Белобрысая

Снег довольно быстро из рассыпчатого и мягкого превратился в твердый, застывший, будто бы камень, но это впечатление оказалось чрезвычайно обманчивым: стоило ступить по этим грязно-белым возвышениям, как ноги проваливались по колено. Небо серое и словно тяжелое, но температура в целом приятная и ненавязчивая — не холодно и не жарко, можно даже не держать руки в карманах и не опасаться, что они отмерзнут к чертям, как было уже ползимы. Когда в очередной раз нога застряла в сугробе, а снег, практически лед, засыпался в сапоги, касаясь голой щиколотки, прямо перед её лицом появилась спасительная рука. — Да вы прямо-таки джентльмен, мсье Бродяга, — говорит Алекс, с облегчением взявшись за этот спасательный круг и попытавшись вытащить ногу. Из-за этого провалилась другая, и ей пришлось со смехом второй рукой схватиться за плечо Сириуса, перенеся часть веса на него. Он рассмеялся и, легко подхватив её за талию, вытащил из этого снежного капкана. — А вы не особо походите на леди, мадмуазель Белобрысая, — подмечает он, и Алекс передергивает плечами от этого мадмуазель. — Леди выбрала бы протоптанную тропинку, а не пробиралась бы через ледяные дебри, только чтобы поближе к воде пройтись. — Это же скучно. — Не могу не согласиться. — Лили, нас только что назвали скучными? — с напускной оскорбленностью спрашивает Поттер у Эванс, что прогуливалась с ним под руку по относительно расчищенной тропе. — Да ладно вам, — смеется Сириус. — На самом деле, иногда вы похожи на милую пару пенсионеров, а иногда на двух неловких подростков, поэтому вопрос, скучные ли вы оба, довольно-таки спорный, — расширяет он свою мысль, после чего в него практически моментально полетел снежок, больше напоминающий крохотный ледяной айсберг. Сириус попытался увернуться, но расстояние было слишком маленьким, и снег всё же прилетел ему в область лопатки. Алекс рассмеялась и тут же принялась очищать ладонью его куртку от этого снежного пятна. — Спасибо, конечно, но зря, — с насмешкой улыбнулся он ей через плечо, — чувствую, сейчас я буду в снеге целиком и полностью. И, подтверждая свои слова, наклонился, чтобы загрести руками побольше снега и слепить из этого плотный комок. Эванс тут же отпустила локоть Поттера, отходя на пару шагов — заведомо знала, что грядет. А надвигалась целая ледяная битва — уже не первая за эту зиму. — Они никогда не повзрослеют, — с усмешкой констатирует Эванс, засунув руки в карманы пальто. На её пламенно-рыжие волосы плавно и завораживающе опускались снежинки, что почти мгновенно таяли. — Думаю, в этом как раз вся прелесть. — И правда. Как-то отстраненно усмехнувшись, Алекс прошла чуть дальше, решив всё же вернуться к пункту своего назначения — аккуратно ступая по уже оставшимся в сугробах следам, она пробралась к самому краю Черного озера. Эванс последовала за ней. Мальчики на фоне продолжали убивать друг друга ледяными глыбами, что подверждалось раскатами их хохота и взаимными матерными проклятьями. А Алекс почему-то засмотрелась на раскрывшийся перед ней пейзаж. Серое небо, отражающееся в серой глади воды. Всё такое серое, будто фотография старого колдо-аппарата. И, вопреки этому, на душе было так свободно и легко, что хотелось развести руки в стороны и, как птица, взлететь ввысь, наслаждаясь жизнью. Как же давно она этого не чувствовала — просто умиротворения, спокойствия. Чувствовать себя кому-то нужной. Задумчиво улыбнувшись своим мыслям, носком сапога она ковырнула лед, что тонкой коркой застыл на самом берегу. — Вы красивая пара, Алекс, — неожиданно говорит Эванс, заставив Алекс вынырнуть из мыслей и невольно вздрогнуть. — Я и раньше думала о том, что вам было бы хорошо вместе, но сейчас это попросту очевидно. Слова показались какими-то далекими, непривычными, словно Эванс была далеко и говорила вовсе не ей. Красивая пара. Её губы снова дрогнули в улыбке. Почему-то не хотелось съязвить, как она это делала, когда тема затрагивалась чего-то личного и откровенного, того, что спрятано под сотней печатей внутри неё. Просто в итоге благодарно кивнула и окунулась в недавние воспоминания. То утро. Следующим днем после начала их отношений. Она долго лежала в постели, смотря в