Валя стояла у самого края балкона и мечтательно считала звёздочки, пока из трубки доносился увлечённый голос Егора, рассказывающий очередную увлекательную историю.
— ну скажи, было бы здорово, если бы я сыграл робота из «неидеального мужчины», жаль только, что я не суперзвезда, и меня не зовут сниматься в кино… — отшучивался Егор, совершая на ходу какие-то манипуляции с машиной.
Карнаухова весело захихикала, представив Егора на больших экранах в главной роли незамысловатого кино. И весело, и страшно, конечно.
— ты мне и простым хореографом нравишься. — улыбнулась девушка, сильнее укутавшись в лёгонькой джинсовке.
— это пиздец, это полнейший, блять, пиздец! — влетел на балкон Кристина, на ходу вытаскивая из кармана затерявшуюся пачку «ричмонда».
— Егор, я тебе позже перезвоню, хорошо? — услышав понимающее и ласковое «хорошо, милая», Валя ещё раз коротко улыбнулась и скинула вызов, повернувшись сразу к Улансу. — Кристи, что случилось?
Уланс прикурил, отойдя от девушки на приличное расстояние, потому что той плохело от сигаретного дыма. Он поднял на неё взгляд, попытавшись изобразить спокойствие вопреки своей злости.
— это будет звучать глупо… — вздохнул он и уставился на зажатую меж пальцев сигарету. — но ты ведь уже привыкла, да?
Девушка уверенно кивнула и подошла чуть поближе, заранее взяв парня за руку, чтобы тот чувствовал себя спокойнее.
— я видела Роберта. — украдкой призналась Карнавал.
— да? А ты видела, что он снял себе какую-то шлюху?! — вспыхнул Кристина и нервно вырвал руку, чтобы иметь возможность отвернуться и скосить пылающий эмоциями взгляд на набережную. — может, Дима просто что-то не так понял?..
— всё так, я видела его с девушкой. — чуть опустив густые ресницы на глазки, подтвердила Валя и уже через секунду наблюдала, как на лице друга одна за другой сменяются эмоции.
— какой же я жалкий, боже, — обессиленно признал Уланс и склонился над перилами. — я сам послал его катиться ко всем чертям, а теперь удивляюсь, что у него всё хорошо без меня. Как же глупо мне теперь бегать и спрашивать у всех о его делах, притом, что я совершенно не ценил его, когда он был рядом…
— видишь, как хорошо, ты всё понимаешь, — она аккуратно приблизилась и погладила старшего по плечу. — значит, ты можешь поработать над собой и пережить это.
— я не хочу, — воспротивился Кристина, закрыв лицо рукой. — я не хочу верить, что на этом правда всё, да, я сам сделал этот чёртов выбор, я сам решил как для меня будет лучше, я не имею права жаловаться, но я всё ещё глупо верю, что что-то изменится.
— вот увидишь, изменится, — ответственно пообещала Валя. — он скоро уедет, а ты останешься здесь, с другими, с «более достойными», ты же этого хотел, ты же действительно считаешь, что это лучший выход для тебя? Или ты сомневаешься, Кристи? Или ты не можешь жить спокойно, когда его нет рядом с тобой? Ты сам себе противоречишь, и пока ты делаешь это, в твоей жизни ничего не будет хорошо. Это тяжело, знаю, но ты не можешь сразу и быть с ним, и не быть с ним, это бред.
Уланс рвано выдохнул и поднял карие глаза на множество звёзд, рассыпанных по чёрному небу. Когда-то Роберт сказал, что рядом с ним чувствует себя так, будто находится на одной из этих звёзд. Почему же ему было хорошо?
Кристина искренне не мог понять: чего хорошего он сделал для человека, который буквально готов был на невозможное, лишь бы добиться хотя бы немного внимания с его стороны?
И самое главное — как он вообще довёл свою собственную жизнь до такого состояния, чтобы убиваться по тому, кого собственноручно от себя отвадил? Это надо совершенно не иметь гордости.
А Уланс и не имел, видимо, только старался это изображать.
— о, Кристалл, вот ты где, — радостно огласила Мама, двери распахнув. — сегодня Катя танцевала для твоего ущербненького, надо отдать должное, а мы-то думали, он совсем пидорюга…а что это вообще вдруг, вы с ним разбежались уже?
— Даша, ты не вовремя, — неприветливо сообщила Валя и вновь погладила Уланса за плечо, чтобы тот меньше переживал. — не донимай Кристину всяким бредом, он не в настроении.
