Путь к Метрополису

      Решительный натиск объединенных сил папских гвардейцев, королевских войск, ополчения и примкнувших к ним рейтаров-«потато» увенчался успехом. Сторонники Эвролы, почти не оказав серьезного сопротивления, оставили центр Арконцци и отступили к припортовым кварталам. Собор святого Маркоза, ратуша и королевский дворец были освобождены от присутствия еретиков.       Дворец, который и без того был почти запущен в те времена, когда король Маженто Четырнадцатый перебрался в свой родовой замок, ныне пребывал в ужасном состоянии. Еретики выбили стекла, разгромили мебель, сожгли гобелены, исписали стены непристойными надписями. Королевская обитель напоминала заброшенный дом, ставший пристанищем для разного сброда – собственно говоря, так оно и было. Принцу даже предложили перенести коронацию в иное, более пристойное место, но Монте был непреклонен. «Я буду короноваться здесь, как и все мои предки, – сказал он, – и это даже не подлежит обсуждению».       Несколько дней королевские слуги, не покладая рук, приводили в порядок тронный и пиршественный залы – убирали мусор и нечистоты, соскребали со стен надписи, развешивали занавеси и гобелены, чтобы голые ободранные стены не смущали своим видом взор приглашенных гостей.       К вратам монастыря святой Кигилии приближалась всадница в тиаре с покрывалом, какие носят молодые придворные дамы, состоящие при королевской чете Талласии. Подъехав к воротам, она спешилась и, опустив покрывало на лицо, подошла к привратнику.       – Я Мэрселлин, фрейлина принцессы, – сказала она. – Мессир прислал мне послание, что он хочет видеть меня здесь.       – Да, проходите… – Привратник поспешил открыть ворота.       Мессир Палинчино ждал Мэрселлин за дверями монастыря.       – Приветствую вас, сеньорина. – Он кивнул головой, прижав руку к груди. – Думаю, для вас это должно быть важно…       – Что случилось, месссир Палинчино?       – Наверху вас ждет юноша; он утверждает, что знал вас еще тогда, когда…       Сердце Мэрселлин стукнуло, словно проваливаясь в яму. Она уже начала привыкать к своей новой участи и теперь ее одолевала боязнь, что память о ее истинном прошлом заставит ее лишиться всего этого.       На верху лестницы стоял юноша, одетый, как средний горожанин. При его виде Мэрселлин остановилась, словно на краю пропасти.       Она знала этого юношу.       Кажется, она никогда его и не забывала.       – Ганил… – Девушка не узнала собственного голоса.       – Веслана… Палинчино сказал мне, что ты все забыла; значит, все-таки что-то ты помнишь?       Ганил пристально смотрел на стоявшую напротив него девушку. Да, это была она, Веслана – и в то же время… Осталось ли в ней что-то от той, с которой он когда-то танцевал на празднике Судного Дня?       – Значит, это ты… Похоже, я и не забывала никогда, просто припомнить не могла… ибо не знала я, что вспомнить должна.       – Так значит, ты помнишь? А ты… хотела бы… вернуться?       Девушка ответила не сразу.       – Куда… вернуться?.. Нет, нет, не напоминай; я и так помню. А вот ты, кажись, забыл, где находишься.       Ганил открыл было рот… но вовремя остановился. Веслана права; он и впрямь забыл, что находится в стане врага! И пусть этот враг выглядит благосклонным к нему – это всего лишь потому, что он мелкая рыбешка, а им нужна крупная щука…       Ну конечно! Как он мог не догадаться о такой простой вещи? Похоже, Палинчино способствовал возвеличиванию безродной найденки, поскольку знал ее истинное происхождение и рассчитывал сделать из нее приманку для Ганила; Ганил же должен был стать приманкой для следующей добычи – Энцо…       Ничего не скажешь, хорошая многоходовочка! Но и у Ганила есть свой козырь в рукаве, о котором Палинчино не знает. Его билет в иную жизнь, иную судьбу…       – Так значит, ты действительно хочешь остаться здесь, в золотой клетке?       – Хочу, не хочу – что это значит? От судьбы не прячутся, Ганил – судьбу принимают. Прости, но Весланы, которую ты знал, нет больше. Я Мэрселлин, и отказываться от этой судьбы не собираюсь.       Повернувшись, она двинулась вниз по лестнице. Ганил растерянно смотрел ей вслед.       Неужели она и впрямь согласилась остаться здесь, среди душной роскоши королевского двора? Внутреннее чувство подсказывало Ганилу – спешить не следует.       Тронный зал был заполнен талласийской знатью. Окна все еще зияли пустыми проемами – строители так и не успели вставить новые стекла взамен выбитых – и осенний холодок беспрепятственно проникал в королевские покои, вынуждая графов, герцогов и их жен кутаться в плащи.       