звездный потолок, а в груди теплилось странное, неведанное ранее чувство. Ведь у неё кто-то теперь был. Она кому-то нужна. В то утро это ощущалось острее, чем сейчас, и в то же время равно отчужденнее — парадокс, очередной в её жизни. Мысли и эмоции так и мешались кучкой внутри неё, пока она просто лежала, лежала, и пыталась понять, действительно ли это всё происходит. На самом деле, не верилось до последнего. Принимала душ, одевалась, шла по коридорам в прострации, думая — а если не правда? Если всё приснилось, привиделось? Алекс не удивилась бы. Однако всё оказалось удивительно насыщенной явью. Даже до Большого зала дойти не успела, как оказалась втянута в очередной пустой кабинет. Если до этого она оставалась в сонном состоянии отстраненности, то неожиданные поцелуи — один из лучших способов пробудиться окончательно. Всё ещё помнит тот его уже привычный запах одеколона, помнит словно в тумане, как он посадил её на парту, и без всяких слов целовал, целовал, словно только этого и ждал всю ту ночь, что они были разлучены по разным гостиным. Никаких объяснений, душевных разговоров, неловкостей. Только его губы, одно дыхание на двоих и гулкое эхо сердцебиения в груди. Однако она совершенно не помнила, кто первым отстранился и как скоро это вообще произошло. Сейчас тот момент казался чуть ли не бесконечным, да и в те минуты тоже. А на деле? Она помнила только, как пульсировали губы, как перехватывало дыхание и как язвил потом Поттер, не преминув пошутить на тему их совместного долгого отсутствия. В то утро она не рискнула снова сесть за гриффиндорский стол, поэтому разместилась среди своего факультета. Проницательная Трис не могла не заметить её состояния, но Алекс лишь как-то отшутилась на её дежурные вопросы — даже уже не могла припомнить, как именно, — и та довольно быстро отстала, вернувшись к разговору с подружками. Из этих зыбучих воспоминаний её вытянул Сириус, что подошел со спины, скользнув по её талии руками, чтобы обнять. От неожиданности она чуть вздрогнула, и нога потеряла сцепление со льдом, но Сириус, почувствовав, лишь покрепче её притянул к себе, чтобы она не упала. — Уже наигрались? — усмехается Эванс, к которой подошел Поттер, практически полностью покрытый снегом. В каком состоянии был Сириус, она увидеть не могла, зато видела его покрасневшие от льда руки и немногочисленные отметины от снега на рукавах. Алекс задумчиво провела по ним пальцами. Лили и Поттер заговорили о чем-то, но их слова казались фоновым шумом, словно играл где-то вдалеке радиоприёмник. Сама же Алекс всё ещё копалась где-то внутри себя. Задумавшись о чем-то тоже, Сириус вздохнул и коснулся губами её волос, в области за ухом, где была особенно чувствительная кожа. Приятная, едва ощутимая мелкая судорога пробежалась по телу, чуть ли не заставив её растечься бессвязной лужей. Черт возьми. Ему определенно нравилось творить с ней подобное, чтобы потом наслаждаться смущенной реакцией на лице, которое всегда она старалась держать невозмутимым и несколько надменным. Ему нравилось, он этого даже не скрывал, и это так сильно бесило, и в то же время она попросту не могла на это злиться. — Слушай, хотела спросить… — начинает она со вздохом, когда вопрос сам по себе возник под черепной коробкой. — Слушаю. — Сколько у тебя было девушек всего? Его смешок она почувствовала у себя на волосах горячим дыханием, почти опаляющим при прохладной температуре. Алекс не могла об этом не думать. Все его действия, поступки были такими уверенными, точными, и единственное, о чем она размышляла — было это следствием его самоуверенного характера, или же он просто набил руку в подобных романтических вещах. Хотелось бы верить, что первое, но она не настолько наивна. — Какой банальный вопрос, Лекса. — Это имя в очередной раз заставляет что-то внутри неё дрогнуть, хотя звучало оно из его уст уже столько раз, что стоило уже просто привыкнуть. — Я же знаю, что ты можешь лучше. — Банальный, но я утоплю тебя в озере, если не ответишь. — Учитывая, что сейчас ты в моих руках, а не я в твоих, очень хотелось бы на это посмотреть. В его руках — довольно громко сказано, всё же он скорее придерживал, чтоб у неё на ледяных сугробах