Солнце заходило за неровную кромку гор, выделив их, словно вырезанный из черной бумаги силуэт. Осенний лес сиял оттенками изумруда, золота и меди. Где-то чирикали птицы, беззаботные, бесконечно далекие от земных бед и распрей. Может быть, если сейчас лечь на эту пахнущую грибами, сыростью, прелой листвой землю и уставиться в синеющее небо в обрамлении тысячелетних сосен – можно со временем стать таким же беззаботным, с душою легкой, словно перо из их крыла. Словно и не было никогда и нигде инквизитора Палинчино, безумного пророка Джулио Эвролы, принца Монте…
Однако когда Ганил лег на землю и поглядел ввысь – покой не пришел к нему. Картины недавнего прошлого снова вставали перед его мысленным взором.
…Грохот взрывов и клубы черного дыма над площадью, где только что танцевали беззаботные горожане. Люди в карнавальных костюмах стояли оцепеневшие, сжимая в руках только что сорванные маски, словно не желая верить, что происходящее – вовсе не чей-то дурной розыгрыш. А с соседних улиц уже раздавались крики «божьих воинов».
– Бей их!
– Убивайте всех, Господь разберется!
– Поджигай! Пусть ведьмы сгорят!
Пришедшие на праздник горожане были разодеты в бархаты и шелка; быстро сбросить свои наряды они не могли даже при очень сильном желании. «Божьи воины» поджигали платья на дамах, и те бежали, словно живые костры, истошно вопя и разнося пламя дальше.
Ганил и Веслана оказались разделены толпой. Какое-то время юноша пытался глазами искать Веслану в царящей вокруг суматохе, но быстро понял, что это бесполезно. Толпа напирала, сбивала с ног; Ганил хорошо понимал, что если он упадет – это будет верная смерть. Его затопчут, даже не заметив.
Куда бежать? Куда?! Жива ли Веслана? Жив ли Энцо? Что делать, когда мир, такой прекрасный и уютный минуту назад, вдруг оборачивается адом, где дьяволы цепами и люцернами насмерть забивают людей, чей главный грех состоит в их существовании?!
Прямо перед Ганилом выросла фигура в белом сюрко и таком же капироте. Застонав, юноша с силой протаранил фигуру головой прямо в голеанский крест, свалив «божьего воина» с ног. На помощь упавшему тут же кинулись другие «воины»; они схватили Ганила, скрутив руки ему за спиной…
– Эй! – разнесся над площадью клич, перекрывая и вопли раненых, и звон оружия. – Вы веселитесь тут, а меня не позвали!
Загремел взрыв. Хватка пленивших Ганила воинов сразу ослабла, и юноша смог вырваться. Краем глаза он заметил мужчину в маске и костюме Арлекина, вооруженного чем-то похожим на большой арбалет. Площадь затягивало дымом.
– Энцо, это ты?! – Юноша бросился в ту сторону, откуда раздался клич.
– Ганил, ты жив… – Из клубов дыма вышел Энцо в маскарадном костюме. – Где Веслана?
– Я… я ее потерял…
– Черт!.. Ладно. Быстрее идем со мной, я все объясню в пути!..
Еще недавно приветливая и пышно украшенная, Арконцца теперь словно вымерла. Те, кто не ушел на маскарад Судного Дня (и в итоге не стал жертвой фанатиков), заперлись по домам, охваченные тревожным ожиданием. Улицы опустели, в домах не горели огни. Ганил и Энцо шагали среди безмолвных, словно склепы, зданий.
– …С этим человеком я сошелся семь лет назад, – говорил Энцо. – Дело было в трущобах Свэттехельма; не спрашивай, зачем меня туда занесло. Там я встретился с местным головорезом по имени Скальдик. Я не буду рассказывать, что мы с ним испытали, какие приключения пережили, как затем наши пути разошлись – боюсь, для этого нам не хватит времени до утра. Приехав в Арконццу, я узнал, что Скальдик живет здесь. Однако когда я нашел его, он отказался за мной последовать. Сказал, что приключений в его жизни и так было предостаточно, а теперь он хочет встретить счастливую старость…
– Может, он прав?
– Возможно. Однако сейчас, когда Арконцца уподобилась муравейнику, на который вылили ушат кипятка, он, возможно, изменил свое мнение. Если он согласен – мы собираемся и покидаем этот город навсегда.
– То есть как – покидаем?! А Веслана?
– Полагаешь, она жива? Мне тоже кажется, что она могла выжить. Только как ее искать в этом бардаке?
– Я все же попытаюсь… Но для начала мне нужно сходить еще кое-куда.
– Куда же?
– В Академию. Хочу узнать, как там дела. Не знаю, удастся ли мне закончить ее из-за вот этого всего…
В кабинете профессора Чикконды ничего на первый взгляд не изменилось. Только присмотревшись, Ганил заметил, что на столе стоит клетка с голубем.
– Рад, что с тобой все в порядке, – обратился к юноше Чикконда. – Сегодня днем ко мне как раз пришло послание… – Открыв клетку, он вынул оттуда голубя, ласково погладил его по голове, затем снял с него сверток из бумаги и посадил птицу обратно.
Сверток оказался конвертом, запечатанным сургучом. Сердце Ганила забилось сильнее: он узнал личную печать Альбертина. На конверте убористым почерком было написано: «Ганилу в собственные руки». Сломав печать, юноша прочитал письмо:
«Мой милый друг, все хуже, чем я ожидал. Мне нужно встретиться с тобой завтра вечером, считая с момента получения. Место встречи – северный склон горы Бернольдо. Пройдя двести шагов по тропе, что ведет на гору, ты увидишь кривую осину. Жди меня там. Надеюсь, наша встреча не станет последней – хотя я не стал бы далеко загадывать.
