Белобрысая

— Да быть не может. Ты не фокусник, Бродяга, ты мошенник, — смеется Сохатый, когда он в очередной раз вытянул не ту карту. — Если бы играли на деньги, ты бы меня уже без всего моего поттеровского наследия оставил. Питер, сидящий неподалеку, сосредоточенно прищурился, будто намеревался пронзить карты взглядом насквозь, но в итоге просто выдохнул и покачал головой. Изрек: — Что за магия? — Не магия, — ухмыляется Сириус. — Эта игра всего лишь проверяет вашу внимательность, а вы слепее кротов. — Лили, напомни мне в следующий раз предотвращать любые беседы Бродяги с маглорожденными, — шутит Джеймс, отглатывая из кубка тыквенный сок. Лили улыбнулась, задумчиво ковыряясь вилкой в завтраке. Карты её явно не интересовали; стоило уже привыкнуть, что не все интересы Мародеров ей по душе. — Он так скоро и в покер научится играть. — Я только за, — с самодовольной ухмылкой признается Сириус, перемешивая эти три карты в руках, как целую колоду. И спрашивает: — Ещё раз? Ответа Сириус не дождался. Вместо этого он почувствовал, как чья-то нога пихнула его под столом — судя по всему, нога Джеймса, ведь он сидел прямо перед ним, — и когда он вопросительно воззрился на него, тот кивнул куда-то назад. Обернувшись, он вдалеке увидел Белобрысую, что только что зашла в зал и в некоторой рассеянности остановилась на пороге, потому что не ожидала такого маленького количества людей. Чем ближе было к началу семестра, тем меньше людей просыпалось к завтраку — все старались отоспаться и появлялись в зале только через час после того, как тарелки заполнялись едой по волшебству. А Бланк, видимо, была такой же ранней птахой, как и Мародеры. Хотя, на самом деле, Сириус скорее из тех, кто проспит до обеда, но ради друзей был готов встать хоть в четыре утра. В Бланк сейчас не было ничего необычного, но в последнее время у него будто в голове щелкнули переключателем, и он стал засматриваться на неё по абсолютным мелочам. Казалось бы, простая девчонка, не особо выделяющаяся, но сейчас взгляд снова приковался к ней цепями. Её и без того неплохая фигура была подчеркнута темной водолазкой — свои недлинные волосы будто специально собрала, чтобы акцентировать внимание на красивых хрупких плечах, — и прямой юбкой чуть выше колена. Взглядом она бегло провела по залу, будто специально выискивая Сириуса. Однако, когда наконец выловила взглядом свою цель, не пошла к нему, а только немного улыбнулась. Не смущенно, не неловко, хотя он ожидал именно такой реакции. Улыбка была скорее просто благодарная и приветливая, и взгляд. Взгляд — другое дело. Яркий, сияющий. На секунду в голове возникла глупая мысль, что если бы он стоял ближе, ослеп бы от этого сияния в её глазах к чертям. Не может же быть дело только в букете. Подумаешь, цветочки. Почему-то ощущалось, что прошло минут десять, но на деле эта улыбка и этот кивок в знак приветствия заняли всего пару секунд. Поправив ремень кожаной сумки на плече, она спокойно направилась к своему когтевранскому столу, практически полностью пустому. — Эй, Белобрысая! — окликнул он, словно воспрянув от какого-то транса, когда понял, что всё также молча смотрит ей вслед. Окликнул быстрее, чем мозг успел заработать. Даже не знал, что сказать. Бланк будто бы вздрогнула — возможно, ему просто показалось издалека. Но не проигнорировала, а наоборот подошла ближе. Осторожно, или скорее даже опасливо, не совсем близко, но заметно ближе к их столу, чем когтевранскому. Сириус перекинул ноги через лавку, повернувшись к ней всем телом. Наверняка, если он спросит, она просто съязвит, сведет все в шутку. Это же Бланк. Всё же спрашивает, пропитав вопрос саркастичностью: — Как тебе букет? — О, прекрасно. Я польщена, — хмыкнула она, едва заметно выдохнув, будто ждала иного вопроса. Закусив губу, она на секунду отвела взгляд и вернула его к Сириусу, признаваясь: — Только одно мне непонятно. Ты купил целую колоду Таро ради одной карты? — Ну, — начинает он, небрежно поведя плечами, — мы откопали эту колоду в одном из раритетных магазинчиков Хогсмида, но покупать смысла не было. — Только не говори, что вы ее стащили. — За кого ты нас принимаешь? — смеется он, и Сохатый неподалеку смех поддержал. — Мы наколдовали дубликат. — Вообще-то, — вставляет Лили со смешком, — вы правда планировали незаметно спереть, если бы не я. — Она врет, — с напускной серьезностью уверяет Сириус. — Мы порядочные люди, на самом-то деле. — Да-да, — улыбнулась Белобрысая, качая головой. — Я больше верю Эванс. — Женская солидарность? Сам не понял, почему потянуло сказать именно это. Сорвалось с языка само, а губы растянулись в легкой насмешливой ухмылке. Никто из присутствующих не заострил на этой фразе внимание, но Белобрысую, кажется, правда выбросило куда-то в далекое прошлое, когда они стояли в коридоре и пререкались из-за какой-то там девчонки с Пуффендуя. Словно вечность назад. Другая жизнь, другие проблемы. Никто из них ещё даже не догадывался, к чему это всё приведет. Бланк усмехнулась, как-то немного рассеянно, и посчитала нужным перевести тему. Тема напряженная, и от цепкого взгляда Сириуса не укрылось, как нервно впились в лямку сумки её тонкие пальцы. — Я так понимаю, мне нужно всё же как-то отреагировать на вчерашний букет? — вскинула она брови, смотря прямо на него и отчетливо сторонясь взглядов других. — Дать какой-то ответ? — Может быть, позже. Его самого изумило, как небрежно и наплевательски это прозвучало. Представьте, насколько это изумило её. Почти физически он почувствовал ровно такое