не разъехались ноги, следствием чего будет ныряние в водную гладь, но всё же да. Он прав. И метафорически, и буквально. Алекс рассмеялась, откинув голову так, что коснулась затылком его плеча. И осталась в таком положении, устремив взгляд на это серое небо. — Не ответишь? — В этом случае я солидарен с римлянами. Брови нахмурились в непонимании. — В каком плане? — «Годы, любовников и бокалы вина лучше не считать». Римляне часто это говорили. Потрясающий девиз для жизни, мне кажется. — Отвратительный, — со смехом вставляет Эванс, которая стояла неподалеку и слышала. — Зато подходит, — говорит Поттер. И вправду. Алекс тоже рассмеялась, поражаясь, откуда Сириус мог узнать о том, как говорят римляне, но в глубине души понимала — серьезного ответа ей, видимо, лучше не ожидать. Да и, будем честны, без этой информации жить будет правда проще. *** — Нет, ну правда, это какое-то издевательство… двадцать дюймов!.. у меня рука сейчас отсохнет, — ворчит Алекс, продолжая заполнять чистый лист пергамента буквами о Первой великанской войне. А конца всё не было видно. — Ты же и так специально пишешь размашистым почерком, — усмехается Эванс, скосив взгляд на её работу. У неё самой уже всё было давным-давно дописано. — Твое эссе никак не двадцать дюймов. — А то я не знаю. Но как вообще можно это расписать на двадцать? Приходится выкручиваться. Скукотища. — Разве не ты говорила, какая потрясающая это вещь, сочинения? Хвалилась, что даже пятьдесят дюймов бы расписала, если бы понадобилось. — Ну так это относилось к прошлому эссе, — объясняет она с видом, будто это очевидно. — Там было про значимость международного магического сотрудничества в прошлом веке, если ты помнишь. А сейчас что?.. Великаны… Да, очень интересно. Ходят, дубинами размахивают. Увлекательно. — Звучит довольно по-расистки. Сказано это было несерьезно, и Эванс сразу же уткнулась в свой конспект, но эта фраза почему-то кольнула Алекс. Это Алекс, которая выносила Сириусу мозг тем, что его мышление и суждение о факультетах стереотипно, теперь, пусть и шуточно, но обвиняется в расизме? Поправив воротник рубашки, на котором галстук висел небрежно и был затянут не так сильно, как положено, она отложила перо и повернула голову к Эванс: — Расизм — это когда мнение о расе не оправдано и основано на стереотипах. Хочешь оспорить тот факт, что у великанов низкий интеллект? — Вряд ли Эванс — самоубийца, — звучит насмешливый голос за спиной, и Алекс не успевает отреагировать и обернуться, как по обе стороны от неё на парту опускаются две руки. — Спорить с Лексой — заведомо проигрышный вариант, если что. — Я так и подумала, — усмехается Эванс. — Но я, на самом деле, и не планировала спорить, даже в учебнике ЗоТИ и вправду написано, что… Алекс уже не слушала. Мысль о том, что это его руки, и он сам стоит прямо за её спиной, вбилась в голову острым колом и не давала покоя, заставив внутренности с приятной болезненностью сжаться. Столько раз уже таяла в его объятиях, подставляла кожу под поцелуи, страстно целовала в ответ, но каждый подобный раз — как в первый. Как будто впервые прикасается к ней. Как будто её выбрасывает на месяц назад, когда он только был ей отдаленно симпатичен, а ни о каких отношениях и речи быть не могло. — Как у тебя дела? — негромко спрашивает он у неё, наклонившись к её уху, отчего его дыхание приятным жаром обжигает нежную кожу за ухом. Эванс уже заговорила о чем-то с Поттером, что пришел в класс одновременно с Сириусом. Если не отойдешь, грохнусь в обморок, и дела будут плохи, — справедливо подумала Алекс, тут же мысленно укорив себя за подобную слабость. Всегда была сильной не зависимой ни от кого девушкой, и теперь посмотрите на неё. Умирает от одной только близости рядом с ним. Вроде и тошно, а вроде — какая разница? Ей должно быть плевать, если она действительно счастлива. А она, поверьте, последние недели пребывает на вершине своего блаженства. Вслух она не сказала ни слова, опасаясь, что голос дрогнет, только неопределенно повела плечами. А Сириус наклонил голову ещё чуть ниже, опалив дыханием ещё больше, и невесомо коснулся губами изгиба, где кайма лица плавно перетекает в шею. Мурашки целым табуном прокатились