Альбертин
Если я не смогу прийти завтра – значит, я уже никогда не смогу. Не жди меня. Отыщи Энцо и постарайся удержать его от опасных шагов.
Твой друг навсегда»
Письмо было написано задолго до начала мятежа – значит, либо проблемы у Альбертина начались еще до этого, либо… Впрочем, зачем гадать – скоро Ганил все узнает!..
…Заслышав шаги, Ганил встал. С горы спускался человек; судя по свежим пулевым отметинам на кирасе полудоспеха, он успел побывать в переделке.
– Альбертин!.. Я так рад, что вы живы…
– Спасибо. – Инквизитор улыбнулся. – Предвидя твои вопросы – я знаю, что произошло в городе. Я знал, что это произойдет, еще до того, как другие почуяли неладное…
– Почему ты никому не сказал?!
– Разве я не направил тебе письмо? Что до остальных – они бы мне все равно не поверили.
– Что же случилось?
– Ничего особенного, просто одна клика взяла верх над другой. Тайные дела: удар кинжала в ночи, яд в бокале с вином… Они возымели явные последствия: где-то появился безумный пророк, призывающий к убийствам во имя Господа; где-то Инквизиция обвинила группу своих служителей в том, что они, под предлогом искоренения ереси, сами предались ей. Боюсь, в скором времени я сам окажусь на одной доске с Энцо…
– А что если… – Ганил аж запнулся от волнения, – если вам присоединиться к нему? Он ищет тайны; вы тоже их ищете…
– Нет. Прости, мой друг, но Энцо не тот человек, с которым я согласился бы делить дорогу. Тебе известно, куда он направляется теперь?
– Если честно, он не говорит ничего конкретного…
– Ты умеешь обращаться с голубями? – Альбертин снял с пояса деревянный ящик и приоткрыл крышку. Оттуда выглянула головка птицы. – Раздобудь для нее клетку, корми ее пшеном, в общем, ухаживай за ней, как подобает. Как только узнаешь что-то конкретное – выпусти ее вместе с письмом для меня. Но имей в виду – письмо может попасть не в те руки…
…Солнце уже почти скрылось за горами. Лес погрузился в сумрак. На сердце у Ганила стояла тяжесть: он чуял, что беседует со своим наставником и защитником в последний раз.
– Куда ты собираешься теперь? – спросил Альбертин. – В Академию?
– Да.
– Не стоит. Принц Монте обещал выделить воинов для защиты Академии Кошкоглазых; однако, насколько мне известно, он не собирается выполнять свое обещание.
– Почему?..
– Явные последствия, мой друг, явные последствия… Повстанцы хорошо вооружены; вряд ли они нашли оружие и амуницию в городском арсенале. Наличие такого сильного врага заставило былых противников объединиться. Я не сомневаюсь – именно это и было целью тех, кто стоит за Эвролой.
– А Академия? Кому она помешала?
– Слишком многим она мозолит глаза… Многие считают ее рассадником ереси и вредномыслия. Представители инквизиции покровительствовали ей; в обмен Академия поставляла им образованных служителей, видящих куда дальше полуграмотных семинаристов, предпочитающих решать все проблемы с помощью тисков-костоломов и раскаленного железа. Увы, как я уже говорил – явные последствия тайных дел… Время ее сочтено; да и мое, боюсь, тоже. Но ты должен остаться. Стань тенью Энцо, пройди с ним до края мира, где спит мертвым сном город Древних, и там…
– Что там?..
– Не знаю. Быть может, откроются новые истины, что перевернут мир с ног на голову – или с головы на ноги. Быть может, старые истины обернутся прахом, ничего не оставив взамен. А может, ничего не произойдет. Кто знает… Прощай. Я и так изрядно задержался.
По-отчески поцеловав юношу в макушку, Альбертин двинулся прочь, в гору, и вскоре исчез в сумерках. Ветер шелестел в листве, где-то ночная птица издавала жалобное «у-уу… у-уу…»
Вдруг Ганил услышал еще один звук – странный и тревожный. Со стороны города послышалось громкое «б-бух!», потом еще и еще… Страшная догадка осенила юношу.
«Канонада!.. Но кто это стреляет – наши, или… Ах, пресвятой Голеан, да кто здесь, в конце-то концов, "наши"?!» Застыв посреди наступающей ночи, Ганил слушал, как где-то в городской черте грохочут пушки.
Неожиданно к прочим звукам присоединился еще один – совсем близкий; Ганил даже не сразу понял, где находится его источник. Звук, похожий на шелест и потрескивание, шел из кармана его куртки. Засунув туда руку, юноша наткнулся на деревянный футляр.
Хрустальный шар, артефакт Древних! Ганил уже и забыл о нем… Вытащив футляр, он развернул кожу…
Шар светился так ярко, что Ганил увидел даже находящиеся в десяти шагах от него кусты и деревья; при этом он издавал те самые шорох и потрескивание, которые так привлекли внимание юноши. Когда Ганил всмотрелся в его сияющую глубь, он увидел, что прямо на него смотрит человеческое лицо.
Это был не Энцо. Это был незнакомый Ганилу мужчина тридцати-тридцати пяти лет, с светло-синими глазами и светлыми волосами.
– Вы… Скальдик?..
– Да, я Скальдик, – донеслось из шара, – а ты, как я понял, тот самый студент из Кошкоглазых? Энцо говорил мне про тебя…
– А где Энцо?
Скальдика в шаре сменил Энцо.
– Я здесь! – сказал он. – Где мы можем встретиться?..