— а что такое? С Робертом плохо расстался? К Катерине ревнует? — саркастично кинула Даша в ответ.
— я с ним не встречался, — едва ли не зашипел Кристи, не успев натянуть на лицо маску безразличия. — сколько можно повторять?
— ну я не знаю, ты со всеми своими клиентами целуешься? — едко отметила она, и склонив голову в ожидании ответа, остановилась возле обернувшегося на неё Кристины.
— это было один раз, он напился и сам ко мне полез. — отмазался Уланс и в лицо чужое выдохнул дым с последней затяжки, смерив девушку таким взглядом, будто она самая глупая в мире.
— оу, правда? — взволнованно спросила Мама, ресничками хлопая. — может, он тебя ещё и изнасиловал, солнышко? Твои схемы пиздежа из года в год не меняются, Кристи.
— это не пиздёж! — резко отозвался парень и пихнул девчонку в плечо. — хватит уже, что я тебе сделал?!
— врёшь всем, — пожала плечами она и цинично кинула взгляд куда-то вдаль. — в школе всем врал, чтобы защитить свою гейскую жопу, теперь вот на работе всем врёшь за тем же…
— да я не врал! — повторился Уланс ещё более шумно. — я никогда не врал, в отличие от тебя, Даша!
Валя отчаянно наблюдала за перепалкой и в последний момент осмелилась встать между спорящими, потому что невооружённым глазом уже было видно, что Кристина на взводе и готов врезать собственной подруге.
— хватит вам! — попыталась девушка, на фоне обоих чувствуя себя крошечной и бесполезной.
— сладкая, я знаю, ты хочешь как лучше, но тебе лучше не лезть. — с трудом всунув в свои слова отголоски трепета, Уланс за плечи переместил Валю на прежнее место.
— а что же это ты, даже не попросишь подружку тебя защитить? — вскинула бровь Даша, изобразив правдивое удивление. — вдруг я тебя тоже изнасилую?! Это же так похоже на правду, Познакс.
— да почему бы тебе не пойти нахуй, Тарасова?! Это ничуточку не смешно, этот урод правда меня изнасиловал, а ты по-прежнему унижаешь меня за это спустя десять лет! В тебе есть хоть что-то, блять, человеческое?!
После произнесённого парень не задержался там ни на одну лишнюю секунду: не успела Валя переварить услышанные слова, ставшие настоящим шоком, как Уланс вовсе исчез, шумно хлопнув дверью.
Не раздумывая, девушка сразу бросилась за ним следом, как только ступор немного отпустил её тело. Она потеряла его из виду, и было страшно идти дальше, потому что Карнаухова совершенно не представляла насколько сложно сейчас будет с ним говорить.
Девушка затерялась в почти пустом коридоре, ещё через несколько секунд она побежала и даже не заметила, как врезалась в крепкую мужскую грудь.
— куда так спешит красавица? — спросил Егор, обняв девчонку за поясницу.
— Егор…что ты здесь… — едва не перепутав все буквы между собой, раскрыла рот Валя.
— я хотел сделать тебе сюрприз, навестить, пока работаешь, — рассекретил свой умысел мужчина. — у тебя всё хорошо? Выглядишь встревоженной.
— кажется, я узнала кое-что очень важное о своём друге, и это объяснило бы мне всё его идиотское поведение, если бы сейчас ты отпустил меня к нему и не обижался за то, что я не нашла времени порадоваться твоему сюрпризу! — как на духу выложила девушка, едва ли не рыдая на месте.
Булаткин немного забеспокоился, но с пониманием отпустил девушку, глядя только ей убегающей в след. Наверно, потом она объяснит.
Валя не прогадала: тихие всхлипывания обнаружились в кабинке туалета, и она нисколько не сомневалась в том, что за дверью находится Кристина. Однако, как она и думала, тот лишь отмахивался и не хотел впускать ей.
— Кристи, миленький, открой, пожалуйста. — в который раз умоляла девушка, прижавшись ухом к деревянной двери.
— я же попросил тебя, уходи. — отчаянно послышалось оттуда.
— Кристина, я буду плакать! — скорее предупредила, чем попыталась шантажировать Валя дрожащим от подступающих слёз голосом.
Спустя секунд пять послышался щелчок двери. Девушка крадущимся разведчиком прошмыгнула в кабинку и закрыла дверь, сразу после усевшись на корточки против друга.