по коже, и Алекс прикрыла глаза, полностью растворяясь в этом моменте. Он сводит ее с ума. Неминуемо, жестоко и неотвратимо. Но это сумасшествие было так притягательно, что сопротивляться этому было бы попросту стыдно. Сириус пошел дальше и спустился ещё чуть ниже, к шее, снова нежно припав к ней губами. Алекс шумно втянула в легкие воздух и судорожно вцепилась пальцами в край парты. Почти пустой класс уже перестал существовать, она полностью погрузилась в это состояние трепетного удовольствия от одного только лишь нежного поцелуя в шею. — С ума посходили с этими тестами, — знакомый голос, приближающийся к классу. Заставивший мгновенно вырваться из этого безумного плена. Резко вздрогнув, она попыталась отстранить его — или отстранить себя, всё смешалось, — и чуть было не съехала со стула, но Сириус, мгновенно среагировав, вовремя удержал, ставя неустойчивый стул обратно на четыре ножки. Алекс нервно заправила прядь за ухо и взяла в руки перо, отчего капля с его конца упала грозной каплей поверх одного из последних в эссе слов. За спиной послышался раздраженный вздох. Поттер прыснул в кулак, а Эванс спрятала улыбку в копне своих рыжих волос, склонившись над своим конспектом. — Ты меня в могилу сведешь своей конспирацией, — вполголоса возмущается Сириус, расслабленно усаживаясь за парту сзади. Ответить сил не хватило. Она лишь скользнула напряженным взглядом по предсказуемо вошедшей в класс когтевранской троице. Ни Трис, ни её подружки никакого значения не придали, потому что картина, в которой Алекс сидит с Мародерами, за последнее время стала очень даже привычной. Боже. Сердце колотится, будто её тут кто-то авадой полоснуть намеревался. А что ей оставалось делать сейчас? Они договаривались — держать в тайне. Всё в тайне. Не она виновата, что он решил помучить её самыми жестокими и самыми сладостными пытками в классе, в который может зайти кто угодно в любой момент. Если бы не удивительно чуткий слух и относительно быстрая реакция, всей этой конспирации уже пришел бы конец. Так что не ему жаловаться. Принялась очищать работу от чернильной кляксы, но руки слегка тряслись. Потому что она не ожидала. Сначала её швырнули в одно состояние, а затем резко и неожиданно — в другое. Так нельзя. — Всё нормально? — с добродушной насмешкой спрашивает Эванс, подвинувшись к ней поближе. — Он меня в могилу сведет, — со вздохом шепчет она, возвращаясь к эссе, хотя вернуться к нему было катастрофически сложно. Однако выбора не оставалось, поскольку прозвенел звонок, разделяя мир личный и мир учебный. Пришлось дописывать заключительный абзац эссе в суетной спешке, пока не появился учитель. Вскоре профессор Бинс проплыл в своем призрачном обличье сквозь каменную стену, и гам голосов утих: все рассаживались по своим местам. К тому моменту, как Бинс принялся в своей наискучнейшей манере что-то объяснять, сердце уже вынужденно утихло, успокоилось и притаилось, снизив темп до привычной нормы. Отдав свою работу однокурснице, которую профессор попросил собрать у всех домашнюю работу, и выслушав монотонную речь о том, какую тему им предстоит изучать теперь, Алекс скучающе записала название темы в тетрадь и равнодушно подчеркнула. Неожиданно её стула кто-то коснулся. Алекс рефлекторно опустила глаза и увидела ноги Сириуса, которые он вытянул вперед, вальяжно развалившись на собственном стуле партой дальше. Недолго думая, она подогнула ноги под сидение, отчего они соприкоснулись с его. Почувствовав прикосновение, свои ноги он не убрал. Улыбка тронула её губы, пусть это и было какой-то мелочью. Ведь почему она чувствует это странное тепло у солнечного сплетения, при мысли, что он не стал препятствовать этому прикосновению, если это и так логично? Он — ее парень, пусть и дико это было признавать. Они встречаются. И не такое делали. А тут. Крохотное прикосновение ног под партой. Потребовалось много усилий, чтобы вернуться к теме урока. Такие маленькие прикосновения были любимой её частью учебного дня, серьезно. Не имея возможности показывать чувства в открытую, они прятались за незаметными жестами. Коснуться друг друга ногами под партой, как сейчас, передать друг другу какой-нибудь предмет