Белобрысая

Уже больше недели прошло с той странной ночи, и они, ожидаемо, после неё ни разу не заговорили. Алекс только пару раз поглядывала на Блэка, но даже не встречала ответных взглядов — он будто бы решил вовсе игнорировать её существование. Даже Поттер и Люпин большим вниманием её одаривали, пусть и настороженным. Алекс была не то чтобы этому не рада. Было бы в какой-то степени неловко, если бы он не игнорировал её, а всячески напоминал о том, что ей хотелось забыть. Забыть. Это было бы лучшим решением. Потому что Алекс, как это обычно с ней бывает, сама не знает, что на нее нашло. Нет, на самом деле, поговорить с ним она и так планировала. Объясниться хоть как-то, извиниться. Только она думала, что это будет в более язвительной, более привычной манере. А не так, как это произошло. Просто он сидел там один. Одинокий, разбитый. Причем буквально — на его губах к тому моменту высохла кровь, став каким-то совсем темным пятном, едва различимым в черноте, освещаемой лишь звездами. Курил, думал о чем-то. И что-то в ней самой сломалось. Та невидимая броня, которой она привыкла закрываться. Разошлась трещинами на пару часов, и утром снова воздвиглась, ограждая маленькую Алекс от этого огромного мира, и от Блэка в том числе. Даже обняла его той ночью. Обняла. Как ночной кошмар. Так она и подумала тем утром — просто сон. Ничего этого не было. Но воспоминания не были ложными, это она чувствовала. И предпочла просто забыть, игнорируя сей необычный факт, о разговоре по душам под звездами. С Сириусом Блэком. С Трис так толком и не помирилась. Та заупрямилась, хотя упрямство ей несвойственно в целом, и не делала первый шаг навстречу. Алекс рассудила, что, раз это не нужно подруге, то и ей тем более. Достало вывозить дружбу на своих плечах. Хотя это неслабо сказалось на её повседневности. Даже сейчас. До урока ещё двадцать минут, а в классе поговорить не с кем, и это с учетом, что это объединенный урок двух факультетов. Алые с синими редко смешивались, а из её однокурсников поболтать было не с кем: почти все собрались в одной компании, участницей которой была и Трис, так что Алекс попросту из принципа не хотела к ним присоединяться. Мог быть один паренек ещё, с которым она время от времени болтала на переменах, но он уже пару дней как лежал в лазарете, после недавнего матча по квиддичу против Гриффиндора. Который, к слову, выиграл, и это являлось одной из причин, почему когтевранцы не спешили присоединяться к гриффиндорцам на уроке. Забастовку никто устраивать не собирался, слишком уж это по-детски, но по умолчанию к гриффиндорцам как-то никто не тянулся. А тем всё равно было. Веселились, как обычно. Особенно Мародеры, куда ж без них. За задними партами сидела привычная компашка. Поттер и Эванс рядышком друг с другом, даже неудивительно; Люпин, пишущий что-то на пергаменте, несмотря на все отвлекающие факторы; Блэк, повернувший стул спинкой к столу и сидевший так вальяжно, опустив на эту спинку предплечья рук; и Петтигрю, что-то в этот момент говоривший, отчего компашка залилась смехом. Алекс же усердно пыталась сосредоточиться. Поболтать все равно не с кем, поэтому это время она решила потратить на подготовку к контрольной по Прорицаниям. Тест по Младшим Арканам они классом уже написали, и у неё высший балл, осталось теперь доучить Старшие, а это не проблема, они куда проще. В целом, ей Таро нравились. У неё не было никакой предрасположенности к прорицанию, но сам процесс, атмосферный и даже эстетический в какой-то степени, увлекал безумно. Потому что, по сути, от неё никаких способностей и не требовалось — карты, как сильный магический проводник, делали всё за неё. Ей нужно лишь выучить все значения карт и уметь логически мыслить, чтобы верно их истолковывать для каждой определенной ситуации. На память она не жаловалась, а логику и рациональность она с детства любит, поэтому этот раздел Прорицания был самым интересным для неё вот уже второй год. Не то что эти кофейные гущи и гадания по птичьим внутренностям. И всё же, сосредоточиться было сложно. Сама Алекс была какой-то нервной. Искусала нижнюю губу почти до болезненности, барабанила пальцами по столу, поглядывала на каких-нибудь однокурсников, в разные моменты особо громко выделяющихся на общем шумном фоне. В голову скользнула идиотская мысль, от которой Алекс даже усмехнулась. Это как ломка. Ломка по общению. С кем-нибудь. С кем угодно. Раньше у неё была Трис. С которой можно посмеяться, пообсуждать всё на свете, даже посплетничать, если есть такое настроение. Подготовиться к экзаменам и контрольным вместе, понапридумывать разные глупости в домашнем задании по Прорицаниям. Всё это смылось в какое-то болото, канаву, и Алекс не уверена, что готова это вернуть, как бы сильно ни хотелось. Не просто так они рассорились. Не было бы предпосылок, не было бы ссоры. Поэтому стоит забыть, просто забыть. Универсальное решение. Сейчас же она тоже могла с кем-нибудь пообщаться. И общалась, время от времени. Но это не то. Всё не то. Общение какое-то официальное, натянутое. Нет дружеской, непринужденной атмосферы. А Алекс так истосковалась по этому, что хоть вой. Подперев устало голову рукой, она скользнула взглядом по Трис, которая общалась со своими новыми друзьями — подружками-однокурсницами — как ни в чем не бывало. А в груди что-то нещадно засаднило. Неужели она, Трис, которая всегда была скромной и нерешительной, сейчас в кругу других людей, пока Алекс, всегда любившая внимание и умевшая найти любую тему для разговора, сейчас сидит одна с учебниками и тетрадью? Весь мир словно с ног на голову перевернулся. И ей это отчаянно не нравилось. Ещё один взрыв хохота, который напоминал взрыв где-то глубоко внутри неё самой. Раскатистый, звонкий, заставляющий дрожать. От раздражения. Алекс любила шум и веселье, но не когда она окружена им, будучи не в силах быть частью. Когда сидит одиноким отшельником, за первой партой, ведь задние заняты компашкой. Делит парту, предназначенную для двоих, с пустотой. Бесят. Как же бесят. Все. Каждый. И эта компашка Мародеров, самая громкая, — в том числе. Больше всех. Ну почему она не может быть их частью? Эта мысль пронзила иглой мозг неожиданно. Быстро. Просто проскользнула, подобно пронырливому заклинанию, и