— то, что ты сказал…правда? — взволнованно спросила она, всё увидев по заплаканному лицу, но искренне понадеявшись на отрицательный ответ.
Кристина опорочено молчал. Валя его не осуждала — он знал это, но в своё время Улансу пришлось вытерпеть столько унижений в свой адрес, что теперь, казалось, невозможно было аккурат вымолвить «правда» и не закрыть голову руками по привычке из-за страха получить по лицу.
Валя тотчас же расплакалась, согревая ладони старшего в своих ласковых ручках. Её будто бы огрело всей несправедливостью мира, Уланс никогда не рассказывал ничего подобного, вообще ничего, но от одной мысли об этом Карнаухова начинала задыхаться слезами.
— прошу, не плачь, мне было совсем не больно. — очень глупо соврал Кристи, понимая, что даже будь Карнавал пятилетней девочкой — не поверила бы.
— как?.. — сквозь слёзы начала Валя, но так и не договорила. — и Даша знала?!
— знала ли Даша… — с презрением проговорил Уланс. — может, умей она держать рот на замке, этого бы не произошло. Но не исключено, что я сам виноват, знаешь, не стоит верить кому попало.
— я хочу знать… — умоляла девушка, прижавшись к чужим коленям, пока руки кареглазого успокаивающе гладили её по волосам.
— мне было всего четырнадцать, — застланными от ужаса глазами, будто вспомнив это всё в самых ярких подробностях, начал Кристи. — я переехал тогда в Москву из Латвии, пошёл в восьмой класс, и как ты понимаешь, это было для меня стрессом: мало того, у меня никогда не было друзей, я был очень плох в русском и мои некогда идеальные оценки стремительно ухудшались…
— и что? Какие оценки, Кристи?! Какое это имеет значение, когда такое… — негодовала Валя, словно в бреду.
— пожалуйста, послушай, — пробираемый дрожью, просил он. — у меня появилась первая в жизни подруга — Даша, мы очень хорошо общались почти полгода, она очень нравилась моим родителям, и я был уверен, что это дружба на всю жизнь, а потом я проболтался ей, что мне нравится мальчик из десятого класса, и как ты думаешь, уже через пару дней вся школа знала, что я гей, даже те, кто раньше вообще ничего обо мне не слышал! — с незабытой болью вспоминал Кристина. — я не ожидал от неё такого, мне было больно и обидно, сразу же нашлись ублюдки, которые меня избили в тот же день, и я думал, что моя жизнь кончена, что хуже уже не будет, но на следующий день меня позвал к себе учитель русского языка…
Flashback
— Степан Иванович, вы просили зайти? — неловко переминаясь с ноги на ногу, юноша застрял в дверном проёме.
— да, Познакс, проходи. — спокойно сказал мужчина чуть за пятьдесят и отложил в сторону тетрадки.
— я исправлю двойку по русскому во вторник, обещаю, я очень трудился с репетитором и готов переписать контрольную. — сходу начал обещать мальчик, отчего-то с виноватым видом усевшись за парту.
— я хотел поговорить не по этому поводу, — прохрипел учитель снисходительно. — ты способный мальчик, Уланс, эта двойка для тебя не проблема.
Познакс отрешённо уставился в окно и с опаской сглотнул: неужто сейчас заведёт эту тему? Да, это определённо в компетенции классного руководителя. Лучше бы за двойку шпынял.
— в школе все узнали кое-что нехорошее о тебе, — безобидно начал педагог. — ты говоришь, что тебе нравятся мальчики, Познакс?
— какое отношение это имеет к учёбе? — непонимающе спросил темноволосый.
— прямое, Уланс, это ко всему, что ты делаешь имеет отношение, ты говоришь, что ты не такой как все, ты родился с дефектом, — заверял мужчина, постепенно повышая голос и запинаясь на словах по причинам здоровья. — лучше люби девочек, Уланс.
— а если сейчас мне нравится мальчик?! — сокрушаясь жизненной несправедливости воскликнул паренёк. — Степан Иванович, я не могу перелюбить!
— тебе очень не понравится быть гомосексуалистом, — словно бы проклял Степан Иванович. — поверь мне, тебе будет сложно и плохо, если ты будешь не таким, как все остальные ребята.
Уланс опёрся локтями о парту и к её же поверхности приклеил обиженный взгляд. Ему не нравились все эти слова, не нравилась эта правда, не нравилось, что его классный руководитель вообще завёл этот разговор. Зачем?