же удивление со стороны друзей, чьи взгляды с усилием принялись выжигать в нем дыры. — Идея получше: хочешь сыграть? — и легким движением руки продемонстрировал те три карты, с которыми он игрался до этого. — Я не знаю правил. — Здесь всё до нелепости просто. Нужно следить за дамой червей. Почти как в «наперстки», но только с картами. Что скажешь? Повисла пауза, во время которой Бланк старательно обдумывала предложение. Джеймс негромко прыснул, уже догадавшись, к чему всё ведёт. Настолько высокий уровень понимания, что уже практически мысли друг друга читают. Лили, тоже непонятным образом догадавшись, незаметно пихнула Джеймса локтем, и тот спрятал свою улыбку, делая ещё один глоток сока из кубка. — Просто так? — всё ещё немного нерешительно спрашивает Бланк. — Или на что-то? — Если выиграешь, можешь загадать любое желание. Если выиграю я, тогда… ну, скажем, с тебя поцелуй. Идет? Его губ снова коснулась вызывающая улыбка, а взгляд внимательно изучал её реакцию. Она сжала губы в полоску, прищурила глаза, всматриваясь в него в ответ. Ожидал, что она покраснеет. Нет. Ни тени румянца на этих щеках. Только быстро заправила прядь волос за ухо, выдавая некоторое волнение. Этот жест позволил заметить, что её недлинные волосы были стянуты сзади не резинкой, а синей лентой. Обычно такая прическа ассоциируется с нежностью и мягкостью, но, черт возьми, как же далеко это описание было от самой Бланк. Даже с этим синим аккуратным бантом, держащим её волосы, она не теряла доли своей привычной дерзости, которая читалась и в её взгляде, и в позе. Будто даже дышала этой дерзостью. Порывшись в памяти, он вдруг подумал: а была ли эта дерзость, когда на её плечах, держащихся сейчас так уверенно и прямо, были вогружены все проблемы мира? Да, была. Даже когда она была потеряна и подавлена, лицо было бледно, а глаза сочились безысходностью, всё равно в ней всей читался какой-то безмолвный вызов. — Можешь не играть, — с небрежным смешком бросает Сириус, поворачиваясь обратно к столу. И дополняет, сидя к ней уже спиной: — Если боишься, что настолько невнимательна, чтобы не суметь всего лишь проследить за картой. — Вот только не надо манипулировать. Дешевый трюк. — Но сработал ведь? Бланк вздыхает, будто являлась великомученицей всея Хогвартса, и отходит на несколько шагов, чтобы обойти стол с другой стороны и положить свою сумку напротив Сириуса. Сириус рассмеялся, а Джеймс, заговорщически с ним переглянувшись, немного подвинулся, уступая гостье место. Все остальные выступали внимательными зрителями. Впрочем, и до этого они лишь наблюдали за происходящим, будто на сцене в свете софитов могло существовать только две фигуры, за драмой которых было так увлекательно следить. — Итак, тут три карты. Два черных валета и одна дама червей. Вот, дама в самом верху, видишь? — Бланк кивнула, и он поочередно разложил эти три карты рядом друг с другом, почти как при гадании. — Теперь следи, — и стал менять их местами, не слишком медленно, в меру быстро. Любой внимательный человек поймет, где карта. — Итак? Бланк, почти не раздумывая, указала пальцем на среднюю карту. Сириус плутовски улыбнулся и перевернул карту — валет. — Подожди, в смысле? — искренне удивляется Бланк, выпрямившись. Продолжала сверлить карты глазами, будто это поможет сменить одну на другую. — Дама была самой первой, так? Тогда это точно средняя. — Не судьба, Белобрысая. — Ты обманул. Непонятно, как, но обманул. — Ни в коем разе. Чтобы удостовериться, Алекс нетерпеливо перевернула другие две карты. Дама оказалась третьей по счету, но никак не средней. — Может, два из трех?.. — оторопело спрашивает она, не решаясь поднять взгляд на него. А он смотрел. Наблюдал за её растерянностью, касался пристальным взглядом очертаний её сжатой от напряжения челюсти, её слегка подрагивающих ресниц. — То есть, если ты проиграешь дважды, то с тебя два поцелуя? — продолжает он её добивать. Джеймс рядом снова негромко рассмеялся, шепнул что-то сидящему рядом Рему. — Нет, это не так работает, — отрицает Бланк, борясь до последнего. — Мне казалось, что правила устанавливаю я, — смеется он, перемешивая карты. Он прямо-таки упивался беспомощностью Бланк в этой ситуации. Не по-садистки, конечно, а дружески. Его искренне забавляло происходящее. Столько раз она ставила его в тупик своим поведением; его черед. Впрочем, он не против и пойти на некоторые уступки. Два поцелуя — заманчивая идея, но он прекрасно знал: достаточно будет и одного. Одного, чтобы потом заполучить больше. — Так уж и быть, сделаю одолжение. Но проигрываешь ещё хоть раз… — Да, да, поцелуй, я поняла. Давай. А она завелась. Тело напряжено, спина прямая, как тетива. А в глазах беснуются черти, подпитываемые жгучим азартом. Джеймс не раз говорил, что они похожи. Но только в эту секунду в её взгляде Сириус заметил отголоски своего собственного, будто смотрел через какой-то зеркальный лабиринт. С ухмылкой он продемонстрировал, что дама лежит снизу. Бланк кивнула, максимально сосредоточившись. Ремус уже даже не вникал в происходящее, прекрасно зная, чем все закончится, Джеймс продолжал обмениваться с Лили многозначительными взглядами, а Питер молча наблюдал за игрой. — Первая? — неуверенно спрашивает Бланк, подперев рукой голову, словно та налилась свинцом, резко отяжелев. — Не угадала. Будь внимательнее. Её губы беззвучно выдали какое-то слово, и он готов был поклясться, что это было какое-нибудь смачное ругательство. — Давай ещё раз. — Это тебя не спасет, — ухмыляется он, собирая снова