Белобрысая

Звон колоколов пронесся эхом по лабиринту коридоров и заполнил кабинеты, оповещая об окончании урока. Ученики тут же принялись суетно подниматься со своих мест, потому что на Истории Магии с наискучнейшим мистером Бинсом задержится только совсем отчаявшийся. Даже когтевранцы не стремились остаться, уточнить что-то у медлительного призрака, и уже через минуту после звонка у двери толпились ученики как в алых галстуках, так и в синих. Алекс была не из тех счастливчиков, что быстро скрылись в коридоре, подальше отсюда. Понимая, что выйти прямо сейчас не получится, она встала из-за парты и, неспешно собирая свои вещи, одной рукой развязала под белым воротником ненавистный синий галстук, что вечно душил и, как назло, был обязательной частью формы по школьному уставу. После этого — беглый взгляд на толпу. Уже почти полностью рассосалась. Спешить ей все равно некуда, разве что за Трис, которая, кажется, на время забыла о существовании подруги, разговорившись с однокурсницами. Темные волосы, пусть и не длинные, лезли в глаза, поэтому она стянула их резинкой на затылке и наконец закинула на плечи рюкзак, готовая уже распрощаться с этим историческим кладбищем веселья. В этот же момент неподалеку от неё приземлился на парту самолетик, пущенный куда-то со стороны толпы. Алекс просто проводила его скучающим взглядом. Ожидала, уже даже представила, что сейчас кто-то потянется за неудачно отлетевшим в сторону самолетиком или возьмет в руки, чтобы прочесть, ведь это очень даже походило на какую-то записку — через тонкий пергамент, кажется, проступали очертания слов. Или же это вполне могла быть страница из чьего-то конспекта. Но этого не происходило: класс всё пустел, а одиноко лежащую на парте записку никто так и не забирал. Кому может предназначаться записка в пустом классе? Не призраку-учителю же. Возможно, это и не записка никакая, а обычный забытый самолетик, которому место в мусорке, ведь собран он, мягко говоря, не самым лучшим и аккуратным образом. Разве что его не собирали второпях. Когда она, уже почти затмив мысль о записке другими мыслями, о предстоящих уроках и проверочных, сделала шаг из кабинета, и прохлада каменного коридора дыхнула ей в лицо, Алекс резко развернулась, сделала несколько торопливых шагов и протянула руку к записке. Если никто не взял — значит, ничье. Значит, она имеет полное право её взять. Любопытство всегда было её паршивой чертой характера. Худшей. Хотя, может, вспыльчивость и эмоциональность вполне могли бы и побороться с любопытством за первенство в списке худших её черт. Чтобы особо не отставать от уже ушедшей подруги, она разворачивала самолетик прямо по дороге, возвращаясь к злополучной двери из кабинета. Делала неспешные шаги, не смотря под ноги, пока пальцы торопливо распрямляли пергамент. Пришлось перечитать таинственное послание несколько раз, прежде чем вникнуть в смысл написанных чернилами слов. «Из тебя выдался не лучший шпион — твой хвостатый секрет узнать было раз плюнуть. Встретимся после уроков в общем вестибюле, поговорим» Даже не сразу поняла, что это обращение к ней. Думала, что, может, случайно прочла чей-то секрет. Может, просто совпадение. Может, предназначалось не ей. Но всё сходилось. Всё поразительно чётко сходилось, заставив сердце сперва дрогнуть, замерев, а затем нарастить ещё больший ритм, в захлестывающей панике колотясь о ребра. Остановившись прямо на дверном пороге, ведь все равно она последняя и сзади никого не было, она нервно распрямила пальцами оставшиеся от самолетика складки. Перечитала ещё раз. На всякий случай. Спокойнее. Без паники. Это всё ещё может оказаться совпадением. Совершенно сумасшедшим, конечно, но не стоит забывать, в какой школе она учится. Тут всё сумасшедшее. Не могла же она, в конце концов, так спалиться. Те гриффиндорцы умны, в этом она уже неоднократно удостоверилась, но настолько. В школе десятки учениц, десятки из них могли оказаться анимагом, а эти гриффиндорцы просто взяли и разгадали эту загадку? Они кто, гребаные вундеркинды? Нет, они не могли. Точно не могли. За то время, что она их знает — причем односторонне знает, — ей показалось, что они скорее стратеги и деятели, чем исследователи. Не стали бы они сидеть и ломать мозг, а скорее бы проверяли на практике. Наверняка это просто какой-то ход. Да, это ход. Выбрали несколько более или менее подходящих кандидатур, подкинули одинаковые записки, и будут ждать, кто же