заставила выпрямиться, окаменев. Ей не показалось? Она подумала «их» частью? Не просто частью чего-то абстрактного? Их частью? Их? Даже захотелось самой себе пощечину влепить, звонкую и болезненную. Сдались ей эти Мародеры. Что за мысли… А почему и нет? Мысли как мысли. Желания как желания. Столько раз со стороны видела их дружбу. Видела, как им никогда не бывает скучно, видела, как они помогают друг другу. Прямо-таки идеальная, практически утопическая картина настоящей дружбы. Подобные мысли неудивительны. Другое дело — что их не стоит претворять в жизнь. Не стоит. И не стоит сейчас вставать резко, брать в охапку свои письменные принадлежности, в том числе колоду карт, и рюкзак. Не стоит поворачиваться и идти в сторону последних парт. Не стоит класть свои вещи на свободное место рядом с компанией малознакомых ей людей. Определенно не стоит. Но Алекс не была бы Алекс, если бы этого не сделала. Эти пятеро тут же затихли. Практически синхронно повернули к ней голову, растерянно наблюдая за тем, как она берет свободный стул и ставит к ребру прямоугольного стола. Блэк тоже нахмурился. Первые несколько секунд. А после — усмехнулся, склонив голову, словно думая: и чему тут ещё удивляться… Стоит уже просто привыкнуть. К ней. К непонятному её существованию. — Не против, если я присоединюсь? — невозмутимо спрашивает она, хотя ощутимо чувствует, как тряхануло её изнутри. Тут уж далеко до невозмутимости. Не привыкла. С гриффиндорцами общаться не привыкла. После этого вопроса взгляды переместились с неё на Блэка. Словно он у них тут в компашке главный; словно он тут один пострадал от любопытного кошачьего носа, лезущего не в свои дела. А Блэк сам только пожал плечами неопределенно, сам выразил глазами: черт знает, что происходит вообще. Что она сама хотела-то? Неужели думала, что они так просто начнут непринужденно болтать с ней, как ни в чем не бывало? Сможет вклиниться в их компашку? Алекс никогда не считала себя наивной. — Ты говорил, она никому не рассказала, — тихо начинает первым Люпин, тоже сидящий у «ребра» стола, то есть напротив Алекс. Обращался он, очевидно, к Блэку, сидящему рядом с ним. Тот кивнул. — И извинилась. — И что, мы должны теперь нормально реагировать на её существование? Они двое говорят, словно её рядом вовсе нет. Говорят, как о последней грешнице и преступнице, а не какой-то их ровеснице, разок оступившейся. Или не разок. А у Алекс что-то поперек горла будто бы встало, и она лишь со стороны наблюдала за этим занимательным диалогом. И сердце било по ребрам с особым, перепуганным усердием. Могла ведь поставить их на место. Могла бы. Но вместо этого молчала, прикусив кончик языка. Чтобы не ляпнуть лишнего. — В любом случае, нам и так было хорошо, — усмехается Поттер, окинув Алекс наплевательским взглядом. Как грязной водой окатили. — Что даст нам твое присутствие? — Джеймс, — шикнула на него Эванс, но тот лишь прижал свою девушку к себе больше, словно говоря «да ладно тебе, она не стоит того». Алекс ударила в голову идея. Очередная странная, дурацкая идея, в тот момент показавшаяся ей гениальной. Уголок губ приподнялся, и она, сперва закатав неудобно широкие рукава черной мантии, протянула руку к своей колоде, лежащей поверх плотного учебника по Трансфигурации. За этим её движением проследил каждый из пятерки, словно она была особо опасна и могла натворить, что угодно. Следили, как за магической бомбой. — Это ещё что? — первым разрезает молчание Поттер, внимательно следя за тем, как её пальцы сперва аккуратно отделяют Старшие Арканы от Младших, а после откладывают Младшие в сторону. На Старших будет проще. Да и заодно потренируется. — Ты спросил, что я могу дать, — спокойно объясняет она, тщательно перемешивая колоду. — Я никого из вас на Прорицаниях не вижу, вы на них не ходите. Значит, и гадать не умеете, даже на Таро. Разве не интересно поглядеть, что скажут о вас карты? Её слова как-то странно подействовали на компанию, заставив лишь молча наблюдать за тем, как ловкие пальцы мешают колоду. И только на фоне были слышны голоса других, что общались, как ни в чем не бывало. Неужто её предложение такое удивительное? На её факультете в гостиной нередко могут собраться и просто погадать разными способами. Особенно темной ночью под голубым куполом-потолком, расписанным звездами. Или же на перемене, перед самим уроком Прорицаний. Сознание гриффиндорцев слишком приземленное для таких развлечений? Первым прореагировал Блэк. Негромко прыснул, опустив голову. — Все эти ваши предсказания — чушь собачья. — Тогда для тебя очень актуально, — произносит она. — Ты сама-то в это веришь? — презрительно скривившись, спрашивает Поттер, хотя в его глазах, под круглыми очками, блеснула неуверенность. — В Таро верю. В хрустальные шары и линии рук — с большой натяжкой, — говорит Алекс спокойно, будто беседует с друзьями. Всеми силами старалась пробить эту стену льда и неприязни, и всё никак не получалось. — Да бросьте, даже если не сбудется, просто интересно, что у вас выпадет. Уж на одну перемену можете потерпеть мое присутствие? Очередное молчание. Мародеры переглядывались, словно переговаривались без слов, и в этот момент Алекс, замерев в ожидании с картами в руке, чувствовала, как всё больше и больше натягивается внутри неё какая-то тугая проволока, готовая порваться в любой момент. Что она сделает, если они не согласятся? Просто встанет и уйдет? Чувство стыда ей знакомо очень смутно, поэтому, в принципе, в этом нет ничего такого. Уйдет и уйдет. Их проблемы. Только вот погадать теперь действительно было интересно. Даже не влиться в компанию. Погадать. Потренироваться. — Я была бы не против, если бы мне погадали, — пожимает плечами Эванс, и Поттер смотрит на неё, как на предательницу. Тем не менее, руку с плеча своей девушки не убирает. Всё также приобнимает её тепло, по-собственнически. — И я, — неуверенно соглашается Петтигрю, поглядывая то на Поттера, то на Эванс. Двое человек уже согласны. Значит, это уже победа. Сколько угодно Блэк может считать это чушью, но если это интересно хоть кому-либо из их компашки, то Алекс уже больше не прогонят. Звучит так, будто она бродячая кошка, что можно так спокойно прогнать. Или уличную гадалку, просившую позолотить руку. Отмахнувшись