Ещё с минуту тишину класса третировали лишь тикающие часы, сообщавшие о том, что время перевалило за пять вечера. Школа почти пустовала, все дети давно были дома, и один лишь Уланс сидел сейчас здесь, выслушивая непонятный бред от педагога.
— я покажу тебе, что это, мой мальчик. — оказавшись совсем близко, учитель прозвучал угрожающе и страшно.
Уланс резко обернулся на него, сердце пропустило удар, а тело резко сковал страх. Взгляд педагога не сулил ничего хорошего, и мальчик даже не представлял насколько его опасения безобиднее того, что произойдёт на самом деле.
Мужчина схватил ученика за тонкие запястья, закрутив его руки за спину и лицом завалив в парту. Познакс готов был кричать, но словно бы потерял дар речи от ужаса — это вечно происходило, когда он сильно боялся.
Пока Уланс нашёл в себе силы закричать, его протащили до учительского стола, и во рту грубейшим образом оказалась запачканная мелом тряпка.
Не хотелось верить в то, что всё это правда происходит, но всё тело пронзила резкая боль.
Он был абсолютно беспомощен. Мог лишь давиться собственными слезами и потерянно смотреть в стол, пока тело безнадёжно болталось в руках этого урода, изнывая от боли с каждым движением.
Все попытки вырваться пресекались: Уланс резво получал по и без того искалеченным недавними потасовками ногам, а над ним раздавался грозный голос, обещающий превратить всю его жизнь в кошмар, если кто-то об этом узнает.
Всё это походило на жуткий ад, секунды тянулись подобно часам, а минуты были в сотню раз длиннее прежних. Улансу казалось, что эти унижения никогда не закончатся, он опомнился лишь в холодном сугробе: по пути домой случайно грохнулся от бессилия, ватные ноги совсем не держали.
Flashback’s end
Кристина едва дышал. Воспоминания пробирались в голову отрывками, но очень яркими и болезненными. Он будто бы снова переживал тот день, тело бросало в дрожь и кровь стыла в венах от каждого произнесённого слова.
Он бы и не рассказал никогда, тем более, не хотелось травмировать такими подробностями своего детства впечатлительную и невинную Валю, но держать в себе оказалось невыносимой ношей.
Кристина плакал. Его пронзило всё то же бессилие — никто ничего не сделал тогда и ничего нельзя было сделать сейчас. Он был таким же жалким и беспомощным, каким его сделал учитель русского языка и литературы одиннадцать лет тому назад.
— и как же…как же, никто даже не заметил? — не могла поверить Валя.
— меня пиздили до этого, подумали, что это случилось опять, — пожал плечами парень, всхлипывая тяжко. — я рассказал Даше, а она тогда с ним встречалась, с этим ёбаным педофилом, она не поверила, что он сделал это, никто не поверил, а Даша только подкрепила это тем, что я решил оклеветать уважаемого человека и гениального, ёб твою мать, учителя, чтобы привлечь к себе бедненькому внимание. Она вышла на уроке к доске и на весь класс честно заявила, что я пиздабол и сам сказал ей, что просто хочу, чтобы меня все пожалели.
— а родители?! Они должны были быть на твоей стороне! — хоть на это понадеялась Карнавал.
— должны…но они были первыми, кто рассмеялся мне в лицо, — проговорил Кристи, будто раненый. — моя мама до сих пор водит дружбу с Дашей, а Даша ей только и рассказывает какой я жалкий неудачник и как я позорюсь каждый день своей жизни. Я бы так хотел, блять, чтобы хотя бы родители были на моей стороне, хотя бы когда-нибудь, но я будто чужой для них, Валя. Иногда думаю, что Даша матери более родная, чем я, они так хорошо спелись и унижают меня за каждый мой шаг по сей день, что сомнений не остаётся.
Девушка крепко обняла старшего, заплакав в его плечо, отдающее лёгким парфюмом. Это всё приносило столько боли сейчас, словно бы и не было шансов её пережить.
Валя никогда бы не подумала, что Кристина в своей жизни пережил такое, а главное, что до сих пор мог смотреть в глаза Тарасовой практически каждый день, будь она неладна, и называть её своей подругой.
Страшно было подумать каких колоссальных усилий ему это стоило.
Кажется, Кристи уже смирился с этим и день ото дня пытался лишь как-то реабилитироваться в её глазах, чтобы затем, непременно, Даша рассказала его родителям какой он молодец, и те бы изъявили свою гордость за единственного сына, но внутри у Вали бушевал целый океан боли от понимая того, что это вряд ли случится, как бы Уланс не старался быть примерным.