придет. Ведь если их предположение неверно, получатель просто подумает, что кто-то перепутал, послание попало не в те руки, и всё. Хитро, что тут сказать. Вместе с той самой прохладой из коридора, когда она сейчас, уже во второй раз, оказалась на пороге, что-то пронзило её кожу. Будто аж всковырнуло оболочку и пустило внутрь ток, заставив замереть и напряженно выпрямиться. Взгляд. Почувствовала чей-то взгляд. Её собственный взгляд, словно примагниченный, плавно опустился на уже знакомую компанию в алых галстуках около одного из окон в коридоре. Тех, кого бы ей не видеть сейчас вовсе, но те, кому плевать, кто там что хотел. Её они даже и не замечали особо, болтали о своем. Кроме одного. Его взгляд, жесткий, уверенный, почти что плавил ей кожу. Выпытывающий и одновременно ожидающий. Ждал её реакцию, будто бы считывал её эмоции. А она не знала, как реагировать. Даже не моргала, словно всё тело застыло, превратившись в раскаленный камень. Рука словно сама сжимается, по собственной воле. Сжимается, сминая записку в руке в обычный клочок бумаги, и это заставляет его отвести взгляд от её глаз и опустить его ниже, к её ладони. Слабо усмехнувшись – уже, видно, нервы сдают – и, всё ещё не отводя глаз от объекта своего некогда преследования, она показательно бросает бумажку в мусорное ведро, стоящее в классе у двери. Потому что не собирается она приходить ни в какой вестибюль. Не собирается играть на поводу того, кто был втянут в нелепое подобие её собственной игры, если это вообще можно так назвать. Надо же. Именно тот, за кем она наблюдала, первым — а может, и единственным — понял, что за ними следят. Следят… слово такое мерзкое. Аж плечами передернула от отвращения. Она не может назвать это слежкой. Подростковые глупости. Поттер ему что-то сказал, заставив его как по щелчку перенести внимание на друга, и она воспользовалась этим коротким моментом, чтобы стряхнуть с себя этот гипноз и поспешить вдоль по коридору. *** Алекс его после этого не избегала. Это нельзя назвать избеганием. Просто игнорировать его существование — уже больше похоже на правду. Ей никогда не нравилось бегать от проблем, вместо того чтобы взять и решить их. Здесь, правда, решить их она тоже не могла, да и не хотела, но и не бегала прям уж. Что-то среднее. Когда были совместные уроки или просто проходили мимо друг друга — не смотрела в его сторону, разговаривала с кем-нибудь, с подругой или однокурсниками, даже особо не вникая в разговор. Конечно, она всего лишь подросток. Семнадцатилетка. Как бы ей ни хотелось, она не могла быть вся из себя стопроцентно непоколебимая и решительная, поэтому всё равно, когда она видела его, внутренне сжималась и прикусывала щеку изнутри, чуть ли не молясь, чтобы он никак на нее не отреагировал — не подошел, не заговорил, не обвинил во всех грехах. И как-то не хотелось признавать, что, в общем-то, она и правда виновата во всех этих грехах. Один раз, когда он всё же отреагировал и предпринял попытку подойти к ней, она не удержалась и совершила нечто вроде побега: практически подбежала к учителю в коридоре, как к спасательной соломинке, якобы чтобы уточнить безумно важную и необходимую прямо сейчас информацию. Но один раз можно. Не весь же день она с ним в догонялки играла. Были дела и посерьезнее, чем заниматься такой бессмыслицей. Детский сад. — Сивилла, ты не можешь просто брать и говорить первокурсникам, что они умрут страшной смертью каждый раз, когда у тебя якобы видения, — борясь с раздражением, говорила она, идя по деревянному мосту в сторону замка вместе с пятикурсницей со своего факультета. — Тебе просто не понять, Бланк, — своим привычно мечтательным и отчужденным тоном отвечает Трелони, надменно вскинув подбородок. Или, может, не надменно, а потому что толстенные очки мешали нормально видеть. — Учитывая твою крайнюю приземленность, я вовсе поражена, как ты попала к нам… тебе вообще не должно быть дела до высших сил. — Придержи-ка язык, я старше, — слегка обогнав её и встав прямо перед ней, чтобы эта заносчивая пятикурсница не покинула мост раньше, чем Алекс всё с ней обговорит, произносит она. — И я староста, Трелони. Мне есть дело до той мелкотни, которую ты пугаешь своими ужасами в гостиной. Если ещё хоть одна душа не будет спать потом ночью из-за кошмаров после этих твоих «видений» и мне придется успокаивать… Хотелось разразиться целой тирадой, продолжать отчитывать эту странноватую девчонку, увлекающуюся жутким