эти три карты. — Мы договаривались на два из трех, третий раз уже ничего не даст. — Я знаю. Просто ради интереса. — Как хочешь. Теперь уже он мешал совсем медленно. Так, что даже старушка, должно быть, смогла бы проследить, если бы догадалась, в чем здесь загвоздка. Воздух уже насквозь был пропитан запахом его победы. На секунду Сириус, мазнув взглядом по её сжатым в полоску губам, представил, каково это будет — снова поцеловать её, запустить пальцы в эти её стянутые лентой волосы, уверенно прижать к себе её обманчиво хрупкое тело. — И снова не угадала. — Тут точно замешана магия, а магия в азартных играх запрещена, — с несерьезной надменностью заявляет она, выпрямляясь. Цеплялась за последнюю возможность увильнуть: — Так что, поскольку это нечестно, все условия аннулируются. Джеймс и Сириус переглянулись, ещё больше развеселившись. — Меня этому научил магловский паренек с шестого курса. Никакой магии, только ловкость рук. — Значит, всё-таки обманул? Где у тебя там дама, в рукавах, или что? — Забей, он всё утро фокусничает, — говорит Джеймс, откусывая кусок от красного яблока, которое взял из корзинки на столе. — Объяснишь, в чем дело, мистер «ловкие ручки»? — Когда я показывал, что дама сверху, она на самом деле была средней. Просто если сложить карты вот так, — он показал две вместе сложенные, — они выглядят, как одна. — А когда ты показывал, что она снизу?.. — сосредоточенно слушая, уточняет Бланк. — Просто незаметно кидал её на стол раньше средней. Вы так зацикливаетесь на самом процессе перемешивания, что вообще не замечаете, как я кладу карты изначально. — Это всё равно нечестно. — Я не виноват, что ты настолько невнимательна, Белобрысая. Уговор есть уговор. Бланк закатила глаза, шумно вздыхая. Посмотрела на Эванс, будто ища в ней поддержку, но та только сочувственно пожала плечами, взглядом показывая, что та могла попросту не соглашаться. Перспектива поцеловать Сириуса явно не нравилась Белобрысой, но отказываться от своего обещания она уж вряд ли станет. Обдумывая ситуацию, она сцепила пальцы в замок, так сильно, что побелели костяшки. А затем, словно ей подсказало чутьё, она повернула голову к выходу и увидела заходящую сюда группку когтевранцев — кажется, это её бывшая подружка, ещё одна когтевранка и Берд, с которой Сириус встречался не так давно. Так себе история, на самом деле. Предпочитал не вспоминать, всё было слишком уныло, скучно и бесчувственно. Небо и земля по сравнению с тем, что происходило в его жизни теперь. По сравнению с той зависимостью от Бланк, которую, как бы паршиво ни было признавать, он испытывал. Хотел чувств? Эмоций? Уже с избытком. С избытком, а ему всё мало. — Хорошо, уговор есть уговор, но, может быть, позже, — заявляет Бланк, беря свою сумку и поднимаясь из-за стола. Перешагивает через лавку и нервно оправляет юбку. Сириус бросил на Сохатого усталый взгляд, и тот лишь на пару секунд задумался, прежде чем неожиданно для всех выпалить: — Не хочешь остаться здесь? Он ведь Бланк когда-то на дух не переносил. Как и сам Сириус. Теперь она Джеймсу не то чтобы прямо-таки нравилась как человек. Это скорее было равнодушием вперемешку со снисходительностью: он всегда с уважением относился ко всем интересам друга. — За гриффиндорским столом? — немного запоздало спрашивает она с какой-то отстраненной усмешкой. — Не похоже, чтобы за когтевранским тебя кто-то ждал, — прямолинейно заявляет Сириус, безразлично метнув взгляд на компанию, что уже заняла место за своим столом и продолжала вести какую-то беседу. Оставалось только надеяться, что эта фраза не произведет противоположный эффект, из-за чего Белобрысая решит вдруг обидеться и пойти к этим своим не-подругам. На самом деле, она не из тех, кого так просто обидеть. — Блэк, знаешь, иногда тебя так сильно хочется ударить. — Знаю. Но из-за этого я тебе и нравлюсь, согласись. Несколько бесконечных секунд она стояла в этой нерешительности, а затем, видимо, его чары невообразимым образом срабатывают, и она всё-таки кладет обратно сумку, садясь за их стол. Учеников всё равно было мало на всех факультетах, так что ничье место она не занимала: почти две трети их стола пустовали. Сириус был уверен, что сперва она почувствует себя непривычно и не в своей тарелке, но она тут же, будто только этого и ждала, подвинулась к Эванс, которая неторопливо пережевывала омлет. — Эванс, хотела спросить. Нам же по нумерологии задали одинаковую домашку, да? — уточняет она так просто и спокойно, будто они близки уже тыщу лет. — Если вам задали эссе не меньше, чем на тринадцать дюймов, по совершенно нудной теме, то да, именно так, — как-то угрюмо усмехается Лили. Бланк понимающе кивнула. — Прекрасно. Ты уже написала? — Да, и уже понимаю, к чему ты клонишь. Я сама еле нашла нужную информацию в учебнике, там сплошной темный лес. У тебя он с собой? Дай-ка мне, я тебе отмечу нужные страницы. — Серьезно? Ты мой спаситель, Эванс, — с облегчением говорит она, потянувшись к сумке. Выудила оттуда учебник и исписанный наполовину карандаш и подвинула к своей новоиспеченной подружке. Сириусу с Джеймсом оставалось ошарашенно наблюдать за всем этим максимально непринужденным разговором. Ошарашенно, потому что весь акцент сменился слишком резко — всегда Бродяга и Сохатый были центром всей компании, а теперь они молча наблюдали за тем, как девушка одного из них беседует с той, кто только-только появился. Бланк продолжила ненавязчиво и негромко что-то говорить про нумерологию, но Сириус уже не слушал — Джеймс перегнулся через