канцелярии, удержав прикосновение рук чуть дольше, чем требовалось. Ходить специально через потайные ходы замка, только чтобы иметь возможность держать друг друга за руку. Обмены взглядами, поцелуи в пустых классах, переплетенные пальцы за последними партами, где никто не видит. И самое главное — это всё не теряло своего трепета, даже если брать в расчет, что встречаются они не первую неделю. Они могут пролежать весь день в объятиях друг друга где-нибудь в гриффиндорской спальне, а после она станет смущаться и чувствовать трепет под ребрами даже от таких легких прикосновений, наподобие этого. В целом иногда казалось, словно у неё теперь две жизни. Словно школьные будни и свободное время после уроков — совершенно две разные реальности. И Сириус казался ей другим человеком в пределах классных стен, и она сама себе казалась таковой. Однако это не отнимало тех теплых чувств, что она испытывала при осознании, что он у неё есть. Что за школьной партой, что на свежем воздухе в его объятиях — в любом случае она чувствовала безмерную свободу и блаженство при одном лишь только осознании происходящего. *** Латынь не была её страстью. Язык красивый, древний и загадочный, и ей нравилось изучать определенные слова, чтобы знать происхождение используемых заклинаний, но сейчас мозг работал смутно, будто с опозданием, поэтому приходилось буквально прорывать себе путь через эти дебри иноязычных слов, чтобы хоть как-то вникнуть в смысл. Такой отвлекающий фактор, как его длинные почти горячие пальцы, перебирающие её волосы, не способствовали процессу. Расположив голову у него на коленах, на своем животе прямо перед собой она разместила учебник и читала, читала. — Почему нельзя использовать просто rosans? — спрашивает Сириус и выдыхает в прохладный комнатный воздух табачный дым. — Можно, но я хочу удостовериться. Если мы придумываем новое заклинание, нужно проверить всё до мелочей, чтобы не возник неприятный казус. Сириус рассмеялся. — Всё наше заклинание — неприятный казус. Не для нас конкретно, но в целом — да. И не поспоришь. Тяжко вздохнув, Алекс отвела взгляд от книги и посмотрела на то, как он снова зажимает губами фильтр сигареты и втягивает внутрь дым. То, как потом этот дым выскальзывает наружу, в воздух, касаясь его губ, то, как он слегка запрокидывает назад голову, отчего виднее становятся аристократические очертания его лица, очертания челюсти и подбородка, — отдельный вид искусства. Сразу вспоминается грязный паб и карты Таро. Когда она точно также засматривалась на этот губительный процесс, ещё даже не подозревая, не допуская и мысли, чем это может обернуться. Захотев получить свою долю пагубной эстетики, Алекс привычным жестом коснулась его руки, и он, уже по обыкновению, без лишних слов всё понял: свободной рукой собственнически взял её за подбородок, слегка запрокинув ей голову, снова вздохнул табачный дым, а после наклонился, приблизившись к её лицу. Сердце на секунду притаилось и ударило удвоенным боем, когда его губы накрыли её собственные, а проворный дым проскользнул к её языку, оставляя горький привкус и щекоча глотку. Определенно он портил её. Определенно — они уже даже успели это обсудить и сойтись на том, что ей совершенно на это плевать. Нет, она не переняла его пагубное пристрастие к сигаретам, но время от времени любила забрать долю его никотина себе в легкие через подобный поцелуй. Было в этом что-то — дикое, безумное, и это сводило с ума настолько, что ей уже было совершенно неважно, какое влияние на неё оказывает Блэк. Она ведь сама просила, сама хотела — один дым, один никотин на двоих. Ей было так хорошо в такие моменты, что всё остальное становилось совершенно не важным, никчемным, пустым. — Я смотрю, поиски продвигаются успешно? — с язвительной иронией говорит Поттер, возникнув на пороге комнаты. — Ох, заткнись, — небрежно бросают они оба, даже не акцентируя внимания на том, как в очередной раз у них даже мысли одни на двоих. Сириус всё ещё держал руку у её лица и, когда опустил свой потемневший от табака серый взгляд, провел большим пальцем по её нижней губе, заставив внутренне дрогнуть. Очередное крохотное прикосновение, но вгрызается в неё до костей, почти до