шарлатанством, выплеснуть хоть как-то свои эмоции, безмолвно засевшие где-то внутри, как колючий сорняк, но неожиданно — какой-то звук. Отдаленный, приглушенный, приятный. Громкая музыка. Она была слышна и раньше, но далеким фоном, как жужжание какого-нибудь насекомого. Сейчас же почему-то она прислушалась. Гитара и чьи-то голоса. — Иди, пока баллы не сняла, — небрежно бросает она пятикурснице, и та, закатив глаза под этими её огромными очками, поплыла в сторону замка. А Алекс — на звук. Приятный звук, нельзя не признать. От него сразу словно какой-то крепкий тугой узел в груди отпустил свою хватку, позволяя вдохнуть прохладный осенний воздух глубже. Музыка нравилась, очевидно, не ей одной: у каменного круга виднелось небольшое столпотворение. Подойдя ближе и аккуратно протиснувшись между двумя пуффендуйцами, она увидела гриффиндорских семикурсников. Мародеров, как они себя называют. Они сидели прямо на траве — эта осень выдалась сухой, пусть и холодной, — опираясь спиной на отдельно стоящие каменные глыбы. У Блэка в руках — гитара. «Певцом» среди них оказался Поттер, что устроился неподалеку, а Эванс держала его за руку, слегка смущенная наблюдающей за происходящим толпой. В руках у Люпина учебник, и он, казалось, совсем не принимает участие в происходящем, но если приглядеться, можно заметить, как он шевелит губами, безмолвно подпевая. Петтигрю сидел к ним лицом, соответственно к зевакам спиной, но Алекс уверена более, чем на сто процентов, что его глаза блестят привычным щенячьим восторгом. На самом деле, наблюдающих было не так уж много. Просто ученики, идущие через камни на урок Ухода за Магическими существами, или же просто ошивавшиеся где-то рядом, пока не услышали музыку, как Алекс. Кто-то вовсе просто сидел неподалеку на траве и только мельком посматривал на происходящее. В конце концов, гитару достают нечасто. И то, обычно где-нибудь в гостиных, вечерком, с однокурсниками. Напоказ всем — это уже редкость. А Поттер с Блэком явно наслаждались этим «напоказ». Впитывали внимание окружающих, улыбались, переглядывались. Но если Поттер, пусть и окунался в это внимание с головой, но смотрел преимущественно на свою девушку, то Блэк не стеснялся разглядывать зрителей, пронзительно смотреть людям прямо в глаза, пока пальцы автоматически перебирают струны. И она дернулась. Внутренне дернулась, когда его серые глаза остановились на ней, застывшей среди других учеников. Насколько же ей должно было стать не по себе от всей этой ситуации, в которую сама же залезла, что теперь она вздрагивает, просто встретившись с ним взглядами. Как же она ненавидит. Ненавидит себя, ненавидит всё, чувствуя, как отвращение скапливается в глотке, скатывается вниз и охватывает позвоночник, крепко сжимая и заставляя напрячься до боли тело. Видя, как его челюсть стиснулась, очерчивая натягивающие кожу аристократичные скулы, а взгляд светлых глаз полыхнул темнотой злобы. Потому что она его злит до одури. Он её терпеть не может. И заслуженно. Она знала, на что шла. По крайней мере, должна была знать. Только ей никак не понять, как. Как он узнал? Эта злоба в его глазах не может быть злостью по отношению к лишь одной из кандидатур. Вряд ли он стал бы выплескивать всю свою ненависть одним лишь взглядом, ещё не будучи уверенным в своей правоте. Уверенным в виновности этого человека. Как? Мозг, мыслящий рационально, твердил, что быть такого не может. Блэк не мог узнать, Алекс была во всем осторожна. Появлялась ему на глаза, да, но ведь в обличии анимага. Её личность он узнать не мог. А телу, сердцу было плевать, что там думает мозг. Внутри уже ощутимо шевелилась и извивалась змея сомнений, отравляя ей существование. Сомнения не только насчет знания или незнания её тайны. Сомнения — не повернуть ли назад. Не остановить ли всё разом. Её же эти мысли часто посещают. Только теперь они стали громче, стали оглушающими, терзающими внутренности. Ей казалось, у неё нет совести. Видимо, есть. Или это страх? Малышку Алекс просто зажали в угол, узнали её маленький секрет, и теперь она в ужасе? Кулаки сжимались и разжимались, пока она думала. Просто думала — как быть. Как поступить. Что вообще делать. А знаете… к черту. Всё. К черту. Резко развернувшись, она пошла прочь, взглядом лихорадочно шаря по окрестностям. И да. Конечно, нашла. Её подруга стояла в компании однокурсниц. Они все тоже наблюдали за игрой на гитаре и песнями, и Алекс этому даже не