стол, чтобы спросить: — Тебе не кажется, что Бланк слишком быстро влилась? — Не-а. Мне кажется, что именно так всё и должно быть, — усмехается он. Сохатый с насмешливым кивком соглашается, возвращаясь на свое место, и бросает на болтающих девчонок ещё один удивленно-неверящий взгляд. *** Алекс шла по коридору, окутанная густым слоем растерянности. После завтрака Мародеры предложили ей пойти куда-нибудь с ними, но Алекс отказалась и сама не понимала, почему. Может, испугалась. Казалось бы, такая смелая и решительная. Но да, она испугалась таких внезапных перемен. Ещё совсем недавно общалась с одними людьми, а теперь каким-то боком её пытаются влить в компанию Мародеров. То есть даже не она. Они сами. Сами предлагают, хотя какое-то время назад так остро реагировали на то, что она подсела к ним и предложила погадать — так давно это было, будто в другом веке. С ними приятно общаться, этого не отнять. От них веяло такой беззаботной и озорной атмосферой, будто она снова очутилась в детстве, где не существует никаких проблем, только шутки, сарказм, взаимные подколы и расплывчатые планы о будущем. Во всей их компании жизнь била ключом, и это было то, что ей действительно нужно. Удивительно, но с Эванс они особенно разговорились, хотя Алекс все еще не была уверена, что смогла бы достичь с ней того же понимания, которого непонятным образом достигла с Блэком — человеком, с которым взаимоотношения больше походили на какие-то крутые горки. И ещё этот поцелуй, который ждёт её. Кто дёрнул её согласиться? Одного было мало? Деваться некуда, и придется, конечно, вознаградить его за выигрыш в этой нечестной игре, однако при одной лишь мысли об этом она вся внутренне сжималась, проклиная саму себя за свою азартность. И максимально старалась не представлять это, отгоняла все мысли и фантазии. Боже, они же ещё даже не обсудили букет. Могли, но он сам увел тему куда-то не туда, и его это совершенно не волновало. Она даже не успела поблагодарить, хотя изначально хотела. Поблагодарить их всех, его в особенности, сказать хоть что-то, но в итоге они просто сыграли в какую-то магловскую игру. Его непредсказуемость в который раз ставила её в тупик, и она бы ни за что в этом ему не призналась, но ей это даже нравилось. — Обзавелась новыми дружками? Алекс вздрогнула от неожиданности. Замерла, как от заклинания, постояла несколько секунд, пока накатывало ледяное осознание, и повернулась к источнику голоса, что стоял у стены около окна. Она вовсе забыла о его существовании. Да, сложно представить. Настолько увлекла вся эта драма с букетом, что у неё напрочь из головы вылетел один из весомых аргументов «против», и теперь, поглядите — собственной персоной. Первый вопрос, который так и горел на языке — «тебе какое дело?». Но это уже так банально и безвкусно, что она решила перейти сразу к делу — к нелепым оправданиям, которые вихрем пробрались в голову. — Я сидела с ними из-за Эванс, Северус, — устало лжет она. А затем ухмыльнулась, осознанно давя на болезненную точку и спасая саму себя: — Или она тоже входит в твой черный список всевозможных недругов? Чего и следовало ожидать — он сжал челюсть, отчего на и без того остром лице проступили строгие черты. Она определенно будет гореть в аду за такие методы, ведь она знала. Знала, что это больная для него тема — он с ней её не обсуждал, но Алекс слишком проницательна, чтобы не видеть. Да даже слепой бы понял. Но он сам не преминет потоптаться на всех её болезненных местах при любой возможности, так что она не станет мучиться угрызениями совести. Осточертело чувствовать вину буквально за всё. — Вот как, — хмыкает он в итоге, отведя свой холодный черный взгляд. — Подружилась с Лили? — Это так удивляет? — Да нет. Знаешь, а вы ведь чем-то похожи. Как минимум, падкостью на скверный круг общения. Как там Блэк? Обзавелся уже новой пассией, с которой будет зажиматься прямо у тебя на глазах? Хотелось рассмеяться. Истерически, нервно. Всё завело в такие странные нереалистичные дебри. А Снейп... Как же сильно он влюблен в Эванс, раз одна единственная её фраза о ней заставила его всё же пройтись по любым способам задеть Алекс в ответ. Алекс съязвила бы на этот счет, съязвила об этой не по-слизерински искренней и чистой влюбленности, но рассудила, что уже довольно. С неё хватит. Не было ни малейшего желания снова ссориться с ним. — Северус, — усмехается она, чувствуя, как накалились все нервы изнутри, вот-вот заискрятся. — Ты правда пытаешься меня этим задеть? Ты прекрасно знаешь, что только одно сможет на меня повлиять. Вопрос только в том, опустишься ли ты до этого. — Я уже говорил тебе, Алексия. Мне пока что незачем рассказывать. — Вот и отлично тогда. Хорошего вечера. Кивнув, она поправила воротник водолазки, который словно душил её сейчас, и направилась вдоль коридоров, неизвестно куда, лишь бы дальше, дальше. Несмотря на то, как отвратительно тошно стало после этого разговора, она выяснила главное. Снейп всё ещё убежден, что Блэку плевать на неё. Пусть всё так и остается. *** Свет в библиотеке был приглушенным и теплым, создавая обстановку уюта. В последние дни у Сириуса часто ощущение этого странного тепла, когда нет каких-то тревог. Не думает о войне, о семье. Просто зависал в компании друзей, веселясь и создавая букет для Белобрысой — была какая-то цель, задача, и она разбавлялась постоянными шутками и громким смехом. Пусть цель и выполнена, атмосфера никуда не делась, будто она уже пробралась под кожу и пустила цепкие корни вокруг костей. — Эссе