боли, и это была такая приятная внутренняя боль, что она готова умереть. Они ведь когда-то ненавидели друг друга. Алекс со вздохом поднимается в сидячее положение и равнодушно поправляет слегка растрепавшиеся темные волосы. — Не надоело торчать у нас? — пропуская в комнату Хвоста и Лунатика, спрашивает Сохатый, и пусть сама фраза звучала далеко не вежливо, Алекс прекрасно знала, что сказана она явно не с целью задеть. Сириус попросту не позволил бы Сохатому искренне и жестоко поддевать Алекс, хотя, честно говоря, та и не была против — словесные перепалки никогда не были для неё чем-то сокрушительным. Однако Сириус бы не хотел, чтобы его девушка ссорилась с его друзьями, а поэтому строго запрещал им это и время от времени поддевал Алекс сам — по старой привычке, которую никто из них не хотел оставлять позади. — Я бы с радостью сидела с Бродягой у себя в комнате, если бы кто-нибудь вдруг придумал заклинание, избавляющее меня от нежелательных однокурсниц на пару часов. Нет идей для формулы? — Что ты, конечно, есть, — усаживаясь на рядом расположенную кровать и упираясь руками в покрывало позади себя, улыбается Поттер. — Называется «свалите все отсюда или подпалю ваши кровати к чертям». Очень действенное заклинание. — Приму на заметку. Завязав непослушные волосы резинкой, чтобы не мешали, она со скептицизмом глянула на книгу, которую мучила последние пару часов. — К слову о заклинаниях. Думаю, очень даже может подойти формулировка Пингентеам розеа. Или слишком вычурно для заклинания? — Да нормально, — небрежно бросает Поттер. — Пойдет. Главное, чтобы подействовало. Вы только представьте: слизеринцы, аристократичные снобы, разгуливающие с розовыми волосами. Эта мысль мне весь день настроение поднимает. Алекс рассмеялась и даже не совсем понимала, отчего именно — от этой картины, возникшей в воображении, или от этого блеска в глазах Сохатого. Такого энтузиазма она давно не видела, хотя давно пора привыкнуть, что все Мародеры всегда легки на подъем, когда речь заходит о каких-нибудь сумасбродных идеях. Если не считать, конечно, Ремуса, что сейчас флегматично расправлял свою кровать где-то в стороне, не участвуя в разговоре. Петтигрю же, развалившись на кровати, определенно прислушивался, но пока, видимо, не нашелся, что вставить и как поучаствовать в общем обсуждении. — Осталось всего-то создать заклинание, — фыркнула Алекс. — Подумаешь. — Справимся, — уверяет Сириус. — Как будто в первый раз. — Но напомню, что я здесь не при чем, — серьезно говорит она. — Вы сами всё придумали и воспроизвели. — А ты разве помогала? Не припомню, чтобы ты хотя бы знала что-то такое… Сохатый, ты не помнишь? — Не-а, никогда не видел, чтобы Бланк хоть раз брала в руки учебник латыни. Да и где она сейчас вообще? — Определенно не здесь. Алекс снова рассмеялась. Мародеры — лучшие конспираторы. Если не считать, например, тяги Сириуса к тому, чтобы целовать её буквально во всех местах, где их могут запросто спалить. Он говорил, что это придает огоньку. Сложно не согласиться, но нервов у нее так не останется совсем. Глаз будет дергаться, и в целом дерганой станет — каждый раз прятаться от взглядов людей. Сириусу это в целом не нравилось. Вся эта затея с тайнами. Не любил прятаться, не любил скрывать, ему проще всему миру прокричать о своих чувствах, чем зажиматься втихую по углам. На этом фоне пару раз происходили мелкие конфликты, но каждый раз они находили какой-нибудь компромисс. Ведь просто взять и начать отношения в открытую Алекс не могла и всеми силами пыталась в этом убедить его. Да и в целом случались перепалки на пустом месте. Когда встречаются две конфликтных личности, нельзя ожидать, что всё будет идти совсем гладко. Однако Алекс старалась выкладываться по максимуму, чтобы сводить подобное к минимуму. Сириус, насколько она могла судить, — тоже. Более того, все негативные эпизоды моментально забывались в моменты, когда им попросту было хорошо рядом друг с другом. Но худшим были даже не эти перепалки. Худшим был её собственный внутренний ад. Слишком часто Алекс терзали мысли о том, что Блэк может в любой момент охладеть к ней, прекратить отношения, уйти к другой. И до этого ей было паршиво, но