удивилась. Протянула руку, пальцы сжали тонкое запястье подруги и потянули в сторону. Подальше. От однокурсниц, от музыки, которая все равно была слышна и будто бы наполняла черепную коробку. Ещё немного, и она попросту сойдет с ума. — Меня все достало. Трис нахмурилась, слегка качнув головой, отчего собранные в косичку светлые волосы упали на плечо. Не понимала. Алекс тоже не понимала. Не знала, почему вообще так заморачивается. Почему пошла на попятную. До этого же плевать было. А когда он узнал — вдруг всё резко приобрело другие краски. Удивительно. — Я не хочу больше шпионить за ним. Да и шпион из меня фиговый. — Почему? — Почему? — переспрашивает Алекс с нервным смешком. — Ты еще спрашиваешь? А ничего, что это вообще не норма — следить за другим человеком? Трис слегка съежилась, обхватив себя руками. Сама невинность. Даже щеки слегка раскраснелись, то ли от темы разговора, то ли от щиплющей лицо осенней прохлады. — Раньше тебя все устраивало. — Да, может быть, раньше. Сейчас с меня хватит. Я вообще не представляю, что тебе может дать информация, какой цвет ему нравится и как много девушек у него было. — Тише! — шикнула она, заозиравшись. Неподалеку все еще стояли ученики. Алекс нетерпеливо закатила глаза и потянула подругу ещё дальше. — Ты же знаешь, я просто хочу узнать о нем побольше, прежде чем познакомиться, — негромко продолжает Трис, когда они снова останавливаются. Нервно поправляет когтевранский шарф, перетянутый так туго, что даже непонятно, как она ещё дышит. — Ну и когда ты с ним познакомишься? В другом веке? Очнись, если он ещё не обратил на тебя внимания, значит и не обратит, пока ты сама действовать не начнешь. Нельзя просто отсиживаться серой мышью и ждать чуда. Черт. Этот щенячий взгляд. Эта обида на миловидном личике. Да как вообще так жить можно, когда тебя ранит любая неосторожная фраза? Если всё так близко к сердцу принимать, можно к двадцати годам без нервов остаться и лечиться потом где-нибудь у целителей. — За что ты так со мной? А Трис с ней так за что? Кто всё это начал? — Я не хочу тебя задеть, я просто говорю правду. И я устала, что ты тупо меня используешь. — Ты была не против! Я предложила тебе, и ты могла отказаться! Какие претензии сейчас? Какие претензии сейчас. Тот узел, что развязался от ласкающей слух музыки, затянулся ещё туже, раскаляя уже поутихнувшую злость. Слишком много накопилось за все те дни, что ей приходилось играть в этот нелепый шпионаж. — Потому что я тебе помочь хотела! — не выдерживает она, срываясь на повышенные тона. — Но это зашло слишком далеко, а ты все не останавливаешься. Ой, а как часто Блэк бывает в Хогсмиде? Ой, а что если ему не нравятся блондинки? — изображает влюбленную подругу, отчего Трис кривит губы. — Мне этого уже по горло. Я всё делаю, пока ты просто ноешь и ноешь по этой своей великой невзаимной любви. Просто наберись уже смелости и подойди к нему! — Знаешь ли, не все такие смелые, как ты. Разве тебе так сложно? — Ну так стань чертовым анимагом и следи, сколько хочешь, раз уж это несложно. А я завязываю. Несколько долгих минут Трис смотрела на неё этими своими невинными зелено-голубыми глазами благодетеля. Почему всё сваливается на Алекс, если затеяла всё не она? Почему ненавидят её? Чем она заслужила? Она даже не влюблена в этого долбанного Блэка, ей плевать на него с высокой башни. А получает от него порцию злости именно она. — С нашей дружбой, я так понимаю, тоже завязываешь? — спрашивает Трис, прищурившись, и этот вопрос обезоруживает, заставив судорожно вздохнув. — Или почему ты так резко решила вылить мне все это разом? На самом деле, она не планировала. Не думала говорить о дружбе. Зачем? Но теперь подумала — а что если да? Что ей мешает сейчас, пока кровь разгорячена уже начавшимся конфликтом? — Если хочешь знать о дружбе — то я тоже заколебалась. Ты ничего не делаешь. Только просишь. От всяких мелочей по типу домашки до всей этой чертовщины с Блэком. — Если бы я могла чем-то помочь, я бы помогла, ты же знаешь. Ты же знаешь. Нет. Не знает. Сказать можно что угодно. Алекс никогда не верила словам. Слова не увидишь, не потрогаешь, не ощутишь. — В этом и проблема. Ты ни в чем не можешь мне помочь. И дружба получается односторонней. — Но разве это моя проблема? Моя проблема, что ты вся из себя такая самодостаточная, что не нуждаешься в моей помощи? — А в чем вообще тогда смысл? — Дружбы? С каких пор дружба — это о выгоде? Боже. Как же