Он лишь попросил Валю молчать, ни в коем случае никому больше не рассказывать, и заодно упомянул, что его настоящая фамилия, брошенная Дашей в разговоре, тоже должна быть утаена от всех.
В том, что Карнаухова не разболтает, он был уверен, вот только сложно было представить как тяжело ей будет остаться с этой информацией.
***
Дима до самого вечера пролежал на кровати, глядя в потолок. Это было вполне себе обыкновенное его состояние с раннего детства. Что-то Диму так увлекало в собственных мыслях, что его разум определённо покидал реальный мир.
Назар по началу думал, что мальчишка бракованный, пару раз поднимал хай, что тот откинулся, но в итоге пришлось свыкнуться с этим.
Как минимум потому что Королёв частенько проводил время у Вотякова и по сей день: Назар жесть как не любит одиночество, Дима же вынужден терпеть как хороший ребёнок. Будь воля Назара, они бы уже съехались, но без личного пространства Королёв превращается в такого зверя, что всё Сафари бы затряслось от ужаса.
Королёв не ждал, что в дверь кто-либо позвонится, но это произошло, поэтому пришлось в потёмках пробираться до прихожей.
Была мысль, что это Назар нагрянул без предупреждения, такое бывало. По нему, может, не скажешь, но единственное, чего Назар хотел — бесконечного к себе внимания, и в его поисках он мог творить весьма странные вещи, например, заявляться в два часа ночи без приглашения.
Сейчас вроде было не два часа ночи, ещё даже девяти вечера не было, но ему бы это нисколько не помешало. Диму он уже считал своим кровным родственником, а Назар по отношению к родственникам являлся армянином, что значило: «Дима-джан, твой дом — мой дом».
Однако, за дверью оказался Святковский.
Дима потёр глаза, что были раздражены светом с лестничной площадки, а после и вовсе расщедрился зажечь бра, чтобы Никита беспрепятственно проследовал в квартиру.
— что хотел? — закрыв дверь, Дима почесал затылок и как-то неловко обернулся на старшего.
— я решил завязать, — сходу соврал Никита. — я хочу быть с тобой, Дима.
Королёв замер на месте и вскинул брови, пытливо вглядываясь в лицо блондина в поисках подвоха, но его не нашлось. Дима немного неуверенно растянул пухлые губы в улыбке, растерянно подбирая слова.
— я же говорил, что ты мне дорог, — смотря себе под ноги, заулыбался Никита. — четвёртые сутки как вышел из больницы и ни в одной ноздре, чистый, и честно, Дим, я больше не хочу, мне страшно тебя потерять.
Дима заулыбался шире прежнего, не веря собственным ушам. Его счастью не было предела: Никита решил завязать с наркотиками, чтобы быть с ним, это же чудо какое-то.
Королёв откровенно не ожидал, что Святковский хотя бы решит попытаться, он был уверен, что даже этих четырёх дней старший не продержится, но теперь Диме было стыдно за то, что он так считал.
Всё-таки, Никита отважился на это ради него. Для Димы это очень много значило. Сейчас этот человек казался ему малознакомым, спустя столько-то времени после болезненного расставания, но зная, насколько сильно Никита привязан к наркотикам, Королёв верил в его искренние чувства.
Были сомнения, но он притянул старшего к себе и заключил его в тёплые объятия. Хотелось невзирая ни на что верить, что теперь у них всё будет хорошо.
Дима, конечно, был готов к сложностям: понимал, что, может, придётся нелегко, но всё это было мелочью на фоне того, что теперь они могли рассчитывать на счастливое совместное будущее.
— ты меня не потеряешь, — пообещал Дима в чужое плечо. — если ты решил бросить эту хуйню, то я готов тебе помочь. Я понимаю, это не делается по щелчку пальцев, так что не стесняйся говорить мне, если тебе будет очень хотеться, если будет хуёво, ладно? Если вдруг сорвёшься — тоже обязательно мне говори, я не хочу, чтобы у нас в отношениях был какой-то пиздёж. Главное помни, что мы всё решим вместе.
Дима мягко улыбнулся, огладив тёплыми руками шею старшего, и устремил взгляд васильковых глаз на чужое лицо. И тот подался вперёд, чтобы поцеловать. Они растворились в нежном долгом поцелуе, который однозначно был знаком чего-то хорошего.