в голове от этой мысли, Алекс хмыкнула и положила колоду на парту. Легким движением руки провела по ним, растягивая линию по всему длинному столу — если быть точнее, это были две парты, сдвинутые друг к другу — «рубашками» вверх. — Выглядят очень оптимистично, — усмехается Эванс, рассматривая оборотную сторону карт — на черном фоне изображены золотистым цветом пентакль и тянущиеся к нему две костяные руки. — Какие были в Косом переулке, такие и взяла. Напоследок поправив линию, чтобы все двадцать две карты лежали аккуратно, она в ожидании сцепила пальцы в замок. Напряжение всё ещё не исчезло, такое густое и будто наэлектризованное, что страшно любое неверное движение сделать — всё взорвется к чертям. И обстановка в целом была не лучшая. В классе Прорицаний или же в гостиной Когтеврана атмосфера идеальная: круглая комнатка, мягкие, удобные кресла, а благодаря росписи на потолке кажется, словно сидишь под звездами. Нередко зажигали свечи или благовония. Здесь же было слишком светло, высокие окна ничем не закрыты, ещё и шумно из-за других однокурсников. Но ничего. Так тоже пойдет. — В общем, всё просто. Вытягиваете по одной карте, причем обязательно левой рукой и по направлению к себе. Кладете на стол лицевой стороной наверх. А я истолковываю. — Там разве всё так просто?.. — заинтересованно уточняет Люпин, отодвигая свой пергамент, на котором до этого момента всё продолжал что-то писать. — Нет, есть разные расклады. Но у нас осталось минут пятнадцать до урока. Я не успею всем разложить, но так тоже неплохо. Кто первый? Эванс потянулась первая. Настороженно, неспешно поводила ладонью вдоль всей линии, тщательно выбирая, и в итоге рука остановилась над одной из карт. Вытянула и положила карту лицевой стороной вверх, «Суд». В перевернутом положении, то есть верх ногами. Как знала Алекс, карты можно вытягивать разными способами: в прямом или перевернутом положении, и от этого значение могло кардинально измениться. — Ну, хотя бы не «Смерть» какая-нибудь, или что там вообще есть, — выдыхает Эванс. — Ты рано радуешься, — поджав губы, произносит она, и симпатичное личико Лили мрачнеет на глазах. Зеленые глаза пристально смотрят на Алекс в ожидании истолкования. — В перевернутом положении она значит грядущие потери, или разочарование. На первый взгляд шуточное гадание приобретает иные краски. Мгновенно. Лили, судя по слегка потускневшему взгляду, серьезно отнеслась к предсказанию. — Так, думаю, стоит завязывать, — заметив это, говорит Блэк, протягивая руку, чтобы убрать колоду, но Эванс не дает ему этого сделать, вовремя перехватывая его запястье. Карты лишь слегка сдвинулись, но так и остались лежать на парте. — Нет. Давайте дальше, — серьезно говорит она. — Мне интересно. Питер, ты вроде хотел? Блэк закатил глаза. Убрал руку и скучающим, даже скорее надменным взглядом обвел парту, одним лишь своим видом показывая всё свое отношение к происходящему. Алекс невольно передернула плечами от того сухого холода, что источал он своим пренебрежением. К ней? Или только лишь к картам? — Я лучше после кого-нибудь ещё, — отвечает Петтигрю. — Кто-нибудь ещё хочет? Особого энтузиазма никто не выразил. — Так уж и быть, — усмехается в конце концов Блэк. Покачал головой, будто не веря, что делает это, и потянулся к одной из карт, даже особо не выбирая, как это делала Эванс. Вытянул случайную и положил лицом наверх, в прямом положении «Влюбленные». Тут даже истолковывать особо не надо. Можно, конечно, углубиться, но вряд ли ему самому нужно полноценное истолковывание карты. — Ну и кто твоя суженая, Бродяга? — ухмыляется Поттер, расслабленно откинувшись на деревянную спинку стула. — Как? — строит Блэк наигранно оскорбленный вид. — Разве ты уже не считаешься моей суженой? Между нами все кончено? — Ага, от тебя собакой пахнет. Без обид, но такие отношения не для меня. Может, если бы ты использовал больше одеколона… А то, знаешь, два галлона как-то маловато. — Ты только что глубоко ранил мои чувства, Сохатый. Поттер чмокнул воздух, посылая таким образом Блэку поцелуй, и тот показушно засмущался, прикрываясь рукой. Люпину, Петтигрю и Алекс оставалось лишь быть зрителями представления и переглядываться, усмехаясь. Эванс, тоже улыбнувшись, легонько пихнула своего паренька под бок. Накаленность в воздухе благодаря этим двум слегка спала, и Поттер, расслабившись, тоже решил попытать судьбу. «Башня». — Вроде всё не так плохо, а? — Учитывая, что в башню бьет молния, я бы не был так уверен, Сохатый. — Там ещё, если ты не заметил, из окон люди выпадают, — дополнил Люпин. — И это что, огонь там? — уточняет Эванс, слегка подавшись вперед, чтобы лучше рассмотреть. — В окнах. — Да ладно вам, — закатывает Поттер глаза, а сам, как случайно заметила Алекс, сильнее сжал руку Эванс. — Мелочи. А сама Эванс в напряженном ожидании снова уставилась на Алекс. — Башня означает неожиданные перемены, — истолковывает она, следя за каждым своим словом, почему-то сама почувствовав некоторую скованность. — Метафорически, если сейчас ты сидишь в болоте, то в скором времени из него вылезешь. А если у тебя все хорошо, то всё пойдет крахом. Поттер никак не прокомментировал её истолкование. Пытался всем своим видом показать, как несерьезно он к этому относится, но Алекс заметила. Заметила, что он всё же посерьезнел. — Давайте я теперь, — с энтузиазмом, словно не замечая появившейся свинцовой тяжести в воздухе, говорит Петтигрю, протягивая руку. И достает «Шута» в перевернутом положении. — Даже в картах ты шут, Хвост, — усмехается Блэк. — И что это значит? — с довольно-таки оскорбленным видом спрашивает Петтигрю, уставив свои глаза на Алекс. — Неопределенность, измены, легкомыслие. — Глупости, — хмурится он, качая головой. — Как знаешь, — безразлично пожимает Алекс плечами. — Любая карта может быть двусмысленной. Просто не воспринимайте всё совсем серьезно. Люпин, ты будешь? Люпин замер в некоторой нерешительности. Несколько долгих секунд смотрел на положенные рубашками вверх карты, обдумывая, стоит ли. И пришел, видимо, к очевидному вопросу — а почему нет? Кивнув, он потянулся и достал карту откуда-то из середины. Повернул лицевой стороной вверх. «Луна». И на изображении — яркая темная луна, под которой воют двое то ли собак, то