любит она это делать. Перевирать слова, чтобы найти, на что бы ей в очередной раз обидеться. Неосознанно, конечно, но сути это не меняло. Трис её попросту не слышит. Иногда Алекс её просто не понимает. — Не о выгоде. О самоотдаче. Ты ничего не отдаешь, а только получаешь, и это уж точно нельзя назвать дружбой. Трис усмехнулась, кивая. Тоже разозленная донельзя, метала глазами молнии, но оставалась относительно холодной. Истинная когтевранка. — То есть мы больше не подруги или что? — пронзительно посмотрев Алекс в глаза, отчего у той аж дрогнуло что-то внутри, спрашивает она. Как вообще на это можно ответить? Алекс не знает. Ни черта не знает, она запуталась в край, попыталась разобраться, а всё стало только хуже. А ведь ничего не предвещало беды. Ещё совсем недавно всё было так спокойно. — Понятия не имею. — Вот когда разберешься с собой, тогда и поговорим. Поверить не могу, что вместо того чтобы спокойно обсудить, ты принялась обвинять меня во всех грехах. Напомню, что никто тебя не заставлял следить. Алекс это понимала. Конечно, она понимала, но ничего не могла поделать с этой злостью, что бурлила в жилах, подпитываемая непонятно откуда взявшемся чувством несправедливости. — Я не думала, что узнаю то, чего знать мне точно уж не следовало бы. — Да что такого в том, чтобы узнать всякие мелочи о нем? Про вкусы, там, предпочтения… Ты говоришь обо всем этом, как о преступлении. Как будто это катастро… — не договаривает, оборвав себя на полуслове. Её озаряет. Трис никогда не была глупа. Снова смотрит Алекс в глаза, не моргая. — Ты не все мне рассказывала. Даже не вопрос. Констатация факта. — Что ты мне не рассказала? Её чуть было не пробрало на нервный, истерический смех. Сдержалась. Много. Просто одним словом — много. Потому что даже подруге она не могла рассказать все масштабные тайны этих придурков. Сама не понимала, почему, но попросту язык не поворачивался. Встали поперек горла, и всё. Ведь ей самой знать это нельзя было. А уж рассказывать это Трис, которая и не планировала узнавать что-то настолько серьезное? — Вот последи за ними сама, и узнаешь. А я сплетницей больше быть не собираюсь. Даже ради тебя. Довольно уже. Не слушая ответ, она просто разворачивается и идет к замку. Сама затеяла весь этот разговор и сама же уходит. Но как иначе? Разговор завел не туда. Совершенно не туда. Не собирается она рассказывать про эту их дебильную Карту, благодаря которой они тоже вполне могут следить за кем-нибудь, так что ей по сути вообще стыдно не должно быть. Про то, что они сами анимаги, хотя Трис всё ещё считает, что Алекс — единственная во всей школе, кроме Макгонагалл, такая крутая, что может в животных превращаться. И уж тем более про волчий секрет самого тихого из них. Столько всего узнала, просто потому что подруга по уши влюбилась в худшего из всех четырех придурков. Потрясающе. Добравшись до поворота, за которым её не увидят, она, недолго думая, визуализировала перед глазами свою анимагическую форму, из-за чего мгновенно перевоплотилась, привычно ощутив, как увеличился весь этот огромный мир, и какой ничтожно маленькой стала она сама. Немного прошлась по шуршащим сухим листьям, устилающим траву, спокойно, а после как следует оттолкнулась лапами от земли, набирая скорость и мчась по направлению к мосту. Ей нравилось превращаться в кошку. Становиться в десятки раз быстрее, ловчее, грациознее. И никто её не трогал. Если бы не необходимость учиться, она бы вовсе не обращалась обратно в человека. Ну, и, может, потребность в общении. Говорят, что кошки — создания независимые, но при этом ей, Алекс, нравится проводить время в обществе, болтать, смеяться, привлекать внимание, видеть на себе чьи-нибудь взгляды. Общение с другими для нее как наркотик, поддерживающий какую-то внутреннюю энергию. Но сейчас — больше всего на свете хотелось остаться одной. Чтобы подумать, понять себя, понять подругу. Потому что ни себя, ни её она ни черта не понимала, как будто резко, по щелчку, отключилась какая-то функция эмпатии. А была ли она вообще? Всё запутано. Слишком запутано. И она понятия не имеет, что ей вообще делать. Особенно если учесть, что она на грани того, чтобы потерять единственную более-менее близкую подругу. Дружба у них так себе, но с остальными у неё общение ещё более поверхностное. Никто, кроме семьи и подруги, больше не знает её секрета, не с кем больше поговорить, поделиться. Кто вообще тогда у нее останется? *** С