Под медленную тягучую музыку процессия во главе с принцем Монте двинулась к трону, где их ждал кардинал Манезинья. Когда принц поравнялся с кардиналом, музыка затихла, Монте опустился на одно колено и замер с напряженным видом. Паж Тимолло взял атласную подушку с королевской короной и поднес ее кардиналу.       – Именем Святой Церкви!.. – произнес кардинал одышливым голосом. – Во славу Господа нашего и его пророка Голеана… я, кардинал Манезинья, возлагаю сию корону на чело принца Монте… и провозглашаю его королем!..       Держа корону, он потянулся было к стоявшему перед ним Монте… но тот, вместо того, чтобы подставить голову, перехватил корону из его рук и сам надел ее. По рядам знати прошелся протяжный вздох. Все хорошо понимали, что Монте не желает, чтобы его считали зависимым от кардинала; и сейчас он не упустил случая продемонстрировать, что он стал королем исключительно по своей воле.       Монте встал. Тимолло поднес ему королевский скипетр; взяв регалию в правую руку, новокоронованный правитель повернулся лицом к залу.       – Я, король Монте Первый, – произнес он, – клянусь пред лицом Господа и пророка его Голеана… и Святой Церкви… Клянусь править вверенным мне королевством в соответствии со Святыми заповедями! Клянусь быть мудрым и достойным правителем, добрым к моим подданым, строгим, но справедливым к преступившим закон, беспощадным к врагам королевства! И да покарает меня Господь, если я отступлю от сей клятвы! Да будет так! – И он воздел вверх руку со скипетром.       – Ура! – раздались крики. – Да здравствует король! Слава королю! Ура! У кардинала дернулась бровь – он не мог не заметить, что король сначала помянул Господа, а уже потом Церковь.       Снова заиграла музыка – теперь она звучала более мягко и мелодично. К трону направилась супруга короля, Ардитта. Следом за ней шла Мэрселлин, несущая шлейф ее платья. Подойдя к трону, Ардитта присела, склонив голову перед супругом. Мэрселлин на секунду замешкалась, но после того, как король едва заметно кивнул ей, указывая на принесенную слугами корону королевы, подошла ближе – немного быстрее, чем полагалось по этикету. Взяв корону, девушка передала ее Монте.       – Отныне ты будешь моей королевой! – провозгласил Монте, возлагая корону на голову супруги.       – Ура! Ура! Да здравствует королева! Ура!       Монте и Ардитта – теперь уже король и королева – заняли свои места на троне.       – Ура! Слава! – кричала собравшаяся в зале знать. – Слава королю и королеве!       Их крики подхватили люди простых сословий, собравшиеся на улице.       – Ура! Ураа-а-а-! Да здравствует король! Слава! Слава королю и королеве! Слава-а-а-а! Ура-а-а-а!       – …Эврола вновь попытался собрать своих бывших почитателей; однако те связали его и выдали Инквизиции, – говорил Энцо, сидя перед хрустальным шаром. – После исчезновения старца Маргафоцио Ортино попытался взять руководство повстанцами на себя, но в итоге был убит в бою с монтистами.       – Ортино убит? Печально… – донесся из шара голос Ганила. – Впрочем… теперь мне будет гораздо легче осуществить задуманное.       – Что же ты задумал?       – Не скажу. Пока не скажу.       – Имей в виду, мы покидаем пределы Талласии. Я до последнего надеялся, что ты присоединишься к нам…       – А Веслана?       – Если ты не смог ее найти – лучше и не ищи.       – Но я нашел ее… вот только она сама потеряла себя.       – Ты нашел Веслану?!       – Да. К сожалению, она потеряла память, но уже начинает постепенно вспоминать…       – Я не знаю, что ты там задумал; но имей в виду – через десять дней аквиланский корабль «Морской Орел» сможет войти в порт Арконцци. Если ты не сумеешь проникнуть на его борт…       – Боюсь, не смогу… Наверняка… – Видневшееся в шаре лицо Ганила подернулось рябью. – Инквизиция постарается… следить… кто попытается покинуть… Прости, связь прерывается. Послушай…       Парусный ялик плавно скользил по морской глади, подгоняемый легким ветерком.       Скальдик стоял на корме, опершись на румпель. Открылась дверь надстройки, и на палубу вышел Энцо.       – Что там? – обратился к нему Скальдик. – Ты говорил с Ганилом?       – Да, говорил…       – Значит, мы возвращаемся.       – Нет. Продолжаем плыть навстречу «Морскому орлу».       – Значит, он остается…       – Нет, он обещает присоединиться к нам… потом. Я не понял толком, что у него за план – связь через шары становится нестабильной.       – Да… Похоже, мятеж почти подавлен.       – Все так. Кстати, теперь в Талласии новый король…       – Ну и ладно. Мне как-то уже… – Вздохнув, Скальдик уставился на горизонт. Энцо, постояв рядом, молча удалился обратно в надстройку.       Жалобно кричали чайки. Ялик продолжал плыть вперед.