ли волчат. — Да вы издеваетесь, — с усталым смешком говорит Лунатик, опустив плечи, и остальные тоже смеются. И Алекс улыбнулась в этот момент, испытывая что-то непостижимое. Все улыбались, и она тоже. Как часть компании, хотя она прекрасно умом понимала, что она далеко не их часть. Но сиди здесь любой другой человек, он бы даже не понял. Не понял, почему они смеются, почему так реагируют на луну, выпавшую Ремусу Люпину. По какому-то невообразимому стечению обстоятельств, и, конечно, по своей вине, Алекс понимала. Знала секрет, что их неразрывно связывал тугими прутьями. И знание этого секрета слабо, едва ощутимо, но хотя бы отчасти связывало её с ними тоже. После такого — разочарование ударило в голову, когда в класс зашла Магнонагалл, неодобрительно глянув на карты и сказав «убрать всё лишнее», и начала вести урок, вынудив их разойтись по разным партам. И она поняла, что это был, вероятно, первый и последний момент, когда она почувствовала себя своей среди них. Пусть они ей и помогли немного убрать весь этот беспорядок с парты, ей, как-никак, пришлось переместиться дальше от них. Снова одна. И что тогда изменилось? Стоило ли заниматься всей этой ерундой? Наверное, стоило. Ведь теперь она сидит, на удивление, не где-то там впереди, в абсолютном одиночестве, прямо перед учителем, а на задних партах. Неподалеку от Мародеров. *** — И что это значит? — недовольно спрашивает Трис, в кои-то веки садясь рядом с ней за обеденный стол. Заплетенные в косу светлые её волосы даже чуть не упали в кубок с напитком, настолько она не видела ничего на своем пути. Настолько была окутана терпким раздражением. Алекс устало вздохнула. Сейчас-то что она делает не так? — В данный момент я ем курицу, — аккуратно отделяя запеченное мясо от кости ножом, отвечает Алекс. — Что это может значить? — Ты знаешь, о чем я. Ты специально решила со мной все концы оборвать, чтобы найти себе новую компанию? И как, повеселилась с новыми дружками? Отличная претензия. Удивительно прекрасная. Алекс медленно отложила столовые приборы и взглянула наконец на подругу. Или бывшую подругу. Черт знает, как теперь её называть. — А тебе как? Веселишься с нашими однокурсницами? — спрашивает она так, словно её это ни капли не задевает. Ни капли не плевать. А внутри всё горит, и она делает глоток тыквенного сока, чтобы хоть как-то смочить пересохшее горло. — Не будь лицемеркой, ты сама мне быстро замену нашла. — Да дело же не в этом. А в том, с кем именно ты завела дружбу, — гневно сверлит её взглядом. И понижает вдруг голос, слегка приблизившись: — Успела Сириусу всё про меня растрепать? Так вот оно что. Ну да, Алекс же обожает чужие секреты разбалтывать. Только и делает, что ходит сплетничает. Хотя. Наверное, не стоит скрывать один довольно важный факт. О котором Алекс сама уже успела забыть за всё это время. Только она открывает рот, чтобы рассказать, как натыкается взглядом на пятикурсницу, подозрительно притаившуюся неподалеку. Как же много здесь в школе сплетников, Мерлин милостивый. Ни о чем не поговорить нормально нельзя. — Хочешь обсудить это здесь? — интересуется Алекс. Трис раздраженно вздыхает и поднимается на ноги, перелезая обратно через скамью. И стоит рядом в ожидании, что Алекс поднимется тоже. А та, на самом-то деле, рассчитывала, что разговор просто перенесется на потом, а не переместится в другое место. Но нет, ей, видимо, даже поесть уже нельзя. Допив сладкое содержимое кубка, Алекс взяла с лавки мантию, которую снимала на время обеда, и нехотя потащилась вслед за подругой на выход из Большого зала. Погрузившись в прохладу коридора, Алекс даже почувствовала легкую дымку расслабленности. Отошла от дверей подальше, к каменным рыцарям, стоящим у стены. — Я ему сказала, что моя подруга в него влюблена, — сообщает она. — Но не сказала, кто. Трис явно не ожидала. Когда спрашивала, не разболтала ли Алекс ничего, была уверена, что нет, и словом не обмолвилась наверняка. Ведь как она, её подруга, может так поступить? Даже, почти театрально, округлила глаза, уставившись на Алекс. — Отлично! — с сарказмом говорит Трис. — Как будто он сам не догадается теперь. Всего-то мы с тобой пару раз вместе были замечены, он явно ничего не понял! Мы же не ходили с тобой бок о бок семь лет! Да у этого самовлюбленного идиота толпы фанаток. Одной больше, одной меньше. Как будто он их считает. Список ведет и каждую поклонницу записывает… глупость. Нашла, из-за чего переживать. — Что мне оставалось? — ещё каким-то боком сохраняя остатки того спокойствия, что дала прохлада, спрашивает Алекс и расслабленно скрещивает руки на груди, всё ещё держа мантию. — Я должна была сказать причину моей слежки. — Ты могла что-нибудь придумать! — Что, например? И у Трис закончились аргументы. Претензии. Вот и чудно. Ей оставалось только смотреть гневно на Алекс, прожигая в ней дыру. Вот-вот кожа поплавится. — Ты эгоистка, Алекс. — А ты нет? Он бы всю вину на меня свалил, если бы я ничего не сказала. Да он ненавидел меня! — срывается она, но тут же старается успокоиться, нервно поведя плечами. Коридорный сквозняк коснулся плеч, скрытых лишь рубашкой и темно-серой форменной жилеткой, и начавший зарождаться огонек злости тут же затух, как свеча. — Но тебе, конечно, всё равно. Лишь бы сухой из воды выйти, хотя ты, если ты ещё не забыла, сама всё и затеяла. Трис будто бы сдулась от этой мини-тирады. Глубоко вздохнула, коснулась лица руками, словно прогоняя злобу. — Ладно, прости, — неожиданно шепчет она. Мотает головой. — Не знаю, что на меня нашло. Просто, знаешь, я не привыкла с тобой ссориться. Все эти дни я ждала, что ты подойдешь поговорить со мной. Помириться. А в итоге что?.. Заводишь дружбу с гриффиндорцами. Алекс прекрасно понимала, что на неё нашло. Ревность. Столько времени Трис пускала слюни на Блэка, а теперь Алекс, её подруга, так спокойно с ним якобы общается. Злость здесь понятна. Только Алекс не виновата. Ни в коем разе. И ей катастрофически не нравилось, что снова крайней делают её. Поэтому в тот же миг они словно меняются местами. Прохлада уже не охлаждает Алекс мозг, и злость накатывает удушливой волной, безжалостно топя её в этой ненависти. — Да боже! Ты себя слышишь? Ни с кем я дружбу не заводила! Когда ты уже поймешь? Тебе