Трис они так особо и не поговорили. Просто поглядывали друг на другу искоса, болтая при этом с совершенно другими людьми, и так прошли аж целых долгих полтора дня. Даже в когтевранской башне они друг к другу не подходили, хотя живут в одной комнате. У Алекс, на самом деле, было вполне много простых знакомых, поэтому эту разлуку с подругой она переживала хотя бы не в абсолютном одиночестве, но все равно в таком общении не хватало глубины. С однокурсниками она могла обсудить какие-нибудь обыденные вещи, поболтать на забавные темы, но на этом, в общем-то, всё. Как дополнительную дисциплину, Прорицания из её знакомых почти никто не выбрал, кроме Трис и парочки однокурсников, с которыми, вероятно, до башни пошла уже Трис. Поэтому Алекс пришлось брести по коридору западного крыла к лестницам в одиночестве. На самом деле, удивительно, что она выбрала в конце пятого курса Прорицания. Абсолютно всем очевидно, что эти все высшие силы — не совсем её. Ей нравятся факты, логический анализ. Хотя гадать по рунам и картам Таро, нельзя не признать, довольно занимательно. Просто выбирала она предметы на пару со своей замечательной подругой, чтобы веселее на уроках было, а теперь факт их нелепой ссоры не может отменить обязанность посещать занятия. Теперь же её положение одиночки, бредущей по коридору на занятие, сделало её идеальной жертвой. А ведь она полагала, что раз она прекратила свою шпионскую деятельность, трогать её больше не будут. Наивная. — Эй, белобрысая! — знакомый голос за спиной. Замерла. Расправила плечи, втягивая носом воздух. Неужели он не отвяжется теперь от нее? Блэк же даже не может знать наверняка. Все его догадки не обоснованы. То, каким взглядом он её одаривает, — не обосновано. Она не могла где-то так проколоться, чтобы он накопал неопровержимые доказательства. Это просто предположение. Удивительно верное, конечно, но предположение. Ей остается лишь сохранять непринужденность и не поддаться соблазну вскрыть все карты самой. — С каких пор я блондинка? — невозмутимо спрашивает она, поворачиваясь боком и окидывая Блэка равнодушным взглядом. Каштановые пряди средней длины распущены, ясно демонстрируя цвет, далекий от светлого. — Но ты же как-то поняла, что я к тебе обращаюсь. Черт. Черт. Черт бы его побрал, этого гребаного Блэка. На его лице ухмылка, руки спрятаны в карманах брюк, из-за пояса которых торчат края не до конца заправленной белой рубашки. Не перестает использовать всякие ходы, чтобы она сама ему на блюдечке преподнесла свой секрет? Пусть подавится своими тупыми стратегиями. Не докажет. Алекс быстро пробежалась взглядом по коридору. На лавочке между двумя кабинетами сидит какая-то парочка, причем у девушки как раз светлые волосы, а чуть дальше в противоположном направлении идет младшекурсница. Если бы коридор был пуст, она могла бы сослаться на то, что здесь больше нет никого, кого он мог бы позвать. Но придется выкручиваться как-нибудь иначе. Импровизацию она любила. В этом даже был какой-то свой, особенный интерес. — Тебя это удивляет? Ты последнее время с меня глаз не сводишь, практически полубезумный маньяк, преследующий жертву. Не обессудь, что я уже становлюсь параноиком. Говорить с ним так странно. Они учились практически бок о бок уже седьмой год, а ни разу нормально не говорили, даже относительно учебы. Гриффиндорцы, общающиеся с когтевранцами, — редкость. Бывали, конечно, исключения, но это точно не тот случай. А теперь эти двое, почти незнакомцы, просто стоят посреди коридора и почти болтают, как ни в чем не бывало. Если бы не её «хвостатый секрет», она бы знала о нем ровно столько же, сколько знают ее однокурсницы: он, вроде как, весельчак, бабник, любит любую шумиху. Всё. Ну и у него есть такой же симпатичный младший братец. Теперь точно все. — Маньяк… — усмехается он. — Кто бы говорил. — Не представляю, о чем ты. И знать не хочу. Всего хорошего. Вроде получилось достаточно непринужденно. Алекс уже почти завернула за угол, когда он её нагнал. — Да что ты хочешь от меня? — раздражается она, сворачивая в узкий безлюдный коридор. — Не прикидывайся дурой. — Мерлин. Да я тебя знать не знаю. Почему ты именно ко мне пристал? Паника постепенно начинала холодной рукой сдавливать горло. Потому что Алекс полагала, что отвяжется он быстро, а не будет следовать за ней по пятам. Прямо перед ней рука врезается в стену, становясь для неё преграждением. Даже вздрогнула от неожиданности. Растерянно