по погребинам… — констатирует он, читая заголовок в домашке у Лунатика. — А, помню этих чудиков… Унылый кладезь безысходности и отчаяния. Если нужен пример, распиши Нюниуса. Идеальное попадание в роль. — Кажется, кто-то говорил, что Сириус стал меньше людей задирать? — с легким упреком спрашивает Эванс у Джеймса, уже предсказуемо отреагировав на упоминание её бывшего сальноволосого дружка. — Лили, давай просто признаем, что Снейп — огромнейшее исключение, — устало объясняет Джеймс, положив ладонь поверх её руки, лежащей на столе. — Я тоже попросту физически не могу оставить его в покое, как бы сильно ни хотел, ты же знаешь. А уж для Бродяги это невыполнимая задача тем более. Не требуй от нас невозможного. Эванс никак не ответила, только вымученно вздохнула, всё ещё смотря с упреком, и вернулась к собственной домашней работе. Её перо напряженно забегало по строчкам этим её идеально ровным почерком. — Почему, как я вашу компашку ни вижу, всегда за учебой сидят только двое? — слышится знакомый голос со знакомой усмешкой, и сумка Белобрысой появляется на свободном стуле. — Ну, или, максимум, трое, — поправляет она себя, безразлично подметив, что Хвост тоже расположился за толстенной книгой. — По ЗоТИ мы с Сохатым уже всё сделали, — отвечает Сириус, расслабленно откинувшись на спинку стула. Если признаться, её появление довольно неожиданно. — Уже? — вскинула она брови. — Белобрысая, мы всегда делаем всё либо в последний момент, либо в самом начале, чтобы потом не париться вообще. Бланк улыбнулась, покачав головой. Поправила пряди, что немного выбились из стянутого лентой хвоста. — Каюсь, я удивлена, что вы вообще что-то делаете. — Обижаешь, — хмыкнул Сохатый. — На самом деле, они действительно хорошо разбираются в большинстве предметов, — говорит Рем, наконец отвлекаясь от своего эссе, будто он туда погрузился с головой, ничего не слыша из-под этой толщи, и только сейчас всплыл на поверхность, чтобы хоть в чем-то похвалить своих друзей. — За исключением тех, которые нам попросту до лампочки. — Некоторые учителя называют их лучшими на курсе, — с восхищением в глазах вставляет Хвост, захлопывая книгу, видимо, поняв, что болтать и слушать интереснее, а уроки можно доделать и потом, семестр не завтра начинается. — Ну, с этим я бы поспорила, — усмехнулась Бланк, скучающе прохаживаясь вдоль стола. Садиться к ним она не спешила. — Однако, раз вы «лучшие на курсе», почему же не поможете своим товарищам с домашкой? Или самолюбие не позволяет? Сириус с Джеймсом рассмеялись. — Самолюбие позволяет. Лунатик не позволяет, — отвечает Сохатый, и Рем несколько смущенно улыбнулся. — Он у нас принципиальный малый. — Хвосту мы по возможности помогаем, естественно, хотя он и сам неплохо справляется. И друг у друга скатываем время от времени, если совсем лень. А Рем всё сам хочет. — Не пойми меня неправильно, Алекс, я не считаю списывание чем-то постыдным, — посчитал нужным оправдаться Ремус, сцепив пальцы в замок, — но просто учителя и так дают мне слишком много поблажек из-за моей… проблемы. Я не хочу ещё и друзьям на шею сесть. — И очень зря, — с упреком говорит ему Сириус, закинув локоть на спинку своего стула. А после обращается к Бланк, повернув к ней голову: — Так что он у нас не ботан, Белобрысая, как ты могла подумать. Просто самодостаточный и принципиальный. Ремус снова улыбнулся, рассудив, что пора бы уже возвращаться к домашней работе. А Сириус вдруг заметил, что Джеймс о чем-то совсем тихо шепчется с Лили, поглядывая то на Бланк, то на Сириуса. Под кожей закралось какое-то странное предчувствие. И неожиданно: — А ещё этот самодостаточный и принципиальный сейчас соберет книжки, и пойдем мы, наверное, лучше в гостиную, — говорит Джеймс вслух, вдогонку словам Сириуса, поднимаясь из-за стола. Лили без всяких вопросов принялась собираться следом, пряча улыбку за копной своих рыжих волос. — Что-то мы здесь засиделись, вам так не кажется? — непринужденно обращается он к остальным, бросив на Бланк мимолетный лукавый взгляд. А та прямо-таки замерла, хотя ещё секунду до этого продолжала задумчиво и неторопливо прохаживаться вдоль стеллажа с книгами. Нахмурила брови, слегка качнув головой — не понимала, что происходит, совершенно. Посмотрела на Сириуса, ища хоть какое-то объяснение, но тот беззвучно смеялся, подперев лоб ладонью. Происходящее напоминало клоунаду, но эта клоунада ему определенно нравилась. Остальным, однако, повторять дважды было не нужно, даже Ремус, что был полностью в своей домашке, просто устало вздохнул и закрыл книгу, оставив в ней недописанное эссе в качестве закладки. До Бланк наконец начало доходить, почему все, кроме Сириуса, что тоже поднялся, но не направился к выходу, а вальяжно уселся на край стола, решили неожиданно пойти в гриффиндорское пристанище. Но найти отмазку и уйти тоже — а может, она и не хотела, — не успела бы. — Встретимся позже, Бродяга, — с раздражающей улыбкой говорит Джеймс, по-дружески похлопав его по плечу, и Лили пихает своего паренька ближе к выходу. Когда многочисленная компашка отходит на достаточное расстояние, Сириус слышит издалека: — Мадам Пинс, вы не поверите, я только что слышал какие-то звуки из Запретной секции. Да-да, правду говорю… прям из самой глубины секции. Как думаете, туда мог кто-то пробраться? Библиотекарша что-то ответила, но Сириус уже не расслышал, слишком далеко они были. И этот негромкий звук голосов в итоге просто растворился в торопливом и удаляющемся стуке каблуков мадам Пинс. Сириус снова