чувства глаза слепят. Я трижды с этим придурком вживую говорила. Трижды! За всю учебу почти. Я тебя ни на кого не меняла, в отличие от тебя самой. Успели там уже стать лучшими подружками? Трис будто бы пропустила всё мимо ушей, зацепившись лишь за одну, единственно важную для неё, фразу. — Ну конечно, не заводила. На перемене вам было очень весело… — Ты какую-то хрень несешь. Вряд ли со мной эта компашка еще хоть раз заговорит. — Ну-ну. С этим многозначительным ну-ну Трис посмотрела ей куда-то за спину. Вы издеваетесь. Вы, черт возьми, издеваетесь. — Вы так резко замолчали, когда я подошел, что я начинаю думать, будто вы говорили о моей персоне, — произносит Блэк, самодовольно ухмыльнувшись и прислонившись плечом к каменной стене. — Конечно, только о тебе и говорим днями и ночами, — раздражается она, пытаясь погасить всё никак не утихающий гневный пыл, выжигающий ядом внутренности. — Что тебе надо? — Тебя, на минутку. Трис смотрит на неё, как на врага народа. Словно она только что призналась, что стала Пожирателем Смерти и помогает уничтожить мир. А она всего лишь для чего-то понадобилась Блэку. — Так держать, подруга, — шепчет Трис с яростной иронией, покидая вестибюль. Скрылась где-то в стороне передвигающихся лестниц. Классно. Супер-мега-классно. Лучше и быть не может. Так хотелось взорваться. Разораться на этого придурка в красном галстуке, может даже ударить его, прогнать. Вместо этого только сжала мантию в руках покрепче. И окинула Блэка волной насыщенного презрения. — Как одним своим существованием ты в который раз умудряешься испортить мне жизнь? — Это один из моих прирожденных талантов, — усмехается он. — Прекрасно. Вот и выяснили. Теперь можно и разойтись. И никогда больше друг друга не видеть. — Это была та самая подруга? — спрашивает, когда она уже направляется в сторону лестниц. И этот вопрос заставляет её остановиться. — Я ни слова тебе больше не скажу, — отвечает она, всё ещё чувствуя, как беспричинный гнев колет кожу изнутри. — Вечно каким-то чудом получается так, что именно я одним единственным неосторожным словом натравливаю весь этот гребаный мир на себя. Вот уж спасибо. Заколебалась уже. Кто-то вошел в вестибюль с улицы, пуская морозный воздух внутрь, и Алекс все-таки накинула на себя мантию, не застегивая. Просто засунула руки в карманы и зябко поежилась. — Что ты хотел? — Ты говорила, что можешь погадать. Сделать полноценный расклад. Сделаешь мне? — Ты не веришь в гадание, — говорит она, не потрудившись использовать вопросительную интонацию. Потому что она и не спрашивает особо. Очевидно же, что не верит. Стоять на месте было уже бессмысленно, поэтому она снова неторопливо продолжила свой путь — к лестницам. Блэк шел рядом с ней, объясняясь: — Неожиданно прозрел и поверил. Жить теперь без гаданий не могу. — Классно. Сходи к гадалке. — Зачем, если есть ты? Алекс поворачивает к лестницам, и Блэк за ней. Всё никак не отстанет. Прямо-таки дежавю. — Я не гадалка. А просто заучила значение карт, потому что у меня тест в понедельник. — Тебе трудно помочь? — Я просто не понимаю, зачем тебе это. Держась за перила, она поднималась по ступеням, искренне надеясь, что лестница не завернет куда-нибудь по собственному желанию, ведь тогда до башни тащиться ещё дольше. В не самой желанной компании. Блэк, видимо, решил проигнорировать её непонимание. Упертый придурок. — Ты завтра свободна? Сможешь прийти в Три метлы? — Вау, Блэк, ты приглашаешь меня на свидание? — останавливается она посреди лестницы и поворачивается к нему, оказавшись чуть выше него за счёт ступеней. — Не льсти себе. Алекс усмехается. — Что, я недостаточно хорошенькая, чтобы быть твоей суженой? — Ты достаточно стервозна, чтобы ей не быть. — А мне кажется, что это бы только придало огоньку нашим отношениям. Ты так не думаешь? — Придешь? Кто бы мог подумать. Ещё утром она и предположить не могла, что ещё хоть раз заговорит с Сириусом Блэком, а тут он, такой серьезный и категоричный, просит погадать ему на будущее, как какая-нибудь мечтательная девчонка с младших курсов. Завтра должен случиться конец света, не иначе. — Во всяком случае, не похоже, что меня ждет много дел на выходных, — с едва уловимой горечью выдыхает она. — Приду. Блэк только кивнул. Не поблагодарил. Не съязвил. Просто кивнул и пошел по лестнице обратно вниз. *** К Трем Метлам она шла всё ещё в смятении. Сутки уже прошли, а она всё не понимала, что происходит с вечно беззаботным и безрассудным пареньком с Гриффиндора. Гадания любят когтевранцы. Изредка — пуффендуйцы, но больше в качестве развлечения, а не подходя к делу серьезно. А тут. Гриффиндорец. Ещё и парень. Парни обожают насмехаться над этим «девчачьим» делом. Невольно прислушиваясь к хрусту снега под своими ногами, она всё думала. Думала, думала и думала, как так вышло. Что ещё в начале года она никак не связана была с Сириусом Блэком, а теперь её ждет уже четвертая с ним встреча лицом к лицу. Ещё и наедине. Опять. Он же наверняка даже о её существовании помнил очень смутно; по крайней мере до этого года. Какая-то когтевранка, маячащая на фоне. Однокурсница. Только и всего. А теперь. Что теперь? Когда она уже подходила к знакомой двери и протянула руку, чтобы открыть, её схватили за запястье. Потянули в сторону. Сердце успело панически затрепетать, прежде чем она разглядела своего похитителя, всё ещё держащего её за запястье, поверх её черной шерстяной перчатки. — Блэк, какого черта? — Подумал, что лучше будет в Кабаньей голове. — А Три метлы тебе чем не угодили? — Шумно. Людно. Иногда казалось, что он просто поехавший. Как взбредет что-нибудь в голову, так и остается только задаваться вопросами, что у него в голове. Шумно ему, видите ли… Хотя кто бы его осуждал. Когда они зашли в Кабанью голову, здесь оказалось действительно куда менее людно, и атмосфера более подходящая: темная, мрачная, таинственная. Даже мурашки невольно пробежали, когда она осмотрелась. На каменном полу — многовековой слой грязи, окна мутные, не пропускающие свет, из-за чего пространство слабо освещено, наполнено густой полутьмой, и только лишь огарки свечей стоят на круглых столиках. — Что, такие места тебе не по душе? — ухмыляется Блэк, расстегивая куртку, когда они занимают один из столиков. — Я