перевела взгляд на уже начавшегося злиться Блэка. — Играть в невинность бессмысленно. Наберись смелости, и поговорим, как взрослые. — О чем? — невинно интересуется она, тут же делая шаг назад, чтобы просто его обойти, но он и второй рукой преграждает ей дорогу. Как в клетку. Попала в импровизированную клетку, загнанная, как какой-то зверек. Внутренне сжалась, чувствуя, как сердце колотится в пока все ещё умеренной панике, отдаваясь в висках пульсом. Но эта «клетка» приятнее общепризнанных. Не удушливый, даже немного одурманивающий запах дорогого одеколона от его рубашки, жар его тела. Почти как в каком-нибудь девчачьем романе, только вот в книжках обычно на её месте — по уши влюбленная в него девчонка, которая, по закону жанра, отрицает все эти трепетные, нежные чувства. Алекс не влюблена в него. Она не Трис, западающая на симпатичные мордашки. Конечно, нельзя не признать, что он красив. Очень красив. Ни одна ученица этой школы не станет этого отрицать. А может, и ученики тоже. На курсе втором или третьем она даже все-таки влюбилась в него, кажется. Как не влюбиться в этого аристократичного, самоуверенного, задиристого паренька? Алекс даже не помнит, почему эта детская «влюбленность» пропала так же быстро, как и появилась. Может, не хотелось быть одной из. За ним же целая очередь девчонок выстраивалась, это унизительно, быть такой же, как все они. — Ну и что ты творишь? — вскидывает она брови, наконец реагируя на внезапный плен. — Я знаю, что ты чертов анимаг. Белая кошка. А теперь объясни мне. Как много ты узнала? Почему следишь за нами? Кому ты успела растрепать? Боже. А ещё ближе нельзя? Дистанция, молодой человек, сохраняйте дистанцию… Даже почувствовала легкую тень дыхания на своем лице от его слов. Сердце так скоро не выдержит. Старалась максимально вжаться в стену, чувствуя лопатками неровную каменную поверхность. — Ты умом тронулся. Попытка высвободиться. Конечно, не дал. Не отпустил. Раздражение вперемешку с легким опьянением и жаром от этой странной близости всё больше разгоралось в грудной клетке. — Не уйдешь, пока не расскажешь. Мне осточертело бегать за тобой и тратить на тебя время. Ты же этого даже не заслуживаешь, — его губы скривились в отвращении. Он ненавидит её. Всё: и накаленный воздух вокруг них, и его взгляд, и напряжение в его мышцах, — буквально кричало, как сильно он её не выносит. Вдруг она подумала о том, что было бы, будь это не она. Не та кошка, которая следила за ним. Если бы он прижимал сейчас и не отпускал просто абсолютно случайную девушку, на которую упало подозрение. Естественно, он не ошибся, но он-то этого не знает. Уверен в себе на сто процентов, но именно знать он не может. Уже направил всю свою ненависть на человека, даже не имея на руках прямых доказательств. — Ты придурок, Блэк. Отпусти. Двинулась в сторону, чтобы освободиться, но он согнул руку в локте, не давая пролезть под ней. И тогда она резким движением вывернулась и пролезла под другой, пока он не успел отреагировать. Тут же отошла на несколько шагов от него, от стены. Чтобы наверняка. Блэк только усмехнулся, покачав головой. — Кошки ведь везде пролезут, да? — Ты помешался уже на своих кошках. Тебе бы к целителю обратиться, а не девочек поодиночке в коридорах отлавливать. Ещё одна его усмешка. И эта усмешка такая обезоруживающая. Хочется уже бросить всю эту нелепицу, сказать прямо, что именно и зачем она делала, и забыть. Жить своими жизнями дальше. Ведь их жизни вовсе не должны были пересекаться. Это Трис в него всем сердцем влюблена, не она. Если бы не Трис, Блэк бы для неё был вовсе лишь шумной тенью на фоне. А теперь какая-то чуждая, дикая часть её жизни, хотя он об этом даже не знал до недавних пор. — Ты следишь за нами. Это уже как факт. Просто объясни, зачем. Он разговаривает с ней, как с ребенком. Повторяет по несколько раз. Или, может, как с кем-то, стоящим ниже. Весь из себя самоуверенный, аж до тошноты. Даже тон какой-то командирский, с нотками снисходительности. Даже кулаки непроизвольно сжались, и раздражение накатило новой волной. Ведь какое он имеет право? Алекс не имела права подслушивать за ними, это правда. Но у них есть чертова Карта Мародеров, или как там она называется, по которой они сами могут проследить за кем угодно. Они сами вечно устраивают свои розыгрыши, порой слишком жестокие и отвратительные. Сами задирают учеников и даже и не подумают, что что-то делают не так. А теперь он говорит