рассмеялся, запрокинув голову назад. Взять и собраться моментально всей компанией, только чтобы оставить их двоих наедине с этой их неразберихой во взаимоотношениях. Надо будет потом отблагодарить Джеймса, если тот не будет досаждать допросами. Бланк, судя по всему, была просто полностью пронизана неловкостью и растерянностью. Посмотрела на него в нерешительности. — Вот мы и остались одни, — засовывая руки в карманы джинсов, абсолютно спокойно произносит он. Бланк отстраненно кивнула. И неуверенно начала: — Слушай, насчет букета… — Давай насчет букета потом. — Ты серьезно? — Сначала твой долг. Потом уже поговорим. Всё, что ему хотелось — это припасть к её губам наконец. Правда. Притянуть к себе, коснуться её кожи, почувствовать тот пленительный запах, который стал ему амортенцией. Вдыхать — до потери сознания. Поэтому он слез со стола и подошел ближе. Алекс нервно вздохнула, наполняя легкие воздухом, которого стало катастрофически мало. Нет, правда, ещё немного, и она попросту задохнется здесь, в этой душной библиотеке, сдавливающей её стеллажами со всех сторон. Какого черта она вообще согласилась? Глупый, опрометчивый и крайне детский поступок. Собирая все силы воедино, она всё же подняла взгляд, смотря ему прямо в эти его пронзительные серые глаза. Какого черта он ещё и такой высокий? Разница в росте около шести-восьми дюймов, не меньше. Ну и как она должна до него достать? Взлететь? В прошлый раз он вроде наклонился. Она не помнила. Всё — как в густом тумане. Тот поцелуй вовсе был в другой жизни. Не с ними. Не с ней. — Не хочешь наклониться? — спрашивает она, чувствуя, что нервы уже начинают внутри рваться от этого натяжения. — Чтобы упростить тебе задачу? Ещё чего. Его ухмылка напомнила хищный оскал, словно он игрался со своей жертвой, прежде чем изорвать её в клочья. И этот самодовольный прищур — ударить бы его, да только делу это не поможет. Подойдя ближе, она нерешительно и осторожно коснулась рукой его шеи, будто желая притянуть к себе ниже, хотя понимала, что он все равно не поддастся. Вместо того, чтобы приложить усилия и попытаться всё же хотя бы немного сдвинуть его голову, она неосознанно провела рукой по шее, чуть выше, и запустила пальцы в мягкие черные волосы. Блэк, до этого внимательно следящий за её действиями, вдруг глубоко вздохнул, прикрыв глаза, словно этим простым движением она причинила ему невыносимую боль. И даже не скажешь, что ей будет проще. Когда он ничего не видит, но чувствует из-за этого острее каждое её прикосновение, или когда следит за каждым её движением внимательным взглядом. Будто отвечая на этот вопрос, он всё же открыл глаза, и этот взгляд ледяной рукой прорвался куда-то под кожу, до самых костей. Невыносимо. В ту ночь всё было проще. Он сам брал инициативу. А здесь ей придется сделать шаг самой, и он упивался этим. Явно наслаждался представлением. Это какая-то сплошная мука, хуже любой пытки. С одной стороны, Сириусу нравилось наблюдать за её растерянностью, но с другой — хотелось уже без всех этих прелюдий впиться ей в губы и не выпускать её из своих объятий вовсе. А она будто чувствовала это. Специально мучила его, как самая жестокая садистка. Возможно, его глаза уже сочились этим желанием, потому что, когда она заглянула ему в глаза, усмехнулась — возможно, это уже просто нервное. И медлительно потянулась к нему, приподнявшись на носках. Неосознанно он все-таки наклонил голову. Не настолько, чтобы ей стало удобнее, но так, чтобы их губы хотя бы смогли соприкоснуться. Черт тебя дери, Белобрысая. Захотелось мучительно застонать от того, насколько неторопливый и нежный это был поцелуй. Буквально просто коснулась его губ своими, застыв в таком положении, как изящная древнегреческая статуя. Чувствовал её дыхание, чувствовал опьяняющий запах цитруса и шоколада от её волос. И на этом всё. Какой-то сплошной круг ада, самый жестокий и беспощадный. И спустя нескольких долгих секунд его страданий она решила отстраниться. Теоретически, договор был исполнен — она его поцеловала. Но каким же детским был этот поцелуй. Он не имел ничего против, романтика и все дела, но сейчас он хотел иного. Кардинально иного. Хотел, чтобы она была уже наконец в его руках, была его. И если сама она этого дать ему не решается, то он возьмет сам. Она ещё не успела до конца отстраниться, когда он обхватил её талию руками — крепко и сильно, — прижимая к себе практически до боли, будто желая впустить её в своё тело, вжать в собственные ребра. Губы встретились с губами снова. Но теперь уже с большим нажимом, практически болезненным. Она сумела лишь негромко простонать от неожиданности ему прямо в губы. И он, чуть не сойдя с ума, использовал это, чтобы скользнуть языком ей сперва по нижней губе, а затем проникнуть глубже, больше. Терзал её губы, прикусывал, сплетался с ней языком, продолжая прижимать её к себе, как будто она самое важное в его никчемной жизни. Ноги уже будто не держали, и он сделал несколько шагов на неё, вынуждая её отступать назад и в итоге упереться поясницей в ребро стола. Одной рукой он по-прежнему держал её, а другой уперся в стол, ни на секунду не отрываясь от губ, мучая её и себя заодно. Такая хрупкая, слабая, манящая — никогда бы не подумал, что она покажется такой в его глазах. Вечно недостижимая, самодостаточная и непоколебимая. Теперь — будто просто маленькая беззащитная девочка в его руках. И у него напрочь сносило крышу. Все сомнения о том, что он почувствовал наконец хоть что-то только под действием алкоголя, исчезли, растворились