похожа на изнеженную фиалку? — Черт тебя знает. Алекс, стянув с плеч рюкзак, кинула его около стола, повесила куртку на спинку деревянного, немного облезлого стула и села за стол, принявшись разматывать тугой когтевранский шарф. — Надеюсь, ты угостишь даму сливочным пивом? Раз пригласил. — Да хоть огневиски. Только предупреждаю, что тащить твое пьяное тело до замка я не планирую. Так что на твой страх и риск. — Тогда, так уж и быть, просто сливочное пиво. Пока Блэк ушел к бармену, чтобы заказать напитки, Алекс снова огляделась и прислушалась. Не считая их двоих, здесь царила тишина. Тяжелая, душная, насыщенная. Эта тишина, казалось, даже такие мелкие звуки, как звон бокалов или шаги, поглощала безвозвратно и давила на плечи тяжелым прессом, вынуждая против воли опустить их устало. Для гадания подойдет идеально. Наконец, прямо перед ней оказалась мутноватая, пыльная бутылка сливочного пива. Алекс к этому времени успела тщательно перемешать колоду и отчистить заклинанием поверхность стола от каких-то липких пятен, а то иначе они перепачкали бы все карты. — Только хочу напомнить, что карты не дают никакой гарантии, — говорит она так, словно уже профессионал. Уже привычно легким движением ладони раскладывает карты по столу двумя веерами, оставляя посередине пространство, где будут лежать вытянутые карты. — Никакого пророческого дара у меня нет, а любые сторонние источники, будь то карты или руны, могут дать осечку. — Я не глупый, Белобрысая. Это очевидно. — Тогда не понимаю, зачем тебе вообще всё это надо. По сути, это просто трата твоего времени, если гарантий никаких. — Просто давай уже начнем, и всё. — Как хочешь. Сцепив пальцы в замок, Алекс глубоко вздохнула. И, видимо, зря, потому что запах здесь был тот ещё. — Итак, освободи свой разум… открой путь к своему… — начинает она загробным тоном. — Да, очень смешно, Бланк. Давай серьезнее. Алекс не сдержалась и прыснула. Открыла бутылку сливочного пива, делая небольшой глоток. Приторно-сладкий вкус карамели приятно обволок язык. — Кто бы говорил про серьезность. Я просто пытаюсь разбавить обстановку, ты слишком напряженный. Правда в гадания настолько поверил? Блэк предпочел её проигнорировать, поэтому Алекс оставалось только закатить глаза, закрутить обратно бутылку и всё же с серьезностью подойти к непривычному, странному процессу. Гадать ей было привычно, но явно не с ним. — Подумай о том, что тебя беспокоит, — негромко говорит она, и в голосе не осталось ни следа показушного драматизма. Рука скользнула в карман висящей за спиной куртки и достала палочку. — Вытягивай карты сам, и клади их вот таким образом. Кончик палочки аккуратно вырисовывает в воздухе цифры, яркие и легонько искрящиеся, словно прожигающие воздух. Алекс на всякий случай взглянула в сторону бармена — старика с длинными седыми волосами и бородой, протирающего стаканы тряпкой, — и тот с неодобрением глянул на магически нарисованные над столом символы. Возможно, не любил, когда в его заведении колдуют. Однако никакого замечания не сделал. Блэк по очереди вытаскивал карты, внимательно следя за её действиями и нумерованием. В конце концов, на столе осталось пятнадцать карт, повернутых темными «рубашками» наверх. Алекс положила палочку, но небольшого размера цифры так и оставались висеть в воздухе. — Теперь переворачивай. В той же последовательности. Первые три — это личность вопрошающего. То есть, твоя. Блэк перевернул первую карту. Туз жезлов. Изображена костяная рука, держащая массивную, безмерно тяжелую на вид, палку. — Энтузиазм, храбрость и доверие, — констатирует она, после того, как несколько секунд покопалась в памяти, как в пыльных учебниках. Блэк хмыкает. Вторая карта — четверка кубков. — Апатия и блуждание внутри. Третья — семерка жезлов. Изображен скелет, держащий на плече палку меньшего размера, чем у туза. Едва заметно скелет двигается, гневно сжимая и разжимая кулак, как на колдографиях. Да уж, нельзя не согласиться с Эванс: рисовка не самая радостная. — Агрессия. — Ты точно это всё из книг берешь или просто придумываешь на ходу, чтоб шикарной гадалкой показаться? — Если пока что всё совпадает, это не значит, что я мошенница и просто озвучиваю очевидное. Я вовсе не гадалка и не провидица, а просто истолковываю карты. Остальное делает колода, и ты сам. Давай дальше, я не собираюсь тут до вечера сидеть и пререкаться. Блэк решил проигнорировать и эту её небольшую тираду, сочащуюся неприязнью. И без того слишком напряжен. А Алекс всё ещё ломала голову, что на него нашло. — Теперь те карты, которые я отметила цифрами четыре, восемь и двенадцать. Что будет, если ты решишь пустить всё на самотек. Переворачивай. Прежде чем продолжить, он сделал большой глоток из своей бутылки сливочного пива, нервно облизнул губы, и только после этого рука его потянулась к карте, находящейся под левитирующей, искрящейся цифрой "четыре". Пятерка пентаклей. Изображена сгорбленная женщина, что тащит на себе больного, не способного идти самому. — Тяжелые времена. — Как будто я не догадался, что сейчас в мире все хреново. — Ещё раз: без пререканий. Давай дальше. Блэк лишь закатил глаза. Тройка мечей. На картине — клинки, пронзающие кровоточащее сердце. Алекс едва заметно передернула плечами. Все эти карты она уже видела, и не раз, но в этой обстановке они воспринимались в миллион раз тягостнее. — Одиночество и горе. Предательство. — Мне грозит одиночество? Мне? — усмехается Блэк, но Алекс уловила в его тоне едва заметные нервные ноты. — И кто может меня предать? Чушь. — Ещё раз, — с легким раздражением надавливает она тоном, — я не гадалка. И всего знать не могу. Просто истолковываю. Я тебе говорила, что карты могут ошибаться. Переворачивай. Пятерка кубков. Мужчина в темной мантии стоит посреди поля, поникнув головой, и возле его ног лежат пять опрокинутых золотых кубков. У Алекс что-то ёкнуло под ребрами. Она не была уверена. На самом деле, у нее хорошая память, и она помнит большинство карт, не зря учила. Но непонятно, каким гением нужно быть, чтобы помнить каждую мелочь. На это нужно несколько лет. Поэтому она потянулась к рюкзаку, откуда достала плотный учебник по Прорицаниям. — Ты специально так тянешь? — следя за тем, как она перелистывает страницы, спрашивает