в целом ей нечего было терять. А теперь, когда она испытала наконец то долгожданное счастье и покой, терять это стало бы худшей потерей. Потерь в её жизни и так было достаточно. Она не переживет. Мучили и другие мысли. Что она предала собственные принципы, поддалась соблазну и забила на всё ради какого-то парня. Однако всегда все эти мысли затуманивались, когда он крепко обнимал её, крепко — почти до боли в костях, но ей нравилось; когда по-джентльменски целовал руку, а потом совершенно беспардонно, пусть и в шутку, грозился скормить её фестралам. Когда лежали в его постели, и её голова на его грудной клетке, и это дыхание, сердцебиение, что она слышала так близко, под ухом, так рядом. Ради таких моментов стоит не просто встречаться, ради них буквально стоит жить. — Видимо, спать вы пока не собираетесь? — невозмутимо интересуется Ремус. — Час ночи, завтра первый урок с самого утра. — Точно, уже же час, — вспоминает Сириус и ловко перелазит через кровать со словами: — Значит, сегодня уже четырнадцатое. Четырнадцатое февраля, он имеет в виду. Алекс моментально поняла — словно в голову молнией ударило осознание, — к чему это было сказано. Недоверчиво качнула головой. И, вопреки ее недоверию, он действительно выудил из тумбочки маленький сверток. Да ну нет. Не-ет. — Мы договаривались не дарить друг другу ничего. Это же какой-то детский сад, — констатирует Алекс, смотря на протянутый ей подарок. — Да ты хотя бы взгляни. Нехотя она протянула руку и забрала сверток. Она подарок не готовила: договор есть договор. Праздник глупый, и они оба с этим солидарны, даже однажды потратили час на то, чтобы подискуссировать на тему выуживания из людей галлеонов на основе подарков, которые люди могли бы делать в любое время, а не один день в году. Мысленно надеясь, что это просто какой-то розыгрыш, она непослушными пальцами стянула подарочную упаковку и взглянула на подарок. Смешок вырвался сам собой. — Блэк, я убью тебя когда-нибудь, — говорит она, бросая ему обратно этот пакет кошачьего корма. Где он вообще его достал? — Да брось, я не подкалывал тебя по поводу твоего хвостатого секрета уже целую вечность, — смеется он. — Я, между прочим, подкалывала тебя по этому поводу последний раз где-то осенью вообще. — Давай признаем, что у тебя просто не было идей, ведь чувство юмора у меня, как ни крути, лучше. — Ага. Рука скользнула к подушке с его кровати, и не прошло и секунды, как эта подушка неслабо прошлась по его лицу. На секунду мир словно замер. Челюсть его сжалась, Сохатый тоже застыл, с ухмылкой разглядывая эту картину. А затем Сириус предсказуемо сорвался с места и двинулся на неё, отчего ей пришлось отбиваться от него своим мягким оружием. Сохатый где-то на фоне ожил и смеялся, а Сириус, надо признать, неплохо уворачивался от её хаотичных ударов. Но тот, что пришелся в голову, заставил его всё-таки покачнуться и повалиться на кровать, в последний момент утянув за собой Алекс. Подбородком она несильно ударилась о его грудь, а его руки крепко сцепились на её спине, уничтожая все пути к спасению. Каждый раз, когда они были настолько близко, она ощущала себя маленькой наивной девочкой, беспомощной и слабой, но эта слабость ей настолько нравилась, что ей хотелось кричать об этому всему миру, но она запирала эти теплые, почти горячие чувства, сжигая себя ими изнутри. Чувствовать крепкие мышцы под его одеждой, его аристократично эстетичные руки на своей талии, его мерное сердцебиение под ухом и слегка сбившееся дыхание, щекочущее ей макушку, и самое главное — в целом, тепло его тела, его тепло… боже. — Детишки, имейте совесть, не при нас же, — язвит Джеймс, и Сириус смеется, откинув голову на подушки назад. — Видимо, ты снова сегодня ночуешь с нами? — спрашивает он у Алекс. — Пока не знаю, — с легкой отдышкой говорит она, немного поёрзав, чтобы устроиться чуть удобнее. — Может, уйду через пару часов, а может, останусь до утра. В любом случае, надо думать ещё о заклинании. — Кстати, да. О заклинании… — начал Сириус, покрепче прижав Алекс к себе. И начались снова разговоры о планировании очередного этого розыгрыша. Даже Ремус подключился, хотя Алекс была уверена, что он скоро уляжется