маленький мальчик закрывал голову подушкой, пытаясь заглушить противные всхрапывания отца и скрип ненавистной кровати. Хлюпающие звуки и тихие болезненные стоны яростно проникали в соседнюю комнату, пытаясь добраться до невинного ребенка. — Ты думаешь, что можешь все, да? Ты думаешь, что оставишь меня?! Крики продолжались. Женские стоны, которые раньше звучали визгливо, сошли на предсмертные хрипы. Звуки соприкасающихся тел отдавались эхом по всему дому, практически вырываясь наружу. — Не смей умирать! — мужчина яростно закричал и в его голосе появился надрывный плач, — не оставляй меня...
— Ты не оставишь меня, даже если спишь, — прошептал мужчина, кладя мокрую тряпку на бледный женский лоб. Внутри пылало обжигающее пламя. Она же не уйдет, как сделала его мать?