он. — Мне не нравится твое лицо. — Уж спасибо, с каким родилась. — Очень смешно. Ты поняла, о чем я. Почему ты побледнела? — Вовсе я не побледнела. Тут освещение паршивое. Наконец, нашла нужную страницу с Младшими арканами, и истолкованием масти кубков. И заметила боковым зрением, что Блэк, пока ждал её, успел достать сигарету и прикурить от уже почти полностью сожженного огарка свечи. Возможно, поэтому он и выбрал Кабанью голову. Знал, что может не выдержать и закурить, чтобы расслабить натянувшиеся до предела нервы. А Мадам Розмерта вряд ли позволила бы это школьнику. Алекс всеми заклятьями готова была себя проклясть, когда осознала, что засмотрелась на этот обычный, повседневный жест. Втянуть никотин в легкие и выдохнуть дым в душный воздух, слегка откинув голову назад. Засмотрелась на четкую линию скул и подбородка, на элегантно-небрежные черные пряди, на длинные аристократичные пальцы, держащие магловскую сигарету. Ей всегда казалось, что в полумраке каждый человек обретает ещё большую, исключительную красоту. А если он и без того выглядит привлекательно, то тут уже никаких шансов нет. Глаз не отвести. — Ну и? — нетерпеливо напоминает он о картах, стряхивая пепел на непонятно откуда взявшуюся на столе заляпанную стеклянную пепельницу. Алекс часто поморгала, словно прогоняя его образ у себя перед глазами, хотя на секунду показалось, что он уже запечатлелся под веками, жестоко и безнадежно выжженный навечно. — Здесь написано: потери, тяжелая утрата и сожаления. Почти полминуты он смотрел на неё в молчании, будто пытался понять какой-то спрятанный смысл её слов. Катал полученную информацию в голове, разбирал на кусочки, снова собирал воедино, как разломанный пазл. И всё равно не мог понять. — Точно? Ты ничего не перепутала? — Хочешь, прочитай сам, умник. Что написано, то и говорю. Ещё одно долгое молчание. Успел сделать несколько глубоких затяжек, пока она задумчиво проводила кончиками пальцев по странице, будто бы тоже желая впитать в себя потаенный смысл, вместе с чернилами, которыми вывели все эти жуткие слова. — Но это же только то, что может случиться, правильно? Если я ничего не сделаю? — Да. И, опять же, карты могут врать. Хотя поразительно, как совпало с тяжелыми временами, которые, очевидно, уже наступили… возможно, и остальное тоже случится. Блэк серьезно кивнул, снова окунувшись в какие-то свои глубокие, вязкие мысли. Алекс даже показалось, что он вовсе забыл, где они находятся и зачем. Забыл о том, что гадание ещё не закончено. Будто он уже узнал всё, зачем пришел. — Давай дальше, — прерывает она сама тишину. Блэк лишь ещё раз кивнул, но теперь уже слегка рассеянно, и принялся за следующую затяжку. — Чем закончится попытка изменить свою судьбу. Вот эти карты, — она указала кончиком палочки на другие цифры, висящие над картами. Предыдущие цифры, карты которых уже были перевернуты, погасли. Блэк принялся переворачивать свободной рукой. И Алекс невольно отметила, как едва заметно у него начали подрагивать пальцы. Девятка мечей. Перевернутая, поэтому Алекс было даже проще её разглядеть, чем предыдущие. Изображен человек, сидящий в своей постели и в отчаянии держащийся за голову. Значение в прямом положении она знала идеально; к тому же, само изображение наталкивало на ответ. Отчаяние, утрата, бедствие. Но она ведь перевернута. Снова пришлось листать страницы, поскольку ошибиться было бы жестоко. Не после того, как видишь всю серьезность на лице человека прямо перед собой. Серьезность на лице того, кто всегда отличался юношеской беспечностью. — Надежда и утешение, — читает она значение по учебнику, уловив в своем же голосе нотки облегчения. Удивительно, как сильно её заставил переживать человек, на которого ей должно быть плевать. Не себе же она гадает, а малознакомому гриффиндорцу. Который ещё и терпеть её не может. Странно после этого испытывать облегчение, видя более милостивую его судьбу, чем могла быть. — И что это должно значить? — Ты мне скажи. Я не знаю, о чем ты думал, когда вытягивал карты. Это влияет напрямую. Я просто озвучиваю значение карт, а ты сам должен сопоставлять со своими мыслями и проблемами. Гадание — это не просто сел и слушаешь. Нужно мыслить логически, а я к тебе в голову залезть не могу. Блэк тяжело вздохнул. Устало протер рукой лицо, прежде чем снова потянуться к картам. Перевернул следующую. — Хаотичность и эмоции. Алекс была уверена в этой карте, но на всякий случай сверилась с учебником. Прочла важное примечание: — Карта советует не браться за несколько дел одновременно. Ведь это может привести к ещё более паршивым обстоятельствам. — Звучит многообещающе. И потянулся к следующей карте, даже позабыв на некоторое время о тлеющей в пальцах сигарете, которая испускала в спертый воздух тоненькую струйку дыма. Десятка жезлов. Алекс полистала страницы. — Знаешь, если это всё так просто можно найти в учебнике, то зачем мне ты вообще? — Не ной. Я ищу только некоторые карты. И то, только чтобы освежить память. А ты сидел бы здесь несколько суток, пытаясь прочесть каждую. Книга говорит, что решительность окупится, но трудностей не избежать. Блэк кивнул. — Теперь эти карты. Это советы, которые могут помочь в решении вопроса. — Хоть что-то полезное. — Так. Двойка мечей?.. это предотвращение. Тебе нужно предотвратить определенное обстоятельство, которое сильно повлияет на исход событий. И необходимо сдерживание эмоций. Туз мечей. — Нужна огромная сила духа. Нужно докопаться до истины. Девятка жезлов. — Настойчивость и стойкость. Ещё один его тяжелый вздох. Сделал затяжку. Удивительно, как много дать могут простые карты и гадающий, который даже не является провидцем. Как много и одновременно мало. Если бы карты читать было просто, если бы они давали очевидный, четкий ответ, вся жизнь была бы куда легче. Но здесь не просто. Здесь — шаг вправо, шаг влево, и крах. Сделаешь что-то не так, поймешь что-то не так, и только разрушишь всё, разломаешь и без того хлипкий карточный домик, облачишь его в руины. Алекс вдруг почувствовала огромную ответственность на своих плечах, хотя ответственна была не она. Она лишь истолковывает. Вся ответственность лежит на самом Блэке. Как он поймет толкование и что после этого предпримет. И всё равно на душе так