с ней, как с ничтожеством. Пусть в зеркало сперва посмотрит. — Во-первых, все ещё не понимаю, о чем речь, — усердно пытается сохранить остатки самообладания, чтобы не начать выливать на него всю грязь, что скопилась внутри. Чтобы продолжить играть невинность. — А, во-вторых… что еще тебе сделать? Может, поклониться? Командуйте кому-нибудь другому, о великий и ужасный господин Бродяга! Алекс сначала даже не поняла. Не дошло, почему он вдруг вскинул брови, а после его губы снова растянулись в ухмылке. Несколько слишком долгих секунд она лишь непонимающе смотрела на его почти торжествующую реакцию. И только потом захотелось ударить себя по лбу. Так часто слышит это их «господа Бродяга, Хвост…» и так далее по списку, что уже само прицепилось, само сорвалось с языка. Хотела лишь кольнуть его побольнее, поязвить, как обычно, а всё в итоге как обычно покатилось куда-то в пропасть Алекс, опять же, любит импровизировать. Обычно у неё это получается очень и очень неплохо, мозг работал быстро. Но сейчас, когда у неё ещё даже не до конца спал жар от неожиданного оборота этого, казалось бы, скучного и обыденного дня, когда сердце всё ещё панически колотится о ребра — контролировать свою речь куда сложнее. — Твои дружки вечно тебя так называют на публике. — Конечно. — Да я только за последние пару дней в классе миллион раз слышала, поэтому, естественно, я… — Естественно. Придурок. Наглый, упертый придурок. Аж кулаки зачесались врезать по нему за эту его ухмылку, хотя она понимала, что физически слабее в несколько раз. Даже не понимала, на кого больше злится. На него или на себя, ведь явно же облажалась. Если до этого был хоть крохотный, совсем крохотный шанс, что она ещё выйдет из воды сухой, то сейчас, когда она начала явно оправдываться, причем так жалко и невнятно, всё — крах. Молодец, что уж тут сказать. — Ладно. Хочешь правды? Блэк аж оторопел. Ухмылка слегка сползла с его лица. А у Алекс как камень с плеч. Тяжелый, неподъемный. Вся эта беготня, все это утаивание — все уже осточертело. — Да, анимаг. Да, следила, — невозмутимо признает она и делает паузу. Пульс в висках словно переместился и теперь стучал неровным боем в глотке. — Потому что влюбилась в тебя до чертиков и жажду узнать все детали твоей безумно интересной жизни. Все? Доволен? Я могу идти? Конечно, не собиралась она раскрывать всю правду. Хорошим человеком она себя не считала — да и не любила всё это деление на плохих и хороших, мир не черно-белый, — но и рассказывать ему чужие секреты не планировала. Пусть думает себе, что хочет. Не дожидаясь «разрешения», просто пошла, куда шла. До урока наверняка осталось пару минут максимум. Прорицания — не тот предмет, на который страшно опоздать, конечно, но и оставаться здесь желания не было совершенно. — Могла бы придумать причину поинтереснее. Не верит? Он её бесит до ужаса, но глупым его назвать нельзя. — Нахрен пошел. Скорее не ему лично, а просто. Себе под нос. Чтобы выдохнуть в воздух всю ту грязь, что скопилась внутри неё за этот разговор, за всю эту поразительно яркую историю с преследованием. Как в самой дешевой мелодраме, просто уйти и пропасть из виду он ей, конечно, не дал. Какая-то тошнотворная нелепость. Собственнически схватил за руку, сцепив пальцы на её запястье левой руки и таким образом останавливая. Сильно схватил, почти больно. А ей так надоел весь этот цирк, что она, разворачиваясь, тут же замахнулась рукой, метко и с оглушительным звоном пройдясь ладонью ему по скуле, что заставило его слегка повернуть голову от удара и снова стиснуть челюсть. Алекс тут же выдернула руку из его цепкой хватки, отходя на несколько шагов от него назад. — Ещё хоть раз до меня дотронешься, я тебе не только руку, — она кивнула в сторону ещё не до конца заживших красных полос у него на тыльной стороне ладони, — но и лицо расцарапаю. Оставь меня в покое. — Да-а, очень страшно. — Катись к черту, — скривилась она, уже не вынося этот дурдом. Даже воздух в этом коридоре ей претил, не говоря уж об идеально-аристократичном лице этого заносчивого придурка. — Стерва, — на выдохе. Усталом выдохе. Он сам уже устал от этого всего. Тогда почему просто не отстанет? — Мудак. На том и закончили этот поразительно увлекательный разговор. Алекс повернулась к нему спиной и наконец без происшествий дошла до конца коридора, повернув в нужное крыло и оставив Блэка позади. Не зная, ушел ли он уже или сверлил ей взглядом спину до последнего.