в пыль. Сейчас он был трезв, и опьяняло его только происходящее. Всё происходящее опьяняло хлеще любого спиртного — даже чистый абсент с ним такого не делал, хотя это был тот ещё опыт. В какой-то момент её нежные руки уперлись ему в грудную клетку, и он через силу отстранился, всё ещё находясь слишком близко к ней — между лицами оставалась буквально пара дюймов. — Тебе не кажется, — сбивчиво начинает она, и он кожей чувствует это рваное дыхание, — что мы заигрались? Уговор выполнен. — Только не лги, что ты сделала это только из уговора, — шепчет он, всё ещё не желая отстраняться слишком далеко от неё. Будто от этого всё исчезнет, окажется сном, будто их обоих выкинет в холодную реальность. Губами он снова коснулся её губ случайно, и едва удержался от искушения продолжить поцелуй. Бланк смущенно опустила голову, пряча взгляд в полу, чтобы такой случайности, мучащей обоих, не повторилось. — Нам нужно обсудить, — говорит она будто не ему. — Всё это. — Это жестоко, пытаться мыслить здраво, сейчас. — Ты сам решил оставить разговор на потом. — Какое опрометчивое решение… — со смешком шепчет он, осторожно коснувшись губами её виска, и почувствовал, как она крупно вздрогнула, но не отстранилась — да и у нее нет пути к отступлению, — а напротив провела руками по его грудной клетке, поднимаясь к плечам. — Крайне опрометчивое, — серьезно говорит она, подняв взгляд, всё ещё держа свои руки, немного дрожащие — он чувствовал это даже через ткань футболки — на его плечах. Если уж говорить на серьезные вещи, нужно приходить в себя. Катастрофически не хотелось. Хотелось остаться в этом состоянии жить. Одной рукой всё ещё держа её талию, второй он коснулся её шеи, большим пальцем осторожно проведя по нежной коже на щеке. Бланк шумно вздохнула и едва ощутимо потерлась щекой об его руку, точно ласковый котенок. Он так давно не видел её анимагической формы. Жизнь вообще приобрела странный оборот. Через силу он всё-таки медленно отстранился от неё. Отрывать руку от её лица, от её тела было практически больно, будто они стали одним целым, но нужно. Поговорить. Нужно поговорить, раз уж ей так хочется, хотя для него самого уже всё кажется совершенно очевидным, прозрачным, как стекло. — И о чем будем говорить? — с напускным равнодушием спрашивает он, вальяжно прислонившись плечом к одному из стеллажей с пыльными книгами. — Ты сам знаешь. — Знаю, естественно, но хочу, чтобы ты сказала вслух. Белобрысая раздраженно прищелкнула языком. Она сама всё ещё находилось в состоянии странного опьянения, лицо её пылало, а взгляд расплывчат. Всё никак не могла утихомирить сбившееся дыхание. — Блэк, ты попросту невыносим, — качает она головой. — Букет. Отношения. Всё это. — Ну, и как тебе букет? Только не говори, что польщена. Повторяешься. Она глубоко вздохнула, проводя ладонями по лицу, будто пытаясь прогнать тревогу и непонятно откуда взявшуюся легкую дрожь. Серьезно посмотрела на него. — Всё, что ты там писал. Все заметки, послания, значения — это всё правда? Или просто попытка заполучить очередную девчонку? — Если хочешь знать, ни одной другой я такого не делал. — Это не ответ, Блэк. Это всё правда? Или ты насобирал совершенно случайные цветы, а значения уже по тематике подошли? Настолько серьезна сейчас, что хочется съязвить, но он переборол это терпкое желание. Даже легкая ухмылка сползла с лица, и он задумчиво закусил губу, на пару секунд отведя взгляд. — Правда, Белобрысая. Самая что ни на есть правда. Я действительно считаю, что мы должны рискнуть. — Мерлин, да ты же знаешь мой характер. Прекрасно знаешь. А я знаю твой. Ты уверен в этом? Уверен, что хочешь? Ты же проблем не оберешься. Я сама — ходячая проблема. Как и ты. Тогда они идеальная пара, что уж тут сказать. Сириус вдруг поймал себя на мысли, что происходящее кажется слишком непривычным и странным. Сплошной сюрреализм. Будто игра или, может, сцена из пьесы. Они оба — просто актеры, которые не читали сценарий, а потому импровизируют на ходу. — Aut non tentaris, aut perfice, — произносит он фразу, которая уже, видимо, стала его пожизненным девизом, и Белобрысая удивленно округляет глаза. — «Или не берись, или доводи до конца», если не знаешь перевод. — Знаю. Удивлена, что знаешь ты. — Думаешь, только когтевранцы могут умными фразами разбрасываться? Ты мыслишь стереотипно, — язвит он, бросая ей её собственную фирменную фразу. — Так вот, Белобрысая… я уже начал. Начал всю эту заварушку. И отступать не планирую, какой бы проблемной ты себе ни казалась. Трудности меня не пугают, и тебя, вроде как, не должны пугать тоже. Я же тебя знаю. Да и ты меня знаешь. Представь, какое взаимопонимание у нас будет царить в… Слово отношения встало поперек горла, не дав договорить. В мыслях — легко. Легко, спокойно и правильно, словно это единственное подходящее в этой ситуации слово. Вслух это было так непривычно и так неправильно. Ведь это же Белобрысая перед ним. Та, с кем он играл в кошки-мышки в начале года, за кем он взаимно следил и перебрасывался колкой руганью. Будто другой человек. Неужели она так изменилась за полгода? Или изменилась призма его видения? — Не можешь сказать, да? — чуть ли не торжествующе усмехается она. — Самому дико же, ты не можешь этого отрицать. — Да, дико, — спокойно соглашается он, отклеившись от стеллажа и сделав шаг к ней. — Но это ничего не меняет. Лекса, я хочу отношений, — с расстановкой говорит он, наслаждаясь каждым словом и с удовольствием подметив, как снова она изменилась в лице. — Страшное