Путь к Метрополису

      …Шаг, еще шаг. Шаг, еще шаг. Раскаленный песок обжигает даже сквозь кожаные подошвы. Шаг, еще шаг. Как же хочется пить… Только не стоит забываться – только несколько капель, а то моргнуть не успеешь, как вода в твоей фляге кончится. Впрочем… один-то глоточек, наверное, можно. Маленький такой… Но потом. Потом, когда жажда станет невыносимой. Шаг, шаг, еще шаг…       Ганил словно наполовину превратился в автомат, наподобие тех, что разыгрывают не предназначенные ни для чьих глаз мистерии в катакомбах Черной иглы. Шаг, еще шаг – тело само выполняет это простейшее движение, не прибегая к помощи разума. Интересно, гуль догадывается, что он гуль? Может быть, он всерьез думает, что просто заболел?       Пустыня постепенно поглощает дерзецов, осваивает, превращает в часть себя. И только воспоминания остаются с их обладателями…       Солнечная Талласия оставалась позади. Аквиланское судно «Морской орел» шло на север.       Лежа на койке, Ганил прислушивался к надрывному скрипу снастей и шуму волн, бьющих в борта. Рядом на тумбочке стояли наполовину пустой стакан с разбавленным аквиланским бренди и блюдце с имбирным корнем.       Плавание давалось Ганилу с большим трудом. Качка вызывала у него тошноту; в первый же день плаванья он, с лицом, цветом напоминавшим разложившийся труп, едва доплелся до отведенной пассажирам каюты. Лишь спустя неделю ему полегчало настолько, что он смог осилить миску бульона из солонины с размоченными галетами.       И все же у этих страданий, как ни странно, была и положительная сторона. Они не давали Ганилу погружаться в мысли о событиях недавнего прошлого. И так уже по ночам оно возвращалось к юноше в кошмарах. Дитер – «На кого ты меня оставил?! Свершилось! Умираю!.. Пить хочу…» Эствано – «Я вижу лишь тьму, Ганил… Неужели свет светит нам только в наших головах?..» Легат Альбертин – «…Явные последствия тайных дел… Время Академии сочтено; да и мое, боюсь, тоже». Но наступало утро, пропахшее солью, смолой и лежалой солониной; кошмары прошлого уходили, оставляя место тошноте.       Веслана и Энцо переносили качку не в пример легче. Что до Скальдика, то он вообще словно бы обрел новые силы, вдохнув ветер, дующий с его родины. Подружившись чуть ли не со всеми членами команды, он учил их нортским боевым гимнам; взамен матросы учили его песням-шанти…       …Веслана и Ганил стояли на носу корабля, у бушприта. Юноша уже привык к путешествию и более не выглядел так, словно его подняли из мертвых при помощи неких темных ритуалов. Впереди простирались берега Аквилании.       Над заполнившим порт лесом мачт возвышалась скала, ставшая постаментом для бронзового исполина. Коронованный великан, облаченный в тогу, наподобие латрисских патрициев, стоял лицом к морю; его глаза из-под недобро нахмуренных бровей взирали на открывавшийся внизу простор. В поднятой над головой правой руке великан сжимал факел; на левой же, отставленной в сторону, восседал расправивший крылья орел – символ Аквилании.       – Огромный какой… – негромко промолвила Веслана, взирая на гиганта. Дующий с моря ветер трепал ее уже заметно отросшие волосы.       – Это Анторис Пендрагон, первый из правителей Аквилании, – пояснил Ганил, уже слышавший от Скальдика о том, кого изображала эта статуя. – Он был не богом, не святым, не демоном; он был обычным человеком, латрисским наемником-варваром. Но когда связь с материком прервалась, по Аквилании пошли слухи, что империя рухнула, и многие стоявшие там легионы взбунтовались – Анторис заявил, что будет служить империи даже после ее падения. Между прочим, – добавил он, – вон в том факеле по ночам возжигают огонь…       – Наверное, красиво выглядит… Как маяк!       – Это и есть маяк, указывающий судам путь в гавань.       «Морской орел» на всех парусах шел к пристани.       – Смотри, я как птица! – радостно кричала Веслана, расставив руки в стороны. Ганил пытался улыбаться ей в ответ, однако то, что всплывало в его памяти, отнюдь не радовало…       …Экипаж ехал через долину. За его окнами проплывали зеленеющие луга, кое-где встречались редкие скопления деревьев. Горы словно бы висели над зеленеющей долиной; подернутые синей дымкой, они казались воплощением идеала о неземном, чистом и вечном.       – Хочешь? – Альбертин достал из кармана яблоко и протянул его Ганилу. Мальчишка отрицательно кивнул головой. – Ну, не хочешь, как хочешь…       В руках легата Инквизиции появился удлиненный предмет, инкрустированный перламутром. Альбертин нажал небольшую кнопочку – и из корпуса выскочило лезвие. «Предмет» оказался карманным ножом – Ганил слышал про такие, но воочию видел впервые в жизни.       – Могу ли я спросить… – с робостью в голосе начал Ганил.       – Спрашивай. Я постараюсь ответить. – Альбертин принялся срезать ножом кожурку с яблока.       – А откуда вы родом? Кто были ваши родители?       – Мои родители… – Легат вздохнул. – Отец мой был честным аквиланским торговцем; и все же ему с женой пришлось навсегда покинуть родину и перебраться в Талласию.       – Почему?       – Как бы тебе объяснить… Дело в том, что Аквилания не находится под сенью папского престола.       – Они не почитают Голеана? Язычники?       – В том-то и дело, что нет… Они тоже почитают Господа и пророка его Голеана, но при этом их церковь не подчиняется Папе. В свое время король Хенри Четвертый Пендрагон вознамерился жениться; однако проблема была в том, что он уже был женат. По законам Аквилании, коронованные особы могут расторгнуть брак только с личного разрешения Папы. Хенри отправил Папе письмо; спустя довольно продолжительное время ему пришел ответ – отказ в разводе… Дело в том, что это была уже шестая женитьба Хенри – любвеобильность этого короля стала, что называется, притчей во языцех.       – И что, он все пять предыдущих раз просил Папу о разводе?!       – Нет, всего лишь два. Одну из жен он обвинил в заговоре и казнил; двух других сослал в монастырь – естественно, развода здесь не требовалось. Итак, Его Святейшество отказал королю в разводе… К несчастью, король Хенри был известен не только любвеобильностью, но и крайне тяжелым нравом. Прочитав письмо Папы, он разъярился: «Неужели Папа необходим мне, чтобы расторгнуть постылый брак?! Неужели он вообще для чего-то нужен?» На следующий день он издал эдикт, отменяющий любое влияние Папы на всей территории, принадлежащей Аквилании. Фактически это означало отделение Аквиланской церкви от Западной. – Зубы легата вонзились в мякоть очищенного от кожуры яблока.       – Получается, Хенри вызвал раскол церкви… только потому, что ему не давали развода?..       – Ну-мм, не только, на самом деле… Король не просто отделил церковь; он провел ее реформу. Разогнал монастыри; заменил священников не связанными безбрачием пасторами; ограничил убранство храмов… Народ воспринял подобные действия положительно; однако…       – Что?       – М-мм, м-м… – Альбертин прожевал кусок яблока. – Да!.. Вот, спустя примерно десять лет после тех событий король Хенри умер от водянки. Кто-то пустил слухи, что смерть Его величества не была естественной, что его отравили паписты. Слухи быстро распространялись, обрастая домыслами один нелепее и чудовищнее другого. Сторонников Священного престола обвиняли в убийствах, отравлениях, распространении болезней, изнасилованиях, кражах и растратах и даже в поклонении демону Бахамейту!.. Начались погромы, расправы над священниками и мирянами, продолжавшими поддерживать Папу… Со временем погромы сошли на нет, но гонения не прекратились – просто священники и их паства либо бежали, либо продолжали отправлять обряды тайно. Среди верующих-папистов был и мой будущий отец. Он открылся девушке, которую он любил, и которая любила его, и она согласилась быть обвенчаной с ним по обряду Папской церкви. Однако кто-то из ее родственников донес королевским констеблям… Священника посадили в тюрьму, где он и скончался, а моим родителям пришлось бежать прочь. Они перебрались в Талласию, однако и там им недолго довелось наслаждаться спокойной жизнью – впрочем, это уже совсем другая история…       Откусив от яблока последний кусочек, Альбертин повертел в руке оставшийся огрызок, затем сплюнул в кулак семечку и, открыв окно, выкинул объедки прочь. В карету ворвался свежий ветерок с гор, вместе с щебетанием птиц и журчанием речки. Экипаж ехал через мост, сложенный из грубых камней еще, наверное, во времена господства Латриссии…       – …Ну как, нравится? – Голос Энцо прогремел над самой головой юноши. – Смотрите, не упадите!       – Ох… – Ганил обернулся. – Как вы меня напугали…       Энцо и его спутники остановились в дешевой гостинице. Но хоть эта гостиница и считалась дешевой – по сравнению с постоялыми дворами Арконцци она прямо-таки поражала своей роскошью. Постояльцы здесь спали в постелях, а не на лавках или брошенных на пол тюфяках. В номерах имелись печи, что было весьма кстати – на дворе уже стояла настоящая осень.       Оставив Скальдика и Веслану устраиваться, Энцо и Ганил отправились в город.       – Давай подведем итоги, – рассуждал Энцо, шагая по выложенной крупным камнем мостовой. – Мы выбрались целыми из той пустяковой заварушки в Талласии – отлично; мы без особых проблем добрались до Аквилании – замечательно…       «Это ты называешь "пустяковой заварушкой"?..» – подумал Ганил, но вслух ничего не сказал.       – А теперь о невеселом, – продолжал авантюрист, – у нас осталось не так уж и много денег. Мы, конечно, можем продать кое-что из наших вещей; но и этого не хватит надолго. Неизвестно, на сколько мы застрянем здесь; нам нужен кров, нам нужна одежда – не ходить же нам в талласийском, тем более в холодное время года! Наконец, нам нужно что-то кушать…       – Что же ты предлагаешь делать?       – Прежде всего, связаться с одним человеком. В свое время я сошелся с ним, когда приезжал сюда по делам ложи исследователей-магосов. Последнее что я слышал о нем – он уехал на юг с экспедицией; надеюсь, сейчас он уже вернулся… Скажи, мой друг, ты слышал когда-нибудь о телеграфе?       – Нет, не слышал… Это что-то вроде почты, да?       – Ну, можно и так сказать… Сейчас ты увидишь это чудо в действии!       Путешественники направлялись к высокому зданию, похожему на церковь. Ганила удивила странная конструкция, установленная на крыше колокольни. Когда Ганил взглянул на нее, она напоминала по форме букву Z, но спустя секунду средняя планка повернулась горизонтально, а концевые поднялись вверх.       – Это и есть телеграф! – объяснил Энцо, когда Ганил попытался обратить его внимание на венчающую колокольню конструкцию. – Вон та штука называется семафор; каждая фигура, образуемая ею, означает букву. На окраине города стоит башня; отсюда ее не видно – дома закрывают ее от нас. Но если ты залезешь на крышу, то увидешь, что на той башне стоит такой же семафор. Наблюдатель на башне следит за вот этим семафором и воспроизводит его движения.       – А потом что?       – А там дальше есть еще одна башня и еще – и так по всей линии до самой столицы. Сигналы передаются от башни к башне; на конечной станции в Арлонде их расшифруют и передадут курьеру, а тот доставит письмо по адресу. Телеграфные линии пересекают Аквиланию во всех направлениях, позволяя держать устойчивую связь между городами.       – Но ведь так, наверное, много писем не напишешь?..       – Что поделать – за надежность и скорость приходится платить.       Здание телеграфной станции и впрямь когда-то было церковью. Над входом все еще виднелся голеанский крест, а по бокам – барельефы, изображавшие самого Голеана и его наместника на земле – Папу. Лицо Папы было отбито, а на митре выбито непристойное слово.       Народу внутри бывшей церкви было немного. Группа людей – мужчин и женщин – стояла возле деревянной стенки с окошками. Энцо подошел к свободному окошку.       – Прошу прощения, сен… то есть мистер!.. Мне нужно написать срочную телеграмму… Да, спасибо! «Сэру Горбайерсу… улица Терновая, дом двадцать четыре… Я здесь… запятая… необходимо встретиться… у Сеймурского пассажа… завтра утром… Ваш хороший знакомый Энцо».       – С вас пятьдесят гиней! – послышался из окошка резкий голос.       – М, дороговато… Знаете что, вместо «необходимо встретиться» напишите «буду вас ждать», а вместо «ваш хороший знакомый» – просто «ваш Энцо».       – Сорок три гинеи!       – У меня только талласийские дукаты… Сойдет? – Отстегнув от пояса кошель, Энцо извлек из него три золотые монеты.       – Хммм… – Человек по ту сторону барьера явно колебался. – Вроде как полновесные… Ладно! Так, через несколько часов ваше письмо будет уже в Арлонде!