Путь к Метрополису

      Жнец стоял на вершине шпиля ратуши Арконцци, на самом его острие. С чувством, близким к презренью он озирал раскинувшийся внизу город – колонию белковых червей, копошащихся в собственном дерьме. Они спаривались, рожали таких же, как они, ничтожных двуногих червяков; они обманывали и обманывались, убивали и спасали от смерти тех, кому, в самом деле, лучше было бы сдохнуть. И они дохли, когда болезни и старость выгрызали их тела, словно коррозия металл – но оставляли после себя такое количество дерьма, что их потомкам, занятым его разгребанием, едва оставалось время на то, чтобы производить дерьмо собственное. Дерьмо должно течь – такова природа этих мерзопакостных тварей.       И они не ведали, что их время теперь прошло. Настала новая эра – эра Жнеца.       Легонько толкнувшись вверх, Жнец поднялся в воздух. Из его тела выросли сотни тысяч нановир – над городом воспарила жуткая апокалиптическая медуза. Слабо светящиеся волокна опускались на крыши домов – от их прикосновения камень и кирпич рассыпались в пыль. Десятки людей умерли в своих постелях, даже не успев проснуться и понять, что происходит. Те же, что успели проснуться и выбежать наружу, наверняка им завидовали.       Рухнул купол собора святого Маркоза, и его обломки раздавили тех, кто в своей безмерной глупости понадеялся, что Господня благодать защитит их он наступившего апокалипсиса. Жнец расхохотался их наивности, глядя в безжалостные, как он сам, лики звезд. Теперь этот мир будет безраздельно принадлежать только ему одному…       – Господи!.. Господи, спаси!.. Защити!.. Будь ты проклят!..       В темной келье монастыря святой Кигилии на жестком ложе спал монах. Сон его был явно неспокоен: он то молил Господа о милости, то бормотал гнусные богохульства, словно в его теле боролись святой и воплощенный дьявол. Наконец он вскочил, широко раскрыв глаза. По всему было видно: сон не принес ему отдыха и успокоения. Лицо монаха осунулось, под глазами легли темные круги.       – А-ахх, ахх… Господи, Господи…       Не вставая с колен, монах подполз к висящему на стене голеанскому кресту. Под крестом лежала плеть-семихвостка; схватив ее, монах принялся хлестать себя по спине. Он надеялся, что боль от побоев отрезвит его и заглушит пожирающее разум безумие. Надежды были напрасны – физическая боль на какое-то время отвлекала его, но и только. Он пока еще не дошел до того, чтобы заставлять себя испытывать боль постоянно – но был уже близок к такому…       …После грандиозных потрясений в Талласии наконец наступило относительное затишье. Министр Гаэтани отправился наконец на виселицу; король Маженто Четырнадцатый заявил, что готов отречься от престола. Тут-то патриции и вспомнили, что ближайший наследник съякшался с мюкельбергским курфюрстом. И многие из них задались вопросом: стоило ли свергать коррумпированного самодура Гаэтани лишь для того, чтобы королевский трон в итоге занял предатель? Во время обсуждения этого вопроса меж патрициями возникла драка, переросшая в настоящее побоище. Были в той драке и раненые; двое из них вскоре испустили дух. Самые горячие головы предлагали объявить Талласию свободной республикой; были и те, кто предлагал призвать на правление гестинамских или люцерийских дворян королевской крови.       В итоге было принято решение, удовлетворяющее всех (на самом деле не все с ним были согласны; но несогласные предпочитали сидеть и помалкивать). За Его Величеством Маженто оставляли формальный королевский титул, королевские регалии, большую часть движимого и недвижимого имущества королевской фамилии – взамен король обязался не вмешиваться в дела патрициата. Фактически королевскую особу вежливо отстранили от власти, оставив только как гарант того, что на престол не будет претендовать ненавидимый патрициями принц Монте…       В дверь кельи постучали. Вздрогнув от неожиданности, Энцо обернулся.       – Эй, как ты чувствуешь себя, сын мой? – донеслось из-за двери.       – Ах, это вы, мессир… – Энцо впустил Палинчино в келью. – Вы сами можете видеть, как я себя чувствую…       – Нда… Ты давно спал?       – Я почти не сплю…       – Кошмары?       – Да.       – Жаль, очень жаль… К слову, Манезинья полагает, что ты можешь быть опасен, и что тебя следует заточить в Кальцифьоре…       – Мессир рассказал Манезинье о том, что я здесь?!       – Он бы это все равно узнал, так пусть лучше узнает от меня, а не от моих недоброжелателей. Разумеется, я попросил его держать все в секрете… Но я тут не из-за этого. Мои люди нашли того человека, о котором ты говорил.       – Нашли?!       Если бы потолок кельи разверзся, и с небес в сияющем столпе сошли ангелы, чтобы объявить Энцо, что все беды его отныне позади – авантюрист и вполовину не был бы так счастлив.       – Разумеется, это было непросто – найти человека по таким скудным приметам. И тем не менее, мои люди это сделали, благо все неотложные дела на данный момент мною завершены, и новых в обозримом будущем не предвидится…       В комнату вошел бородатый мужчина в камзоле и шоссах цвета коры. Волосы его уже заметно поседели, но в них все еще была заметна былая рыжина.       – Здравствуйте, святой отец, – произнес он. – Мне сказали, что я все узнаю на месте; так объясните мне, что случилось? Почему я здесь? Чем я провинился перед инквизицией?       – Вы ничем не провинились, любезный. – Палинчино был сама учтивость. – Взгляните на этого человека. Он утверждает, что когда-то вы встречались.       – Встречались? Я его знать не знаю!       – Это неважно, – раздался тихий голос. – Зато я знаю вас.       – Откуда? – Мужчина был искренне удивлен.       – Помните? Вы когда-то поддерживали порядок на улице… вместе с городской гвардией…       – Ну да, было дело. Давно…       – Вы остановили юношу и сказали, что здесь выступают противники Гаэтани и что дело пахнет бунтом. И добавили, что пусть уж стравят пар в пределах дозволенного…       – Ммм, припоминаю… Хочешь сказать, ты и есть тот самый парень?       – Да, я и есть тот самый парень… Можно вопрос? Скажите, как вас зовут?       – Адрео…       – Я буду всегда благодарен вам, Адрео. Вы спасли меня… я даже не знаю, как… сказать… – Энцо почувствовал, что вот-вот расплачется.       – Ну что ж, все закончилось хорошо… – Достав кошелек, Палинчино вынул из него несколько золотых монет. – Это вам от меня лично.       – Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь! – усмехнулся Адрео, пряча деньги за пазуху.       Налетевший с гор ветерок запутался в кронах деревьев, что росли во дворе особняка аббата Кадоне. В траве выводили свою монотонную песенку кузнечики. По посыпанной белой галькой дорожке шли двое: сам Кадоне, в сутане, с висящим на шее символом Инквизиции, и его гость – авантюрист, преступник и тройной агент Энцо.       – …Я почти не сомневаюсь, – говорил Энцо, – что навязчивые мысли о Жнеце внушены мне «неспящими». Но вот вопрос: зачем им это делать? Вывести меня из игры? Непохоже… А что, если они, напротив, хотели затащить меня в игру глубже? Мой куратор говорил о каких-то практиках, пришедших с Востока, от Союза Десяти…       – Так ты хочешь отправиться на Восток?       – На Восток мне пока рано. Отправлюсь на Юг, искать связь с обосновавшимися там дервишами, чтобы чему-нибудь у них научиться. По сути, именно этого и хотели от меня мои хозяева из «неспящих». Есть только один нюанс: я буду учиться сам, без контроля с их стороны.       – Им это может не понравиться.       – Ничего, пусть терпят. Если твой слуга умнее тебя, не жалуйся, что однажды он не захочет довольствоваться ролью слуги.       При этих словах Кадоне усмехнулся.       – Ладно. – Энцо поправил пятерней растрепавшиеся волосы. – Манезинья все еще хочет заточить меня на четвертом уровне Кальцифьоры?       – А разве там есть четвертый уровень? – Кадоне посмотрел на собеседника с искренним недоумением. – Насколько я знаю, их всего лишь три.       – Это такая фигура речи… В смысле, запрятать так, что и концов не найдешь. Что самое забавное, Палинчино хочет сделать со мной то же самое, только в более комфортных условиях. Меня, как обычно, забыли спросить… – Энцо со вздохом закатил глаза.       – А ты? Что ты собираешься делать далее – я имею в виду, после того, как свяжешься с Союзом Десяти?       – Попытаюсь найти Метрополис.       Кадоне резко остановился.       – Ты сошел с ума, Энцо! – произнес он резким тоном. – Ты знаешь хоть, что такое Метрополис?       – Город, оставшийся от эпохи Древних…       – Да… Там ждут своего часа тайны, оставленные прежними жителями Земли. Многие пытались достичь его врат; конец у этих попыток неизменно был один…       – Я дойду.       – Путь к Метрополису опасен. Пустыня, жара, гули… Много, много опасностей подстерегает тех, кто дерзнет отправиться в путь. Но главное – Стражи Метрополиса. Есть все основания полагать, что они все еще активны. И они не пропустят непрошенных гостей.       – Меня не остановить.       – Слишком многие хотят, чтобы Метрополис остался недоступным. Наши черезчур фанатичные собратья из Инквизиции; адепты Союза Десяти… У Союза есть свои люди и среди головорезов шейха Калафа, и среди конкурирующих с Калафом бандитов шайки Абарсана, и даже среди ассасинов. Это будет опасный путь!       – И все же я готов его пройти.       – Хорошо!.. Я постараюсь кое-кого убедить, чтобы тебе дали доступ к секретным архивам, касающимся Союза Десяти и Метрополиса. Но имей в виду – я это делаю вовсе не ради того, чтобы помочь тебе.       – Тогда зачем?       – Я надеюсь, что когда ты увидишь по-настоящему, насколько труден и опасен твой путь, ты наконец прислушаешься к голосу разума и и откажешься от безрассудных планов. Поверь, тебе не дойти до Метрополиса – Метрополис задуман так, что ни один смертный не способен до него добраться. Никто не войдет в его врата – ибо так решено свыше. Мой тебе совет: забудь о Метрополисе! Ничем хорошим это не кончится!