слово, конечно, но да. Отношений. Хочу, чтобы ты стала моей. Она едва заметно отшатнулась, резко вздохнув, будто он её ударил. Смотрела на него, не моргая, точно не понимая, ослышалась или, может быть, просто находится во сне. А Сириус продолжал: — И я не вижу причин, по которым ты сама бы этого не хотела. Серьезных причин, а не тех твоих отговорок. Она отвернулась, как будто происходящее стало для неё невыносимым. Видимо, нужно было время подумать, хоть на секунду побыть в одинокой камере своих путаных мыслей. Хоть Сириус уже не знал, что тут можно думать, все равно решил не мешать. Пусть думает, выбирает. Всё зависит от неё. Поэтому переборол желание подойти со спины и обнять за талию, притянув к себе, желание, которое почему-то капризно зудело под кожей. Просто наблюдал за тем, как будто бы в панике приподнимаются её плечи от сбитого дыхания, смотрел на этот невинно-нежный крохотный синий бант из ленты на её волосах. Сама невинность. — Ладно, — негромко произносит она, поворачиваясь. Сириус слегка нахмурился, не совсем понимая. — Ладно, Блэк. Но у меня есть условия. — Что «ладно»? Какие условия? Неужели ты и вправду?.. — Не заставляй произносить меня это вслух. Да. Я и вправду. Ты слушаешь или как? — Я весь внимание. На самом деле, сложно было оставаться во внимании, потому что его будто оглушило этим небрежно брошенным заключением. От такого поворота событий захотелось глотнуть какого-нибудь спиртного, чтобы освежить эти вязкие, тягучие мысли и облегчить сухость в глотке. Это уже тревожный звоночек, старик, — подумал он с мысленной усмешкой, рассудив, что в его возрасте решать любые проблемы алкоголем — дурной знак. Что будет в старости? Будем сварливым стариком-алкоголиком? — Прекрасно, — со вздохом всё же начала Бланк. Напряжение так и вилось в воздухе. — Первое: если ты мне вздумаешь изменить с кем-нибудь из своих очередных девчонок, я тебя убью. Серьезно. Буду убивать медленно и мучительно, всевозможными пыточными проклятьями. Слышишь? Сириус расхохотался. Замечательная угроза. — Я точно не позволю тебе вытереть об меня ноги, — с серьезным укором заявляет она, а он все не может проглотить эту улыбку. Происходящее и правда было слишком забавным зрелищем. — Что ж, разумный пункт, — скрестив руки на груди, со все той же улыбкой подмечает он и кивает. — Горю от нетерпения услышать второй. — Никто не должен знать. — Что, прости? — Ты меня слышал. Мне не нужен ажиотаж. Не нужно лишнее внимание. Я не хочу, чтобы Трис и её подружки, или тем более Снейп… — она зажмурилась, помотав головой, точно отгоняя какие-то мысли. Посмотрела на него чуть ли не с мольбой: — В общем, лучше будет, если никто не узнает. — Вау, — единственная реакция, на которую его хватило. Ведь действительно, просто — вау. — Тайные отношения, надо же… такого у меня ещё не было, насколько я помню. — Ещё раз усмехнувшись, он задумался, покопавшись в собственных мыслях. —Знаешь, не могу перестать думать о том, что завязка наших с тобой отношений в пух и прах разбивает все мои былые шаблоны. — Что ж, в таком случае, есть хоть какой-то шанс, что и развязка будет иной, — серьезно заявляет она, беря со стула свою сумку и собираясь уходить. Сириус усмехнулся. Не шанс, а огромнейшая вероятность. Всё в этот раз будет иначе — он чувствовал это. Знал. — Что, даже не подаришь поцелуй в честь начала чего-то нового? — спрашивает он, когда она поворачивается к нему спиной и неспешно направляется к выходу из библиотеки. — Обойдетесь, господин Бродяга, — язвит она, даже не повернувшись. Преодолела уже половину пути к выходу; Сириус расслабленно брел за ней, хотя это тихое пристанище покидать не хотелось. — У вас ещё целая вечность впереди, всему своё время. А то насытишься сейчас, и наскучит потом. — Вот уж не думаю, что вообще сумею однажды насытиться, — говорит он, собственнически закинув руку ей на плечо, но она тут же ловко извернулась под этой рукой, оказалась прямо перед ним. Его руку не выпустила. Держалась за неё, идя спиной, и он вдруг подумал, как же дико это — так спокойно касаться её ладони, её пальцев. — Может быть, только если догонишь… — Догоню? — смеется он, переспрашивая. — Мне теперь каждый твой поцелуй придется чем-то добиваться? — А ты думал, всё будет так просто? Я же говорила, со мной проблем не оберешься… — тоже рассмеялась она, отпуская наконец руку и несколько ускоряясь, всё также бредя по темному коридору спиной вперед. — Когда ты в последний раз бегал, не будучи собакой? Пора размять старческие кости. — Я всё равно буду быстрее тебя, Белобрысая. — Это мы ещё посмотрим. С этими словами она наконец поворачивается к нему спиной и, поправив сумку, ускоряется, со звонким заливистым смехом исчезая в полумраке коридора. И следя за её исчезающей фигурой, он вдруг тоже громко рассмеялся. Подумал в очередной раз, что он определенно без ума от этой девушки, и побежал следом — преимущество в скорости явно за ним, и она явно это знала. Бежали по пустым холодным коридорам замка, точно играли в догонялки: как маленькие дети, резвящиеся в неположенном месте. Как дети. Но какое это вообще может иметь значение теперь? Осознание о том, что эти двое действительно теперь вместе, ещё не до конца доходило до будто бы опьяневшего эмоциями мозга. Зато сердце, явно желающее выбраться из тесной клетки ребер своим бешеным ритмом, уже всё прекрасно осознало, своим пульсом в висках говоря — они оба влипли во что-то сложное и тягостное, но вместе с тем их ждет и терпкое счастье вперемешку с этим сладостным безумием.