хреново, слякотно. И что-то душит. — И теперь последнее… личности и события, которые влияют на проблемы вопрощающего. Блэк перевернул первую карту. Выпал Старший Аркан, и Алекс едва заметно выдохнула. Потому что с Младшими, как ни крути, у неё дела всё же хуже. Теперь хотя бы не придется терзать учебник. — Хорошее начало, — усмехается Блэк, рассматривая выпавшую карту — «Повешенный». — На самом деле, вполне неплохое. Без сарказма. Эта карта говорит об озарении и опыте. Он посмотрел на неё с явным скептицизмом. Зажал сигарету губами, вдыхая дым, пока переворачивал следующую. «Шут». Несколько долгих секунд он смотрел на эту карту. Дым сам соскользнул с его губ, бесшумно отравляя воздух. Алекс даже была готова поклясться, что знает, о чем он подумал. И оказалась права. — Нынешний расклад как-то может быть связан с предыдущими? — Тебе решать. Можно связывать их, а можно и нет. Если связывать, то ответ на твой возможный вопрос: да. Видимо, Питер может повлиять на события. Не знаю, как, и не знаю, насколько этому нужно верить. Не мне судить. — Хорошо. И последняя… — перевернул карту небрежным жестом, будто бы ему все равно. И у него вырвался смешок. — Вы издеваетесь. Опять она. «Влюбленные». — Кажется, толпа твоих поклонниц все никак не оставит тебя в покое, — усмехается Алекс, откидываясь на спинку скрипучего стула. Спина уже даже затекла, от долгого, весьма напряженного сидения в одном положении. — Ага. Все мои бывшие и будущие явно намерены объединиться и создать собственную армию против Пожирателей. То есть вот, что его волновало? О чем он думал. На самом деле, если так подумать, то это очевидно. Очевидно, что его волнует будущее. А будущее неразрывно связано с войной. Алекс могла бы просто спросить. Не спрашивала. И так слишком многое друг о друге знают. Достаточно. Им следовало бы укреплять стену между ними, а не рушить, поэтому она лишь закрыла книгу и отложила на край стола. Гадание ведь закончено. И что делать дальше? Начать собираться? Попрощаться? Обсудить? Нет, точно не обсудить. Оставалось лишь сидеть в неловкой тишине, пока он безмолвно докуривал сигарету, дымный запах которой отдаленно доходил и до Алекс. — Ты сама себе гадала? — Нет, что ты, просто так решила купить колоду. Чтобы рандомным людям расклады делать. Блэк посмотрел на нее как-то пронзительно. Расслабленно и в то же время изучающе. И Алекс впервые за этот день почувствовала себя действительно неуютно. Что он хочет выпытать? На что она гадала? На любовь. Вот так банально и по-девчачьи, да. Гадала зачастую в Рождество, как и положено. И в прошлое Рождество, когда она была в отношениях со старшеклассником из своего факультета, тоже гадала. Вместе с Трис. Воспоминания о ней и дружеских уютных посиделках сдавили легкие, но ещё сильнее придушили мысли о самом гадании. Карты ей в тот раз намекнули, что её может ждать разочарование, и следует быть внимательней к своему возлюбленному. Внимательней не в плане «более чуткой и заботливой», а в плане «проницательнее». Намекнули, что близкий человек может повернуться к ней спиной. — И как? — спрашивает Блэк, распознав сарказм. Тушит окурок сигареты о пепельницу. — Сбылось? — Да. Уже через пару недель после гадания. Это если считать крупные попытки гадать. Конечно, были и более мелкие, малозначимые, но она не брала их в счет. А то гадание — да. Сбылось. Ещё как. — Но не стоит исключать возможность простого совпадения или самовнушения, — напоминает она, собирая все карты в одну колоду. — Поэтому я не могу тебе ничего гаранти… Пришлось оборвать себя на полуслове. От неожиданности. Когда он невесомо схватил её руку, которой она собирала карты. Замерла, смотря на него рассеянно. Даже не моргала, вглядываясь в непроницаемые очертания его лица, подсвечиваемые уже почти догоревшими свечами. Сердце в этот же момент будто сжалось, притаившись, как перепуганный котенок. Его большой палец осторожно провел по её коже, нежно поглаживая. Так неправильно и так несвойственно ему самому. И Алекс отдала бы буквально всё, лишь бы узнать, что у Блэка в голове и что он вообще делает. — Спасибо, — благодарит он, как она поняла, за гадание и, слегка наклонив голову, касается губами её ладони. А то сердце, что затихло маленьким котенком, теперь возобновило свой темп, наверстывая упущенное в двойном размере. Так, что ей показалось, будто оно сейчас вовсе не выдержит и остановится, распадется на жалкие отрепья. Нет. Нет, вы шутите. То, что она видела сейчас, никак в голове не состыковывалось с тем, что она видела ранее. Этот Сириус Блэк не может быть тем Блэком, что грозился, пусть и в шутку, скинуть её с башни, если она не уйдет с глаз долой. А тут. Галантен и осторожен. Хотя это же очевидно. Родословная Блэков — практически королевская в их мире. Он должен знать о манерах, о том, как вести себя в обществе. Как бы тошно ему от этого ни было, его этому учили. И девушки за ним толпами бегают. Конечно, он красив, но симпатичной мордашки зачастую бывает далеко недостаточно. А если он умеет в какой-то момент вытащить наружу все те похороненные и стройно утрамбованные семьей манеры наружу, то тут шансов не влюбиться не останется. Только если у какой-либо особо стойкой к его чарам личности. Показалось, что этот момент длится вечность, но на самом деле — лишь мгновение. Лишь на несколько секунд коснулся губами её кожи и после неспешно выпрямился, как ни в чем не бывало. У Алекс тем временем к щекам неизбежно прилила кровь, заставляя лицо нещадно гореть. Слава Мерлину, что здесь полумрак. — Уж извини, не могу просидеть здесь весь день, — усмехается он, поднимаясь со стула. Накидывает на себя куртку и завязывает черный шарф. — Обещал Сохатому встретиться с ним. Алекс едва ли наскребла силы, чтобы хотя бы кивнуть. Тело словно закаменело, покрывшись корочкой льда, мешающей двигаться. И тем более произносить слова: язык нещадно отяжелел, мешая говорить. — До скорого, Белобрысая. Ещё раз спасибо. И тебе спасибо, Бродяга, — мысленно отвечает она, провожая удаляющийся силуэт взглядом. Спасибо, что избавил от унылого одиночества субботним днем. И спасибо, что помог почувствовать хоть что-то, кроме этой беспросветной злости, выжигающей её изнутри, и нескончаемого чувства несправедливости. Хотя бы на мгновение.