Путь к Метрополису

      Принесенная Мардуфом новость для Ганила прозвучала громом средь ясного неба.       В Ахатенбурге чахотка была обычным делом. Она приходила и в хижины бедняков, и в знатные дома. Она была подобна докучливому призраку, что постоянно стоит за окном. Каждый ахатенбуржец знал, что всегда может ею заболеть; и это знание было постоянно и неизбежно, как воздух. Люди привыкали к страданиям, к кровавому кашлю, к болезненному дыханию, к осознанию собственной смертности.       Но чтобы от чахотки свалился человек, еще недавно бывший абсолютно здоровым? Разве такое бывает?       – Бывает, – ответил Мардуф Ганилу, высказавшему свои сомнения вслух. – Еще недавно человек выглядел здоровым, как буйвол, а чахотка уже сидела в его груди, словно поганый ассасин. Сухой воздух пустыни пробудил болезнь… Я сам видел, как люди, полные сил и здоровья, за месяц сгорают от быстротекущей чахотки.       – Хм-м… – Энцо взъерошил заметно отросшую бороду. – Я должен его осмотреть. Если его состояние действительно плохо – возможно, ему и впрямь будет лучше вернуться вместе с вами.       – Вместе со мной?..       – Да, ваша помощь больше не нужна. Мы дадим вам верблюда, запас еды и воды; с этим вы сможете вернуться в Сараиф. Я дам вам кое-какие советы, что сказать гостинщику и… и тем людям, которые будут ждать от меня вестей. Я же продолжу свой путь.       – Ты безумен, Энцо.       – Может быть, может быть… Так что с больным, каковы симптомы?       – Симптомы… Боль в груди, кровохарканье, жар – ты должен знать все это не хуже меня.       – Вы осматривали его?       – Нет. Он не хочет, чтобы его осматривали.       Ганила захлестнуло острым, почти болезненным ощущением дежа-вю. Все это было, было когда-то, много лет назад!       – Мардуф! – В голосе юноши звенело отчаяние. – Я должен с ним поговорить!..       После удара по голове, полученного в подземельях Черной Иглы, Бамара окончательно пришел в себя к утру, однако уже тогда Ганил стал замечать, что с южанином все не так уж и хорошо. Всю дорогу до привала тот надрывно кашлял, объясняя это попавшим в горло песком.       Теперь же Бамара выглядел совсем больным. Дыхание его сделалось тяжелым, словно он бежал по пустыне от самой Черной Иглы. Лоб южанина был горяч и влажен от проступившего пота.       – Н-да-а… – протянул Энцо, взглянув на больного. – Боюсь, в таком состоянии он даже дорогу обратно до Сараифа не выдержит. Как ни печально говорить это – он, скорее всего, обречен. Его смерть – лишь вопрос времени.       – Возможно, мы все-таки… – начал Ганил, но Энцо перебил его.       – Послушайте! Все же он умрет не сегодня, может быть, даже не завтра… Все это время он будет нам обузой. Возможно… поймите, я не приказываю, я лишь предлагаю… так вот, возможно, лучше всего было бы… не ждать его смерти.       – Предлагаешь бросить его?       – Неужели ты считаешь меня таким жестоким? У меня есть кинжал-мизерикорд; он вполне подойдет для… избавления от страданий.       – Ты хочешь его… убить?..       – Боюсь, другого выхода нет.       – Моя… умирать?.. – раздался слабый голос.       – Увы… – Со скорбным видом Энцо повернулся к постели Бамары. – Как ни печально, но… шансов дожить хотя бы до возвращения в Сараиф у тебя немного. Я могу прекратить твои страдания прямо сейчас. Ты согласен?       – Моя… не знать…       – Учти, что твоя смерть позволит нам дольше продержаться в пустыне.       – Не… проклятье… моя… опасна твоя…       – Он бредит?.. – Энцо повернулся к Ганилу.       – Энцо, послушай… – Голос Ганила был тверд. – Мне нужно с ним поговорить наедине. Пока еще у нас осталось время!       Когда Энцо и Мардуф ушли от палатки, где лежал Бамара, Ганил пододвинулся к постели больного поближе.       – Бамара!.. – вполголоса произнес он. – Ты слышишь меня?..       – Да, да… – Бамара приоткрыл глаза. – Моя слышать… слова… ваш… слова… Моя, правда… умирать?..       – Возможно.       Все это уже когда-то было – у Ганила не было ни малейших сомнений.       – Скажи мне, Бамара… Почему ты назвался чужим именем?..       – Твоя… про что?.. – Южанин чуть приподнялся и тут же опустился на циновку, словно это действие отняло у него остатки сил. – А… про это… Твоя знать…       – …Он из Земли Кушши, что лежит к юго-востоку от Великой Пустыни, – объяснял мальчику Нндала, знахарь. – Говорят, когда-то их захватили владыки Черных Земель Анум-Ахен. На многие века кушшиты стали рабами у черноземельцев, пока после большого землетрясения Анум-Ахен не пришел в упадок. Почти все города были разрушены, болезни и голод косили народ… Люди решили, что их боги отвернулись от них; и тогда они… свергли и казнили сына бога, своего правителя…       Нндала был не простым знахарем. Когда-то он был захвачен в рабство и вместе с прочими рабами попал в царство,что лежало по ту сторону Великой Пустыни. Купивший Нндалу оказался местным лекарем; к своему темнокожему слуге он относился хорошо, и даже научил его некоторым своим целительским секретам. Эти знания очень пригодились Нндале – и когда он, получив свободу, шел на родину через многие и многие земли; и когда он, вернувшись наконец в родную деревню, стал знахарем.       – …Без правителя, – рассказывал Нндала дальше, – страна погрузилась в хаос. Именно тогда среди кушшитов появился некий пророк, утверждавший, что он – ученик Голеана. Собрав бывших рабов, он провел их на родину. Позднее кушшитская знать забыла Голеана и его ученика; цари Земли Кушши стали подражать фараонам Черных Земель – объявляли себя сыновьями Солнца, строили в свою честь усыпальницы-пирамиды… В самих Черных Землях величие Анум-Ахена уже сделалось полузабытой легендой. Позднее и в Кушши наступили тяжкие времена: засухи стали сильнее, реки и каналы для орошения обмелели, либо высохли. Тогда люди вновь вспомнили о пророке, забытом за многие годы…       – И он им помог?       – Не знаю. Скорее всего, нет.       – Почему тогда они ему поклоняются?       – Почитатели Голеана верят, что истинно верующий не должен отступаться от своей веры даже тогда, когда Господь посылает им беды и несчастья. Люди состоят из плоти, и потому несовершенны и грешны. Они не заслужили помощи – только наказания… Так учат их жрецы.       Мальчик замолчал. Он не знал, что можно на это ответить. Картина, которая ему представилась, была слишком мрачна: жестокое божество, что посылает людям бесконечные страдания лишь за то, что они состоят из плоти; и люди, что продолжают склоняться перед божеством – вопреки всему, вопреки здравому смыслу.       – Ну вот, – Нндала повернулся к забывшемуся сном Бамаре, – я дал ему настоя сонной травы; какое-то время он будет спать, не чувствуя ничего. Сейчас я займусь его ногой…       Он принялся отдирать присохшие от грязи и запекшейся крови тряпки. Наконец нога была освобождена от повязок.       – Добрая Омуморуламене… – пробормотал Нндала, увидев то, во что превратилась нога Бамары. В голосе знахаря слышались удивление и страх.       Под кожей ступни Бамары виднелись образования серого, местами фиолетового цвета, напоминающие витые веревки или земляных червяков. Кожа была сплошь в расчесах, которые уже начали гноиться.       – Что это?.. – испуганно прошептал мальчик.       – Проклятие гуля. Я слышал о таком… а однажды даже видел гуля своими глазами. Гули – это что-то вроде обамбо; в них превращаются одержимые духами пустыни люди. Сначала человек начинает слышать голоса этих духов, потом под кожей у него появляются такие вот выросты… Потом человек сходит с ума и убегает в пустыню. Иногда они возвращаются – потерявшие былой облик и превратившиеся в чудовищ. Я, конечно же, могу отрезать ему пораженную ногу – беда в том, что это ему все равно не поможет.       – Так что же делать?..       – Не знаю. И никто не знает… Все, что можно сделать в подобных случаях – убить проклятого и сжечь его тело. Но я не убийца, я знахарь. Я исцеляю людей, а не убиваю их. Тот, кто убивает, пусть даже и прикрываясь благой целью, уподобляется Черной Душе Урнгааламну…       – …Мои… просто посадить Бамара в сарай… дать циновка и одеяло… Моя и Нндала приносить Бамара еда… каждый день… Моя носить подношение добрый Унгулабалама… и сестра его Омуморуламене… моя молить об исцеление… Может, если б Бамара обратился к Унгулабаламе… оне была бы исцелен… Может быть… кхе-кхе-кхххе!!       Закашлявшись, Бамара сплюнул на песок темный сгусток. Ганил содрогнулся от ужаса и отвращения: сгусток был темно-серого с фиолетовым цвета, и в нем что-то шевелилось.       – Расстегни рубашку! – приказал юноша дрожащим голосом. – Я прошу, расстегни! С явной неохотой Бамара откинул одеяло и принялся расстегивать рубашку. Правый его бок покрывали все те же похожие на окаменевших червей образования. Кожа между ними сделалась багрово-синюшной.       Отчаяние овладело Ганилом – словно тогда, в ту самую ночь в безымянном городе. Смерть всегда ужасна; но безумие и превращение в чудовище – это, наверное, страшнее даже смерти.       – А что было потом… с Бамарой… с тем Бамарой?..       – Хуже… и хуже… Нарости… покрыть всего его… Нога… Нндала все же отрезать… когда началось… эта, как… гане-гре-нна… Бамара… перестать разговаривать… только рычать… Но моя клянется копье добрый Унгулабалама… что Бамара… все еще моя узнавать!.. А потом… кхе…       – Что – потом?       – Потом… равнинники… напасть… на мой деревня…