спать. Питер, которого до этого вообще было едва видно, наконец пару раз что-то вставил. Сама Алекс не особо уже вникала в разговор, просто наслаждалась очередным сладостным моментом. Так комфортно она ни с кем себя не чувствовала. С её предыдущим парнем были милые моменты, конечно. Но иногда это было так неловко, натянуто. Будто не отношения, а одна лишь тяжелая ответственность — думать, взять ли его за руку, думать, поцеловать ли сейчас, думать, о чем поговорить, пока он провожает её до комнаты, ведь иначе молчание слишком затянуто и неловко. С Блэком даже молчать приятно, ничто не давит на нервы. Также тихо и спокойно, будто находишься наедине с собой. Молчали, однако, они всё равно не так уж часто — всегда каким-то образом находились абсолютно любые темы для разговора, на которые можно поговорить. Всё это, подумала она с тихой усмешкой, слишком идеально, чтобы быть правдой. Но пока эта идиллия не подойдет к концу, ей будет плевать на всю нереалистичность таких идеальных отношений. Она будет делать всё, лишь бы продолжать полностью сгорать в этой подростковой страсти и безмерной тяги —  словно зависимость —  друг к другу. *** Пересекая пустые и темные коридоры замка в обличии кошки — чтобы её никто не заметил, — она не могла перестать думать. О нем, об отношениях. Слишком много места в её мыслях занимали теперь чувства, хотя ещё месяц назад она полагала, что не способна почувствовать что-то положительное вовсе. Слишком много места в её жизни стал занимать он, и она совершенно не была против, хотя ещё пару месяцев назад воспротивилась бы этому и возненавидела бы себя. Может, иногда и накатывали приступы ненависти к самой себе и своим бесчисленным интригам и тайнам, но всё это как-то забывалось, стоило ощутить на себе его обжигающий взгляд или его пальцы на своей коже. Даже при входе в гостиную, после ответа на очередной философский вопрос, она не могла стянуть улыбку с лица, это странное чувство эйфории, не исчезающее с момента начала отношений, всё продолжало топить её в каком-то иррациональном безумном счастье. Настолько безумном, что Алекс даже в голову не пришло, что горящий в гостиной свет поздно ночью — дурной знак. Поэтому, когда она увидела перед собой Трис, сердце упало куда-то вниз, перестав биться абсолютно. И улыбка, конечно, моментально спала. — Почему ты не спишь? — нелепейший вопрос, возникший в голове молниеносно. Не контролировала, что говорит, только смотрела на стоящую посреди гостиной Трис, что была укутана в вязаный кардиган, а взгляд её излучал презрение. Прямо-таки окутана этой аурой недоброжелательности. Дожили. Снова эти конфликты. Её недостаточно людей презирали уже за всю жизнь? Что она опять успела натворить? — У меня к тебе тот же вопрос, — невозмутимо отвечает Трис. Так пафосно и драматично, что хотелось бы глаза закатить, да только напряжение слишком сильно сковало тело. — Не хочешь ничего объяснить? Алекс вопросительно подняла брови. Строила саму растерянность, хотя мозг уже начинал потихоньку работать по мере того, как спадала вся эйфория, как разламывались вдребезги розовые очки. Трис глубоко вздохнула. — Алекс, неужели ты правда думала, что я ни разу не заметила твоих ночных вылазок к Блэку? Что? Черт возьми. Чертвозьми. То сердце, что упало куда-то вниз, снова поднялось наверх, несколько раз жалобно ударило о ребра, и снова провалилось к ногам. Возьми себя в руки. Боже мой, просто возьми себя в руки, натяни привычную маску невозмутимости и выверни ситуацию в прежнее русло. — С чего ты взяла, что я хожу именно к Блэку? Я не только с ним там общаюсь. Трис усмехнулась. И эта усмешка Алекс абсолютно точно не понравилась, резанув лезвием по внутренностям. Плохой знак, плохой знак… — Ох, даже не знаю. Может, потому что ты встречаешься именно с ним, а не с кем-то другим? Захотелось рассмеяться — это была единственная её реакция, которую она могла бы выдать, но она даже этого не сделала, даже на это её не хватило. Только стояла и неверяще смотрела на Трис, будто ожидая, что та сама улыбнется и скажет, что просто пошутила. Что это тупой и жестокий розыгрыш, и что она ни о чем не знает. Нет. Совершенно точно не пошутила. Точно не розыгрыш. Твою мать.